Мэган Линдхольм. Робин Хобб. Колеса удачи. Глава18

  Вандиену отвели комнату в гостинице, и кто-то распорядился принести бадью с горячей водой. Он сидел, молча рассматривая помятый металлический чан, до краёв наполненный благоуханной водой, и двух здоровенных брурианцев, маячивших за дверью, и никак не мог решить, кто он - почётный гость или пленник. Раздумья одолевали его и после купания; устроившись на краю кровати, он невозмутимо рвал на полосы одну из простыней, намереваясь перевязать себе бедро. Пускай чёртова гостиница выставит счёт за пропавшую простыню старине герцогу, сам он не планировал задерживаться здесь надолго и платить по счетам. Раздался громкий стук, и дверь распахнулась. В проёме, задевая верхушкой гребня притолоку, и это несмотря на свою врождённую сутулость, нарисовался громадный брурианец.
 - Вот, переоденься, - буркнул он, швыряя Вандиену свёрток. - Чтоб за столом от тебя не воняло. И это… пошевеливайся!
  Громила вышел, нарочито громко хлопнув дверью.
- Так-с. Значит, купание предназначалось не для моей скромной персоны, - заметил про себя Вандиен.
  Светло-голубая рубашка, свежая и свободная, была соткана из мягкой, незнакомой ему ткани. Коричневые штаны из того же материала, но более плотного, сидели на нём вполне прилично; он лениво подумал, кто бы это мог угадать его размер. С другой стороны, возможно, герцог держит у себя полный гардероб на любой вкус и размер, чтобы подходило всем людям, которых он собирается убить. Вандиен криво усмехнулся, заправляя рубашку и пристёгивая пояс с ножнами.
  Он направился к своей одежде, лежащей кучей на полу. Оттуда выудил ожерелье - изящную фигурку ястреба на тонкой цепочке. Мгновение Вандиен рассматривал его, зажав в ладони, затем торопливо надел на шею. Маленький пакетик он осторожно спрятал в манжету. Напоследок достал восковой шарик, тот самый, что утром дал ему Лейси. Мужчина долго смотрел на него, затем бережно опустил на пол. Наступил каблуком, придавил. Шарик беззвучно лопнул, брызнув молочно-белым ядом, и на половицах расплылось тёмное пятно.
XXX
  Вандиен мысленно оценил стоимость серебряных подсвечников, украшавших тяжёлую скатерть кремового цвета. Пожалуй, хватит на новый фургон для Ки, вяло подумал он, но тут же поморщился - мысль показалась совершенно неуместной. К тому же устарела и сама мера ценности… Лучше сказать, что эти подсвечники достаточно тяжелы, чтобы выбить боевые клыки брурианке, что сейчас сноровисто обшаривала его ноги своими черными когтистыми лапами, выискивая потаённое оружие. Она ощутимо шлёпнула по повязке на бедре, вызвав у него приглушенный стон, и молча указала на рапиру в ножнах.
  - Прошу простить её подозрительность, - вкрадчиво произнёс герцог. Он уже сидел во главе стола. Пальцы рук сложены «домиком». Из-под каждого обшлага свисал каскад вычурных кружев; глупая рубашка, если он и впрямь собирается сегодня фехтовать. Вандиен промолчал.
 - Вы бы поразились, узнав, до каких низостей опускаются некоторые, чтобы только со мной разделаться. Будьте любезны, покажите ей ваше оружие, - Вандиен медленно вытащил рапиру, протянул её брурианке рукоятью вперёд. Та осторожно взяла её, проведя по клинку сперва пристальным взглядом, затем короткими пальцами. И, так два раза подряд. Видимо, для надёжности…Затем подозрительно обнюхала металл. Брурианка повернулась к герцогу с озадаченным видом.
 - Яда нет, - сказала она.
 - Мои верные брурианцы - такие утончённые натуры. Сколько изящества в социальных отношениях! Халикира, душечка, будь добра, протри-ка всё же клинок винным спиртом.
  Вандиен подумал, что никогда прежде не видел такого презрения во взгляде, которым Халикира одарила своего господина, но герцог предпочёл этого не заметить. А, быть может, он и вправду не обратил на это внимание. Когда брурианка возвращала ему обтёртый клинок, их взгляды на мгновение встретились. Шерсть на её лице была светлее, чем у большинства громил, отчего глаза казались ещё темнее. На какой-то миг их неприязнь к герцогу стала общей; черные губы чуть приподнялись, обнажая зверские клыки. Затем её взгляд снова стал бесстрастным, и Вандиен отвернулся к столу.
 - Прошу, присаживайтесь. Мне доложили, вас зовут… Вандиен? Я правильно произношу ваше имя?
 - Да, - он выдвинул резной стул и осторожно сел. Бедро начинало ныть, теряя подвижность.
