Раздевая толстушку

Автор СЕРГЕЙ ГУРДЖИЯНЦ/Цезарь Кароян

РАЗДЕВАЯ ТОЛСТУШКУ

ОТ АВТОРА
Эта история произошла со мной в действительности летом 2024 года, и нигде в тексте я не погрешил против истины, не изменил ничьих фамилий, хотя это обычно принято у воспитанных людей. Не скрыл то, что можно было скрыть, упустив приятную возможность сделать себя симпатичней, чем в жизни. Но не спешите стрелять в пианиста, он играет, как умеет.
И живет, как умеет. Это я о себе, ну вы поняли.
Вот история этого лета. Наверняка кто-то сделает из нее свои выводы и учтет мои ошибки.
Поехали!

МОСКВА, НЕВА и УРАЛЬСКИЙ СЛЕДОПЫТ

Мы мучительно медленно сходим с привычных орбит.
«Москва», «Нева» и «Уральский следопыт», а также все остальные литературные журналы советского периода были когда-то предметом культа и печатали только небожителей. Мы их обожали, любовно называя «толстушками». Теперь позолота потускнела, и стало не так боязно отправлять им свою писанину.
Решил я с поклоном пройтись по великим толстушкам, пока они еще слабо дышат, подключенные к государственному аппарату ИВЛ. Государство как дойная корова хорошая тема не только для маленьких музеев, умирающих в дальней российской глубинке.
Живя в Петербурге, «пройтись по великим толстушкам» можно буквально. К примеру, позволить себе без согласования заехать в редакцию журнала «Звезда» и вручить свою рукопись лично. Фанфар не надо. В другие редакции разослать себя почтой России. Кое-кто из журналов теперь даже стал принимать электронные тексты по мейлу. Большой прогресс.
Какая муха меня укусила, заразив столь наивной идеей, не знаю. Обычно я долго телюсь, до последнего тяну время, но уж если решение принято, с жаром отбрасываю сомнения. Приступаю к осуществлению. Так было и на этот раз.

ВСЕМ ПРИВЕТ, ЗДРАВСТВУЙТЕ!

Театр начинается с вешалки, рукопись в редакцию – с краткой справки об авторе и разборчивой фотографии. Без этих двух вещей произведение сразу отправится в корзину, таковы правила.

О, черт, вы серьезно? Написать справку-биографию? С фото проблем нет, с биографией прямо беда. Жизнь длинная, а заслуг никаких (я про литературу). Решил включить чувство юмора, чтобы зря не жечь силы, а не то израсходуешь, а тебе потом откажут. Стоит ли перенапрягаться?
Краткость сестра таланта, однажды написал в письме брату А.П.Чехов. А способность скруглять углы ее сводный брат, добавил я, и уселся скруглять.
«КРАТКАЯ БИОГРАФИЯ:
ФИО автора. Год рождения такой-то, образование высшее, исторический факультет.
Место проживания Санкт-Петербург.
Родился в Туркмении. Регулярно печатался в литературном журнале «Ашхабад» и в городских газетах с продолжением в каждом номере, пока язык периодических изданий не сменился на титульный.
Литературный опыт огромный».
Хорошо.
Хорошо, но мало. Надо чем-то заполнить место. Придется высасывать из пальца.
«Мои обязательные требования к сюжету (перечень из пяти пунктов).
Мои обязательные требования к тексту (еще пять пунктов)»
Кстати, кому интересно, эти пункты выложены у меня в Прозе.ру под названием «Идеальное литературное произведение». Реально работают. Я пользуюсь.
«Достичь идеала удается не всегда».
Горжусь этой фразой.
«В России не публиковался. Получил предложение вступить в Союз Писателей России, но предложением не воспользовался».
Горжусь этой фразой тоже. Потому что святая правда.
«Телефон для связи такой-то. Мейл такой-то»
Ниже фото, еще ниже текст произведения.

Решил брать измором, объемом то есть. Роман супер, до сих пор не верю, что это я его написал. С трудом запихнул листы в прозрачный файлик и поехал вручать на Моховую, дом 20. В редакцию журнала «Звезда». Хорошо все же в Питере жить!
Возвращаясь уныло думал: хоть бы она оказалась не уборщицей, эта незнакомая женщина в единственном числе в полумраке пустого офиса, которая обещала положить мою рукопись на стол редактора отдела прозы. И все это в обволакивающей нас гробовой тишине рабочего дня.
Ладно, пусть так. Все равно ждать придется два месяца, это срок рассмотрения авторов, посягнувших на вечное. А пока, раз биография уже худо-бедно накидана, воспользуюсь ею и в хвост и в гриву.
Вот журнал «Москва» недавно вышел из длинной комы и на своем сайте заявил о готовности принимать электронные тексты любого объема. Срок рассмотрения те же два месяца. Нужно что-то быстро туда отправить.
И в «Сибирские огни». Там редакторский состав достаточно молодой чтобы внушать осторожные надежды на конструктивный диалог. Знаменитых имен нет, как в столичных журналах, где что ни имя, то легенда.
И в «Юность». И в диссидентскую «Новую Юность», оторвавшуюся от старой «Юности» в лихие девяностые.
И в «Наш Современник». И в «Дружбу народов». Ах, какие славные все имена! О каждом статья в Википедии.
Журнал «Казань» тоже вниманием не обошел. Не впустую я жил в Туркмении, есть у меня в писательском «столе» две повести об Азии, вдруг заинтересуют.

Своим «столом» я, кстати, давно называю интернет. Раньше тетрадки в ящик складывал, теперь держу тексты в интернете, но эффект почти тот же… да тот же, кого я обманываю. Не продвигаю себя, вот и нет эффекта. За других я могу быть очень убедительным, а за себя язык не поворачивается. Считаю, что читатель сам во всем разберется, но оказывается, дело не в читателях, – они-то видят! В моей гордыне дело. Точней полдела. В другом «полдела» литературная гордыня редакционных профессионалов.

Помню, по этой причине мне однажды швырнули в лицо дипломную работу. Мой научный руководитель отказался от меня перед самой защитой. Его заело, что за целый год я ни разу к нему не обратился, не спросил совета, не попросил помощи, не прикинулся дурачком. Просто справился сам. То, что я считал плюсом, оказалось для него минусом. Я невольно унизил его, лишив возможности поумничать за мой счет, а я просто жил в другом городе за пятьсот километров от него.
Дальше события развивались следующим образом: мне передали, что килограмм черной икры поможет делу, и меня допустят до защиты диплома. Я опять оказался лицом к лицу с тем же научным руководителем. Спрятав банку с икрой куда-то в стол, он открыл, не читая, диплом на научном аппарате и одну за другой зачеркнул все страницы крест-накрест шариковой ручкой. Пришлось раскошелиться еще на перепечатывание диплома.
Ни он ни я не испытывали угрызения совести. Я защитил свой диплом на «отлично», а его поздравила с этим приемная комиссия. Больше я его в глаза не видел. Впрок мне этот урок не пошел, но теоретически я запомнил всю схему наших с ним отношений. С тех пор могу легко встроить ее в любой сюжет.

