Огуречное дерево

              Когда в саду никого нет, растения начинают разговор. И лишь бабушке Яге, и то совершенно случайно – бабушка Яга с уста;тка закема;рила, и огуречные растения, сами того не замечая нашептали, а она рассказала мне то, что сейчас я вам перескажу.
             Весна неведомо какого года, а может и совсем небывалого, но согласно легенде дело было так:
             Как всегда весной солнышко весело играет лучами, щедро бросая их на землю, и проснувшаяся от долгого зимнего сна, когда земля вся в белом рубище, в которое её обрекла зима, и разбуженные прикосновением неунывающего солнечного лучика говорливые ручейки торопливо бегут вдаль неведомо куда.
            - Проснитесь! Я растопил лёд и снег и весёлые говорливые ручейки переговариваясь ушли далеко-далеко.
              А вот и появились первые, сначала робкие, росточки! Дружно взошли огурцы, протянули ещё слабенькие любопытные зелёные листочки навстречу яркого, тёплого солнышка. Быстро растут огурцы, тянутся вдоль сетки вверх, всем хочется быть поближе к солнышку.
             Раннее утро. Природа запустила к себе первого льстеца – дневной свет, сначала робко осветивший небосвод, а затем, словно спохватившись, брызнула своими лучами и ясное солнышко выкатилось на голубой, не запятнанный ни одним облачком небосвод, солнце, блестевшее яркими лучами, как бы припоминая давным-давно минувшие мифологические похождения стало ластиться около прелестной земли.

             Проснулось огуречное дерево, корифей, помнящий давным-давно вымерших динозавров. 
             - Я самый древний вид огурцов. Мои предки жили в эпоху динозавров, я сохранился только на острове Сокотра, так как только там некогда я был распространённым растением. Много было древовидных огурцов, дынь, кабачков, патиссонов, арбузов, но все они вымерли и я остался корифеем из большого семейства.
            Я расскажу вам быль, как мои огурцы из съедобных превратились в не съедобных, дурно пахнувшие плоды.
            Согласно древнему сказанию, молодая необыкновенной красоты девушка была единственной дочерью Верховного Жреца, её светло-русые волосы, ниспадавшие на плечи и тугой косой опускавшиеся ниже пояса, белоснежное тело с лазоревыми жилками, томные, полные ума глаза, чудно очерченный ротик, открывавшийся не только для того, чтобы показать двойной ряд жемчужин, ямочки на щеках и подбородке.
            Жил-был мальчик. Родители у него умерли рано, и пришлось ему идти жить к чужим людям, чтобы совсем не пропасть. Пустили его к себе в дом старик и старуха. Старик был рыбаком. Вот только лов его был небогат, едва хватало с голоду не умереть. А старуха была злая-презлая, вредная-превредная - и очень крикливая. Мальчик не жил с ними – мучился, всегда был голодный.
            Как-то раз пошли старик и приёмыш к морю. Вытащил старик свою вершу - а там одна только рыбка-спинорог. Рыбка маленькая, один большой острый шип на спине торчит, а есть-то совсем нечего. Положил рыбак свой улов в корзину, а сам пошел опять вершу в море ставить: может, хоть завтра будет густо, коли сегодня пусто.
            Ахмед посмотрел, рыбка махонькая. Пожалел он рыбку и бросил в море.
            - Плыви, рыбка, в море, да не попадайся ни в вершу, ни на крючок. 
А рыбка-спинорог вдруг говорит человеческим голосом:
           - Спасибо тебе, Ахмед! Спас ты меня. Я не забуду твоей доброты, помогу тебе.
           Пришёл старик, заглянул в корзину – видит, нет рыбки.
          - Это ты рыбу в море выпустил? – злобно спросил он.
          - Да что в ней есть-то? – оправдывался Ахмед. – Одни кости!
          - В любом случае останешься сегодня без ужина! – пригрозил старик.
Но что за чудо! Рыба сама в вершу шла. Уже и корзина полна, а улова конца-края нет. Удивился рыбак, такого никогда не было, и вдруг такое счастье привалило! На неделю, и даже больше, хватит рыбы.
          Нагрузил старик Ахмеда рыбой, так что Ахмед еле несёт улов.
          Рассказал старик о чуде – столько рыбы никогда не ловил, и сболтнул об Ахмеде, как рыбку в море выпустил, а рассказав, пожалел, что заикнулся об этом – теперь старуха не даст Ахмеду поесть, разве что сухую корку погрызть.
         Сели ужинать, старик забыл уже свою угрозу, но старуха злющая да жаднющая, прогнала Ахмеда от стола:
        - Ты рыбку в море пустил, так что теперь без ужина останешься.               
       Старик не посмел спорить с женой, так и остался Ахмед голодным.
Долго ли нет жил Ахмед так, но пришло время, и старик со старухой ушли в мир иной. Стал Ахмед жить один, уже в возраст входить начал, пятнадцать лет ему.
        Горы кругом, Ахмед домик на склоне построил - четыре стены из камней, сверху листьев финиковой пальмы набросано. Стал Ахмед крестьянствовать, разводить огуречное дерево да зизифус,

        Сухо и жарко, дождя давно нет, вади высохли, лишь изредка скромный родничок изливает воду, но ручеёк быстро высыхает, и сухое русло на протяжении почти всего года ждёт дождя, изнывает от жары-солнцепёка и лишь во время ливневых дождей русла наполняются ненадолго водой, а дожди выпадают далеко не каждый год.