 - Необычное имя. Как я понимаю, вы не из здешних мест.
 - Нет, - простой ответ, парирующий выпад герцога.
  Подали суп, по тарелкам его разлила брурианка. Белое полотенце странно контрастировало с покрытой многочисленными шрамах волосатой лапой, которую оно прикрывало. Вандиен почувствовал запах курицы, сливок и крошечного сладкого лука. Он попробовал суп, только сейчас вспомнив, что ничего не ел с самого утра. Мужчина принялся есть, предоставив герцогу вести беседу.
  - Путешествуете в одиночку, не так ли? - спросил аристократ.
  Несколько мгновений Вандиен молча смотрел на него. Глаза герцога, остановившиеся на нём, были твёрдыми, словно холодное серебро. Знает ли он о Ки? - подумал Вандиен. А затем это перестало иметь значение. Он взял мягкую коричневую булочку, разломил её, обнажив сливочную начинку. Густо намазывая её маслом, Вандиен сказал:
 - Лидером восстания в этом районе, похоже, является тип по имени Лейси. Он плохо контролирует своих людей, и они легко могут расколоться на фракции. Впрочем, у повстанцев уже есть планы места под названием Мастерхолд. Это что-нибудь значит для вас?
  Герцог разливал вино. Он поставил бутылку, пригубил из своего бокала, затем снова взял её и, потянувшись через стол, наполнил кубок Вандиена.
 - То, что они предали вас… не спасёт тебя от наказания, - тихо заметил он, незаметно перейдя на «ты». - Разнузданной черни нужно преподать хороший урок.
 - Согласен. - Вандиен поднял свой бокал и сделал добрый глоток. На порядок лучше той бурды, которой потчевала его Трелира - уже и не вспомнишь, когда. Может статься, одно из тех самых южных вин, о которых так много говорят. Вандиен встретился глазами с герцогом. - Вряд ли я доживу до рассвета, - и в этот раз он не кривил душой. Усмехнувшись, Вандиен ощутил, как натянулась кожа на старом шраме, пересекавшем лицо, - память о том, как он спас Ки от гарпии. - Но я хочу, чтобы многие из повстанцев разделили мою участь, - он снова вернулся к супу.
  Герцог был явно сбит с толку, и его молчание затягивалось. Наконец, он спросил:
 - Неужели ты думаешь, что я стану платить тебе за эту информацию или предложу лёгкую смерть? Чего ты добиваешься?
  Вандиен пожал плечами и отодвинул суп, освобождая место для тарелки с ломтиками мяса с кровью. Он заметил, как брурианка-прислужница с отвращением дёрнула носом от запаха прожаренного мяса.
 - Мести, полагаю. Сегодня ночью я должен был убить вас отравленным клинком. Взамен они обещали освободить мою подругу, которую держат в заложниках, - он отпил ещё вина, смачивая горло. - Я знаю, что она уже мертва.
 - Какая неосмотрительность с их стороны, - притворно посочувствовал герцог, холодно улыбнувшись. - Это мясо нашего равнинного оленя. Я сам его подстрелил. Надеюсь, прожарка тебя устроит? Боюсь, я пристрастился к вкусам моих брурианцев, когда дело касается мяса.
 - Отличное мясо, - похвалил Вандиен. - Чем кровавее, тем лучше. Блюм и Куртис - те, кого я уложил сегодня, - были в рядах мятежников. Фехтовальщик Траск - тоже из их шайки, как и та женщина в красной шёлковой блузе… имени ее не знаю, но, думаю, для вас это не помеха, - Вандиен вонзил вилку в кусок мяса. Пристально взглянув на герцога, он вдруг насторожился. Негодяй был встревожен. Но не так, как он рассчитывал.
  Герцог подвинул к нему блюдо с тушёными пряными фруктами. Губы его изогнулись в странной улыбке.
 - Сегодня утром я принял тебя за человека чести.
  Вандиен положил себе немного фруктов. Пряная сладость удачно оттеняла острый вкус мяса. Он промолчал, не удостоив герцога ответом, и снова принялся за еду. Молчание, как он рассчитывал, должно было вынудить того заговорить.
 - Я был уверен, что ты затаил на меня какую-то обиду, нечто, побуждавшее выиграть у меня поединок любой ценой. Я почти восхищался тобой. А когда я увидел твоё виртуозное владение клинком, я сказал себе: вот дворянин, преданный старинным понятиям чести. Я знал, тебя ничто не заставит отказаться от намерения убить меня.
  Вандиен поставил бокал с вином.
 - И?
