Ведьма поневоле

***Женсовет в этом городе знает всё и обо всех. Или хотя бы думает, что знает. Но есть одна женщина, которая живёт по своим правилам, не просит советов и не бегает за сплетнями. Софа Фаддеена готовит травяной чай, ходит быстрее молодых и не обращает внимания на то, что её уже давно окрестили ведьмой. А может, не зря?***

  На часах стрелки показали шесть вечера, а это значит — конец рабочего дня! Свобода! Я потянулась, выключила компьютер, убрала документы в ящик стола и, ни секунды не мешкая, направилась к выходу. Вечерний город ждал, а впереди был целый летний вечер.

Я вышла из офиса и подняла глаза к небу. Небольшая чёрная туча висела над городом, и, казалось, постепенно затягивала небо. Обычно такие тучи затягивают небо очень медленно, и я решила, что успею добраться домой.

До остановки оставалось всего ничего — каких-то триста метров, как ба-бах! — грянул гром, и с неба обрушился ливень. Ещё секунду назад воздух был тяжёлым от летней духоты, но теперь прохладные потоки воды смывали жар, стекая по тротуарам мутными ручьями. Машины проносились, вздымая волны, а асфальт мгновенно покрылся рябью. Через несколько секунд я уже бежала по лужам, чувствуя, как одежда промокает до последней нитки.

Когда я добралась до остановки, вода струилась с волос, текла по лицу, а одежда липла к телу. Автобуса всё не было, и мы, промокшие, стояли и дрожали. Когда он наконец подъехал, все забились внутрь, стараясь ни к чему не прикасаться. Пассажиры, которые сели раньше, с удивлением рассматривали нас, будто мы пережили кораблекрушение.

Проехав несколько остановок, я выглянула в окно и с удивлением заметила: дорога, по которой колесил автобус, была абсолютно сухой! Люди спокойно шли по тротуарам. Дождь, похоже,прошёл только в центре города.

Объявили мою остановку. Я вышла из автобуса и направилась домой. Встречные люди смотрели на меня с удивлением. Откуда такое Чудо-юдо взялось? Ну вот, хоть  объявление на себя вешай: «Просто попала под дождь!»

Добравшись до подъезда, я мечтала только о горячем чае и теплом пледе.

— Батюшки! Это ж ты откуда такая мокрая? — раздался мелодичный голос Софы Фаддеены. Она шла мне навстречу, спускаясь по лестнице.

— В центре дождь прошёл, — ответила я, делая вид, что ничего особенного не произошло.

— Детка, ты давай переодевайся и ко мне! Будем чаевничать. У меня чай на травах.

Софа Фаддеена произнесла это с привычной лёгкостью. В её голосе — тепло и уверенность, а в движениях — та самая неустанная энергия, которая кажется неиссякаемой. Худенькая, ловкая, ходит быстрее молодых, Никогда не жалуется — ни на погоду, ни на здоровье, ни на жизнь.

Волосы у нее седые, всегда забраны в аккуратный пучок, но несколько прядей, упрямые, как она сама, выбиваются и щекочут ей лоб. Глаза у неё светлые – не по цвету, а по сути: тёплые, добрые, словно несут в себе утреннее солнце. Смотрит – и хочется улыбнуться в ответ.

Одевается просто. Всё удобное, не стесняющее движений, пахнущее травами, солнцем и ветром.

Слушать её приятно — словно ты сидишь у тёплого очага, а за окном дождик стучит, и ты чувствуешь, что здесь и сейчас всё в порядке...

Квартира, где жила Софа Фаддеена, была двухкомнатной. Но жильцы дома почему-то называли такие квартиры "полуторками". Возможно, из-за того, что спальня была настолько узкой, что обычная кровать едва помещалась вдоль стены напротив окна.

Прихожая в таких квартирах тоже была узкой — со шкафами особо не разгуляешься. Здесь стояли полка для обуви, небольшой вместительный комод, зеркало на стене и крючки для верхней одежды, закреплённые на деревянных планках.

Из прихожей можно было свернуть в короткий коридор, который Софа Фаддеена в шутку называла "аппендицитом". Пространство это было совершенно бесполезным — поставить туда что-то значило бы обречь себя на постоянные синяки. Справа тянулась глухая стена, впереди была дверь на кухню, а слева — арка, ведущая в зал.

Вдоль самой длинной стены зала стояли шкаф и сервант с фарфоровыми чашечками. В серванте за стеклянными дверцами аккуратно расставлены чашки с тонкими золотыми ободками, изящный чайник с цветочным узором и несколько старинных блюдец. Некоторые вещи выглядели так, будто их берегли долгие годы.

Напротив, посередине комнаты, стоял круглый стол, покрытый белой вязаной скатертью с кисточками по краям. Она была слегка накрахмалена и лежала ровно, будто её только что поправили заботливые руки. В центре стола стояла простая стеклянная ваза, полная полевых цветов. Васильки, ромашки, клеверные головки — словно кусочек луга, принесённый в дом. Возле стола — деревянный стул с мягкой подушкой на сиденье, обтянутой тканью в мелкий цветочек.