        На горных склонах лепятся неуклюжие, будто раздутые снизу мои родственники - огуречные деревья — эуфорбии. Их серые туловища налиты густым молокообразным соком, короткие загнутые вверх ветки со скрученными листочками цветут мелкими желтыми цветами.
        Юноша, мало того, что беден, хотя трудится на своём клочке земли от зари до зари, выращивая огуречные деревья; он был неунывающий, весёлый парень. Его звали в деревне огневик за весёлый темпераментный характер, за то, что в руках у него любое дело горело.

Однажды дочь Верховного Жреца услышала, как он весело пел, работая, и решила посмотреть, кто это так хорошо поёт. Каково же было её удивление, когда она увидела жизнерадостного певца. Ахмед, несмотря на тяжёлый труд, был весел, пел весёлые песни и казался совсем беззаботным.
        Песни испокон века занимали большое место в жизни островитян. Песни сопровождают островитян везде: на свадьбах, похоронах, в периоды обильных дождей и в периоды засухи. Жизнь и смерть, радость и горе — все сопровождается пением, на каждый случай существуют специальные песни. Вот и Ахмед пел работая.
        Она долго любовалась им, слушая песни. Он, работая, не замечал ничего вокруг.
        Сердце Хадии забилось сильнее, она не могла отвести глаз от юноши.
- Как ты хорошо поёшь! – вырвалось у неё.
Она не говорила, она пела, до того красивый был её голос. Он услыхал её слова и встал как вкопанный, до того ему понравился её мелодичный голос, её милое лицо, её соколиные брови, чуть вздёрнутый нос, ямочки на щеках. Одним словом, стрела Амура, который пролетал мимо, попала в его сердце, а следующей стрелой Амур пронзил её сердце. Они начали тайком встречаться. Они понимали, что её родители никогда не дадут согласие на брак с простым крестьянином, тем более, что сын крупного чиновника амбициозный Саид давно уже заглядывается на Хадию, а вернее на приданое, которое мог получить.
         Но вот беда! Ежегодно прилетал дракон и требовал самую красивую девушку. Злой и огромный дракон питался кровью невинных красавиц. Жители государства боялись дракона, и рабски подчинялись его требованиям, ведь он убил уже ни один десяток воинов, которые вставали на защиту девушек. В этот раз дракон увидел Худию, хотя Верховный Жрец прятал её, и пожелал красавицу.
          - Завтра прилечу! – прогремел дракон. – Ты, Верховный Жрец, приготовь свою дочь, иначе я и тебя и всех жителей государства уничтожу!
          Запечалился Верховный Жрец, и сказал Саиду:
          - Саид, ты влюблён в Хадию, так победи проклятого дракона, и Хадия сразу станет твоей!
          Саид крепко задумался. Хочется ему взять в жёны Хадию, больше из-за приданого, но и рисковать своей жизнью нет желания – ни одного уже храброго и сильного воина убил дракон. А ну как и его, соискателя пусть не сердца, а лишь богатого приданого красавицы, дракон убьёт, Хадия, а также и прид;ное, достанется не ему!
          Лучше ни рисковать, а пойду посватаюсь к Мехазело, она хоть не красивая, зато приданое богатое получу, для неё расщедрятся родичи, не пожалеют приданого, если я с умом возьмусь за это дело, и смерть мне угрожать не будет. Мехазело пойдёт за меня, она ведь перестарок, да и любит меня, вижу по её глазам, по тому, как она опускает голову, стушёвывается, когда видит меня. .
          - Нет, Верховный Жрец, я не воин, так что зря погибну, а дочь твою спасти не сумею! – отказался Саид.
           Опечалился Главный Жрец. Придётся единственную дочь, отдать дракону на съедение.
          - Расщеколда ты однако! – с горечью и презрением охарактеризовал Верховный Жрец Саида.
          Надменный Саид подумал, пусть я буду расщеколда, но я останусь жив. Пусть какой-нибудь дурак погибает, пытаясь освободить Хадию из лап дракона – ничего не получится из такой авантюры, только себя погубит!
          Разостлал гонцов Верховный Жрец во все стороны, наказал им, чтоб везде собирали народ и объявляли, что тот, кто победит дракона получит в жёны дочь Верховного Жреца.
          Никто из витязей не отважился биться с драконом.
          Видя, что никто из храбрых витязей не решается вступить в бой с драконом, Ахмед решился на отчаянный шаг и пришел просить отца возлюбленной отдать дочку ему в жены если убьёт дракона, терроризирующего государство. Жрец счел такой поступок юноши за дерзость.
          - Куда тебе, сиволапый, сражаться с непобедимым драконом. Белебеня ты, пустомеля. Пошёл прочь! – с досадой, поморщившись, будто уксуса выпил целый стакан, произнёс щепетильный отец.