 - И понял, что ошибался. Ты уложил тех людей, ради шанса предать их. Ради мести, - герцог криво усмехнулся. - Пожалуй, живой ты принесёшь мне больше пользы, чем мёртвый. Разумеется, придётся тебя как-нибудь отметить, чтобы люди не решили, что я слишком мягко с тобой обошёлся… скажем, шрам через все лицо. Вряд ли ещё один шрам что-то изменит для человека, который и так весь ими покрыт. Хотя, признаться, любопытно было бы взглянуть на того, кто сумел тебя так разукрасить.
  Вандиен, не показывая виду, как закипает внутри, отрезал себе ещё мяса.
 - Это сделал не фехтовальщик, герцог Ловеранский. Когти гарпии. Но это не имеет отношения к нашей беседе. Любопытно, на что мог бы сгодиться вам такой бесчестный человек, как я? Желаете узнать больше о восстании?
  Герцог пренебрежительно махнул рукой, и этот жест не имел никакого отношения к уборке мяса со стола.
 - Восстание… Фи! Положа руку на сердце, друг Вандиен, ты едва ли расскажешь мне о них что-то такое, чего я ещё не знаю. Нет. Говоря о пользе, я имел в виду твоё искусство фехтования. Пусть оно устарело и вышло из моды, но я бы не отказался овладеть харперианским стилем.
  Вандиен пропустил эту колкость мимо ушей.
 - Если вы так хорошо осведомлены о планах повстанцев, - медленно спросил он, - почему бездействуете?
  Герцог взял пирожное с чеканного серебряного блюда, стоявшего перед ними.
 - Скажем так, они меня развлекают. Даже тебя, мой друг, должно быть, позабавила эта детская возня с заговорами. Попробуй вот эти, с малиновым кремом, - мой повар в них особенно искусен. Мятежников проще оставить в покое и разбираться с их мелкими гадостями по мере их поступления; если я раздавлю их прямо сейчас, завтра же появится дюжина новых ячеек. Знаешь, Вандиен, это как кожная сыпь: чем больше чешешь, тем сильнее зудит.
 - Так в чем же истинная причина, по которой вы бездействуете? - Вандиен невозмутимо ел пирожное, усилием воли сохраняя бесстрастное выражение лица, хотя по руке уже полз предательский холодок.
 - Мятежники не настолько важны и не обладают достаточной силой. Если я выступлю против них открыто, это лишь придаст их движению вес и привлечёт новых сторонников. Но если я буду делать вид, что просто не замечаю их, одновременно втайне срывая все их планы, то лишу глупцов всякого авторитета. Кто сейчас к ним примыкает? Младшие сыновья, не имеющие ни денег, ни надежд на наследство, старые пердуны, обделённые вниманием родных… Словом, те, кого мне совершенно не следует опасаться, - герцог спокойно взглянул на него. - Боюсь, Вандиен, я не стану инструментом твоей мести. Видишь ли, мне это совершенно невыгодно.
 - Понимаю, - рука Вандиена незаметно скользнула к обшлагу, туда, где был спрятан пакетик Злорада. Пальцы… коснулись пустоты! В приступе отчаяния он опустил взгляд. Пакетика не было! Проклятая брурианка обыскала его куда тщательнее, чем он думал. Бросив взгляд на Халикиру, он увидел, как та едва заметно усмехнулась, на миг показав меж коротких пальцев хорошо знакомый предмет. Вандиен отвернулся. Черт бы ее побрал!.. Он опустил руку на колени и прижал к тёплому животу. Боль немного утихла.
 - Не расстраивайся так, друг мой. Поверь, через сотню лет всё это не будет иметь ровным счётом никакого значения. Вот, попробуй это вино с пирожными; на мой вкус, оно создаёт превосходный контраст мясу.
  Герцог наполнил чистые бокалы из другой бутылки.
  Вандиен лениво наблюдал за ним. Ничего существенного не приходило в голову. День внезапно навалился на него всей своей тяжестью. Отравленная рука ныла, как сама тоска, и каждая мышца в теле протестовала против каких-либо усилий. Даже сидя, он чувствовал боль в бедре. А горячая ванна, за которой последовала обильная трапеза, ничуть не прибавила ему бодрости. Ложная энергия Злорада заставила его превзойти самого себя. Даже мысли путались. Через сотню лет всё это не будет иметь ровным счётом никакого значения. Так, кажется, сказал герцог. И, вероятно, был прав. Что останется от него через сто лет? Ни один ребёнок не будет носить его имени. Тело давно превратится в прах. Разве что рапира; ей уже больше ста лет! Интересно, где она окажется? Будет висеть в тёмном закоулке герцогского замка? Или пылиться в лавке старьёвщика на каком-нибудь ловеранском рынке? И какое значение тогда будет иметь его честь, да и он сам? Да и что она когда-либо значила для него, по-настоящему? Вандиен попытался вспомнить случай, когда честь дала бы ему преимущество в бою. Он рассеянно отпил вина из бокала, который поставил перед ним герцог.
