Глава Шестеро из Харькова и одиннадцатая заповедь

Глава: «Шестеро из Харькова и одиннадцатая заповедь»

(часть вторая — «Брюгге. Город, где воспоминания не стареют»)

На следующее утро Брюгге дышал легко. Город, как дорогая кружевная скатерть, аккуратно расстилался перед глазами — тихие каналы, готические фасады, вывески, начерченные каллиграфией веков. Улицы были ещё пусты. Только звон велосипедов и аромат свежеиспеченного хлеба давали понять: жизнь просыпается.

Я подъехал к Duke’s Palace — отелю с названием, которое как нельзя лучше подходило для этих дам. Они выходили по очереди, как будто со сцены, и каждая — с собственной интонацией.

Ирина из Бруклина — в шелковом шарфе, красной помаде и чёрных очках в стиле Жаклин Кеннеди.
— «Боже, здесь всё как в кино. И даже я выгляжу, как статистка в фильме Вуди Аллена».

Татьяна из Пасадены — с мягким акцентом и широким кашемировым пальто. Она улыбалась беззвучно, но с теплом.
Лана из Нью-Джерси — бодрая, энергичная, уже держала телефон на видео:
— «Где мы?! Я в сказке или в декорациях к фильму?»

А вот и новозеландская часть группы — Света и Марина. Они шли вдвоём, сдержанно, но внимательно всматриваясь в каждую арку, каждый балкон. Они будто искали отпечатки прошлого — школьного, харьковского, эмигрантского — в мостовой этого бельгийского города.

— Вы знали, что Брюгге называют «спящей красавицей Европы»? — начал я, когда мы вышли на главную площадь. — Город, который заснул после бурь, но благодаря этому остался нетронутым.
— Как некоторые женщины, — подметила Ирина, — застыли во времени. И только становятся красивее.

Мы прошли к Базилике Святой Крови, поднялись по узкой лестнице, где каждая ступень была как шаг сквозь столетия. Они слушали притихнув, глядя на реликвию, которую приписывают Христу.

— Скажите, а вы верите? — спросила вдруг Татьяна, глядя на ампулу.
— Я верю в память, — ответил я. — И в силу истории. Она, как и кровь, никогда не исчезает — просто меняет форму.

У канала напротив Rozenhoedkaai, где дома отражались в воде, как в зеркале прошлого, они вдруг замолкли. Ирина достала телефон, сфотографировала, но не сразу посмотрела на экран.

— А ведь мы были вот такие… — прошептала она.
— Какие? — спросила Марина.
— Мечтательные. Смешные. Дерзкие. Нам тогда казалось, что весь мир — это Харьков и Ленин на площади. А теперь вот… весь мир — это вот это всё.

Я повёл их дальше — в сторону Бегинажа, по дороге рассказав о женщинах, которые не давали обета безбрачия, могли выходить замуж, но создавали закрытые общины.
— Идеальные еврейские невесты, — усмехнулась Лана.
— Только без синагоги и со свободой выбора, — подхватила Света.

Перед входом в Begijnhof мы остановились. Белые домики, тишина, первый нарцисс пробивался сквозь траву.

— Здесь — как в жизни. Всё просто. Бело. Но ты знаешь, что за каждым окном — тайна, — сказала Татьяна.
— Или подруга, которая писает стоя, — подколола Ирина, и вся группа взорвалась смехом.

Позже, когда солнце поднялось выше, я посадил их в автобус. Путь в Гент занял меньше часа. По дороге мы обсуждали, какой ресторан выбрать на обед.

— Опять хотим чего-то вкусного. Но чтоб не было скучно, — заявила Лана.
— Можно седьмую заповедь? — предложила Марина. — Или уже перебор?
— Перебор будет в Генте, — пообещал я. — Там, где башни смотрят друг на друга, как старые влюблённые.

И, глядя на этих женщин, которые когда-то вместе учили биологию, потом разъехались по свету, а теперь снова сидели рядом — в бельгийском автобусе, смеялись, спорили, вспоминали — я понял: это не просто экскурсия. Это путешествие сквозь время. Через города, дружбу и прошлое, которое, несмотря ни на что, не сгорело, не исчезло — а стало частью их. И моей тоже.