Посуда, замки и другой отраженный в мериках сор

Когда б вы знали, из
какого сора растут стихи.
Анна Ахматова

С детства сохранилась во  мне белая зависть к рукодельникам -  завидую  людям, которые умеют  что-то  делать своими руками.  Кроме тяги к составлению мериков – кратких юмористичесих моих стихов и приобретенных в зрелом возрасте навыков четкого письменного изложения отчетов о геологоразведочных работах, написания служебных записок, директив, статей и книг во мне постоянно бушует неистребимая любовь к мытью посуды.
Не сопоставимые вещи – изложение мыслей на бумаге и механическая очистка кострюль, тарелок и используемых столовых приборов. Остановить меня по дороге к накопившейся грязной посуде могла лишь Елена; она  выгоняла меня с кухни и спешно включала  машину  для механической мойки. Преодолевая упорное противодействие этой моей страсти, я даже  в гостях у дочери Светланы старался принять посильное участие в  уборке со стола тарелок, чашек, ложек, ножей  вилок  и тут же пытался  вымыть хотя бы  часть из них. Оттащить мня от этой работы можно только за уши, а теперь уже и некому.
В Магнитогорске, возвратившись домой из школы я собирал всю попашуюся под руку посуду и шел на кухню. Кроме мыла под рукой не было других (не то, что сейчас) моющих средств или специальных щеток или мочалок. Вручную я с удовольствием сначала до  блеска отмывал литровую стеклянную банку; она вмещала в себе наш небольшой, пополенный приютившими нас  А.А.Скомороховой и А.М. Лангансом, набор из нескольких столовых и чайных ложек, вилок  и ножей. До скрипа я тер и полоскал несколько тарелок и стаканов. Удовлетворенный любимой работой  я принимался искать ответ на постоянно терзавший меня в детстве вопрос - куда же на этот раз мама спрятала мешочек с сахаром. Не отсюда ли родом вечная страсть к поискам, которая привела меня в клан геологов.
Зная мою неудержимую тягу к сладкому, мама ежедневно меняла места хранения сахара. Но, как говорится,- бесполезно. Из найденного семейного запаса я брал две ложки песка и  ровным слоем размещал сахар на толстом ломте черного хлеба; для страховки (чтоб не осыпался) слегка смачивал  его водой и наслаждался божественным вкусом сладкого хлеба. Может и потому и полюбил мыть посуду, что этот рефлекс – моя реакция на грязную посуду, по И.Павлову, был навечно закреплен в моем сознании   подкормкой сладким хлебом.
Страсть к мытью посуды я пронес через всю жизнь. В Магнитке (так кратко и ласково мы величали свой родной город Магнитогорск) во времена моего детства была удивительно вкусная холодная вода. В наши кухонные краны ее подавали не из реки Урал, а  из подземных горизонтов.  Мы пили ее прямо из-под крана, а не после кипичения или из пластковых бутылок, как сейчас, когда родители запрещают детям пить сырую водопроводную воду. Мое отношение в воде в разное время было темой нескольких мериков. Содержание стихотворения «Парадокс сырой воды» всегда находило отражение в улыбках: Твердят нам: «Осторожно! / Нельзя из крана пить!» / Пить, значит, невозможно/ А фрукты можно мыть? Спод крана мыть посуду? Споласкивать лицо? Мыть руки, чистить зубы? И многое еще? Ждем четкого совета / Насчет сырой  воды/ И думаем, что это/ Спасет нас от беды.
  Ранее уже отмечал, что большую часть моей двухлетней командировки во Вьетнам (в 1968-1969 годах) я  провел  на полевых геологоразведочных работах, в провинции Нгеан в парии 20 Д. В маршрутах мы редко  брали необходимую для питья или приготовления чая  или пищи воду из рек или ручьев. Поверхностные воды могли содержать распыляемые с самолетов пестициды ( пресловутый, подарившеий мне астму “Эджен Орандж”), капли напалма или токсины тупов людей и животных. Удивительно, но в маршрутах в Забайкалье, Восточной Сибири  и Якутии мы пили воду из первого попавшегося природного источника.  Перед выходом в поле во Вьетнаме мы заливали в наши фляжки охдажденную кипяченую воду. В маршрутах, исчерпав фляжки, мы срубали стебли растущего у ручьев бамбука и без кипячения пили накопленную внутри бамбуковых “стаканов” воду. В Ханое и других городах и поселках никогда не пили воду из -под крана.
Моя личная посуда была немногочисленной; она состояла из ложки, вилки, похожего на мачете  полевого ножа, алюминевой миски, эмалированной кружки, армейской фляжки и китайского термоса. В полном объеме этот набор использовлся только на базе партии. В многодневные маршруты я брал только фляжку и мачете. В машине или на базе партии вместе с остальной посудой оставались  также моя стальня каска и   карабин. В душном и влажном климате тропических джунглей хребта Чыонгшон излишней тяжестью в маршрутах казался даже необходимый фотоаппарат.
В начале полевых работ, если я и жалел о чем-то, то это только о ложке. В мою маршрутную группу в первые месяцы поисков входили вьетнамский геолог – дублер, переводчик, техник-гидрогеолог, два оператора с радиометрами (один сопровождал меня, а другой двигался  параллельно нашему маршруту в сотне метров справа или слева от основной группы) и  двое рабочих (они тащили  отобранные нами образцы, пробы воды, мешочки металлометрических проб). В многодневных маршрутах в состав группы добавлялись  еще один-два  геолога и повар. Продукты питания мы все несли в равных долях.
О не взятой в маршрут  ложке я пожалел на первой же обеденной остановке. В тот раз мы взяли с собой (кроме сухарей) несколько банок мясных консервов. В полдень развели небольшой костерок и  разогрели открытые ножом банки тушенки. Мои вьетнамские побратимы быстро изготовили из бамбука  палочки для еды и стали дружно таскать из банок кусочки мяса. Нет, они не обошли меня своим вниманием, я тоже получил пару  палочек. Но, сразу же сказыалось мое недостаточное мастерство и вспомнилась оставленная на базе ложка. В пустых, вымытых консервных банках, мы сварили чай и прилегли на полчаса возле ручья, погрузив ноги в его холодную воду. Есть палочками я научился только через пару месяцев.