 - Какая польза от чести?
 - Ровным счётом никакой, - подтвердил герцог.
  Вандиен вздрогнул, удивлённый тем, что задал вопрос вслух.
 - Но ведь должна же быть хоть какая-то! - упрямо произнёс он, хотя и не находил доводов в её защиту. Будь он менее благороден, то позволил бы Келлиху убить Козлика. Будь в нём чуть меньше чести - Ки осталась бы жива.
 - От чести нет никакого проку, - настаивал герцог. - На самом деле, это обуза. Взять, к примеру, сегодняшний вечер. Сохранишь свою честь - и я убью тебя. Отрекись от неё - получишь рубец через всё лицо, зато останешься жить моим вассалом. Спроси брурианцев: я щедр к тем, кто мне верно служит.
 - Не знаю, - ответил Вандиен, но обращался он не к герцогу, а к самому себе.
 - Тебе не обязательно решать прямо сейчас, - сказал герцог. - Даже в разгар поединка ты все ещё можешь передумать. 
  Он встал, жестом велев Халикире подать оружие. Рапира герцога была великолепна! В другое время Вандиен сгорал бы от желания рассмотреть ее поближе. Витая рукоять мерцала мириадами крошечных сверкающих камней. Истинный фехтовальщик счёл бы их безвкусицей, посчитав за коварную уловку, единственной целью которой было отвлечение противника. Но, опять же, так подумал бы человек чести. Герцог же презирал честь. А у Вандиена её попросту не осталось. Ему не сокрушить восстание, погубившее Ки. Он умрёт от клинка герцога, и всё окажется напрасным.
 - Я сражался весь день. Ранен в бедро. Принял горячую ванну, плотно поел, выпил вина и достаточно долго сидел неподвижно, так что все тело затекло. И вы называете этот поединок честным?
 - Честность сродни чести. Толку никакого. Но, так и быть, разомнись чуток.
  Вандиен молча извлёк рапиру из ножен, безуспешно пытаясь размяться. Мышцы налились свинцом, будто превратившись в перекрученные жгуты из сухой кожи. Стоило ему сделать первый, неуверенный выпад, как рана на бедре вновь открылась. Кровь, пропитывая бинты, жгла огнём. Странно, но рука, сжимавшая клинок, наоборот, окоченела. Он знал, что держит эфес шпаги, но пальцев не чувствовал. Вандиен покосился на герцога, который всё ещё разминался. Всмотревшись, он вдруг понял: изысканная рубаха с кружевным жабо и манжетами - лишь прикрытие для кольчуги. Тонкой, почти невесомой, но он ясно видел её характерные очертания при каждом выпаде герцога. И без того призрачные шансы Вандиена растаяли без следа…
  Лучше бы он вообще не ел! Всё тело налилось тяжестью, а мысли путались. Он попытался обдумать варианты действий. Их, похоже, было немного. Он мог сразиться с герцогом и умереть от его клинка. Он мог принять предложение герцога стать учителем фехтования, получить шрам через всё лицо и умереть от яда. Он мог отказаться драться с герцогом, который, как человек без чести, всё равно убьёт его. Забавно!.. Всё, похоже, сводилось к его смерти. Что ж, если ему остаётся только умереть, он умрёт достойно. Он задумался, насколько высоко прикрывает кольчуга горло герцога. Вероятно, под кружевным жабо скрывается крепкий кожаный ошейник.
  Халикира наблюдала за ним своими непроницаемо черными глазищами. Брурианцы!.. Что бы о них ни говорили, умирать они умели. Вандиен ухмыльнулся ей, отсалютовав клинком. Её черные губы слегка изогнулись, тень знаменитой брурианской улыбки-оскала.
  И тут Вандиена осенило!
  Рука, сжимавшая шпагу, заледенела уже до плеча, бедро сковала тупая ноющая боль. Неимоверным усилием воли он подавил ее, заставив тело повиноваться, разминаясь - быстро, жёстко. Вандиен повернулся к герцогу. Два других брурианца уже оттаскивали к стене тяжёлый стол с яствами. Освобождали место.
 - Каковы правила поединка? - тихо спросил Вандиен.
 - Никаких, - столь же негромко ответил герцог. - Что значат правила для людей без чести?
  Вандиен выпрямился во весь рост, и герцог последовал его примеру. Клинки опущены. Медленно, словно нехотя, началось приветствие: гарды взмывают к подбородкам, острия - ввысь, лезвия замирают вертикально. Украшенная драгоценными камнями рукоять сверкнула перед глазами Вандиена, но лицо последнего осталось бесстрастным. И в тот миг, когда герцог принялся описывать клинком приветственный круг, отводя его в сторону, Вандиен нанёс единственный молниеносный удар. Остриё рапиры, словно живое, вонзилось прямо в глазницу герцога, пронзив ее на добрых четыре дюйма. И тут же выскользнуло обратно, быстрее, чем тело аристократа начало оседать на пол.
