Наши страстные печали над таинственной Невой...

         Наступивший 2025 год для русской литературы богат на юбилейные даты.  К 145-летию выдающегося русского поэта Александра Блока Российским союзом писателей учреждена награда и это ещё один побудительный мотив напомнить о творчестве поэта, о его жизненному пути.
         На нашем сайте Проза.ру можно, к счастью, найти не мало интересных исследований творчества поэта. Достаточно упомянуть работы Руслана Богатырева, Сергея Заяца, Сергея Сиротина, Любови Сушко, Рюнтю Юри и многих других.
         Приглашаю по новому увидеть Александра Блока, не через призму привычной критики и литературоведческих копаний, а глазами современников. Нет, не поклонников, но современников, уставших от петербургских развлекательных диспутов на вечно модную тему о будущем России и русского народа,...потерявших свою молодость на фронтах... и потому немного предвзятых...
         Это произведение обозначено мною как «литературное эссе», хотя, быть может, более подошло бы «эссе - новелла». Жанр новый, необычный и, как термин, не имеющий пока определения, но явно увлекательный.  Самое главное - документальная достоверность событий, персонажей и мнений.
         Надеюсь, чтение будет нескучным...

Ноябрь 1908
         Выйдя в отставку титулярный советник Пётр Алексеевич Иванов завёл себе за правило прочитывать утром все имеющиеся газеты от корки до корки.Чтение не мешало внимательно прислушиваться к звукам в квартире. Хотя теперь обычно царила тишина, давно прошли времена, когда дети, Лиззи, Анечка и Алёшка, с шумным ликованием встречали новый день и бежали пожелать papa доброго утра.
         Поэтому Пётр Алексеевич с некоторым изумлением уловил смешки и шушуканье возле самой двери в кабинет, тем более, что в это довольно сумрачное ноябрьское утро особых поводов для веселья не было. Он отложил газету в сторону, ожидая пояснений. Еле справляясь в лукавым, даже насмешливым выражением лица, горничная Любаша чинно подошла и тожественно водрузила на стол круглый серебряный подносик для визиток, но покидать кабинет совсем не спешила.
         Пока Пётр Алексеевич в некотором недоумении разглядывал изящный, совершенно дамский, конвертик, в кабинет стремительно ворвалась Анна. В отличии от горничной ей не надо было притворяться и сдерживать смех. Чмокнув отца в щеку, она подхватила двумя пальцами письмо и грациозно помахала им перед Ивановым.
         - Какой изысканный аромат, Пётр Алексеевич, вы согласны? Не иначе как «Букет Наполеона»! - Аня, посмеиваясь, подала отцу конвертик. - Открывай же скорей!
         Пётр Алексеевич усмехнулся и надрезал ножичком бумагу. Конверт содержал два пригласительных билета. Анюша даже даже захлопала в ладоши от радости, прочитав имя выступающего, ни секунды не сомневаясь, что отец один, без неё, не пойдёт.
         На следующий день, 13 ноября 1908 года, им предстояло посетить лекцию Александра Блока в Религиозно-философском обществе. Подобные заседания обычно происходили в зале Географического общества, и на этот раз адрес не сменился. Иванов поморщился. Не любил он все эти никчёмные на его взгляд обсуждения - «проблемы неохристианства», «потребность петербургского общества в обновлённом православии»... Ерунда какая! Вера либо есть, либо нет. А те, кто много рассуждает о Боге больше всего гадостей и делают, прикрываясь Его именем.
         - Папа, даже не вздумай сочинять причину для отказа!- воскликнула Аня, увидев кислое выражение лица хозяина кабинета. - Ты отказался идти со мной на Сару Бернар и Элеонору Дузе! Завтра тебе не отвертеться! Это будет даже не прилично! Тебе специально прислали приглашение! Это же Блок! Ты почему до сих пор не соизволил почитать его книгу? - Анна негодующе кивнула в сторону самого дальнего книжного шкафа, куда Иванов пристроил нераспечатанную брошюру поэтического сборника «Земля в снегу».
         - Аннушка, но я же вытерпел «Египетские ночи» и «Шопениану»!
         Средняя дочь фыркнула, смешно сморщив носик, и стащив пригласительные билеты со стола заявила:
         - Возьму с собой, чтобы у тебя случайно до завтра не потерялись! Пойдём, Любаша, - Анна мягко подхватила горничную под локоть и обе направились к двери. - Не будем мешать страдальцу свыкаться с мыслью о завтрашнем выходе в свет.