В 1944 году в освобожденной от немцев Калуге я много раз видел, как солдаты маршевых рот, которые следовали через город на фронт, всегда, кроме винтовок и шанцевого инструмента, были все “вооружены” ложками. Бойцы укладывались на ночлег в сенях и на чердаке нашего барака. Они всегда старались чем-то подкормить меня и моего двоюродного брата Вовку; доставали свои ложки  и делились с нами своей кашей; запомнилось, что чаще всего, бойцы  хранили ложки за голенищами сапог. Во всех следующих  маршрутах  я, как памятные мне солдаты, никогда не расставался со своей ложкой.
Приобретенная  во Вьетнаме привычка обходиться в быту минимумом посуды вернулась ко мне сразу после ухода Елены; она  прявилась в радикальном сокращении количества используемых в нашем доме тарелок, кастрюль, сковородок, ложек и вилок. Естественно уменьшилось  время, которое я теперь трачу на  приведение грязной посуды в надлежащий вид.
Тема «посуды» не обошла и мои краткие зарисовки в мерике  «Вечный бой». Сразу же отмечу, что речь идет об абстрактном сражении, которое не имеет никакого отношения к нашей с Еленой жизни, а отражает мои наблюдения: Вся посуда в ссоре перебита/ Часто споры завершает мордобой/ Бытие нерасторжимо с бытом/ Быт всегда нерасторжим с борьбой.
За два месяца  нового 2025 года я выгреб из-за зкоулков нашего дома не один десяток абсолютно не нужных вещей, том числе и  старую посуду и другие различного рода столовые принадлежности. Невольно вспомнил песню незабвенного Михаила Ножкина : ” Жизнь у нас всё лучше с каждым годом/ В магазин зайдёшь – полно народу/ Тащим и продукты, и наряды/ Тащим всё, что надо и не надо/ А в домах хрусталь стоит рядами/ А в домах керамика пудами/ В импорте копаемся, как снобы/ Барахлом забиты гардеробы/ А в Музее Ленина/ Два пальто простреленных/ Два костюма стареньких/ Да пара башмаков/ Да кепка/ Да книги/ Да больше ничего…” На стихи Михаила Ножкина я откликнулся кратким мериком “Старинная примета”. Кратко вывод об этом звучит так: В Писании от Всевышнего/ Примета есть старинная/ Кто покупает лишнее/ Продаст необходимое. Из магазинных историй той послевоенной поры в памяти остались длинные и с дракой за место очереди за хлебом и мерик ”Разные очереди”: Понял я в очередях намучившийся/ И толпой измятый многократно/ Длинная живая – это лучше/ Чем короткая из автомата.
Кроме тяги к вышеописанному мытью посуды во мне периодически просыпается “специалист” по замкам. Это, близкое к криминалу пристрастие,  которое я ощущаю всю всю жизнь, касается всех видов замков: навесных, врезных и даже  сейфовых. Начало мой любви к замкам было положено в Магнитогорске, в столярном кружке Дворца культуры металлургов.
На одном из занятий, когда  мы овладевали мастерством изготовления табуреток,  учебный мастер не смог открыть внутренний замок кладовой древесины. Неудача посигла нашего наставника  из-за сильного похмелья; он не мог вставит дрожащими руками ключ в скважину замка; от наших предложений о помощи мастер  отказался, бросил ключ и вскрыл дверь ударом обуха  топора. Он  поручил мне вытащить замок с погнутым ригелем из двери и поставил новый, который взял в кладовке.
Так получилось, что я стал владельцем первого в жизни собственного замка.  Дома я разобрал его на составные части  и удивился примитивной простоте устройства. Сразу возникла  мысль о возможном применении  этих  знаний на практике. Перспективным представлялся вариант вскрытия двери ларька с мороженым. Этот вариант, судя по песни Александра Дольского “Баллада о мороженом”, потревожил не только мои мечты. Из-за отсутствия криминального опыта и   опасения о неизбежном наказании этот взлом, слава Богу,  не был реализован. В памяти остался мерик “Трудно быть самим собой”: Так порою тянет на разбой/ Хулиганство ученить иль подлость/ Но мешает быть самим собой / Этикет и Уголовный кодекс.
Жизненный опыт первой половины  школьных лет опирался на две постоянно читаемые мною книг: “Золотой ключик или Приключения Буратино” Алексея Толстого (я листал ее на ночь) и его же трилогии  “Хождение по мукам” (во время еды я часто  читал толстый растрепанный том этой книги, начиная с любой страницы). В моем юнном возрасте перспективной представлялась идея спасения Мальвины из  театра Карабаса Барабаса. Полагал, что знание устройства дверного замка позволит мне освободить красивую девочку, которая, выйдя на волю, конечно, поцелует  меня. Вот такими были мои мечты в младших классах средней школы. Ах, школа, моя Магнитогорская средняя мужская школа номер 8 – первый этап формирования моих представлений о целях и смысле жизни.
Опуская другие, возникавшие по жизни картины  моей “дружбы” с замками, хочу кратко рассказать, об эпизоде из вьетнамких моих приключений. Так уж получилось, что ближайшими соседями в  ханойском “Ким Лиене” (гостинничном комплексе для иностранных специалистов дружественных Вьетнаму стран) оказались офицеры полиции ГДР.  Трое немецких криминалистов хорошо владели русским языком и каких-либо препятствий в нашем общении не наблюдалось. Старший из них ( его звали Вальтер) в подпитии утверждал, что воевал против нас  во время Отечественной войны 1941-1945 года и просил, чтобы я дал ему за это по морде.
Разговоры такого рода возникали в процессе дружеских пирушек. Вальтер был душой компании, не расставался с гитарой и постоянно наигрывал мотивчик, который звучит в кинофильме “Судьба резидента” в момент  подхода к пристани лайнера с интуристами и шпионами: “Тада-тарата-там-там-та …” Вальтер был единственным моим соседом, в номере которого почему-то стоял натужно  затащенный   туда пятеркой вьетнамцев большой  сейф. Одновременно в дверь комнаты Вальтера был врезан английский внутренний замок. На мои приямые вопросы: “Что ты там хранишь в сейфе?” Вальтер обычно отмалчивался. Но однажды, после крепкой выпивки, он привел меня в свой номер, где в итоге удовлетворил мое любопытство.