 - Урок номер один в харперианском фехтовании, -  услыхал Вандиен свой собственный голос, - главное - точный контроль острия.
  Тело герцога рухнуло на ковёр.
XXX
  Вандиен покачнулся. Холод мчался по всему телу. Он перехватил рапиру левой рукой, когда правая, словно мёртвая, безвольно повисла вдоль тела. Он повернулся к брурианским гвардейцам, поднимая рапиру. Он покажет им, что Человек тоже может умереть достойно.
  Халикира издала странный звук, похожий на собачье пыхтение. Её огромные челюсти распахнулись, обнажая блестящие боевые клыки и синий пятнистый язык. Она вдруг схватилась за живот и привалилась к одному из соплеменников, который тут же присоединился к ней, шумно и прерывисто дыша. Внезапно её гребень - корона из заострённых волос, венчавшая голову всякого брурианца и поднимавшаяся лишь в бою или в минуты сильнейшего возбуждения - встал дыбом. Вандиен напрягся, ожидая удара.
  Третий гвардеец медленно пересёк комнату. Вандиен развернулся, не опуская рапиры. Этот клыкач был старше, его чёрную шкуру подёрнула седина. Он присел на корточки возле герцога и тоже задышал шумно и прерывисто. Внезапно он наклонился и выковырял пронзённый глаз герцога большим пальцем. Гвардеец поднял его; окровавленные обрывки тканей свисали с его чёрного когтя.
 - Кому свиной глазик? - прохрипел он. Халикира пронзительно взвизгнула и осела на пол, частота ее прерывистого дыхания возросла, когда брурианец отправил глазное яблоко в рот и с наслаждением разгрыз.
  Внезапно Вандиена покинули все силы. Он, пошатываясь, едва доплёлся до кресла.
 - Никогда раньше не слышал, как смеются брурианцы, - растерянно признался он, не обращаясь ни к кому конкретно.
 - Значит, мы квиты. Я никогда раньше не видела, чтобы человек делал что-нибудь забавное, - ответила Халикира.
  Последнее замечание было встречено новым взрывом хохота. Вандиен сидел в кресле, чувствуя, как холод беспощадно расползается от руки к груди. Странно, подумал он, умирать, слыша смех мохначей. Слабая улыбка озарила его лицо, когда комната вокруг померкла. Он вцепился в ручки кресла, стараясь не упасть.
  Когда зрение к нему вернулось, брурианцы уже раздевали тело герцога.
 - Его шмотки должны тебе подойти, - заметила Халикира. - Кориоко! Достань-ка парадный шлем из сундука; тот, с гребнем. И поживее! Да, что там, тащи все доспехи. Держу пари, в них он будет выглядеть получше, чем старый Свиноглаз.
  Вновь раздался этот собачий, прерывистый смех. Халикира швырнула тонкую кольчугу на колени Вандиену. С трудом ввернув рапиру в ножны, он с невольным восхищением провёл пальцами по искусно сплетённым звеньям. Металл ещё хранил тепло тела герцога.
 - Надевай! - нетерпеливо приказала Халикира. Затем, присмотревшись к Вандиену повнимательнее, спросила: - Эй, приятель, что у тебя там с рукой? Она синеет!
 - Яд, - рассеянно ответил он, перебирая пальцами кольчугу. - Клинок Келлиха был отравлен. Я умираю.
 - Оружие подлеца. Ни один воин не должен умирать от яда. Ладно, не дёргайся, сейчас помогу, -  деловито сказала она, и Вандиен замер, ожидая быстрого удара по горлу. «Последний Друг» - так брурианцы, кажется, называли особые кинжалы, чтобы добивать своих раненых. Но вместо этого Халикира, рывком поставив мужчину на ноги, принялась натягивать на него кольчугу. Холод уже стискивал грудь. Сил не хватало ни сопротивляться, ни помогать ей. В следующее мгновение Кориоко уже криво водрузил ему на голову шлем с гребнем, а другой брурианец, которого звали просто Тийо, прилаживал к поясу украшенную самоцветами герцогскую рапиру. Горячее, пахнущее мясом дыхание брурианцев окутывало его, пока они со смехом выполняли свою задачу - облачали его в парадные боевые доспехи усопшего правителя, не забыв даже про тяжёлый кошель, что был при нем. Наконец, Халикира отступила назад, одобрительно кивнув.