В общем, вот она – гордыня профессионалов. И никогда мы вместе каши не сварим, в одном горшке две наши гордыни не уместим.
Понимаю это, но сижу и мечтаю: чем больше журналов охвачу, тем верней будет. Кто-то что-то прочтет и восхитится, скажет – вот он, заждались! Жаль, об авторских деньгах никто не заикнется. Ну, это понятно.
Послать бы еще в «Уральский следопыт». Там, правда, одной биографией не обойдешься, зело велик перечень требований, но журнал замечательный, как сейчас помню. И фантастика у меня для них есть. Но что-то удержало.

В общем, выбрал я восемь относительно бравых толстушек из бывших, предварительно посмотрев в интернете их тиражи на предмет еще живы или отдали богу душу? Оказалось, число бывших опять сократилось, но мои пока дышат. Набросал электронное письмо на все случаи жизни, и отправил его по указанным в Журнальном зале адресам. Вот текст:
«Тема письма (обязательно!): Новый автор. Проза.
Доброго времени суток!
Из Петербурга с уважением к вам возможный автор журнала «Москва». Заметив изменение ваших условий «не приема рукописей в электронном виде» на «прием», решил поучаствовать в погоне за счастьем. Не новичок. Краткая справка приложена к тексту. Если текст вам понравится, но окажется длинным, есть тексты и покороче.
С уважением ваш потенциальный автор».
В остальные журналы отправил письмо попроще:
«Доброго времени суток!
Из Петербурга с уважением к вам возможный автор журнала «Дружба Народов». Не новичок. Краткая справка приложена к тексту, текст прикреплен к письму.
С уважением ваш потенциальный автор».
Одновременно, чувствую, как от письма к письму все больше и больше наглею, что мне в целом не свойственно.

СХВАТКА

Через два дня ответил редакторский робот из «Москвы»:
«Здравствуйте.
Письмо получено. С Вами свяжутся в случае, если текст подойдёт для публикации. С уважением
Редакция журнала «Москва».
О, приятно! Ответа я не ждал. Вежливость на грани фантастики, как будто из прошлого века, впрочем, журнал оттуда же. Но рукописи продолжают не рецензироваться и не возвращаться даже у них.
Еще через неделю пришел слишком быстрый и грустный ответ из Новосибирска. Точней два ответа. На крыльях летели, наверное.
«Здравствуйте, Сергей! К сожалению, ваш рассказ журналу не подошел. С уважением, редакция журнала «Сибирские огни».
«Здравствуйте, Сергей! К сожалению, ваш роман журналу не подошел. С уважением, редакция журнала «Сибирские огни».
Что-то тут было недосказано. Я решил попробовать их разговорить, вдруг ответит не робот?

Пишу:
«Простите меня за назойливость, у вас на сайте написано, что вы вступаете в переписку с авторами. Надеюсь, что я понял вас правильно, поэтому хочу спросить о нише, в которую попало высланное вам произведение. Очень не хочется тупо совершать одну и ту же ошибку снова и снова.
Текст неправильно оформлен для подачи?
Текст не интересен литературно или журналу просто не подошла тематика?
Отказано из-за интернета, где текст уже опубликован?
Еще раз прошу меня извинить, все же это моя первая попытка в России за 18 лет пребывания. С уважением Сергей».
Попытка дать залп по журналам действительно у меня была первой, тут я не покривил. Умолчал о бесплодных попытках экранизировать повесть «Стальные вершины», в том числе и через Рамзана Кадырова, президента Чечни. Никак я не избавлюсь от веры в людей.

Они там в журнале заметили, что я не использую резких слов, вроде «объясните причину отказа» и купились на эту дипломатию. Прислали ответ:
«Здравствуйте, Сергей!
В разделе «Авторам» на нашем сайте говорится о том, что мы публикуем только эксклюзивные произведения, нигде до этого не опубликованные. Оба ваши произведения, рассказ и роман, уже опубликованы на «Литрес» и «Мибук».
Сергей Москвитин, редактор отдела прозы.
С уважением, редакция журнала «Сибирские огни».
Понятно. По легкому отделались. Выходит, заглядывать в текст никто не собирался, ну, ради интереса, а вдруг там Достоевский? Зачем они комедию ломают? Современная русская литература их совсем не интересует? Они не за это на государственной помощи сидят, а за красивые глаза что ли?

А если представить обратную ситуацию, что все эти сетевые литературные гиганты, Литрес и прочие, у которых свои тараканы в голове, договорились ввести аналогичные правила и стали отказывать подряд всем авторам, опубликованным в толстушках? Ну и к гадалке не ходи, кто кого тогда в лепешку раздавит?
Как вам идея? Даешь литературно-гражданскую войну? Или она уже идет, а жертвы – авторы?
В общем, не нужно было им отвечать, я бы тогда не вскипел. Эх, молодежь! Тот, кто давно на ответах собаку съел, знает, что ничего хорошего из них не выйдет, а выйдет скандал. Автор ведь пишет обиженный. Собой не владеет.

Пишу с сарказмом:
«Доброго времени суток!
Из Петербурга с уважением к вам потенциальный автор вашего журнала.
Если бы вы попросили меня удалить из сети эти произведения, уже убедившись, что они вам подходят, я бы убрал из письма слово «потенциальный». Но надеюсь, все еще сложится.
Предлагаю вам повесть «Стальные вершины». Сильней этого текста по эмоциональному воздействию на читателя вы в России пока не найдете».
Отсылаю, невольно втянув голову в плечи. Сейчас на нее в гневном оре обрушатся громы и молнии, однако надеюсь, что суть письма все же будет редакцией понята. Чтобы я стал удалять что-то из интернета, мне нужно наверняка знать, что меня берут, если не для публикации, то хотя бы на карандаш. Что они там где-то у себя в голове поставили галочку напротив моего имени.