 
Верховный Жрец запечалился – ведь придётся бессмысленно отдавать единственную дочь дракону
         Ахмед, бывший недалеко в это время, подошёл к Верховному Жрецу и молвил:
         - Верховный Жрец, если я окажусь победителем в битве с драконом, отдашь за меня Хадию?
        - Куда тебе, сиволапый, тягаться с драконом! – с горечью и пренебрежением отмахнулся отец девушки. – Настоящие воины сражались с драконом, и никто из них не пришёл живым, всех дракон уничтожил.
        - А если я побью дракона? – снова спросил Ахмед.
Верховный Жрец сделал вид, что не слышит.
Пасмурная погода, небо нахмурилось, как бы недовольное тем, что никто не отваживается принять вызов дракона, листья деревьев на нежной зелени лугов выделялись темноватыми пятнами. В природе всё застыло в тревожном ожидании трагедии.
         Настало утро, когда дракон должен прилететь за жертвой. Солнце с трудом пробивало густой туман, очень редкий здесь. Природа будто оплакивала предстоящую жертву.  Верховный Жрец приказал одеть свою любимицу в печальные одежды. Сам оделся в траурные одежды, и в великой скорби отвёл Хадию на холм, где обычно совершался ужасный обряд. На этот-же холм пришёл Ахмед, вооружённый дубиной и боевым топором. Верховный Жрец с грустью посмотрел на храброго юношу и ничего не сказав, сошёл с холма, чтоб не видеть смерти своей дочери. Хадия, подавленная, сидела на камне, ожидала прилёта безжалостного дракона, Ахмед подошёл к ней, обнял девушку. Хадия, горько плача, прижалась к нему. Ахмед пытался утешить её, говоря, что если суждено погибнуть, то погибнут вместе. Но вот сквозь небесную хмарь показался дракон, зашумел налетевший ветер, притихли птицы, исчезли бабочки, мотыльки и стрекозы, до этого порхающие в воздухе.
          Дракон приземлился около влюблённых.
          - Я ожидал встретить только тебя. Ну, что ж, юноша, готовься к смерти. – прогремел дракон.
          Огромный злой дракон накинулся на Ахмеда, но юноша увернулся от его зубов и дубиной нанёс сильный удар по голове дракона.
          - Ах, ты так! – взревел разъярённый дракон и налетел на него с небывалой яростью. Ахмед ударил боевым топором, но только искры полетели от места удара. Долго длился бой, уже солнышко, рассеявшее туман, высоко взобралось на ярко-синий небосвод, а бой всё продолжается, всё яростнее нападает огромный дракон, пот смешивается с кровью от ран, нанесённых когтями дракона, дубина переломилась, дело уж к вечеру, солнце скатилось, задевает зубцы гор, когда Ахмеду удалось убить дракона. Кровь чудовища попала на моих древних пращуров, и после этого цветы и плоды огуречного дерева приобрели отвратительный запах, а огурцы стали несъедобны, а вместо кожицы появились шипы. Наши серые стволы, разбухли от млечного сока, стали похожи на ноги слона и увенчаны редкой чёлкой жёстких морщинистых листьев.
          На месте, куда попала кровь дракона, выросли необычные драцены. На повреждённых участках коры драцены выступает ярко-красная кровь дракона.    
Верховному Жрецу, как бы он не хотел отдавать Хадию за простого крестьянина-бедняка, но пришлось, так как Хадия заявила отцу, что ни за кого не выйдет замуж, кроме Ахмеда.
           Перешли молодые жить в хижину Ахмеда.
           Жених подарил невесте благовония. В первую брачную ночь невеста, как это положено, окурила брачное ложе мускусом и ладаном, да и в дальнейшем, ожидая мужа на ложе, она возжигала благовония. Иногда сухие ароматно пахнущие травы подкладывала под голову.
           Ахмед и Хадия прожили долгую счастливую жизнь, имели кучу детей; занимались крестьянством. Верховный Жрец долго не разговаривал с дочерью, вышедшей замуж против его воли за крестьянина, но потом, когда хижина Ахмеда огласилась первыми детскими звуками, отошла обида и злость на дочь и зятя, пришёл к молодым.