Подойдя к сейфу, Вальтер спросил меня: “Ты сможешь сам его открыть?” Мой ответ был прост: “Как открыть? У меня же нет ключа.” “Ключ для спеца не проблема”, сказал Вальтер. Он  достал из стола коробку с металлическими скрепками для бумаг и пассатижи (плоскогубцы). Фигурно изогнув пару скрепок Вальтер подошел к своему сейфу и   вставил причудливо изогнутые проволочки в скважину сейфового замка;  полминуты пошуровав заготовками в чреве замка, Вальтер  нажал на ручку сефа и распахнул стальной ящик. В верхней его ячейке лежали какие-то бумаги, а в нижнем отсеке сейфа стоял  большой кожанный кейс. Вальтер осторожно, чтобы не поцарапать кожу, вытащил его и повернув  диски цифра замка открыл.
Вот она долго скрываемая тайна! Внутри чемодана Вальтера хранились наборы десятков всевозможных отмычек, ключей и неведовых мне приспособлений, пригодных для вскрытия, как сказал их хозяин, всех возможных вариантов существующих в мире замков. Отмычки, которые мне было разрешено  потрогать, судя по их чистоте обработки и сложости изготовления, были явно  не самоделками, а продуктами  промышленного производства. Криминаль-полицай Вальтер оказался супер-специалистом по проникновению в закрытые помещения и вскрытию сейфов.
Перед благодарным слушателем, коим я в те времена был, Вальтер раскрыл некоторые простые (похожие на фокус) способы открытия  навесных и дверных замков. Демонстрация орудий взлома сопровождалась рассказом о реальных событиях из насыщенной приключениями жизни старшего офицера полиции ГДР. Вальтер доканал меня, когда согнув руками одну из стальных скрепок для бумаг, легко открыл этой примитивной  “отмычкой” (дополненной мелкой монетой) английский замок своей комнаты.
Позднее я назвал эти беседы термином “рассказ с показом”. Все это укрепило, бытовавшее в моем сознании с детства, представление, что  “против  лома нет приема” и  что любой замок можно открыть не только ключами, но и подручными средствами. В написанном на эту тему мерике кратко отмечено: “В грабежах всесилен лом/ Как бы вы не упирались/ Не пробили стену лбом?/ Значит плохо разбежались”.
  Возможность для реализации продемонстрированных Вальтером новых навыков в обращении с замками проявилась неожиданно быстро. В один из дней моего краткого пребывания в Ханое в помещении Главнго геологического управления Вьетнама, где для камеральной работы  советских специалистов были выделены несколько комнат, беседу о результатах выполняемых  мною работ с руководителем группы советских геогогов  Ю.П.  Рассказовым вдруг прервал вошедший представитель вьетнамской администрации - русскогоорящий товарищ Донг. Он пригласил  Рассказова через полчаса посетить кабинет начальника главка товаища Дьепа и доложить о результатах работ наших геологов  по доразведке касситеритового (оловянного) месторждения Тинтук.
Юрий Петрович прервал наш разговор и стал собирать необходимые для доклада материалы. Пошарив по карманам брюк, мой начальник вспомнил, что не выложив в свежую одежду ключи от своего сейфа. Идти к руководителю вьетнамской геологической службы без секретной карты района работ и подготовленной ранее справки, которые на беду хранились в сейфе,  Рассказов посчитал неприличным.
Прикинув время поездки до Ким Лиена и обратно Юрий Петрович  попросил охрану здания принести дубликаты ключей.  Пока шли эти перговоры, как потом оказалось, – бесполезные (т.к. дубликатов на месте не оказалось), я решил попытать счастья открыть сейф самодельными ключами.
Старожилы вьетнамской геологии утверждали, что громада изготовленного во Франции сейфа стояла в этом зданнии еще  со  времен Индокитая. Стальной засыпной монстр, занимавший  весь угол кабинета Рассказова,  был передан советским геологам для хранения служебных  материалов. Наблюдая  иногда за открытием  его массивной двери, я  поражался длинне запирающих клыков, движением которых управлял тридцатисантиметровый круглый штурвал. При вращении этого стального, похожего на автомобильный руль колеса, массивные двери сейфа запирались (или открывались) лишь после  одновременного поворота двух конических по форме треугольных ключей, которые вставлялись в расположенные слева и справа от штурвала скважины.
Ключи антикварного  сейфа были, на мой взгляд, устроены  довольно примитивно; на них не было привычной для других ключей выступающей фигурной  “бородки”; треугольные стержни ключей имели конусообразный вид ( переход от головки ключа  к его концу плавно сходились  на конус); поверхности стержней были гладко отполированы.
  В возникшей ситуации меня вдруг пронзила мысль (спасибо Вальтеру), что новые, похожие ключи можно попытаться быстро изготовить в размещенной во дворе мастерской служебного гаража. Реализация этого авантюрного варианта заняла немного времени. Взяв в инструменталке два  новых треугольных напильника, я зажал их толстые концы струбцинами и на   грубом камне точильного станка снял с напильников насечку. Убрав  на тонком камне заусеницы и отполировав металлические треугольники заготовок я побежал в кабинет Рассказова. Дальнейшие мои действия возле громады сейфа, за которыми кроме наших специалистов наблюдали вьетнамцы, напоминали циррковое представление. Акуратно вставив новодел  треугольных напильников  в замочные скважины, я осторожно повернул “ключи”, сдвинул на полоборота штурвал и потянув его на себя, открыл сейф. Аплодисментов не заслужил, но восторг зрителей был приличный. Запромнились благодарность Юрия Петровича и  отвисшие челюсти пораженных моими криминальными  способностями вьетнамцев. Полагаю, что в моем досье, которые велись здесь на каждого зарубежного специалиста, появилась новая запись.
Из “сора” воспоминаний о моем досье  из под мой руки вышел мерик “Различие поколений”: У каждой эры, точно как в аптеке/ Свой стиль, привычки, мода и язык/ Один ведет на близких картотеку/ А бабушка его вела дневник.
Ах, эти досье и картотеки! Скольким людям они подпортили жизнь или помешали полностью реализовать себя. Острой теме  “благодарности” за труд посвящен мой мерик “Утешайтесь делом”. Мысленно соглашаясь  с заголовком мерика, я сам не всегда сразу же отсекал в своих рассуждениях предположения о тех или иных злонамеренных причинах не полученных мною благодарностей за труд (например, за открытие уранового проявления “Аленушка” или за открытие Архангельской  алмазоносной провинции): Не ждите благодарности за труд/ За помощь для других, за все старания/  И не переживайте, если вдруг/ Вам не оказано достойное  внимание/ Запомните, что даже Всемогущему/ Что вылечил десяток прокаженных/ Не сказано спасибо. Чем вы лучше?/ Утештесь делом вами совершенным.