         Собрания, подобные тому, на которое господин Иванов получил приглашение, были в конце первого десятилетия ХХ века явлением обыденным. Представители русской культуры, литературы, «заболевшие» религиозным беспокойством пытались найти общий язык с представителями «традиционно-славной церковной иерархии», как предпочитал именовать посещающих собрания священников Николай Бердяев. Говорили об отношении христианства к культуре, о взаимоотношениях полов, о волновавшей интеллигентных петербуржцев теме плоти...
         Пустых мест в зале не бывало, также как и в этот день на выступлении Александра Блока. Всю неделю в городе стояли приличные морозы, на улице тёмно-серый холод и не поймёшь который час, если на хронометр не смотреть. Тем не менее, не взирая на изматывающую петербургскую стужу, публика собралась, и публика самая разношёрстая. Пётр Алексеевич даже не ожидал, что большой зал, рассчитанный человек на пятьсот будет так полон.
         Господин Иванов, раскланявшись с несколькими знакомыми, оказавшимися поблизости, занял место, самое крайнее в последнем ряду - если не понравится, можно улизнуть в библиотеку, и с любопытством стал разглядывать зал. Профессора, модные писатели и артисты ещё понятно, кому как не им увлекаться подобными темами. Присутствие жандармов в мундирах тоже имело своё логичное объяснение, после известных революционных событий, спровоцировавших цепь террористических актов, ни одно общественное мероприятие без участия полиции не обходилось.
«Но такое количество священников? Дамы в изысканных, вызывающе дорогих костюмах?», дивился Пётр Алексеевич, не высказывая, впрочем, своих впечатлений дочери, «они что, все причисляют себя к либералам?»
         Увлёкшись осмотром, господин Иванов едва не пропустил начало выступления. Вопреки ожиданию, поэт заговорил негромко, без какого-либо позёрства и свойственного большинству привыкших выступать публично энтузиазма. Похоже он совсем не собирался читать свои стихи, говорил монотонно и оттого несколько завораживающе на совсем непоэтическую тему. Речь шла о противостоянии русского народа и русской интеллигенции - подобная лекция больше подходила бы либерально настроенному профессору в каком-нибудь губернском учебном заведении, а не молодому человеку.
        «...есть действительно не только два понятия, но две реальности: народ и интеллигенция-полтораста миллионов с одной стороны и несколько сот тысяч – с другой-люди, взаимно друг друга не понимающие в самом основном...»
        Пётр Алексеевич даже заинтересовался и внимательней присмотрелся к Блоку. Сухощавый, с заострённым лицом мужчина, стоящий перед затихшей публикой с чуть надменным видом был не намного старше Лизы, года на три-четыре, а старшей дочке ведь нет ещё и двадцати пяти. Правда, в его годы сам Иванов, отец двух премилых девочек, уже поучаствовал в нескольких очень серьёзных операциях на Кавказе и тоже вовсю задумывался о судьбах России, русского человека. Самое время, самое время...
        «...отчего нас посещают все чаще два чувства: самозабвение восторга и самозабвение тоски, отчаянья, безразличия? ...», ни тон, ни выразительность голоса выступающего ничуть не сменились.
        «О, нет!», подумалось Петру Алексеевичу, «всё же поэта в господине Блоке больше, чем философа и гражданина.»
        Тем не менее, слушатели внимали почти затаив дыхание, все взгляды были прикованы к ведущему свою трагичную «песню» поэту. Талантливо выстроенные и эмоционально насыщенные образы находили отклик в душе всех присутствующих.
        Неудивительно, что по окончании выступления Блоку не удалось вырваться из плотного кружка почитателей, Анна оказалась в их числе. Иванов искренне посочувствовал мягко отвечающему на требовательные реплики поклонников человеку. Явное переутомление читалось во всей позе, публичное выступление, открытое высказывание своих мыслей и чаяний далось ему нелегко.
        Подцепив дочь под локоток, Пётр Алексеевич нежно, но настойчиво потянул девушку прочь. Она сначала дёрнулась и удивлённо обернулась, но заулыбалась, увидев отца. Раскланявшись с оставшимися, они спустились вниз, и всю дорогу Иванов слушал восторженные комментарии Анны, рассеянно кивая головой, как китайский болванчик. Дома, сославшись на усталость, он спрятался в кабинете и все, уже повторяющиеся, восторги достались горничной, на новенького.
        Мог ли отставной титулярный советник предположить в тот вечер, что пройдёт не так много времени и страшная война на краткий миг сведёт его тяжело раненного сына с надевшим мундир поэтом Александром Блоком?


Апрель 1917
        Сегодня впервые за долгое время разъяснело. Уходить в сумрачную квартиру не хотелось, и они стояли, прислонившись к стене жилого дома на Офицерской[1], жадно подставив пригревавшему апрельскому солнцу свои бледные до синевы лица.