На противоположной от окна стене висел ковёр глубокого бордового цвета с витиеватыми узорами. Под этим ковром стояли два массивных кресла с подлокотниками, между ними — небольшой журнальный столик с вышитой салфеткой.

В углу, ближе к окну, стоял телевизор. Напротив, у стены, располагался диван с пледом, заботливо сложенным на подлокотнике.

Я посмотрела на фотографии, аккуратно расставленные в серванте среди фарфоровых статуэток и стеклянных вазочек. На одном снимке была молодая пара. Софа Фаддеевна заметила мой взгляд, слегка улыбнулась, открыла дверцу серванта и бережно взяла фотографию в руки.

— Это мои родители,— сказала она с теплотой. — Поженились уже после войны.

Я посмотрела на снимок. Мужчина в тёмном пиджаке и светлой рубашке улыбался легко, непринуждённо. В его взгляде светилось что-то родное, согревающее, будто одно его присутствие могло создать вокруг атмосферу уюта. Рядом с ним стояла женщина с гладко зачёсанными волосами, в аккуратном платье. В её лице было что-то застенчивое, словно фотограф застал её врасплох, и она чувствовала себя не в своей тарелке. Но в глубине её взгляда теплилось тихое, едва уловимое тепло.

Софа Фаддеевна осторожно провела пальцем по снимку, будто стирая с него невидимую пыль.

— Отца призвали в сорок втором... А в сорок четвертом попал в госпиталь, ранило его, — продолжила она. —  Лечился долго, но, как только встал на ноги, снова вернулся воевать. Дошёл до самого Берлина.

В её голосе звучала гордость, но не показная, а тихая, глубокая — такая, что передаётся через поколения.

— После войны вернулся домой, — продолжила она.

Софа помолчала, будто вспоминая что-то важное.

— А потом он встретил маму. Случайно. На улице разговорились, а через полгода уже свадьбу сыграли. Простую, без лишнего шума, но с таким теплом, что хватило на всю жизнь.

Она смотрела на фотографию, и в глазах её светилось то самое тепло, о котором она говорила.

— Ах, заболталась я, — вдруг спохватилась Софа Фаддеевна, аккуратно возвращая снимок в сервант. — Давай-ка лучше чаю попьём.

Она пригладила передник и направилась на кухню. Вскоре по комнате разлился мягкий аромат настоявшегося чая — мята и смородиновый лист переплелись в нём тёплыми, душистыми нотами. Софа Фаддеевна поставила на стол чашки, блюдце с тёмно-рубиновым вареньем и положила рядом серебряную ложечку.

— Из лесной ягоды, — с улыбкой сказала она. — В этом году особенно щедрый лес…

Я взяла ложечку, попробовала варенье — сладкое, с лёгкой кислинкой. Запила горячим чаем, вдохнув его аромат.

— Мята, я знаю, успокаивает, — сказала я, отпив глоток. — А смородиновый лист? Для чего он?

Софа Фаддеевна улыбнулась.

— Смородиновый лист помогает при простудах. Мама всегда его заваривала, когда отец болел. Говорила, что он силы восстанавливает. Мы его в чай часто добавляли. Он даёт такой лёгкий ягодный запах, особенно если тёплый пар над чашкой вдохнуть.

— Понятно, — кивнула я, незаметно. - Софа Фаддеевна, а трудно научиться разбираться в травах? Какая полезная, какая нет?

Она задумалась.

— Сейчас вон какие технологии пошли. В интернет зашёл, спросил — и вот тебе ответ.  Только вот одно скажу: прежде чем сорвать травинку, место надо осмотреть — какое оно. Бывает, что лучше обойти его стороной. Где-то дорога близко, где-то поля, которые химией обрабатывают.

Я вспомнила одну историю. Был у Софы Фаддеевны случай. Приходила к ней как-то соседка, совета спрашивала.

А дело было так.

Соседка с мужем поехали за ягодами в лес. Увидели, что люди ходят по полю, собирают. Остановились, посмотрели. А ягод там — полным-полно! Ну и стали собирать тоже. Довольные вернулись домой, ягоды перебрали, а чашелистики хозяйка решила высушить — зимой в чай добавлять, для вкуса.

Вот и пришла она узнать, как лучше сушить, чтоб польза не пропала: в духовке или по-старинке, на бумаге.

Софа Фаддеевна слушала, как та восторженно рассказывает про ту полянку, да догадалась, где они ягоды собирали. Посмотрела на неё внимательно и говорит:

— Место там нехорошее. Как бы чего не вышло.

Соседка аж обиделась.

— Да там столько народу собирало! Что, все дураки?

И ушла, хлопнув дверью.

А по осени, как пошли дожди да похолодало, вспомнила она про свою заготовку. Заварила чайку.

Ох, права была Софа Фаддеевна! Скрутило от этого чая живот у соседки, да так сильно... Вспомнила сразу она тот разговор, вздохнула тяжело и окрестила Софу ведьмой. Ну а как тут не ведьма? Сглазила, выходит, заготовку — вот и не пошло на пользу.

