Безумный гений моей жизни 03. Точка отсчета

БЕЗУМНЫЙ ГЕНИЙ МОЕЙ ЖИЗНИ 03. Точка отсчета — первый грех.
Продолжение.
Начало: https://valafila.livejournal.com/71559.html

Этот больничный сад в буйстве яркого золотого осеннего листопада до сих пор в моей памяти, как и стихотворение моей наставницы Людмилы, написанное по следам и основанное на реальных событиях моей личной истории с ее непосредственным участием.

...Ты запомни этот сад.
Он тобой и мной исхожен
В тихий час и листопад
Я его запомню тоже.
Желтый лист и лист багряный -
Пламень осени и света...

Она приходила почти каждый день именно в тихий час, когда можно было, не боясь случайных свидетелей, уйти вглубь опавшей листвы и дать волю и чувствам, и слезам. Она утешала и поддерживала меня. Она читала мне свои стихи прежних лет. Я успокаивалась, вслушиваясь в интонации такого знакомого голоса, тихого, низкого, приглушенного, как легкое шуршание листвы под ногами. Так постепенно она открывала мне новую, поэтическую, реальность и выводила меня из замкнутого круга моих первых женских страданий.
Родители приехали ко мне в больницу через несколько дней, привезли какую-то передачу. Они ничего не сказали мне о случившемся, и я молчала, интуитивно понимая, что теперь на это роковое событие моей жизни наложено табу. Но я также понимала, что оно и окончательно разлучит нас, - меня и моих родителей. Что у меня больше нет моей семьи, и мне некуда возвращаться. 
Наше обоюдостороннее молчание было таким громким и невыносимо тяжелым для нас, что мы быстро разбегались, почти не поднимая глаз.
О возвращении домой для меня не могло быть и речи. Я снова, как в детстве, стояла перед той же проблемой — уйти и не видеть, не слышать, не знать... Но теперь ко всему этому еще добавилось нечто темное, холодное и зловещее, как смерть.
 - Где моя дочь?! - требовательным тоном по телефону спросила моя мать Людмилу, когда я не вернулась домой после занятий.
 - Вы - мать и должны знать, где ваша дочь и что с ней происходит, - ответила ей моя наставница. - Но в том-то и ваша проблема, что вы никогда не знаете, что происходит с вашей дочерью, но вы и не хотите этого знать.
Людмила снова не отпустила меня «подальше от дома» и не дала бросить учебу или перейти на вечернее обучение, как я намеревалась сделать, выйдя из больницы, из первого своего судьбоносного испытания. Возможно, она опять пожалела меня, еще слишком слабую после долгого лечения и перенесенных душевных травм. А, возможно, она сама уже привязалась ко мне, как когда-то к тому мальчику, который волею судьбы и ее доброго сердца нежданно-негаданно «упал» ей в руки и на ее хрупкие плечи.
           …
Зачем орлицей над орленком
Я над тобой, чужим ребенком,
Распростираюсь — то-то будет тень...
(Анна Буссо)

В то время я не вдавалась в истинные причины такого участливого, такого заинтересованного отношения ко мне моей бывшей учительницы литературы. Я верила и довольствовалась ее объяснением — пожалела, и все. И чувствовала благодарность и бесконечную признательность за все ее благодеяния, которые дали мне реальный шанс подняться над уровнем моего деревенского происхождения и пошлого беспросветного бытия.
Она впустила меня и в свой дом — маленькую келейку, как она ее называла,  и свою одинокую жизнь, и свое сердце.
Я впервые увидела жилье почти стерильной чистоты и безупречного порядка. Большой письменный стол у окна сразу привлек мое внимание. Я не встречала в домах, где мне прежде доводилось бывать, такого особенного рабочего места, придающего всему пространству необычную атмосферу, так, что сразу хотелось вести себя тихо. Это была ее творческая лаборатория, здесь возникали ее творения.
И здесь мне предстояло провести долгие годы, о чем я еще не подозревала. Я вообще тогда ни о чем не подозревала. Я видела совершенно иной, ни в какое сравнение не идущий с моей прежней жизнью, мир. Я находилась в восторженном состоянии от ощущения причастности к этому «святилищу». И я просто безотчетно доверилась посланному мне «благодетелю», «спасителю» и Учителю, который не только принял меня, но и признал и назвал и оценил мои способности, мою душу и ...мою природную красоту.
Именно она назвала, определила во мне все лучшее. Что так нужно и важно было для меня, как и для всякого ребенка от родителей, особенно в возрасте неуверенности, в котором я явно задержалась.
Я была несколько смущена таким подарком судьбы, таким бесконечно добрым отношением ко мне, провинциальной девушке со сложной историей. Особенно, когда Людмила говорила, что, с такими данными я достойна самого лучшего априори, потому что «красота неоспорима, она имеет высшее право на власть и делает царями тех, кто ею обладает». Она не раз повторяла мне эти слова лорда Генри, героя одного из своих любимых произведений  Оскара Уайльда - «Портрет Дориана Грея». Она и сама напоминала мне в одном лице и лорда Генри, и художника Бэзила, нарисовавшего портрет юного красавца Дориана, портрет, который сыграл роковую роль в судьбе этого юноши.
               
        …
Потому, потому что красивая!
Мимо тебя - никто!
Молиться или насиловать
За это. За то, за то!
Потому что средь этого вороха
Морд и личиков нет лица,
Красота твоя - столько шороху!
Евангелие для слепца.
Как им хочется, хочется, хочется!
Ртом иссохшим свежей слезы.
Магдалина! -  в мозгу моем топчется, -
Добродетели нашей азы.
(Анна Буссо)

...Мой портрет она нарисовала в одно мгновение. Точнее, это был не портрет, а рисунок, вообще было много рисунков, с разных ракурсов и разными харАктерными деталями. Она еще и прекрасно рисовала, умело и удачно подчеркивая главную деталь в образе.
«Неужели это я?!» - восхищенно смотрела я на свое изображение. А Людмила усиливала впечатление - «красота еще выше Гения, ибо не требует понимания».
Возможно, таким образом она поднимала мою заниженную самооценку, параллельно преподавая мне уроки эстетики и этики новой жизни... Но, безусловно, «вывезти деревню из девушки» нам с ней удалось достаточно быстро. Во всяком случае, внешне. Так, что, когда я через определенное время пришла к родителям, они были даже сбиты с толку. А отец грустно и горестно сказал: «Ты какая-то совсем чужая стала».
Он был прав, я стала, вернее, мне пришлось стать чужой, когда они не признали за мной права быть личностью, человеком со своим характером и своими, отличными от их жизненными интересами, когда они молча и безоговорочно осудили меня за ошибку юности, которую я совершила по незнанию и неопытности, и потому что они меня никогда и не учили правилам жизни. Потому что от меня требовали только отличных оценок и трудового прилежания. Потому что мне не дали такой нужной и важной для моего становления Любви. И потому что я искала и нашла эту необходимую любовь в другом, и, опять же по логике жизненных обстоятельств, не лучшем, месте.

Vala Fila