А они, изобразив некую деятельность, отказали мне, просто вбив в поиск название присланных текстов. До самих текстов дело так и не дошло, хотя бы ради любопытства. Меня это возмущает. А если я Толстой? В случае с ним они бы тоже стали принципиальничать? Уверен, что да, им наплевать. Но ведь не исключено, что как раз сейчас они профукали новую русскую литературу? А если даже нет, все равно я им не муха, чтобы от меня отмахиваться.
Однажды меня так пытался мурыжить Литрес, потребовав изменить название рассказа «Ева», потому что у них уже есть книга с данным названием. Я забил слово «Ева» в их поиск, и таких «Ев» у них оказалось целых шесть книг. Я заскринил весь список и послал модераторам с вопросом, почему именно мне придется менять название, а не пятерым предыдущим, всем, кроме первого? В итоге, после выкручивания рук, нас все же стало семеро с одним названием. Люблю его, вы не поверите.
Гневный ответ из Новосибирска не заставил себя долго ждать. Я получил его после зловещего однодневного молчания.
«Здравствуйте, Сергей!
Если вы читали наши правила, то знаете, что мы не рассматриваем тексты, которые уже были опубликованы на бумаге или размещены в интернете. Зачем вы раз за разом присылаете нам именно такие, непонятно. Убрать из сети то, что попало на Литрес, невозможно: всё это мгновенно растаскивается оттуда по пиратским библиотекам. Мы с этим сталкивались неоднократно. На «Стальные вершины» нашлось около 30 ссылок, в том числе и те, где книга продаётся за деньги, по подписке и т.п. Так что, увы, мы вынуждены отклонить и их.
С уважением, Лариса Подистова, зав. отделом прозы».

Я понял, что это их окончательный ответ. Надежда на то, что они ради хохмы заглянут в один из моих текстов и зачитаются до поздней ночи, на что я, скандаля, рассчитывал, приказала долго жить. Да, они меня крепко запомнят, но читать все равно не станут из принципа, а ведь у них на зарплате без дела киснет дипломированный критик, что могло бы их выгодно отличать от всякой шушеры. Но – нет.
А если они все же правы, стал размышлять я, не лучше ли будет снести весь свой интернет-контент? Никакой пользы мне все равно это не принесло, а честолюбие свое я уже натешил, когда регулярно печатался в Туркмении.
Я стал подсчитывать в уме: а есть у меня впереди еще одна уйма времени, такая же, как осталась позади? Слабо мне спустить прошлое в унитаз, подтереться и снова начать с чистого листа? Зачеркнуть все что выложил. Написать новый классный роман, совершенную повесть, прекрасный рассказ и, нигде не выкладывая, отправить в «Сибирские огни»?
И тогда… да, тогда, может быть.
Что «тогда может быть»? Нет, не может быть. Они же забыли меня поцеловать!
Вовремя я вспомнил этот анекдот. Привезли на ферму быка-осеменителя, познакомили на поле с дамами. Сделал он свое дело, погрузили его в грузовик, чтобы хозяину вернуть, а коровы обступили машину со всех сторон и проехать не дают. Да в чем дело-то?!
– А поцеловать? – отвечают коровы.

Эти люди в редакциях вечно забывают нас поцеловать. Презирать они нас не забывают. Никто в текст за так не глянет, а он может быть выстрадан, автор ждет похвалы или конструктивной критики. Критика для него тоже стимул.
Тут я впервые задал себе правильный вопрос: а какую мне пользу принесет журнальная публикация? Этим вопросом нужно было озаботиться раньше, но темперамент-то южный, горячий.
Чтобы понять, какими мне плюсами грозит сотрудничество с журналами, я полез в сеть за информацией.

АГА! ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

Плюсы обнаружились сразу, стоило только раскинуть мозгами.
Первый плюс: я не должен платить за журнальную публикацию толстушкам, не то что у этих «коммерческих» издательств, подозрительно смахивающих на мошенников, но достаточно честных, чтобы ответить как есть на прямой вопрос. Им с писаками даже темнить не надо, мы проглотим любую наживку, насаженную на крючок честолюбия, они это знают.
Спам от них мне приходит регулярно. Иногда отвечаю через соцсети:
«Добрый день!
Получил письмо от BookBox с приглашением в коллективный сборник такой-то. Никаких исходных данных в письме не нашел, кроме мейла для заявки. А какие условия? Должен я заплатить за публикацию или нет, ну и все такое прочее. Много чего требуется обычно от авторов, а у вас только файл послать на рассмотрение, и все?
Они отвечают:
«Здравствуйте! Публикация в сборнике платная, стоимость 1000 рублей за страницу А5, максимальный объем 30 страниц. Материал принимаем в формате Ворд на почту».
Спасибо.
Итак, плюс: бесплатная публикация в толстушке.

Второй плюс – парадный вход в вечность через государственные библиотеки. Толстушки поступают во все библиотеки и библиотеки не могут эти журналы не принять на свой баланс. Тут государственный контроль. Относительный. Соблюдается с советского времени, жаль, что библиотеки теперь не востребованы.

Третий плюс – великое имя, от которого тень чуть-чуть падает на того, кого опубликовали. Журнал «Москва», например, служит русской словесности с 1881 года. Обслуживал Чехова. Булгакова. Шолохова. Если кому-то на Западе придет в голову поинтересоваться, как там на литературном фронте России, он сразу откроет пдф-версию журналов «Москва», «Нева» и (надеюсь) «Уральский следопыт», потому что наслышан, что им можно доверять.
Откуда наслышан? Обыватель – от русских соседей, но это не в счет. Студенты – выполняя учебные задания своих преподавателей в университетских библиотеках с обширным русским контентом. Их преподаватели там же пишут учебные планы и лекции по русской классической литературе и литературе двадцатого века, игнорируя век идущий. Все это как ил оседает на дне коллективной памяти Запада.
Мы мучительно медленно сходим с привычных орбит.
Получается, они «наслышаны» просто по инерции, а на деле одни штампы в лекциях и ничего более. Отстали на сто лет, как мы с их Майн Ридом, которого там никто не помнит. Новоделы же с мелкой коммерцией от литературы пока никого за бугром не интересуют от слова совсем.