Тема досье и картотек нашла свое продолжение в написанном мною “в стол” мерике “Осведомленные люди”: Не буду думать, что повсюду/ Но знаю, есть вокруг всегда/ Про нас все знающие люди/ Про быт наш, отдых, про дела/ С кем спим, что пьем и что читаем/ По дружбе с кем ведем контакт/  Фиксируют и подшивают/ В свои досье за фактом факт/ Их знание о нас обширно/ Системный, комплексный подход/ Они предвидят эффективно/ Что будет с нами наперед/  Когда я сам порой не знаю/  Как мне в итоге поступить  Я от желания сгораю/ У них совета попросить.
Следует отметить, что за первый год загранкомандировки   за мной,  и без описанного выше фантастического вскрытия  французского сейфа, устойчиво закрепился  слава веселого “циркового артиста”. Путь к ней я начал с показа карточных фокусов, которыми после маршрутов веселил собратьев по  профессии. Вслед за манипуляциями с картами я стал демонстрировать вьетнамским коллегам другие, знакомые мне с театрального детства,  приемы мнемотехники и иллюзиона. В моих руках оживала обычная веревка, которую я на глазах зрителей разрезал ножницами на отдельные части, а затем, скомкав в руках полученные обрезки, демонстрировал веревку  в целости и сохранности;  представлял друзьям возможность сломать завернутые в мой платок спички, а затем извлекал их неповрежденными; глотал карандаши, шарики от пинг-понга и извлекал их и своего “живота”; “втирал” в руки монеты и позволял зрителем обнаружить их в моем ухе или в их собственных волосах. Нет сысла перечислять все мои фокусы, они и так хорошо известны детям и внукам.
Рассказы о такого рода  занимательнвх “способностях”  (Бак Тона) или Дядюшки Тона (под таким именем в сокращенном варианте называли меня на сленге, бытовавшем в геологичекой партии), постепенно аспространились за ее пределы. О них каким-то образом узнало население уезда Куйчао и прилегающих к нашему району полевых работ поселков провинции Нгеан. Отмечу, что в этой  провинции  (самой крупной по площади среди других административных единиц Вьетнама) расположена деревня Кимлиен, в которой родился первый президент страны Хо Ши Мин.
Точно не помю, но кажется где-то на склонах горы Панлом, когда мы прервали наш многодневный маршрут на ночлег, возле нашего “табора” вдруг появилась два десятка одетых в национальную одежду горных кхмеров. Они пришли во главе с немолодым седовласым охотником, который привел их к нашему биваку из деревни, расположенной в 8 километрах. В руках некоторых вечерних гостей, среди которых присутствовали  женщины и дети, были самодельные факелы, которыми они освещали путь через джунгли. О том, что местные охотники (кхмеры и  тхайи) прекрасно ориентируются в здешних  лесах, нам было давно и хорошо известно. Но каким образом проводник узнал (или рассчитал) вероятное место нашей ночной стоянки? Ответа на этот вопрос во время первой встречи мы не получили.
Позднее до нас доходили вести, что движение нашей и других маршрутных групп геологов всегда внимательно отслеживались местным населением. Они, прежде всего, следили, чтобы мы не персекались на своем пути с засылаемыми (сбрасываемыми, как правило, с самолетов), диверсионными южновьетнамскими тройками. Памятен случай, когда посланец одной из ближних деревень поднял нас среди ночи с циновок, с разосланных на земле поверх листьев бананов, и предложил срочно погасить  костер и поменять место ночлега. Перебравшись вслед за ним за соседний хребтик мы до утра просидели в распадке возле водопада, не развешивая белые противомоскитные  сетки.
В общении с прибывающими   на встречу с нами жителями ближайших деревень со временем выработался своеобразный ритуал; мы обязательно варили свежий чай, предлагали гостям дефицитные пиленый сахар и сигареты (их я без лимита покупал в посольском магазине). Можно честно призналь, что наши маршруты в горных джунглях были изнуряеще тяжелыми. Мой вес по прибыти во Вьетнам (запись в дневнике сделана 8 мая 1968 года) составлял 83 килограмма. В поле я выехал  6 июня. После возвращения из провинции Нгеан в Ханой, по данным звешивания  от  26 августа 1968 года, я весил 71  килограмм (потерял 12 кг). Мой внешний вид изменился настолько, что парни, котрые встречали меня в Хайфоне при спуске с корабля, справшивали меня: ”А где Михаил?” на мой ответ, что он перед вами, никто не верил. Пончик превратился в сушку. Я привел эту статистику, чтобы подтвердить тяжессть реальных условий  наших пеших маршрутов в тропических горных джунглях. Уставший “Лиенсо” (советский гражданин) после с маршрута вынужден был еще пару часов выступать  перед гостями.
Со временем я обучил членов своей маршрутной группы  некоторым фокусам и они с удовольствием подменяли меня.  В это время  я покуривал и гонял бесконечные чаи с гостями - аксакалами. Все эти встречи проходили под одним и тем же лозунгом “Лам сек” (Делай цирк). Краткий повелительный мотив этого похожего на приказ призыва отзывался во мне  выплывшим из детских хулиганств лозунгом: “Бей в глаз – делай клоуна”. Требование пришедших гостей “Делай цирк” (по-вьетнамски lam xiec) объвлялось буквально с порога. И отказов быть не должно. Устал - не устал, поел - не поел, помылся или пока еще не помылся в ручье, усвоенные мною законы - таежного гостеприимства требовали  активизацию всех мыслимых и немыслимых сил и возможностей. Выступал и даже иногда, по просьбе ночных гостей,  пел русские песни, читал стихи и плясал. Видимо, не случайно, моими самыми любимыми видами исскуства являются до сих пор цирк и опперета (она ныне дополняется мьюзиклами).  Юмор и смех очищали душу, облегчали  и продляли жизнь. Именно эта мысль я застолбил в мерике “Продление жизни”. Моя вечная, в понимании некоторых друзей - беспричинная, вроде, улыбка  была своего рода защитой о возможных мерзостей жизни и превентивно предлагаемым лекарством для окружающих:   Продлить земные радости/ Поможет только смех/ Будь  элексиром радости/ Стань клоуном для всех. В строчках мерика “Рецепт счастья” предлагается другая методика: “Рецепт простой, но удивительный/ Нередко мною применяемый/ Воспринимайте все действительное/ За реально ожидаемое. В общем, как написано в очередном мерике “Ищите эквмваленты”: Жизнь облегчит простая схема/ Эффективная, без сомнения/ Замените слово “проблема/ Существительным “приключение”.