 - Так-то лучше, - добродушно заявила она. - Меня всегда коробило, когда я видела Свиноглаза в брурианских доспехах. Наши доспехи сперва нужно заслужить, сражаясь как брурианец. - Она по-хозяйски оглядела комнату, затем снова повернулась к Вандиену. - Тебе нужно что-нибудь из вещей покойного?
  Он медленно покачал головой, здоровой рукой прижимая к себе онемевшую. Холод, расползающийся повсюду чёртов холод!.. Ответ Вандиена, казалось, изумил брурианцев. На лицах клыкачей появились алчно-счастливые оскалы. Они принялись грабить, словно большие испорченные дети, соперничая, препираясь и хвастаясь друг перед другом. Время от времени брурианцы подносили ему какую-нибудь особо ценную вещицу, предлагая её. Вандиен неизменно отказывался, и с каждым отказом их уважение к нему, казалось, только возрастало. Кориоко оскалил пожелтевшие клыки в жуткой брурианской улыбке:
 - Такими были наши Древние, которые сражались только ради крови и оружия. Таковы и мы, даже сегодня, когда свершаем Великое Убийство. Ты чтишь доспехи, - он взглянул на Халикиру и Тийо. - Давайте, выпьем с ним.
  Тийо прижал подбородок к груди - у брурианцев явный признак замешательства, - но Халикира тут же отвесила ему добрую затрещину.
 - Дельная мысль! Так и поступим, - она затолкала последние герцогские драгоценности в заплечную суму и поднялась.
  Когда брурианка рывком поставила Вандиена на ноги, он чуть не потерял сознание. Смутно, словно в тумане, он слышал, как она сказала что-то о «его кровоточащей заднице». Слова Халикиры вновь развеселили мохначей и те зашлись в своём кашляющем смехе. Зрение немного прояснилось, и Вандиен обнаружил, что брурианцы буквально тащат его вниз по лестнице. Мужчина не был уверен, касаются ли его сапоги ступенек. Когда они проходили мимо входа в общую залу таверны, Халикира остановилась и заглянула внутрь.
 - Герцог мёртв! - объявила она брурианским гвардейцам, развалившимся там. - Вандиен-Шрамоликий убил его. - Она помолчала. - По-бруриански это звучит лучше. Кеклокито-Вандиен. Вот это имя! Кеклокито будет пить с нами! Он оставляет имущество герцога всем, кто его пожелает... Он говорит - город ваш! Празднуйте Великое Убийство, как подобает!
  Брурианцы разлетелись, словно пчелы из разбитого улья. Вандиен услышал грохот взлетающих по лестнице ног, но, когда Халикира вытащила его на улицу, ему показалось, что следом за ними устремилось не меньшее количество клыкачей. Он смутно осознавал, что брурианцы распространяются по городу, словно чумное поветрие, оставляя после себя только разрушения. Торговые палатки на фестивале рушились, двери срывались с петель и с грохотом бросались на улицы. Вандиен слышал человеческие крики и вопли, быстро заглушаемые брурианским рычанием и руганью. Странное безразличие ко всему происходящему окутывало его.
XXX
   Теперь они находились в незнакомой части Текума. Миновав небольшой загон со скотом, компания вошла в приземистое здание без окон. Даже Вандиену пришлось пригнуться, чтобы протиснуться внутрь, брурианцы же опустились на четвереньки. Однако внутри помещение неожиданно раскрылось высоким, уходящим ввысь потолком. Массивные столы и табуреты заставили Вандиена вновь ощутить себя ребёнком в мире, созданном для взрослых. И запах… нестерпимая вонь! Запах крови… Старой крови, свежей крови, крови, смешанной с молоком. Но даже сквозь кровавое зловоние пробивался другой запах, резкий, обжигающий. Вандиен не смог его распознать. Пол из плотно утрамбованной земли, казалось, ожил под ногами - стоило им только войти, - оттуда взмыли целые полчища мух. Свет давали факелы в настенных державках и оплывшие толстые свечи на столах. Освещение было тусклым, но Вандиена это не беспокоило. Он был наслышан о Кровавых Залах брурианцах и не испытывал ни малейшего желания увидеть больше. Из соседней комнаты донёсся резко оборвавшийся визг животного. Появился брурианец, под мышкой он ловко удерживал мелкую тушку. Из перерезанного горла хлестала кровь, стекая в чеканный серебряный сосуд. Брурианец с лёгким удивлением оглядел ввалившуюся толпу соплеменников. Взгляд его остановился на Вандиене. Указав на него пальцем с черным когтём, он строго произнёс:
 - Эй! Никаких домашних зверушек!
 - Это не зверушка, - с раздражением возразила Халикира. - Сегодня вечером Кеклокито свершил Великое Убийство. Свиноглаз пал от его руки, и он уступил нам все, что принадлежало герцогу, кроме доспехов и оружия.
