Глава Шестеро из Харькова и одиннадцатая заповедь

Глава: «Шестеро из Харькова и одиннадцатая заповедь»

Антверпен встретил их серым небом и лёгким ветром со стороны Шельды. На причале стоял белоснежный лайнер «Викинг», будто сошедший со страниц рекламного буклета, и среди множества лиц я сразу приметил их — шесть женщин, каждая со своей историей, своим акцентом и своим прошлым, которое начиналось в одном школьном классе города Харькова.

Они улыбались, деликатно поправляли волосы, щурились от бельгийского света. Две прилетели с другой стороны земного шара — из Новой Зеландии, остальные — из США: Нью-Йорк, Бруклин, Пасадена, Нью-Джерси, Пенсильвания. Всех их объединяло не только еврейское происхождение и эмиграция в 90-х, но и особый юмор, сложившийся где-то между школьной доской, очередью за колбасой и новым американским бытом.

Я подъехал прямо к борту — к порту привозили редко, но мне это удалось. Чемоданы погрузились в автобус, и мы тронулись. Из окна они тут же начали сравнивать Европу с собой: «О, посмотрите, какие аккуратные тротуары!» — «Ага, и ни одного Starbucks!» — «Это и есть Европа, девочки».

Ирина из Бруклина — та, что делала бронирование — сразу взяла лидерство. Она была в ажурных чёрных колготках, будто специально подобранных под город фламенко, и в ярком платье с глубокими синими цветами. Очки — массивные, оправленные в золото. Она не боялась выглядеть вызывающе. Остальные из Штатов были подобны ей — ухоженные, уверенные, «знающие себе цену». А те, что из Новой Зеландии, были проще. Без лоска, но с чем-то даже более ценным — с теплом и мягкостью, как будто их закалили не только переезды, но и расстояния.

Экскурсия началась, как и положено в Европе, — с парковки. Я повёл их вверх, из подземного гаража. «Идём налево», — сказал я. И добавил, усмехаясь:
— В церквях женщины всегда сидели слева. Так что, господа, пойти налево — значит пойти к женщинам. Вот почему сегодня это выражение приобрело такой… более пикантный смысл.
Смеялись искренне. Смех у этих дам был густой, прожитой, с оттенками ностальгии и иронии.

Мы вышли к ратуше, фонтану, прошлись к реке. Я рассказывал об истории Бельгии, об обретении независимости, о кельтах, галлах, войне как условии формирования нации. Они внимали — удивительно внимательно, впитывая философские отступления, кивая и уточняя. Мы говорили о праве на землю, о том, почему человек считает: «это моё». А ведь земля никому не принадлежит. Она просто есть.

Шельда была спокойна. Я рассказал, как буря в Средние века разрушила порт Брюгге, и как Антверпен стал центром торговли. Объяснил, почему Брюгге остался таким красивым — его просто перестали перестраивать.

Но я видел: внимание начинает рассеиваться. Солнце клонилось, ноги уставали. Я повёл их по улочкам — через старые дворы и скрытые проходы. Мы зашли в бриллиантовую лавку моих друзей — еврейская лавка в еврейском городе. Они поглядели камни, покрутили кольца, но не купили. Сказали: «Мы уже сияем достаточно».

Перед вокзалом я предложил: «А не зайти ли нам в необычный ресторан?». Они оживились. Я повёз их в место, которое всегда производит впечатление — «11 заповедей».

Там, где каждая скульптура — святой, каждое блюдо — аллюзия. Суп Апостола, священный хлеб, телятина по-заповедному. Стены — как в барочной церкви, а атмосфера — как в театре.

Они заказали трапистское пиво. Я предупредил:

— Его не пьют как обычное. Это напиток, к которому нужно прикоснуться. Сначала губами, нежно, будто впервые. Почувствуйте терпкость. Оно должно обжечь небо рта. Только тогда откроется вкус.

Пока они пробовали, хихикали, Ирина вдруг решила продолжить разговор о бельгийском символе — писающем мальчике. Кто-то спросил: «А почему он вообще стал символом?» Ирина усмехнулась, и, понизив голос, выдала:

— У меня была подруга, Света. В Бруклине, на паркинге. Захотела в туалет. Говорит: «Не ношу трусики!» Встала, прикрылась дверцей машины и… пописала стоя.
— Прямо так? — удивилась одна.
— Да. Как тот мальчик. Только в паркинге. Вот и вся романтика Бруклина, — отрезала Ирина, сделав глоток траписта.

Остальные переглянулись.
— Давайте сменим тему, — засмеялась одна из новозеландок. — А то мы сейчас дойдём до «писающей бабушки».

Смех разрядил всё. И именно в этот момент я понял — я их «поймал». Группа приняла меня. Экскурсия превратилась в дружбу.

На выходе они сказали, что хотят, чтобы каждая поездка заканчивалась чем-то подобным — необычным, вкусным, живым. И я пообещал: будет.

В Брюгге их ждал отель Duke’s Palace — словно декорация к фильму о королевской семье. Я довёз их, выгрузил чемоданы. Прощались тепло, с лёгкими поцелуями в щёку.

А завтра… завтра нас ждали новые улицы, каналы, башни, воспоминания. И, может быть, ещё одна история, которую невозможно будет забыть.