В послевоенные годы в школе и дома нас постоянно берегли от попыток пойти “по не той дорожке”. О целесообразности  для каждого школьника идти по светлой и прямой дороге к счастью нас призывали со стен В.И.Ленин с его лозунгом “Учиться, учиться, учиться “ (сегодня детям говорят: “Питаться, питаться, питаться…) и  Карл Маркс. Цитату бородатого  классика коммунизма, которая была красиво написована на школьном плакате,  я до сих пор помню наизусть: “В науке нет широкой столбовой дороги и лишь тот достигнет ее сияющих вершин, кто, не страшась трудностей, будет карабкаться по ее каменистым тропам”. О необходимости прямого и об опасности “кривого пути” постоянно твердили родители, которые мечтали  о нашей, более счастливой, чем у них, жизни. Со временем в моем сознании сформировались представления, которые я кратко зафиксировал в мерике «Крайние пути». Этот мой  стих не исчерпывает все возможные варианты, которые дарует жизнь; в нем отражены только два возможных итога жизни человека в обществе: Путь от старта до точки/ У каждого будет свой/ В святые – поодиночке/ В мерзавцы – вместе с толпой.
Как известно, граница между периодами человеческой жизни «юность – зрелость» проводится врусле поставленных целей. Отмеченное отличие отражено мною в мерике «Целевое несовпадение». Хотелось бы, чтобы мое мнение не рассматривалось при этом как критика молодых членов моей семьи. Это общее  и, видимо, не самое главное различие поколений: Нам в юности хотелось–«все уметь»/ Учились, нарабатывая опыт/ Но некоторым ныне – «все иметь/ Здесь и сейчас» важней, чем заработать.
Мерик «Опасность образования» навеян воспоминаниями о занятиях с Андреем Михайловичем Лангансом, оторый учил меня громко (до крика) читать Букварь; когда я орал «Шу-ра» из кухни в панике к нам бежала его жена Алесандра Алексеевна Скоморохова. Использование учебника зверьем, показалось мне забавным и я не удержался от записи четверостишья:  Букварь иль азбуку в лесу/ Опасно потерять/ Медведи, выучив «Ау»/ Не будут голодать!
В школе на уроках арифметики мы довольно быстро усвоили, что количество коров, быков, овец, лошадей в условиях задач и в решениях всегда  записывается как количество голов тех или иных видов животных. Почему-то среди общего количества людей, единицей измирения количества которых является «один человек»  (два человека, 10 человек, 100 человек и т.д.) выделяется особая группа людей; их количество фиксируется в других единицах. Это различие отражено в мерике «Как кого считать». Действительно, почему мы говорим «член партии» или «член правительства», а в другом случае ведем разговор о покупке «трех голов скота»: Никогда не разобраться  нам/ Кто завел порядок во Вселенной/ Скот считать, увы, – по головам/ А правительство и партии – по членам.
Так уж получилось, что мои школьные годы по времени совпали с приездм в Магнитогорск на работу в драмтеатр им.А.С.Пушкина  группы молодых выпускников Ташкентского театрального института. Помогая маме, которая работала в театре  портнихой и одевальщицей, разносить по гримеркам одежду, я познакомился и подружился с Борисом Зайденбергом, его женой Аллой (Альбиной) Скарга  и  Леонидом Броневым. В поставленном Павлом Харлипом спектакле Анна Каренина я играл роль Сережи Каренине и значился в в самом начале продаваемой зрителям програмки.  Упомянутые выше  молодые артисты были заняты в этом спектакле в эпизодических, малозначащих  ролях. Это потом, через много лет, они стали известными и любимыми публикой аристами театра и кино.
Приводимый ниже мерик «Перевоплощение артиста» посвящен Борису Зайденбергу, к  которому в 80-е годы прошлого столетия я приезжал в гости в Одессу: Когда служитель Мельпомены/ Простой артист/ До слез растрогает со сцены/  Кричим мы «Бис!»/ Но вот спектакль уже окончен/ И он один/ В своей гримерке среди ночи/ Снимает грим/Не отошел еще от роли/ Упадок сил/ И кровь, что он на сцене пролил/ Не позабыл/ Но, добираясь с представления / К себе домой/ Он прирастает постепенно/ Самим собой/ Мой друг, служитель Мельпомены/ Молю, держись/ Не перетаскивай со сцены/ Сюжеты в жизнь!
В десятом классе мне  стало ясно, что на жизнь и судьбу человека  (независимо от его творческого потенциала) большое влияние оказывает среда обитания. Этот вывод нашел отражение в мерике «Мелкая лужа». В моем понимании такой «мелкой лужей» для меня самого мог стать театр. Судьба обреченных на годы нищенского существования молодых артистов зависит в нем от пристрастий силных мира сего  (глвного  режиссера и его жены, дирекции и лидеров общественных организаций); ее корежат и безжалостно деформируют пьянство, наркотики, вынужденные любовные связи и зависть: В мире ничто не проходит бесследно/ В жизни среда всех калечит как трактор/ «Гадкий утенок» из лужи стал лебедем/ Но унаследовал мелкий характер. Не случайно Леонид Семенович Броневой на встрече в Ленкоме, представляя меня окружающим  его актерам как заместителя министра   геологии СССР ерничая сказал: «Мы с ними вместе начинали в Магнитогорском драмтеатре, только они потом вышли в графы, а я так и остался крепостным артистом».
В общую серию с мериком «Мелкая лужа» можно включить   «Трудный выбор», написанный на  традиционную тему о «вершках и корешках»: Трудно сразу, с первых дней/ Распознать – к чему готов/ Докопаться до корней/ Иль добраться до плодов?, а также мерик «Место в жизни», в котором сквозь иронию просматривается проза жизни: Не прозевай, лови момент/ Не суетись и не торгуйся/ Ведь личных мест на свете нет/ Нашел хорошее? Паркуйся! Завершить с улыбкой раздел школьного периода можно благодарностью «Спасибо школе»: Стал бизнесменом поневоле/ Был ранний старт в моей судьбе/ Нас с детства научили в школе/ «Один запишем, два в уме».
В мерике «Школа жизни» с иронией описан спектр жизненных навыков, которые можно приобрести  на работе после завершения учебы в школе и институте: Учили в детстве нас ходить и говорить/ Читать, писать, играть в лапту и салки/ А на работе научили пить/ Темнить, поддакивать, подыгрывать, помалкивать. В этот же ряд стихотворных смыслов  можно поместить мерик «Не возражай». В нем дан, на мой взгляд хороший совет о манере поведения в беседах: Поперек чужому мнению/ Не спешите горло драть/ Чтоб не портить настроение/ Не мешайте людям врать.