Из-за третьего плюса как раз там считают, что в России теперь полный швах с литературой. Нет достойных имен и произведений, так как даже авторитетные толстушки в основном печатают всякое говно. А мне публикация не светит, потому что Литрес и пираты… ну вы помните это объяснение зав. отделом прозы журнала «Сибирские огни».
Кстати, фамилии их я не изменял. Они ленятся меня читать, получая за это зарплату, а я ленюсь их скрывать. Мне за это не платят.
В общем, плюсов набралось достаточно для сотрудничества, но его ждать бессмысленно. Тут мой плохой характер даже ни при чем. Я был им не интересен по непонятной причине с самого начала, а интернет просто отговорка.
Можно было исчезнуть по-английски, но я, подумав, решил ответить. И вот, перед тем, как я вбил последний гвоздь в гроб и похоронил себя ответным письмом в «Сибирские огни», Боженька взял меня за руку и ткнул носом в пару мест, заглянуть в которые я сам бы не догадался.
Сюда посмотри, сказал он.
Ой-ё. Я кинулся печатать ответ. Пусть он зарежет меня в глазах редакции – Платон мне друг, но истина дороже!

«Добрый день, Лариса Николаевна!
Извините, что отрываю вас от дел. Не подумайте, что я таким образом развлекаюсь, отправляя вам тексты, уже выложенные в интернете. Нет, я действительно считаю, что вы не правы, даже не открыв, сразу отвергать их. И все же я прошу меня за это простить.
Тридцать ссылок на мой текст в сети это, конечно, плохо, нужно больше, не стану спорить, вам видней. Однако в интернете есть сведения интереснее этих, и они касаются вашего журнала. Никто не делает из них тайны, хотя вряд ли анализирует, а надо бы.
Вот, например:
«Сегодня «Сибирские огни» выходят ежемесячным тиражом 1500 экземпляров и поступают во все библиотеки Новосибирской области».
А вот ответ на мой запрос «Сколько библиотек в Новосибирской области»:
«В Новосибирской области действует 860 библиотек Министерства культуры и 813 муниципальных библиотек».
А это значит, что вашего тиража не хватает даже на «все библиотеки Новосибирской области», не говоря уже о заявленных вами почтовых подписчиках. Можно смело предположить, что подписчиков у вас ноль целых, ноль десятых.
И мы оказались за гранью реальности. Я пытаюсь качать права там, где у вас свои правила, и естественно не могу одолеть вас на вашем поле. А вы измываетесь над автором, выкручивая ему руки нелепым правилом, касающимся интернета, хотя ваша аудитория не имеет никакого отношения к интернету, потому что она равна нулю.
Неуместное чванство в вашем положении.
И все же мы с вами можем поладить, если вы сделаете шаг навстречу и заглянете в роман. Вы для меня самое меньшее из зол. Подписав договор с издательством, где прописаны сроки исполнения, мне придется гнать вал и забыть о творчестве, а я не хочу, да и не могу соответствовать их требованиям.
Потому что служенье муз не терпит суеты.
Вас я смогу, когда скажете, обеспечивать хорошей прозой, ну так давайте договоримся! Если вы честно служите русской литературе, как служу ей я, ничто не сможет нам помешать.
С уважением Сергей».

ПОГОНЯ ЗА ХИМЕРАМИ

Они замолчали, скорее всего навсегда. В принципе это было предсказуемо и я мысленно «отпустил» их без всякого сожаления. Впереди было еще семь таких же толстушек, которые могли дать положительный ответ и журнал «Звезда», куда я отвез рукопись лично. Ожидание обессмысливалось через два месяца молчания, а пока прошел только месяц.
Наверное, я был не прав, разговаривая на повышенных тонах с редакторами, но как их еще можно было  расшевелить?

Когда-то давно, еще в Туркмении, у меня был маленький проходной сюжет в романе «История одной деспотии» про то, как одному несостоятельному писателю удалось заманить к себе в гости бывшего школьного приятеля, а ныне главу их республики (жизнь бывает очень витиеватой). Обманом пристегнув гостя наручником к батарее, чтобы тот не ушел, он всю ночь читал ему вслух свою писанину. Надеялся произвести впечатление. Хотел, чтобы его заметили и оценили по достоинству. Умничал. К утру квартиру накрыли спецслужбы, взломали дверь и выкинули писателя из окна многоэтажки по приказу бывшего одноклассника. Так-то вот.
Надеюсь, пророчеством это не станет, и его судьбу я не повторю, но тенденцию я тогда четко уловил. Она так сегодня набрала обороты, что уже самих редакторов скоро нужно будет пристегивать к рукописям наручниками, чтобы заставить их читать. А пока они продолжают дружно вышвыривать авторов с высоток. Одни – потому что «толстушки» давно стали просто условными «музеями своего имени» и государство из милости разрешило им не думать о самоокупаемости. На развитие денег нет и с такой работой не будет, на зарплату уборщице бы наскрести, чтобы самим не пришлось браться за офисную швабру. Поэтому ни о чем, кроме как отсидеть рабочий день, они не думают.
Другие вышвыривают, потому что автор пришел без денег, а хотелось бы. И никто не печется всерьез о литературе. Когда не пекутся коммерческие издательства мне это понятно, о своем интересе они заявляют открыто, а тут напущен туман.

Но вернемся к реальности. Итак, минус «Сибирские огни» – и их осталось восемь. Первым из них разродился ответом редакторский робот «Новой Юности». Читая письмо, я не мог сдержать мстительной ухмылки, за которую мне потом будет немного стыдно:
«Здравствуйте!
По независящим от редакции причинам журнал «Новая Юность» приостанавливает свою деятельность до лучших времен. Спасибо нашим авторам и читателям!
Вы можете воспользоваться услугой  литературных консультаций наших редакторов, за плечами которых многолетний опыт работы с авторами и литературных семинаров:
Дмитрий такой-то ПОЭЗИЯ
Глеб такой-то ПРОЗА и ПОЭЗИЯ
Всего доброго!
Редакция НЮ».

Что-то мне расхотелось улыбаться. Когда умирает литературный журнал, это всегда грустно. НЮ были порождением девяностых, с прозрачным намеком в названии на ту невероятно популярную Юность, от которой они со скандалом отпочковались в романтическом угаре погони за химерами. Их химер звали Независимая пресса и Свобода слова, обе сдохли в младенчестве.
У всех в головах живут свои химеры. Несбыточная и необоснованная идея – вот что такое химера, а не просто предвестница жуткой беды, хотя и она тоже. Есть мечты, а есть химеры, прошу не путать. Это не синонимы и не антонимы, все гораздо сложней. Это гибельные сочетания того и другого, прямиком ведущие в ад.