  Ее последние слова дошли до Вандиена, пробившись сквозь пелену, застилавшую сознание. Так вот что он сделал, сказав, что ему ничего не нужно из имущества герцога? Отдал всё - город и край неистовым брурианцам? Он понимал, что должен прийти в ужас, но ощущал лишь, как по телу разливается смертельный холод. Подтянувшись, Вандиен уселся на один из массивных табуретов, стараясь устроиться так, чтобы не потревожить раненое бедро. Тем временем, Халикира продолжала говорить:
 - ...быка, а может, и двух. Сегодня все пьют с Кеклокито. Вот! - она вынула из заплечной сумы золотое ожерелье, усыпанное алыми камнями, и швырнула его на стол с таким грохотом, что подпрыгнули свечи. - Этого хватит на всё! Шевелись!
  Она придвинула соседний табурет и грузно уселась рядом с Вандиеном.
  Брурианцы споро рассаживались за столом. Халикира начала рассказывать о Великом Убийстве Кеклокито. Её слова словно сплетались с кружащейся тьмой Кровавого зала и приглушённым рёвом быка из соседнего стойла. Стол уже сотрясался от дружного хохота, и Халикира, едва переводя дыхание, пыталась добавить, как Кориоко пожрал свиной глаз, когда явился хозяин Кровавого зала с громадным чаном. Он водрузил его на стол, и багряная волна плеснула через край. Словно в полудрёме, Вандиен наблюдал, как расставляют питьевые рога, затем вернулся хозяин, неся дымящееся металлическое ведро. Его содержимое отливало серебром, когда он опрокинул его прямо в кровь, и Вандиен вновь ощутил обжигающий, едкий запах. Хозяин размешал жидкость в свежей крови и отступил от стола. Воцарилась внезапная тишина.
  Халикира толкнула его локтем в бок, да так сильно, что он едва не свалился со стула.
  - Это твоя добыча, ты первый наполняешь свой рог, - сказала она ему.
  Повиноваться казалось проще, чем спорить. Его рука, державшая обычно шпагу, уже ни на что не годилась… Даже в сумрачном свете Кровавого зала её цвет внушал ужас. Левой рукой Вандиен взял со стола спиралевидный питьевой рог, украшенный замысловатыми сценами охоты. Он опустил его в кровь, и едва рог коснулся поверхности, как дюжина других с плеском последовали его примеру.
  Рог отяжелел от свежо пролитой крови, пальцы мужчины покраснели, погружаясь в неё. Нечто, подмешанное в кровь, создавало серебристые завитки в багряной глубине. Он смотрел в неё, чувствуя, как проваливается в бездну. Халикира снова толкнула его в бок.
 - Пей, пока кровь не свернулась, - посоветовала она, и, заметив его нерешительность, напомнила: - Да, чёрт возьми! Тебе всё равно умирать! Посмотри на свою руку!
  Это замечание вызвало новый взрыв хриплого хохота, и Вандиен с удивлением обнаружил, что смеётся вместе со всеми. А когда хохот стих и поднялись питьевые рога, его рог поднялся вместе с остальными. И он выпил.
  Вандиен выпил огонь, песчаные бури и свистящие удары кнута. Напиток миновал его горло и живот, прокладывая свой обжигающий путь сквозь внутренности. Он не мог даже перевести дух, чтобы набрать воздух в лёгкие, а брурианцы восхищённо орали, приняв это за стойкость перед их забористым пойлом. Дыхание мужчины вырывалось обжигающим пламенем через ноздри и рот. Он забыл о боли в бедре, о холоде. Внезапно он почувствовал вкус бычьей крови во рту и ноздрях, и она была горячей, влажной и живой, словно искры, пляшущие на языке. Его почерневшая рука, лежащая на столе перед ним, вдруг показалась забавной, почти такой же забавной, как вырванный глаз герцога. Впрочем, это не имело значения. Ничто уже не имело значения! Только жизнь… Ее следовало использовать по полной, наслаждаясь до последнего мгновения. Кровь была жизнью, и жизнь была в нём. Он слегка покачнулся, поворачиваясь к Халикире.
 - Проклятье! Что, чёрт возьми, мы пьём? - с трудом выдавил он.
 - Бычью кровь, - просто ответила она.
  Вандиен сорвал кошель герцога с пояса и с грохотом швырнул его на стол.
  - Крови, братишка! Завали-ка ещё одного быка! - взревел он, и Халикира стиснула его в объятиях.
 - Мне нравится этот Человек, - объявила она собравшимся. - Думаю, он должен жить!
