Ветреный

— Ты чай или кофе?
— Чай.
— Зелёный, чёрный?
— Чёрный с лимоном, если есть.
Он сам любил приготовить и чай, и кофе, и лёгкий завтрак. Любил добавить нотку изысканности в виде приятного дополнения из ягод, орешков или припасённого заранее десерта.
— Какой ты чудесный! Не перестаю удивляться. Наблюдала, как женщины смотрят на тебя, а ты столько лет был один, при всей твоей мужественности и утончённости. Ты заботливый и внимательный, такой уверенный в себе...
Он приготовил мне чай с лимоном, лавандовый эклер, рядом поставил черничное варенье, налил себе кофе и, продолжая выполнять какие-то механические движения по кухне, взглянул на меня, сказав:
— Наивная! Так же было не всегда...
Потом отвёл глаза, как будто желая приступить к рассказу, но лишь в случае исключения и без бравады.
— Я, как и большинство молодых парней, был горяч и смел, вместе с тем романтик! Большой любви хотел! Меня же мать отправила в военную академию, чтобы нрав мой в нужном русле проявлялся, да и хлопот ей со мной тогда меньше стало. В школе она устраивала меня то в одну спортивную секцию, то в другую. Остановились на плавании. Так с «физикой» был полный порядок. Дисциплина в академии, нагрузки, спорт сделали из меня этакого «красавчика», военная форма вообще сводила девушек с ума! — он говорил медленно, степенно, даже лениво, продолжая хлопотать по кругу, перекладывая что-то с места на место. — Сначала были лёгкие, шуточные знакомства, нас же нечасто отпускали в увольнение, хотелось однажды вырваться и уже от вольного. Казалось, всё сложится и сразу. Так и случилось! — Он бросил взгляд на меня, сжимая губы и округлив глаза, как будто желая подвести некий итог. — После окончания академии служба офицером — удалось остаться здесь же, в Ленинграде. Познакомился с ней в кино. Да, вот прямо в кино! Сначала обратил внимание на неё, когда билеты у кассы с ребятами покупали: она с подружкой стояла, а потом и места оказались почти рядом, она сидела передо мной, ближе к экрану. Симпатичная южанка!
Он подошёл к благоухающему цветку в красивом кашпо и торопливо оборвал жухлые листья снизу.
— Девушки оказались старше нас на два года, отсюда и вели себя надменно и даже дерзко, отпускали шуточки и вольности в нашу сторону. Однако именно такое их поведение раззадоривало нас ещё больше, и мы, соревнуясь между собой, не отступали и не уступали! Нас было четверо, их двое, соревновательный процесс шёл неделю, встречались вечерами: то парк, то кино, а однажды даже в ресторан. Так нам хотелось показать, что взрослые мы, бывалые. Там-то всё и решилось. Она выбрала меня! Я на седьмом небе был от счастья. Такой успех — среди четверых меня! Стали встречаться. Она, как старшая наставница, была больше, но чертовски хороша, как мне тогда казалось. Я крутился вокруг неё волчком, влюбился как дурак! Она же верёвки из меня крутилаааа. Ты не понимаешь! Капризы, желания — всё для неё. Я голову потерял, но мне это так нра- вилось! Вкус к другим девушкам утратил напрочь. Жизнь взяла сочные краски, ни минуты без мыслей о ней. Мне завидовали ребята, некоторые дерзили в нашу сторону, за что получали ответ...!
Он отлучился на минутку, чтобы достать сигарету из пачки, что лежала в левом кармане его куртки, и мы вышли на открытую террасу роскошного дома. Он затянул сигарету и продолжил:


— Спустя три месяца мы поженились. Идея эта маме не понравилась, меня же было не остановить. Приезжали её родители с юга. Им, конечно, всё понравилось, уехали довольные. Одну только фразу отец тогда неловко бросил: «Слава Богу, угомонилась!» — Фраза эта меня слегка смутила, но ненадолго, я был безумно счастлив!
 Вопросы хозяйства меня тогда вообще не занимали. Мать порой была недовольна чем-то, а мне нравилось всё! Я бежал домой бегом, в прямом смысле слова. Видел только её, не помню, чем кормила, что в комнате было. Обожал её каждый день, и мне ничего не надоедало. Месяца два спустя прибежал однажды вечером домой — её нет. Ждал, волновался, вы- шел, стал ходить вокруг дома. Курил одну за другой, в голову страсти одни лезли. Стало смеркаться, и я наконец-то увидел за качелями детской площадки её силуэт. Не могу даже объяснить степень моего волнения и облегчения в тот момент. Она сказала, что была в центре, с подругой решила встретиться, заболтались, задержались. Волна радости от того, что она рядом, захлестнула меня, я и не придал значения сказанному. Через три дня сообщила, что поедут с подругой в Петергоф, возможно, задержатся, просила не волноваться. — Он докурил сигарету и сходил ещё за одной.
— Действительно, тем вечером вернулась чуть позже меня. Рассказала о поездке, я порадовался за неё и весь вечер не выпускал её из рук.
В начале осени стала чувствовать себя неважно: тошнота, слабость и все симптомы беременности. Столько счастья, и всё за последние полгода от начала знакомства! Я буквально уходил из дома и возвращался с улыбкой. Ка- залось, и дела по службе давались легко. Всё у меня вдруг стремительно наполнилось новой жизнью и надеждами.
Наступил октябрь, зарядили дожди, её не радовало ни самочувствие, ни настроение. Я успокаивал: ягодки, орешки, десертики... А она всё в окно смотрит и злится, даже не грустит, а злится! Я места себе не нахожу: то врача, то к врачу, мать прошу помочь, а она ненавистью ко мне.


Мы вернулись с ним с террасы на кухню, и он налил мне ещё чашку чая.
— Спустя месяц волнений, в субботу вдруг без церемоний сообщила, что два месяца назад из армии вернулся её бывший, приехал в Ленинград, нашёл её. Они встречались несколько дней, тогда, когда она якобы с подругой виделась. С того дня она решила, что уйдёт к нему. Потом беременность, но он и здесь её не оставил, поэтому она приняла твёрдое решение и уезжает сегодня же с ним домой, к себе на юг!
Я умер! Я просто умер! Меня не стало на полгода, — он сел напротив, откинулся на спинку стула, положил руки сначала на голову, а потом опустил их на лицо, как если бы взял минутку на передышку.
— Помню только будильник утром, казармы и как вечером скидываю сапоги в прихожей.
В апреле пришла телеграмма, что у меня родился сын. Ниже пояснение — она вышла замуж, и у мальчика будет там отец. То ли от радости, то ли от низости, я пришёл в себя. Не то чтобы всё встало на свои места, но новость о рождении сына отозвалась ликованием в моём сердце. Как будто появился смысл жить. Ехать туда, конечно, толку не было, хотя мне очень хотелось, а вот деньги я послал в тот же день и регулярно посылал в течение многих лет.
Он снова встал и включил кофемашину.
— Несколько раз я всё же мальчика видел. Летал специально, как будто совмещая отпуск у моря с официальным визитом к сыну. Его назвали Мишей.   