Я тоже лелею свою химеру. В душе я наивный, но изобретательный мошенник.
Следующее произведение выложу в сеть с фальшивым названием и под фальшивым псевдонимом, сказал себе я. В редакции пошлю текст как положено, и пусть попробуют вычислить меня Яндексом. Я непризнанный автор и имею полное право до бесконечности переименовывать свои тексты, пока они не опубликованы. А числительные в заглавии не так уж плохи: «Первый роман Луга», «Второй роман Время», ну и так далее. Даже загадочны, как многоточия. При положительном раскладе числительные можно легко выкинуть из названия.
Я прилип к монитору в погоне за своей неожиданной идеей. Не то чтобы я не понимал, что вбить в поиск можно не только название и автора, но и любую фразу из текста или имя главного героя (а редакторский идентификатор мог оказаться на деле еще сложней), я просто не слишком верил в их догадливость. Однако чванство всегда наказуемо и вывести меня на чистую воду было не трудно, что грозило бы мне общественным порицанием.
Всего-то.
В общем, к концу дня передо мной лежал список с примерными книжными названиями и придуманными авторскими псевдонимами, которые в сочетании дали нулевой поисковой результат. Я не был уверен, что когда-нибудь воспользуюсь ими, но что мешало самим редакциям так поступить, предложив мне какие-то новые названия вместо старых, я не понимаю. Идти надо до конца, не только когда в свою пользу расходуешь государственные деньги, но и ради дела, в данном случае ради литературы.
А, вспомнил. Они же не читали!

Когда-то в погоне за другой своей химерой я вшил в тексты кодовые фразы, построенные по одному и тому же принципу. Специально подобранные слова в них содержали определенные, строго стоящие на своем месте буквы, которые в сумме составляли мое имя. Например, в первом слове нужная буква стояла третьей, во втором слове второй, и так далее. Пришлось попотеть. Слова, фразы и их местоположение в тексте менялись в разных произведениях, но алгоритм везде соблюдался, что полностью исключало случайное совпадение.
Возможно, это прогрессировала паранойя, но тогда в СМИ велись грязные танцы на костях Михаила Шолохова, обвиненного даже не в плагиате, а в прямом воровстве готовых текстов, и я был вне себя от раздражения. Покажу я вам Шолохова, шептал я с ненавистью. Ошибки его я не повторю. Пусть попробуют оспорить мое авторство, я их живо тапком прихлопну.
Список кодовых фраз, разбросанных по моим текстам, ни разу еще не пригодился и возможно не пригодится, но все же он есть и его лучше иметь, чем не иметь. Спокойней спится.
Потом он приложится к завещанию.

КАПИТАН ОЧЕВИДНОСТЬ

Незаметно закончился и второй месяц ожидания. Никто из журналов мне так и не написал, даже роботы. В этом не было ничего удивительного, мы ведь не удивляемся, когда помидоры на рынке у всех продаются по одной цене. Знаем: договорились связать по рукам. Здесь такой же договорняк, только литературный, поведение схоже, ничего личного. Присутствуешь в интернете? До свидания.
Об удалении интернет-контента я больше не думал, а думал о своем возрасте и Льва Толстого, составлял нашу с ним сравнительную таблицу. Ерундой занимался. На примере его жизни пытался понять и вычислить, сколько еще мне осталось творить продуктивно, сохраняя в рабочем состоянии память и фантазию. Хотел взять процесс увядания под свой аналитический контроль, потому что четыре десятка моих пока еще нереализованных сюжетов слишком щедрый подарок земле.

Чтобы стало понятно, приведу несколько фактов из этой таблицы. Тут важны цифры и умение читать между строк:
*В тридцать пять граф Толстой, не такой уж в то время великий романист (свой первый роман он назвал постыдной гадостью, а критики даже не заметили), приступил к эпопее «Война и мир». За шесть лет написал четыре тома и вошел с ними в вечность. Общий объем книги составил почти полторы тысячи страниц.
*В сорок пять приступил к «Анне Карениной» и уложился в пять лет. Возможно это лучший роман Льва Толстого, около девятисот страниц чистого, многократно экранизированного золота.
*В шестьдесят один год начал работу над «Воскресением» и увяз с ним на долгие десять лет. Граф по возрасту был тогда уже пенсионером. Роман получился тоньше других. Лев Толстой оценил его выше предшественников, которые принесли ему мировую славу, но за сто с лишним лет существования этого романа, оценка его не подтвердилась.
Налицо возрастная потеря творческой продуктивности и оценочной объективности, но мастерство пока на высоком уровне.

Последние повести «Отец Сергий» и «Хаджи-Мурат» Толстой попросту замусолил. Писал их четырнадцать лет, исправлял, но так и не опубликовал, а еще несколько параллельных с ними работ вообще забросил. По отзывам критиков, повести были написаны «с присущим ему художественным мастерством, но полны внутренних противоречий, связанных с перерождением его личности». Сам Толстой выразился короче: «Опять мучительно разрывалась душа с телом». У этого состояния есть медицинский термин.
Я юлить не люблю и скажу еще проще: чудил старик, как все старики. Чуял запах грядущей смерти и не мог с ней смириться. Метался. Уже не писалось. От графа остались одни развалины.
Я попробовал вставить в таблицу факты творческой жизни еще нескольких писателей. Итог получался всегда одинаковым: мастерство сохранялось, остальное работать почти переставало.

Это меня откровенно напугало. Я впервые взглянул на творческий процесс не как на нашу духовную постоянную, а как на связанную с работой мозга часть животной физиологии. Как все материальное, этот процесс интенсивно подвергался старению, и писатель в итоге оказывался сродни бывшему спортсмену, безуспешно стремящемуся повторить свой рекорд многолетней давности. И что самое главное, судя по этой таблице конец продуктивного творчества наступал задолго до смерти физической. Для меня это стало сюрпризом. Творческий паралич? Ну уж нет!
Нужно ускоряться. Совсем недавно я чуть не сказал себе: «Выйду на пенсию, и вот тогда…», но после таблицы стало ясно, что это всего лишь утешительная ложь, которую мы придумываем себе в оправдание. «На потом» ничего не отложишь. «Потом» все попытки создать что-то стоящее из сюжетов, которые накопил, но по какой-то причине не реализовал, закончатся как у Золушкиной кареты – они превратятся в тыкву.
А работу не бросишь, это тоже харакири.

Тут мой внутренний голос (я зову его Капитан Очевидность) задал мне сердитый вопрос: а чего убиваться? С чего ты взял, парень, что это обязательно должен быть ты? Почему ты? Знаешь, сколько еще параллельно с тобой талантов угробили обстоятельства?
Но я знал, что это были не обстоятельства.
И все же вопрос требовал ответа. Почему я? Не пора ли по всей строгости призвать себя к скромности? Правильно ли думать о себе то, что думаю я, получая в сети такие отзывы: «Вы пронзительно талантливы, и при этом великолепно владеете словом, то есть в Вашем случае талант сочетается с мастерством». Или: «Очень редко сейчас можно встретишь автора, подобного Вам. Умного. Лаконично-хлесткого. Глубокого». Ну и так далее. Все это отзывы простых людей, обладающих чутко настроенной маленькой антенкой, которая соединяет их души с космосом. Наделенных читательским талантом. Но вообще-то таких относительно немного.