Не зря говорят, что привычка-вторая натура; склонность к шуткам, улыбка и ненавязчивый юмор я пронес через всю жизнь, что четко отразилось и в моем врослом мерике «Манеры деда». Все о чем в нем написано действительно часто имеет место; об этом хорошо знают мои внуки и правнучка Стелла-Люси: Стараясь из последних сил/ Побыть еще немного с вами Я и ушами шевелил/ И тряс мешками под глазами!
Изучение вьетнмского языка неожиданно стало причиной создания ряда мериков. Во вьетнамскоом нет причастий и деепричастий и формально, слава Богу, нет и сослагательного наклонения, которому посвящен мой краткий мерик «Сослагательное наклонение. Если бы, да кабы...» О результатах своего жизненного путии нельзя судить заранее и, тем более, оценивать его итоги в сослагательном наклонении (если бы, да кабы..): Роль его в истории ничтожна/ Рассужденьем – «что могло бы быть»/ Ничего поправить невозможно/ Изменить иль заново решить/ Обсуждая все свои потери/ Мы порой грустим, что не срослось/ Не случилось, и стоим под дверью/ Где укрыто то, что не сбылось.
Чтение книг  Н. В. Гоголя поразило меня с детства навязчивой мыслью о подвластности человека  различного рода страстям и устремлениям. Тяга Чичикова к наживе, скопидомство Коробочки, бесполезная мечтательность Манилова, активная наглость Ноздрева, мздаимство Городничего, хвастоство и болтливость Хлестакова, как и страсть подружки кузнеца Вакулы к царским “черевичкам” (туфелькам), мистика “Вия” – вот далеко не полный список присущих людям и управляющими нами  страстей, которые  проходят в жизни под лихим названием “стасти-мордасти». Краткое резюме к ним было написано мною в виде мерика «Страсти-напасти». В нем в краткой стихотворной форме я попытался изложить видение этой проблемы Н.В.Гоголем: Человеческие  страсти/ Не похожи друг на друга/ Есть прекрасные напасти/ Есть ужасные недуги/ Изначально все покорны/ И подвластны человеку/ До поры, пока за горло/ Не возьмут его навеки.
В день моего рождения мне подарили новые модели «айпада» и «мобилника»; количество присущих им  функций и способностей просто зашкаливает. Другой вопрос - нужно ли мне  самому и тем, кто новой аппаратурой пользуется, такое обилие возможностей. Невольно мысль обратилась к не так далеким временам детства, когда информация передавалась пинком или подзатыльником. Воспоминания материализовались в краткий мерик «Передача команд и информации». Он конечно не даст ответов на причины векового различия  (трансформации) передачи целевых указаний и сведений: Как быстро мир переменился/ Компьютер, интернет, мобильник/ Айпад, айфон и подзабылся/ Первоначальный подзатыльник.
В моих беседах с внуками одной из навязываемых им тем были соображения о целях  стратегического планирования своей жизни. В такого рода беседах важно найти доходчивые примеры конечного результата намечаемых на перспективу решений. Написав мерик  «Масштаб задачи» я полагал, что стихотворная форма примера лучше запомнится: Тот, кто миллионы ищет/ Их находит не всегда/ Кто довольствуется тыщей/ Не найдет их никогда.
  Моя мама Ефросиния Ивановна Гурьева прекрасно гадала на обычных картах. Этому искусству я от нее, к сожалению, в полной мере не научился. Через поколение это мастерство маминого гадания передалось нашей  с Еленой старшей дочери Ольге; прогресс нашей жизни автоматически отразился в способах гадания; Ольга признанным мастер гадания «Таро». Наследственное чувство предвидения событий в моих навыках отразилось в освоенном в Китае и во Вьетнаме способе «прочтения» судьбы человека по линиям на его ладонях. Полагаю, что каждый человек в той или иной степени обладает свойством, которое называется предчувствие. Об этом очередной мой мерик «Предчувствие колена». Я просто отразил в нем один из возможных вариантов развития событий: В бочке дружбы ложка дегтя/ Предвещает перемены/ Исчезает чувство локтя/ Жди предчувствия колена.
Елена Хенкина окончила среднюю школу с серебренной медалью. Мой аттестат выглядил скромее, но в нем не было троек и было много пятерок. Успешный середняк Миша в институте понял , что за отличную учебу не только хвалят, но и хорошо дополнительно платят. Начиная со второго курса  за сдачу экзаменов я получал прибавку к стипендии в размере 25 процентов. Для примера отмечу, что когда мои товарищи по группе получали на последнем курсе стипендию в размере 450 рублей, мне в кассе выдавали 560 рублей.
Материальный стимул действовал безошибочно. Какими дополнительными усилиями достигалось это благополучие – это другой вопрос. В школе за отличные знания не доплачивали и я получал зарплату, когда временно работал в театре  летом на гастролях, куда выезжал вместе с костюмершей мамой, помошником бутафора или рабочим сцены; мне платили также за сыгранные в театре детские роли. Тяга к новым знаниям в школе все же была; я посещал проводимые старшекласником Аликом Шверцбургои зан]тия по высшей математике. Здесь, к своему изумлению узнал и об интегралах дифференциальном исчислении и о  нелинейной геометрии Лобачевского. Так появился навееный математикой стих про «Нелинейную геометрию». Он не отражал теоремы новой для меня геометрии, а просто фиксировал разнообразие жизни: Углы, учили нас, бывают/ Тупые, острые, прямые/ Но жизнь пространство изменяет/ И чаще в ней углы кривые.
Учеба без улыбки, розыгрыша и юмора  довольно скучное занятие. Имевшие место зарисовки и подначки вылились в мерик «Отличник» и ряд других. Образ «отличника», который залихватски может ответить учителю или одноклассникам, не привязан персонально, он - собирательный: Я на любой вопрос отвечу сразу же/ Мне математика дает для жизни тонус/ Таблицу умножения? Пожалуйста!/ Отвечу точно, дайте только глобус.
Один из основных законов диалектики «Единство и борьба противоположностей» в моей жизни проявился очень рано, еще в школе; он отражал существующие противоречия между теорией и практикой, которые мы в своей жизни должны были учитывать. Написанный на эту тему мерик «Теория и практика» краток, но справедлив: Теория учит – подальше вперед/ Смотрите, свои выбирая дороги/ По жизни полезнее наоборот/ Получше смотрите под ноги.