 Первый раз я увидел Мишу в три года. Он был похож на мать, просто копия! Ма- ленький симпатичный парнишка. Уже хорошо разговаривал, но остаться со мной без матери, конечно, не мог. Она меня толком ему тогда и не представила, да что там — он совсем маленький был. Потом в пять лет его видел, потом в первый класс, когда пошёл. Однажды они приезжали сюда. Она нашла меня, Мише было уже двенадцать. Тогда мы с ним и погуляли, и в Музей артиллерии, и на «Аврору» сходили. Он уже знал, что я отец. Особой тесной связи, разумеется, не было, но тем не менее...
Я понял потом, почему она не отказывала мне во встречах с сыном: я хорошо помогал. Они же, судя по увиденному и услышанному, жили плохо и бедно. Красота сникла, муж её покалачивал, а главное — он терпеть не мог Мишу. Моего Мишу. Сердце не камень — это правда! Щемило каждый раз. Мишку жалко было! Я ненавидел её за это. Гадина! И сейчас повторю — гадина!
Он смял бумажную салфетку рядом и выбросил её в мусорное ведро, громко хлопнув дверцей.
— Мои отношения с женщинами с того времени стали носить характер ветреный! Правды им не было. Я пробовал разных, потом с триумфом бросал их и ни о чём не жалел! Они как-то чувствовали во мне ту рану, хотя никому о ней тогда не рассказывал. Как-то легко сходились и без сожалений оставляли. Я и правда мог быть заботливым, любящим, ответственным, но этот набор мало увлекал противоположный пол, и ветреные отношения стали для меня нормой.

 Однажды позвонила Мишина мать. Ему было четырнадцать, и она сказала, что у него что-то с ногой. Помочь на месте не могут. Попросила найти доктора и принять участие, если они приедут показаться в Питер. Я уже к тому времени стал взрослее: связи, звание. Нашёл нужных врачей, и они приехали.
Дело оказалось действительно серьёзным: у Миши обнаружили некую опухоль, потребовалась срочная опера- ция, соответственно анализы и донор. Сомнений не было ни на секунду — я первый в списке. Всё подготовили, мне тоже предстоял ряд необходимых процедур, и когда почти всё было готово, врач вызвал сначала меня, а потом её и сообщил, что донорский материал не подходит, так как не является родственным больному!
 Мы оба не сразу поняли, о чём речь! Какие-то глупые вопросы ещё задавали, но вскоре пришла ясность — Миша оказался не моим сыном. Он был сыном того бывшего из армии, к которому она сбежала и замуж вышла. Курьёзность всей ситуации заключалась в том, что я принимал его за своего, искал встреч, помогал деньгами и негодовал от мысли, что моего сына воспитывал тот ублюдок, а он, в свою очередь, ненавидел и ущемлял собственного сына, думая, что он мой.

 Операция состоялась, приехал папаша родной. Миша оставался ещё около месяца в Питере, и я приходил его навещать. Потом у него всё наладилось, и сейчас ему чуть больше тридцати. Ни с кем, кроме Миши, из той семьи я больше не общаюсь, а с ним иногда созваниваемся.
 Ты знаешь, после той истории я ещё долго был убеждён, что игры во все эти любовные отношения — зло, пока один мудрый человек не сказал мне: «У тебя никогда не будет проблем с женщинами и женским вниманием, если у тебя будут деньги!» Я запомнил эти слова на всю жизнь, и с того момента в меня вселился этот азарт — не ныть, не искать отношений и чувств больших, а заняться делом, заработать деньги! Это меня спасло!
 Дела мои пошли в гору. Вскоре я уже дослужился до нужного звания, потом по выслуге лет параллельно стал строить свой бизнес, о котором ты знаешь. Теперь у меня есть всё — этот дом и квартира, и автомобили, и отели свои на Балканах.
 Ещё у меня есть сын Саша, с которым ты тоже знакома. Он на меня очень похож и родился в результате приятных отношений по обоюдному согласию с его мамой. Сашу я очень люблю, мы проводим с ним вместе много времени, а скоро он пойдёт в школу. И я ни о чём не жалею!
 Женщины теперь сильно сожалеют о расставании со мной — прав был тот человек! У меня же есть много работы и много свободы, — он налил себе кофе, громко включил любимую Pazzo di lei Бьяджо Антоначчи, подошёл ко мне, чмокнул по-дружески, сказав:
— ...И если бы не ты, то про меня так и продолжали бы говорить — «ветреный...»