От профессионалов по-прежнему ни звука, если не считать один бета-ридерский отзыв: «У вас реализм на стыке с научной фантастикой. Вы отдалились от реальности, но не отдалились от реализма. Это очень тонкая грань и очень немногим писателям удается на ней балансировать. У вас это получается прекрасно. Очень надеюсь, что вы пишете, и эти рассказы – малая часть вашего литературного наследия. Если это не так, то вы совершаете преступление. Вы обязательно должны писать. Это мое экспертное мнение».
Конец цитаты.
Капитан Очевидность не раз спрашивал меня, почему я не заказываю себе платные рецензии? Профессионалы за так не пишут, это не профессионально. При этом не обязательно, что они станут облизывать тебя за деньги.
Однажды я заказал, а потом зарекся. Уже на второй из девяти страниц А4 рецензент сделал вывод, что это «по всем признакам», а также по «строгим канонам античной трагедии» – литература, а на оставшихся листах соловьем разливался, цитируя громадные куски моего текста, чтобы набрать нужный по его мнению оплаченный объем. В конце рецензии я просто пожал плечами.
А через год мы с ним снова столкнулись – на Фейсбуке. Он помнил меня и спросил, почему я ему не ответил? «Не глянулась рецензия?» Я сказал: «Я не знал, что надо было ответить».

И это правда. Я живу по принципу «умерла так умерла», хотя может показаться иначе. Я считаю себя железобетонным. Но теперь мне известно и то, что однажды придет время, когда я взгляну на себя в зеркало и обнаружу там только железобетонные останки. Это не повод вешать нос: конец у всех один, а результат жизни разный. Буду работать на результат. Дорогу осилит идущий.
Эх, какое прекрасное выдалось лето! Столько всего мне открылось полезного и бесполезного! И продуктивность была выше всяких похвал, несмотря на мои глупости: я закончил два длинных текста и даже отшлифовал их до блеска. Обычно я с редактированием тоже долго телюсь, даю отлежаться, а тут второе дыхание открылось. Есть что в стол положить. И забыть, – я всегда, редактируя, к этому стремлюсь. Если текст я забыть не могу, значит, он еще не совсем готов. Мучает он меня.
И вот решив ничего сверхъестественного больше не ждать (как обещал Булгаков: сами все (хе-хе) дадут!) и работать на результат, несколько следующих дней я прожил в обнимку с апатией и перестал ежедневно заглядывать в почтовый ящик Яндекс. Тот, кто хоть раз отказывался от своих базовых надежд, поймет мое состояние.
А потом все же заглянул по привычке. И правильно сделал.
Там меня уже ждали два письма от двух разных адресантов.

КАК ЗАВОЕВЫВАТЬ СЕБЕ ДРУЗЕЙ

Как известно, природа не терпит пустоты и стремится к равновесию, поэтому в обычной жизни у нас тоже все плюс-минус уравновешено. Только дьявол в деталях: письмо с долгожданным желанным известием всегда приходит чуть раньше послания, которое так или иначе обнуляет приятное известие. Этой маленькой вилки во времени обычно достаточно, чтобы наш получатель на радостях успел совершить какие-то глупости, и лишь потом с опозданием обнулялся вторым письмом. Жизнь часто так шутит.
Жанр данной повести мне видится драмой, поэтому из осторожности я решил начать по идее с приятного письма, пришедшего вторым. Переставить таблички «чет» и «нечет». А вдруг повезет?
Читаю письмо:
«Дорогой Сергей Робертович! Благодарим за внимание к нашему журналу, но редсовет не отобрал Ваш роман для публикации.
Сердечно
Татьяна Ломакина, отдел прозы».

Ничего необычного в этом отказном письме не было, кроме слов «редсовет» и «сердечно», но во мне вдруг заговорило шестое чувство. «Дорогой Сергей Робертович»? А вот это удачно. Чтобы вписать сюда мое отчество, кто-то должен был сначала прочесть его на титульном листе бумажной рукописи, которую я лично передал из рук в руки в редакцию «Звезды».
В электронных файлах я отчества не указывал.
В письме была странность: не указано название журнала. Судя по двум этим мало что значащим косвенным признакам, письмо не было заготовленным автоответом, а печаталось непосредственно перед отправкой. Если автоответы вообще существуют в редакциях.

Я застучал по клавиатуре:
«Добрый день вам, Татьяна!
Почему-то почувствовал, что письмо написал не робот, как это часто бывает в ответах. Ну, если я не ошибаюсь, конечно. Спасибо вам большое. А вопрос такой: можно ли мне забрать свои листочки из вашей редакции, раз они вам не пригодились?
Я был бы очень рад получить их обратно.
С уважением Сергей»
Больше двух месяцев назад при вручении рукописи мы опустили торжественную часть по причине пустующего офиса. Может сейчас пришло время торжественной части, пусть даже в виде разрешения забрать рукопись? Хотелось бы верить в положительный ответ.
И он пришел без промедления:
«Здравствуйте, Сергей Робертович!
Да, я действительно не робот. Забрать рукопись, конечно, можно. Мы собираемся по вторникам примерно с 17:00. В другие дни тоже кто-то присутствует, но вторник — это наверняка. Меня до 23-го не будет, но любой человек рукопись с моего стола Вам отдаст.
Всего доброго. ТЛ»

Я очень обрадовался разрешению, потом объясню почему. Не потому что мне было жаль свои листочки. Причина гораздо криминальней. Узнаете.
Может быть, вы уже заметили, что после отказа в публикации мне продолжают отвечать редакторы? При том, что есть неписаное (а чаще написанное прямо на сайтах) правило не вступать в переписку с отвергнутыми авторами. Вас это не удивляет? Какую радость они находят в моих письмах и своих ответах? Как сделать так, чтобы тебя отшили не сразу? Как завоевывать себе друзей?
Расскажу, что для этого делаю я. Сразу оговорюсь, что понятия «завоевывать» и «друзей» для меня несовместимые, но все же я это написал.
Все дело в инстинктивной тяге людей к самоутверждению за чужой счет. Оно очень портит характер, но мало кто упускает приятную возможность без большого труда вырасти в собственных глазах. Для налаживания обратной связи с редакторами оно подходит как нельзя лучше.