Наши дни ( первая четверть  текущего столетия) характеризуются обилием различного рода электронных гаджетов; количество их просто зашкаливает. Я достаточно долго не понимал целесообразности внедрения в жизнь современного общества  такого большого количества различных функций и  предлагаемых услуг. Реально я пользуюсь  стационарным компьютером  и лептоком как высококлассными пишущими  машинками, а постоянно меняемые модели все новых и новых телефонов использую только для местных и междугородных разговоров и как электронную почту.
Однажды внук Миша уговорил меня заглянуть  на сайт, где можно узнать о судьбе одноклассников. В живых их сегодня осталось (без  меня) только трое: Леня Межов-Деглин, Саша Гольдман и Юра Бычков. А что я хотел увидеть? Со времени окончания Магнитогорской средней школы №8 прошло больше полвека. Знакомство с этим сайтом стало причиной появления  мерика «Одноклассники». Люди моего возраста  учились и закончили школу до социальных рефрм 60-х годов прошлого столетия. Наши классы все десять лет были только мужскими. Девочки занимались  в соседней школе №31. Мы встречались с ними только на совместных школьных вечерах и танцах. Тем не менее, мерик получился, на мой взгляд,  забавный: Тридцать лет прожил в тревоге/ Помня первую любовь/ Светлый образ недотроги/  Душу бередил и кровь/ Внук, прервав смотреть ужастик/ Вмиг меня расколдовал/ На вебсайте «Одноклассники»/ Показал мой идеал/ Я взглянул и успокоился/ Интернет смирил мой пыл/ И свои седые волосы/ Больше я не теребил.
Одной из неоднократно педалируемых в средней школе тем  был разговор о  «луче света в темном царстве»; эту тему  прорабатывали  при изучении творчества Николая Добролюбова,  пьес Александра Островского «Гроза» и  Максима Горького «На дне», книги Николая Чернышевского «Что делать?» Все темное проецировалось при этом на минуышую  застойную и несправедливую к людям жизнь крепостной и феодальной России. Антиподом к ней высвечивалась советская власть и грядущее соцалистическое мироустройство. Ориентир развития был директивно определен и возможность иной оценки просто была не мыслимой. Мерик «Выбор ориентиров» был написан мною уже в зрелом возрасте; он не содержит критериев , которые объектвно моги бы позволить провести границу между темной и светлой «полосами» нашей жизни; в нем кратко зафиксирован методический вывод: Как без ошибки в мире огромном/ Нам оценить наши дни и грядущие?/ Стала ли жизнь застойной и темной/ Определит только светлое будущее.
К этой же серии стихов, стимулирующих жизнеутверждающие поступки относятся несколько  других моих мериков, в том числе задорный стих «Будь оптимистом». Его любила цитировать в разговорах с внуками Елена: Старайся сохранить товарный вид/ Когда удачи нет в делах хоть тресни/ Будь оптимистом, чтобы у других/ При взгляде на тебя была депрессия.
Во время учебы в Австралии в Волонконгском университете мы Еленой  неоднократно посещали установленный на пути из Сиднея в Волонконг памятник первому австалийцу, взлетевшему на дельтоплане с 200-метрового обрыва над океаном. Это событин навеяло мерик «Способность к полету», который Елена любила больше всех других: К краю обрыва шагая восторженно/ В небо взлетают птицам подобные/ В принципе нет ничего не возможного/ В принципе есть на полет не способные.
Целесообразно вспомнить также позитивный мерик «Улыбайтесь», который сформулирован как совет,   которым я часто напутствую своих детей и внуков: Улыбайтесь, это так полезно/ Первым смейтесь над своей ошибкой/ Выгодно быть милым и любезным/ Спрятав все печали за улыбкой. Из этой же серии напутствие: Если вас встречает смехом/ Не впадайте в панику/ Смейтесь тоже, громче всех/ А не стойте валенком» или вот еще: Если женщина при встрече/ Молча улыбнулась/ Осмотрись, проверь ширинку/ Может растегнулась.
В стихотворении «Счастливый неудачник», которое начинается с краткого эпиграфа, заимствованного из ранних стихов автора, мне хотелось не только посмеятся над особенностью причудливого характера героя, но и подчеркнуть его некрушимую веру в собственный выбор средств достижения цели: Четко и аврально Завершая планы дня/ Делал он все вроде правильно/ Но всегда не вовремя. Далее в основном тексте мерика мне хотелось кратко расширить описание цели и итога жизни неудачника, нисколько не пытаясь унизить или обидеть его своей оценкой; дело в том, что люди такого склада необычного темперамента и ума никогда не считают себя проигравшей стророной.
Я даже в чем-то завидую этой их убежденности  в правоте их поступков и самой их жизни: У каждого, поверьте, неудачника/ Изысканная мания величия/ Он все свои проблемы и задачи/ Старается всегда преувеличивать/ Трагический и пафосный исход/ Воображая в буднях повседневных/ Он ожиданьем этим и живет/ Жизнь представляя театральной сценой/ И пережив события в мечтах/ Пытаясь повторить в реальной жизни/ Все то, о чем мечтал,– он терпит крах. Или еще один возможный финал мерика: Чем бы он не занимался/ Вызывал одни улыбки/ Он не только ошибался/ Счастлив был в своих ошибках.
Мерик «Избегайте споров» является кратким стихотворным изложением общеизвестной истины, что спор не решает проблем, а либо загоняет их во внутрь, либо служит поводом для решения другими, более радикальными способами: Если ясность ваших объяснений/ Лишена двойного толкования/ Кто-нибудь воспримет их с сомнением/ А иной вообще поймет неправильно/ Вздор услышав – берегите нервы/ Не вступайте, защищаясь, в драку/ Не ищите новых аргументов/ Не пинают мертвую собаку.  И еще один полезный по жизни совет «Не спеши»: Работа в спешке, пыль – столбом/ С надежностью не дружит/ Шуруп, забитый молотком/ Увы, недолго служит.
Поиск и разведка богатств наших недр, которой я занимался полжизни, – коллектвная работа. Времена одиночек - рудознатцев открывшие лежащих на поверхности Земли  самородные металлов,  руд и природного топлива безвозвратно ушли в прошлое.. Разведка и добыча нефти и газа ведется сегодня сквозь многокилометровую толщу воды на глубинах до 7 км, добыча золота осуществляется в шахте Мпоненг (ЮАР) на глубине в   4 км от поверхности земли, карьер на медном месторождении Бингем-Каньон в штате Юта (США) достиг глубины в 1200 метров. В Австралии мне самому посчастливилось спуститься в шахту на глубину около одного километра и побродить по подземным ваработкам  медно-свинцово-цинк-серебренного  месторождения Маунт Айза.  Командная работа специалистов уже пару веков является основой успехов в геологии и добыче сырья.
