Сын генерала

 Сын генерала

Я забрал его из отеля в Антверпене ранним весенним утром. Высокий, стройный, с выправкой, которую невозможно спутать — сын военного, это читается сразу. На нём была тёмно-синяя ветровка с молнией, аккуратно подогнанные джинсы и лёгкие кожаные ботинки. Лицо чистое, открытое, но в глазах — тревожная глубина. Он не сказал, зачем приехал. Только попросил обзорную экскурсию, и добавил: «Мне нужно просто подумать. О важном».

Мы ехали через центр Антверпена, а я рассказывал про город, его роль в истории торговли, бриллиантовый квартал, Рубенса, который писал здесь своих пышных мадонн, и готический собор, в котором картины мастера сияют, как окна в другую эпоху.

— Знаете, — сказал он вдруг, глядя в окно, — мне двадцать восемь. Я всю жизнь был в чётко нарисованных границах. Всё было предопределено. Кто я, что я должен делать. У меня отец — генерал, мать — преподаватель в академии. Мой путь был написан заранее. А я вдруг понял, что живу не своей жизнью.

Мы остановились возле средневековой площади. Солнечный свет ложился на булыжники, воздух пах кофе с корицей из ближайшего кафе. Туристы щёлкали фотоаппаратами. А он стоял молча, впитывая.

Я рассказал ему тогда о другом пути. О том, как здесь, на земле Бельгии, не было крепостного права. Ни в Антверпене, ни в Брюгге, ни в Генте. О том, как простой человек, крестьянин, мог оставить герцога или барона — своего «владетеля» — и уехать в город, начать всё сначала. Он не был собственностью. Он был свободным.

— Но ведь как их удерживали? — спросил он. — Почему люди не уезжали?

Я объяснил: были другие инструменты. Уже в Средневековье существовали аналоги ипотек. Герцог мог дать крестьянину деньги на постройку дома, оплатить услуги строителей. А крестьянин брал на себя обязательство — жить на этой земле, отдавать урожай, работать, растить детей, которые продолжат труд. Это была сделка, а не подчинение. Она делала жизнь устойчивой, понятной. Своего рода контракт на доверии и взаимной выгоде.

— Это и есть свобода, — сказал я. — Не в том, чтобы уехать. А в том, чтобы выбрать, кому служить. Или не служить никому.

Он молчал. Только плечи немного расправились. Мы продолжили маршрут — собор, Груневплац, берега Шельды, кафе с вафлями и глинтвейном. Он слушал, иногда кивал, но мысли были где-то глубже, дальше. Я не торопил.

А в конце он посмотрел на меня и сказал:

— Спасибо. Это была не экскурсия. Это была встреча с самим собой.

Через пару дней он написал мне: «Я остаюсь. Начну здесь. Просто буду жить. Моя жизнь — теперь моя».