Способы жесткого самоутверждения за чужой счет апробированы уже давно. Агрессивные конфликтные люди (прирожденные цари) практикуют активное унижение жертвы путем откровенного глумления и открытого гнобления. Неконфликтные трусоватые (прирожденные чиновницы) используют максимальное игнорирование под видом напускной занятости: «Пока я занята, мне не до вас. А занята я всегда, поэтому вы для меня не существуете в принципе».
Но редакторы люди часто интеллигентные, а у тех свои способы самоутверждения за чужой счет. Важную роль тут играет снисходительная помощь, которую они охотно оказывают, когда к ним обращаются. Сопровождаемая глубокими вздохами, как бы говорящими: «за что мне такое наказание?» и: «Что бы вы без меня делали!», она незаметно превращается в глумление.

Другой мягкий способ – унизительно подробное разъяснение вещей элементарно очевидных. Идиотские советы типа «войдешь – поздоровайся» сопровождаются незаметным покачиванием головы и закатыванием глаз на публику: «до чего же я устал подносить все на блюдечке этим даунам!» Желание растерзать на месте такого советчика приходится скрывать, чтобы не показаться неблагодарным.
Однако собственное лицемерие иногда сильно расстраивает рефлексирующих интеллигентов, склонных к анализу и самоедству, и портит приятное чувство их самоутверждения. Они бы хотели тут что-то изменить, но вряд ли хотят измениться сами.
И вот приходит мое послание. В нем приглашение всем желающим поднять самооценку за мой счет. Самоуничижение. Дарю!

Чтобы понять, о чем я толкую, нужно детально разобрать вопрос из письма: «Можно ли мне забрать свои листочки?» Запомните это робкое и покорное «можно ли» и эти унизительные «листочки», заменившие красивое слово «рукопись». Они попали в письмо не случайно. У меня нигде нет случайных слов, учтите это на будущее.
Просьба «могу я забрать свою рукопись» прозвучала бы слишком выспренно, дала бы понять, что о себе возомнил этот с позволения сказать «автор». В ответ возмущенно вскипела бы пенка на варенье: да он нас ни в грош не ставит! Наглец. Рукопись, фолиант, манускрипт и другие роскошества принадлежат вечности, Тургеневу и так далее, ну уж никак не борзописцу, который забыл свое место. Правда он не был прочитан, даже не был открыт, но ведь и так понятно, что он не Чехов.

С какой стати они после этого будут отвечать? Ни с какой. Задача наладить отношения провалится, тогда как простая замена на «листочки» сгладит углы и человек, подаривший редакции свое добровольное самоуничижение, добьется права на ответную любезность. Он смиренно примет любой ответ, не станет спорить …и ведь совсем немного просит! Почему бы все это милостиво ему не предоставить? Ответить, объяснить, оказать посильную помощь, и получить взамен удовольствие вырасти в собственных глазах без обычного самоедства и подпорченного настроения.
Такие крючочки незаметно разбросаны по всем моим текстам, и в купе с непринужденностью общения дают результат. Мне отвечают. Я не горжусь своим умением, я называю это «юродствовать». Не каждому дано тонкое понимание скрытых смыслов слов, психологии их воздействия на подсознание, игры на темных струнах души, но – не горжусь. Это нужно для дела, не более того.
А дело стоит на месте. Чтобы сдвинуть его с мертвой точки, заставить «их» что-то прочитать (а это единственный помысел), нужно даже не унижаться. Нужно пресмыкаться.
Что ж, пусть тогда каждый останется при своих.
Пора. Открываю последнее непрочитанное летнее письмо, которое пришло предпоследним. По идее в нем радостное известие. Это его должно было обнулить письмо с отказом из «Звезды», но я переставил таблички «чет» и «нечет» и пустил «Звезду» вперед.
Читаю.

ТРИФФИДОВ ДЕНЬ

«Уважаемый Сергей, здравствуйте! Издательский отдел ИПТК «Логосвос» приступил к формированию плана выпуска книг в 2025 году. Присланные Вами ранее рассказы малы по объёму. Мы издаём книги объёмом от 250 страниц и более, поэтому прошу выслать в Вордовском формате  упомянутый в предыдущем письме роман.
Желательно, чтобы в нём было поменьше мистики и иностранных имён, а больше жизненных ситуаций: наши книги предназначены для чтения инвалидами по зрению, а у них и так хватает в жизни ужастиков.
Всего доброго.
Илюхин А.В., гл. редактор РИО ИПТК «Логосвос»
Логосвос, Логосвос… инвалиды по зрению – упс, вспомнил! Апрель этого года, два телефонных разговора, письмо. Напрасно я выкинул их из памяти.
Текст (сокращенно) был такой:
«Добрый день!
Обращаюсь к вам с предложением и просьбой одновременно. Хочу стать вашим новым автором, если это возможно. Размах вашей деятельности впечатляет, а я автор хороших художественных книг и мог бы принести пользу вашей многочисленной и во многом уязвимой аудитории.
Мои тексты написаны так, чтобы увлечь неожиданными поворотами сюжета, но одновременно надолго остаться в душе и памяти. Они не сиюминутны».
Теперь я задумался. У меня всегда так: мне ответили с некоторым опозданием, а я уже мысленно переключился. Почему радость приходит ко мне через усилие? Это только у меня?

Помню, с каким удивлением я разглядывал в детстве книги для слепых, которые кто-то однажды вынес на мусорку. Водил пальцем по толстым шероховатым страницам, усеянным пупырышками и дырочками. Разве это книги? Ни единой буквы, не считая обложки. Я тогда был записан во все детские библиотеки города и книги боготворил, но эти казались мне чужеродными гигантскими уродинами. Марсианскими хрониками.
Сейчас все не так: их размеры уменьшились до обычных книжных, большие тексты разбиты на несколько томов. На множество одинаковых томов. Я представил себе их длинный ряд за стеклом в книжном шкафу. Вот я показываю их друзьям. Вот дети с гордостью говорят одноклассникам: эти книги написал папа и под барабанную дробь открывают одну из книг на середине. У всех округляются глаза на это пупырчатое чудо, дробь замолкает и наступает звенящая напряженная тишина перед неудержимым ребячьим ржанием и улюлюканьем. М-да.