Разговор снова зашёл о травах. Софа вдруг усмехнулась и покачала головой.

— Вот ты про травы спрашиваешь… А я тут как-то уехала к сыну в гости, а дома, оказывается, моего старика чуть чесноком не залечили!

Я подняла брови, заинтересовавшись. Софа вздохнула и начала рассказ.

Она уехала на неделю, а её сосед, дядя Коля, заметил, что её муж уже несколько дней не выходит на улицу. Постучал, зашёл — а тот лежит, кашляет, нос красный.

— Софы нет, а ты болеешь! Нехорошо! — заявил дядя Коля и, не долго думая, решил, что раз уж хозяйки дома нет, то лечить придётся ему.

Достал свою настойку на чесноке и спирте.

— Это ж лекарство проверенное! Выпей!

Муж Софы, конечно, сопротивлялся:

— Да ну, вонючее же!

Но куда там! Коля уже растирал его спиртом, поил горячим чаем и закармливал мёдом.

— Вот увидишь, к утру будешь как огурчик! — уверенно заявил он.

Через несколько дней Софа вернулась. Открыла дверь — и её чуть назад не откинуло. В доме пахло так, будто здесь одновременно пекли чесночные булки, варили самогон и жгли травы.

— Ох, батюшки! — воскликнула она.

Из комнаты донеслось виноватое покашливание её мужа, а следом голос дяди Коли:

— Софа Фаддеевна, а мы тут твоего лечим!

Софа заглянула в комнату. Муж сидел укутанный в одеяло, перед ним стояли рюмка с настойкой, кружка с чем-то подозрительно пахнущим и миска с растёртым чесноком.

— Ну и как ты себя чувствуешь? — строго спросила Софа.

— Пока живой… — пробормотал муж.

Соседа отправили домой. Софа сварила нормальный отвар, напоила мужа, проветрила дом и уложила его спать.

— И что, помогло? — спросила я, не сдерживая улыбки.

Софа рассмеялась:
— Ну, по крайней мере, теперь его никакая зараза не возьмёт!

— Софа Фаддеевна, а у меня получится травы собирать, чтобы потом зимой заварить себе чаи?

— Ну а чего ж не получится? Ты наблюдательная и природу любишь. Куда не надо идти — стороной обойдёшь.

— Откуда вы это знаете? — удивилась я. — Будто со мной ходили.

Софа только усмехнулась, не ответив...

На следующий день мы отправились за травами. Софа показывала, какие растения полезны, когда их лучше собирать и как правильно сушить. Я внимательно слушала, запоминая, записывая что-то в блокнот. Мы шли лесной тропинкой, наполненной ароматами нагретых солнцем трав, и разговор плавно перетекал от одного к другому — о жизни, о людях, о природе.

Когда мы возвращались обратно, нас заметил женсовет — неугомонные Татьяна Марковна и Настасья Захаровна. Как только мы зашли в подъезд, за спиной раздался приглушённый, но вполне разборчивый разговор.

— Да ведьма она, говорю тебе! Ведьма! — начала Татьяна Марковна. — Правду люди говорят. Помнишь Элку из соседнего дома? Вот то-то же! Сглазила она её заготовки тогда.

— Ой, и не говори! Точно ведьма! — подхватила Настасья Захаровна. — И Ленку нашу вон завербовала!

— Точно! Это она решила ей свои знания передать. Так все ведьмы делают. Ох, и влипла же девка! Попалась в лапы колдуньи. Спасать её надо! Спасать! — трагическим шёпотом воскликнула Татьяна Марковна.

Я едва сдержалась, чтобы не расхохотаться, а  Софа махнула рукой, и я почувствовала, что она меня поняла.

На следующее утро раным-рано в квартире запахло чем-то приятным. Напоминало ладан. Я долго не могла понять, откуда идёт запах. Выглянула в подъезд. А там... Пол и стены были мокрыми, а в воздухе всё ещё клубился дым, и стоял насыщенный знакомый запах. Мне стало смешно. Женсовет вышел на борьбу с нечистой силой!

Я не смогла удержаться от смеха. Странно, конечно, но с таким ритуалом они могли бы действительно справиться с любыми ведьмами в округе. Только вот, похоже, результат их трудов был не таким впечатляющим — дым от благовоний продолжал висеть в воздухе, а на лицах их было выражение, как будто они только что победили.

— Что-то тут не так, — пробормотала я, почти не сдерживая смеха.

— Видишь? — сказала Татьяна Марковна с важным видом, кидая взгляд в мою сторону. — Мы тут очищаем подъезд.

Я кивнула и вернулась в квартиру, стараясь не рассмеяться в полный голос. Но как только я закрыла дверь, шаги женсовета снова послышались за ней.

— Теперь точно всё чисто, — пробормотала Настасья Захаровна, обходя подъезд, как если бы действительно что-то важное сделала.

Софа, которая слушала всё это, лишь усмехнулась и покачала головой.

— Пусть себе так и считают, — сказала она с улыбкой.