        – Надо велеть установить здесь скамейку, чтобы раны свои боевые греть, – счастливо жмурясь, проговорил Николаша.
        – А кто будет на ней сидеть, когда мы поправимся? – поинтересовался Иванов.
        – Ты думаешь, что мы последние с ранением? – удивился штабс-капитан. – Подожди, это только начало. С таким руководством скоро весь дом в лазарет превратится.
        – У вас очень мрачные и революционные мысли, господин Ведянин, – проговорил Алексей, – хоть вы от революции и открещиваетесь!
        – Я убеждённый монархист, как ваш батюшка, дорогой мой Алексей Петрович. Но это не мешает мне быть реалистом, трезво смотреть на вещи.
        – Первый раз так близко вижу убеждённого монархиста, – прозвучал совсем рядом сухой насмешливый голос. – А если вы всё же реалист, то революцию просто обязаны принять всем сердцем!
       Молодые люди, приоткрыв глаза, прищурились. Перед ними стоял очень худой военный с узкими погонами Земсоюза[2]. Волнистые короткие волосы, нос с лёгкой горбинкой. Лицо свежее, с румянцем, но подбородок высокомерно поднят, взгляд холодный, недружелюбный.
       – Здравствуйте, господа, – произнёс он запросто. – Вы, кажется, Николай Ведянин? – спросил он, обращаясь к штабс-капитану. – И в нашем доме живёте? А ваше лицо мне кажется знакомым, но, извините, имени не припомню, – повернулся «земсоюзовец» к Алексею.
       – Да, я Ведянин, штабс-капитан Кексгольмского гвардейского полка Николай Ведянин, – уточнил Николаша, выпрямившись и вздёрнув голову. – А мой товарищ Алексей Иванов, подпоручик Тихвинского полка. Вы могли здесь встречаться...
       – Добрый день, господин штабс-капитан, добрый день, господин подпоручик, – «земсоюзовец» отдал честь почти по уставу. – А я Блок, Александр Блок. Вы извините, господа, что я нарушаю ваш, – Блок немного замялся, – отдых, но моя жена, кажется, уехала. А я вот вернулся с Пинских болот. Мы там линию обороны возводим. Не успел её застать, – он беспомощно развёл руки. – Позволил себе увлечься прогулкой по городу. Бродил, посетил любимые места, знакомых. Вы знаете, это удивительное зрелище – свободные радостные люди, совсем без надзора. Все это, – Блок взмахнул рукой в ту сторону, где пролегал Невский, – такое грозное, захватывающее дух и страшно весёлое! Кажется, что произошло чудо, и кажется, что будут ещё чудеса!
        Иванов и Ведянин недоумённо переглянулись.
        – Куда уж чудеснее! – грозно нахмурившись, произнёс Николаша.
        – А мы с вашей супругой, Любовью Дмитриевной, позавчера познакомились, как только переехали, – вмешался Алексей, стараясь разрядить обстановку. – Она говорила, что ожидает вас, но дольше оставаться не могла. Ещё утром повезла вашу матушку ко врачу, а потом на вокзал. У неё поезд в Псков, – и добавил: – Мне думается, что мы с вами встречались ещё до войны, на каком-то поэтическом вечере...
        – Может быть, может быть, – пробормотал Блок. – Какая нелепица весь этот её провинциальный театр. Ну кому это сейчас нужно!
        – Я теперь вспомнил, – воскликнул Алексей. – Любовь Дмитриевна говорила о записке. Оставила в дверях для вас. Вы нашли записку?
        – Нет, записку я не искал, – задумчиво проговорил Блок. – Надо бы ещё раз взглянуть. Всего доброго, господа, – он коротко кивнул и, забыв отдать честь и испросить разрешение уйти, развернулся и быстрым шагом направился к парадной.
        – Странный тип, – проговорил Николаша, провожая изящную, перетянутую толстым ремнём, фигуру, – на дезертира похож.
        – Николаша, он же поэт, разве ты не читал его? – удивился Алексей.
        – Я поэзией увлекаюсь не больше твоего, – фыркнул Ведянин.
        – Но всё равно, – настаивал Иванов, – поэты, они другие, по-иному воспринимают жизнь, не так, как гвардейцы!
        – Это точно.


ПРИМЕЧАНИЯ
1- ныне ул. Декабристов, 57.
2- Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам – одна из крупнейших общественных организаций, созданная 30 июля 1914 года губернскими земствами и занимавшаяся оказанием медицинской помощи, устройством беженцев, снабжением медикаментами и т. п. в Первую мировую войну.