Вот если бы человечество ослепло, как это случилось в романе Джона Уиндема «День триффидов», и эти книги остались бы единственной альтернативой против подступающей дикости, единственной ниточкой к каждому бьющемуся сердцу на обломках былой человеческой цивилизации …тогда было бы чем гордиться. Или все же нет?
Если да, то недолго. Жизнь никогда не останавливается. У чудом выживших скоро родятся зрячие дети, и начнется цивилизация детей. Все они будут уметь читать только эти пупырчатые книги, а обычные книги и буковки станут для них бесполезной китайской грамотой. Ведь родители передают детям только то, что умеют и знают сами, и слепые родители не исключение. Поэтому, как и все мы когда-то, эти новые дети снова пройдут мимо дверки познания: мимо тысяч заброшенных библиотек с обычными книгами. А дверка была где-то рядом, только чуть сбоку. На виду, но невидима. За ней было скрыто что-то простое и щемящее. И когда-нибудь они расшифруют эти ставшие неизвестными письмена и узнают, как все, оказывается, было просто! Вспомнят, что они тут взамен нагородили, и скажут: «Боже!!»
На самом деле я свято верю, что человечество так просто не убьешь, можно только отбросить немного назад по шкале времени. Поэтому Уиндему пришлось ввести в «День триффидов» вторую историю – о плотоядных шагающих растениях, способных вести коллективную охоту на слепых. Писатель должен уметь драматизировать, оставаясь в рамках железной логики. Уиндем сделал это отменно.
Как по мне, очень скоро уже эти странные книги с пупырышками отойдут в прошлое, а слепцы прозреют и перестанут мучить собак-поводырей. Ученые первым делом займутся слепыми, как только научатся напрямую работать с мозгом, вставлять в него карту памяти или еще как-то так. Слепоту лечить легче всего, например вживлением в голову микроскопических телекамер. Скоро, уже очень скоро. Эти книги не переживут вечность. Стоит ли с ними связываться? Они и ста лет не протянут.

Пишу:
«Добрый день, Александр Васильевич!
Посылаю вам на рассмотрение текст романа, о котором вы мне напомнили. Мистики ноль, немногочисленные иностранные имена славянские (чешские), роман остросюжетный.
С уважением и благодарностью что вы про меня не забыли
Сергей Гурджиянц, телефон такой-то»
Отослал и поехал в редакцию «Звезды» за своей рукописью. Так-то вот. Моховая, дом 20, домофон, все дела… Я вложил меж страниц двадцать долларов одной бумажкой, нужно было забрать.
Шучу, шучу!
За двадцатку «толстушку» не купишь.

ПРОЩАЙ, ТОЛСТУШКА

Офис «Звезды» был по-прежнему чёрен и тих. По пустым кабинетам гулял ветерок. Худощавая милая женщина в очках, которой я вручил рукопись в начале лета, без лишних слов провела меня к столу редактора прозы и указала глазами на рукопись. Та картинно расположилась в центре стола, глядя в потолок моими глазами с фотографии сквозь прозрачный файлик. Я сказал «спасибо» и прижал рукопись к груди. Мы стояли напротив друг друга через стол. Можно было уже уходить, но почему-то еще не уходилось.
Происходило нечто странное: пристальным взглядом женщина будто хотела мне что-то сказать, не размыкая губ. Я понял это по-своему и представил себе, как однажды она, заскучав в ежедневном одиночестве, решила прочесть мой роман. Налила себе чай и присела к столу. Развернула конфетку. Взяла в руки первый лист и прочла:
«Телефон зазвонил во вторник после обеда. Голос в трубке был незнакомый».

Есть понятие светлой грусти. Я все знаю про свой роман, но молчу. А мог бы спросить: «Вы расстроились? Мне кажется, вы хотите мне что-то сказать».
Я всегда мечтал, что хороший и добрый Не-знаю-кто однажды придет и растолкует мне все мои ошибки, раскроет все тайны. Не для исправления, ибо поезд уже ушел, а для понимания. Если честно, я очень недогадливый, живу в потемках. Я хотел бы узнать, как сложилась бы моя жизнь, если бы я свернул не за тем, а за этим поворотом. Не уперся бы тут как баран, а вот тут поступил бы не так, а вот так, а вот тут кое-что недопонял, а казалось бы, должен был понять. Мне для этого нужен кто-то, Не-знаю-кто, чтобы растолковал; но не Боженька.
Мы стоим, неотрывно смотрим друг другу в глаза и я думаю: она точно прочла, она тронута и ей есть что сказать, это видно по взгляду. А сам знаю уже наперед, что когда-нибудь вдруг придет этот добренький Не-знаю-кто и объяснит: она просто хотела сказать «Поцелуйте меня». А я идиот.

Невозможно стоять так до бесконечности. Мы распрощались. Всю дорогу домой я жалел, что не задал ей вопрос, который вертелся на языке. Не узнал, что хотела сказать она.
И вопросы остались вертеться на языке. Когда-нибудь у меня лопнет грудь от незаданных вопросов.
Дома я осторожно вынул пачку листов из файлика, положил на стол, взял с полки большую лупу. Поднял и аккуратно отложил в сторону верхний лист, за ним второй, третий и четвертый. Я не верю, что этот Не-знаю-кто когда-нибудь придет. Я хотел бы иметь его в друзьях, но (как и Боженьки) его не существует. Все приходится делать самому. Полагаться на себя и все время ошибаться. Я уже давно понял, что напрасно прожил свою жизнь, мог бы лучше прожить, наверное.
Или не мог. Может характер не тот.

Под четвертым, – на пятом листе рукописи незаметно лежал светлый маленький волосок. Он был четко виден в большую лупу. Я сам положил его сюда пинцетом, на слова «откидной столик» и отвез рукопись в редакцию. Ювелирно сработал. Этот волосок стоил больше двадцати долларов. Он остался лежать на (в кавычках) откидном столике, не слетел и не сдвинулся с места, потому что роман не читали. Его даже ни разу не вынули из файлика, ограничившись тем, что прочли мое отчество на первой странице сквозь прозрачный пластик. Далось оно им.
Я сдул этот волосок, разделил рукопись на две приблизительно равные части и прочел самый верхний абзац из второй стопки. Допускаю, что это была глупость – пытаться узреть здесь какой-то знак свыше; я вообще-то не верю в знаки.

«Сегодня он видел двух зайцев на обочине дороги по пути в пансионат. Зайцы сидели совершенно открыто, как в театре и, мило сложив лапки, смотрели на машины».
– Поцелуйте меня, – сказала она. – Поцелуйте меня… поцелуйте.
А я не поцеловал.
Простите.
Я не поцеловал.
_________________
конец
22 сентября 2024 года
автор Сергей Гурджиянц