В наши дни командный метод совместного творчества проник в учебу и бизнес. Об офисной  работе в такой небольшой временной команде  мне рассказала внучка Сашенька; естественно я с юмором сразу же на этот ее  рассказ откликнулся мериком «Работа в команде». Нисколько не принижая эффективность коллективного труда, я все же не удержался от улыбки: Работа в команде не должность/ Для всех эффективная школа/ Блестящая, кстати, возможность/ Ошибки свалить на другого.
Часть моей жизни связана с поисками месторождений нефти и газа. Разведанные  во времена СССР запасы до сих пор являются сырьевой базой  российского ТЭКа. На этом фоне странно было слышать заявления некоторых сильных мира сего, что углеводородное сырье  не благо, а  тормоз экономики и новых технологий, что нужно скорее «слезть» с этой «иглы». Так появился мой мерик «Сырьевая игла». Понимаю, что мой стихотворный отклик  ничего не решает, но не удержался от ответа: Нам нефть и газ даны от Бога/ Ресурс надежный, дармовой/ Несправедливо дар природы/ Считать иглою сырьевой/ В основе для таких сравнений/ Нет чувства логики ни грана/ Лишь проступает, без сомненья/ Прискорбный опыт наркомана.
Тема поиска и разведки месторождений полезных ископаемых для меня стала практически неисчерпаемой основой моих мериков. Среди оптимистических всплесков есть и грустные нотки стиха «Неоткрытая руда»: Мне часто снится неоткрытая/ В блестящих прожилках руда/ Что дремлет в недрах недобытая/ Но где? Пока не разгадал/ О ней мечтал, её предвидел/ Но почему-то не сбылось/ Возможно, в суете обидел/ И в результате – не срослось/ Несбывшееся и неоткрытое/ Ты, до сих пор к себе маня/ Тревожишь тайнами невскрытыми/  И ждешь другого. Не меня.
Мои друзья, дети и внуки часто справшивают почему в мериках и воспоминаниях не описаны известные мне ужасы вьетнамской войны, не описываются военные потери и лишения. Отвечая им я отшучиваюсь, говорю, что, независимо от меня, память самостоятельно отсеивает  и даже стирает негативы. Ссылаюсь на мерик «Избирательная память», в котором сказано, что: «Восприятие времени всегда относительно/  Но при всем уважении к прошлому/ Из потока событий стремительно/ Память черпает только хорошее.»
Внушаю своим внукам идею о том, что позитивный настрой на лучшее, предпочтение хорошего факта над плохим управляет не только нашим настроением, но и помогает в достижении жизненых успехов. Раздал им свое стихотворение «О себе только хорошее» в надежде, что могу помочь им в выборе полезных ориентиров «пока я здесь еще»: Говори о себе хорошо / Повсеместно, во всех случаях/ Даже если слушок прошел/ Что ты точно не самый лучший/ Говорить о себе хорошо/ Полезно по многим причинам/ Пусть растянется слухов пружина/ Широко, широко, широко... / Средь попавших в голову строчек/ Что услышать за день удается/ Забывается в суе источник/ Информация – остается/ Сам себя постоянно хвалю / Да, бывает, народ смеется / Ничего, я это стерплю/ Все хорошее остается! Интересно, что буквально вчера Ника показала мне листок с этим стихотворением, который она бережно хранит; значит не зря я его писал. Еще один совет могу дать моим читателям мериком «Не кричите»: Не разряжайтесь на других/ Да не судимы будете/ Ведь эхо многократно крик/ Назад относит  к людям/ Качает этот крик в ночи/ Туда-сюда возвратно/ И сколько после не молчи/ Крик не вернуть обратно.
В одой из глав Книги Памяти я уже приводил свои вьетнамские мерики о том, что беседу вольно или невольно могут подслушать и  даже записать: «А о том, как эта шла беседа/ Рассказал магнитофон соседа». Эту острую тему о необходимости проявления в повседневных разговорах разумной осторожности я закрепил также дополнительно в кратком мерике  «Не болтай». Хорошо помню, как во время войны картинки с такого рода лозунгом висели на стенах во многих организациях»:  Не раскрывай, разиня, душу/ Пора бы истину понять/ Что лучше всех умеют слушать/ Те, с кем бы лучше не болтать!
Непростая, полная лишений и невзгод судьба выпала на долю моей мамы Ефросинии Ивановны: исключение из партии  и предвоенные чистка страны от неугодных для власти членов социума; жизнь в палатке на отрогах магнитной горы строителей металлургического комбината; потеря на войне мужа и переезд в сожженую и раграбленную немцами Калугу; возвращение в разрушенный быт Магнитогорска; послевоенный голод неудачный второй брак; уголовная одиссея младшего ее сына Владимира. Выживание в этих условиях сформировали ее представления о правилах поведения, которые я кратко и в неполном составе отразил в мерике «Мамины советы». Они проросли  и укрепились в моей памяти не все и не сразу: Не жалуйся и не проси/ Твердила часто мама/ И напоказ не выноси/ Свои мечты и драмы/ Запомни, ссылка на других/ Неверный, жалкий ход/ Своей тропой всегда иди/ Сквозь частокол невзгод.
Честно признаюсь, что в моей счастливой жизни мне везло не всегда. Не буду утомлять читателей перечислением этих случаев, а просто  процетирую мерик «Крылья удачи», в котором отражен «чет - нечет» нашей пестрой жизни: Неудача взлетела/ У нее два крыла/ Если б юнность умела/ Если б старость могла.
Эту главу воспоминаний можно закончить моим мериком «Про что пишу?» Повторю ранее высказанную мысль, что мои мерики во многом автобиографичны. В них отажаются прожитые годы и события, мелькнувшие в голове мысли, сложившиеся оценки, сформулированные выводы, отклики на злобу дня,  переложенные на стихи афоризмы и скрытые тайны: В стол пишу, судьбе назло/ Рифму прихватив за вымя/ Стихи кропаю про барахло/ Не о
писанное другими.
Действительно, мерики, как это отмечено в эпиграфе, рождаются из всяческого  сора