Алиса и Меровинген

     Представьте себе немыслимое: Страна Чудес, это царство логических вывихов и говорящих животных, внезапно испытывает системный сбой, временное наложение реальностей. И вот, среди полей из игральных карт и улыбок Чеширских Котов, материализуется фигура, совершенно чуждая пасторальной анархии Кэрролла – Меровинген. Не тот, что из династии франкских королей, а тот самый, из фильма, воплощение гедонистической скуки, цифровой аристократ и ценитель тонких (и не очень) причинно-следственных связей.
     Именно его, излучающего ауру дорогого парфюма и вселенского разочарования, встречает Алиса. Она, дитя викторианской эпохи, заблудившееся не только в пространстве, но и, кажется, в версиях программного кода реальности, поступает согласно своему воспитанию:
«Здравствуйте, сэр», - произносит она с безупречной вежливостью, возможно, слегка поправив свой безупречный передник.
    Реакция Меровингена – это не просто ответ, это манифест, взрыв энтропии в упорядоченном мире Алисиных представлений. Вместо ожидаемого «Bonjour» или хотя бы снисходительного кивка, он извергает свою коронную тираду, каскад французских ругательств, столь цветистый и многослойный, что мог бы служить отдельным лингвистическим исследованием: «Nom de dieu de putain de bordel de merde de saloperie de connard d'encul; de ta m;re». Звучит это в чистом воздухе Страны Чудес примерно так же органично, как звучал бы похоронный марш на дне рождения Безумного Шляпника.
    Алиса, чьи уши привыкли максимум к парадоксальным стишкам и требованиям отрубить голову, оказывается совершенно не готова к такому лексическому шторму с берегов Сены.
    «Фу!» - негодующе вскрикивает она, и в этом «Фу!» больше оскорбленного чувства прекрасного, чем страха. – «Какой вы невоспитанный грубиян! Терпеть не могу ругательства, особенно французские! В них нет никакой... никакой причины!»
    И тут Меровинген, который, возможно, ожидал слез, крика или хотя бы попытки спрятаться за ближайшим грибом, замирает. Он слышит ключевое слово – «причина». О, это его любимая тема! Его глаза, вечно подернутые дымкой скуки, на мгновение вспыхивают хищным огнем аналитика. Он медленно, сквозь зубы, цедит слова, словно дегустируя редкое вино или раскладывая по полочкам очередной баг в системе:
     «Девочка...» (Слово звучит снисходительно, но с оттенком зарождающегося интереса). «Всё. В этом мире. Имеет. Причину. И следствие. Это закон. Незыблемый, как... как вкус хорошего Бордо. Они меняются местами, да. Сегодняшнее следствие – завтрашняя причина. Всё есть информация, всё есть реакция».
     Он делает паузу, давая Алисе (и читателю) время осознать глубину (или банальность) его философии.
     «Вот смотри. Причина: ты сказала 'Здравствуйте, сэр'. Вежливый, предсказуемый ввод данных. Следствие: я ответил... так, как ответил. Моя программа, моя реакция на внешний стимул, помноженная на мое текущее настроение и экзистенциальную тоску. Теперь это – причина. И по закону жанра, по неумолимой логике системы, оно должно породить следствие. Скажи мне, девочка, какое следствие породит моя грубость, когда ты встретишь меня завтра?»
     Он ожидает увидеть страх, неловкость, решение избегать его – стандартные реакции юнитов в Матрице причин и следствий.
     Но Алиса, дитя не Матрицы, а Зазеркалья, где логика гнется, как ивовый прут, лишь смущенно опускает глаза и тихо говорит:
     «Я... я опять скажу вам: 'Здравствуйте, сэр'».
      В этот момент в программе Меровингена происходит критическая ошибка. Переполнение буфера непредсказуемости. Он смотрит на Алису так, словно перед ним редчайший артефакт, невозможный глюк системы, который почему-то работает. Его губы складываются в подобие улыбки – не веселой, но удивленно-одобрительной.
     «Ты... очень хорошая. И редкая. Девочка», - произносит он, чеканя слова, словно высекая их на граните вечности (или на жестком диске реальности). – «Именно поэтому тебе доступны Страна Чудес и Зазеркалье. Это не места на карте, это... альтернативные протоколы восприятия. Вход туда заказан всем остальным. Обыкновенным. Девочкам».
     Он обводит взглядом воображаемую толпу «обыкновенных».
«Бедняжки. Они заперты. В Матрице. В унылом цикле причин и следствий. Сказали 'здравствуй' – ждут 'здравствуй'. Оскорбили – ждут оскорбления в ответ. Их реакции запрограммированы, их мир детерминирован. Их никогда не коснется чудо. А чудо, девочка, – это и есть способность разорвать эту цепь. Сказать 'Здравствуйте, сэр' в ответ на... вот это всё. Ты – аномалия. Прекрасная, нелогичная аномалия».
     И, возможно, впервые за долгие циклы своего существования, Меровинген чувствует нечто похожее на удивление перед лицом существа, чья внутренняя "программа" вежливости оказалась сильнее внешней "программы" провокации. Алиса, сама того не зная, только что взломала его личную Матрицу. И ей за это даже не пришлось выбирать таблетку.