  Кто-то рядом с ним зашёлся сдавленным смехом, и вскоре вся компания безудержно хохотала. Вандиен смеялся вместе со всеми, не понимая, в чём там шутка, но, тем не менее, наслаждаясь этим безумным весельем. Принесли крови, и он осушил ещё один рог, чувствуя, как она чудесно обжигает горло, скользя вниз с мучительно-сладостным ощущением. После этого Вандиену стало казаться, что брурианцы совсем спятили. Один из них захотел герцогский шлем в качестве ночного горшка, и Вандиен с радостью обменял его на брурианский шишак, вдвое превышающий его собственную голову. Шлем постоянно сползал на глаза, так что он зачастую не понимал, с кем сейчас разговаривает, но спустя какое-то время это тоже перестало иметь значение.
  Кто-то из клыкачей купил ещё одного быка, а ещё позднее к нему вновь подсела Халикира. Вандиен был слегка удивлён, обнаружив её отсутствие. Он как раз пытался разучить новую песню, что оказалось довольно затруднительно, поскольку она была целиком на брурианском, и мужчина не имел ни малейшего представления, о чём, собственно, поёт. В руках у Халикиры был лист, покрытый отвратительной, смоляной массой, и она настойчиво предлагала Вандиену отведать её. Под раскаты дружного хохота он несколько раз пытался объяснить ей, что не прикасается к пище столь специфического коричневого оттенка. Кто-то предложил пари: бык против герцогского меча, что он не удержит эту гадость в себе, если съест. Вандиен выиграл и получил рог бычьей крови.
  Кажется, гораздо позже он таки обменял герцогскую шпагу на ещё одного быка, а ещё позднее, подле него очутился Кориоко, едва стоящий на ногах от выпитого. Старый брурианец легко убедил Вандиена, что оставлять на теле след подлого труса - дурная примета. Кориоко потребовал принести «Последнего Друга», и когда его приказ был исполнен, раскалил клинок с раздвоенным жалом в пламени свечей. Вандиен без колебаний протянул свою потемневшую руку и даже не шелохнулся, когда раскалённое лезвие грубо прижалось к рубцу, оставшемуся от удара Келлиха. Мужчина почувствовал запах палёной плоти, а затем далёкую, зудящую боль в руке. Прежде чем он успел как-то отреагировать, Кориоко поднял клинок, с восхищением восклицая, насколько красивым будет шрам от раздвоенного лезвия. Все присоединились к поздравлениям по поводу нового шрама, а хозяин Кровавого зала, в редком порыве брурианского братства, пожертвовал столу ещё одного быка.
  Вандиен не помнил, когда и почему они очутились на улице. Рассвет ещё не наступил, но улицы заливал странный свет. Халикира тяжело опиралась на него, а он изо всех сил пытался удержать ее на ногах.
 - Кеклокито. Чёрный или белый? - требовательно прогудел кто-то.
 - Бери белого. Чёрный не выстоит против пикинёра, - доверительно прошептала Халикира.
 - Белый, - решительно заявил Вандиен.
  Кто-то подсадил его, и, сдвинув с глаз нависший шлем, он обнаружил себя верхом на крупном белом коне, облачённом в чёрно-серебряную герцогскую сбрую. Странно было чувствовать себя так высоко, но чертовски приятно.
  - Жизнь - удивительная штука, - сказал он Халикире.
 -  Так всегда бывает, - важно ответила она, - после Великого Убийства. Скачи же с удалью, и да насытятся клыки твои кровью.
  Вандиен не нашёлся, что ответить, и, подняв руку, наклонился вперёд, собираясь что-то сказать брурианке. Однако боевой конь воспринял данный жест, как сигнал к атаке. Мужчина вылетел из Текума бешеным галопом, мимоходом заметив, что половина города пылает. Это казалось странным завершением фестиваля, но, надо сказать, он никогда толком не понимал, что они вообще праздновали.
  Он тщетно пытался вспомнить, куда же ему следовало направиться. Домой…. Вот оно! Ему следует вернуться домой. Это было верным решением. Пришло время навестить родные края. Когда впереди начал заниматься рассвет, он обнаружил, что конь перешёл на изнуряющую рысь. Мужчина натянул поводья, заставляя его идти шагом и поднял взгляд к восходящему солнцу. Внезапно в памяти всплыл образ Ки, а затем и осознание того, что он умирает. У Вандиена осталось лишь краткое мгновение для скорби. Сперва обрушилась физическая боль, сбросив его с седла ещё до того, как первая судорога скрутила тело. Когда приступ, наконец, отступил, его зрение стало поразительно ясным. Тело подарило ему последний миг неподвижности, последний взгляд на рассвет, озаряющий зелёные холмы отцовских земель. Великий холод, словно змей, развернулся внутри него.
 - Отец, я вернулся домой, - прошептал Вандиен тому, кто уже ждал его, и погрузился в непроглядную тьму.