История Белого Замка попытка восстановить утраченн

                История Белого Замка.
                (Попытка восстановления утраченного романа, написанного в 2004-2006г)


                Пролог.
Пять Владык разделило Лард. Владыка Пустоты, Владыка Вод, Владыка Покоя, Владыка Тяжёлого, и Владыка Действий. Из Пустоты и Вод родились Ому – духи грозовых облаков. Из Вод и Покоя родились Ларру – Хранители Красоты. Из Покоя и Тяжёлого рождены были Гэру – Хребты Древности. И из Тяжёлого и Действий обрели жизнь Беспокойные.
Ому отданы были Небеса и ключи от них. Ларру заселили подзвёздные дали. Гэру – скрепили Основы, и погрузились в сон… Беспокойным же захотелось властвовать над всем, так Лард узнал впервые Войну, Скорбь, и Боль…
В те первые века, когда запылало на безкрайних просторах насилие и несправедливость, многим Ларру пришлось очнуться от покоя, и самим начать действовать. Так, на Закатной и Льдистой оконечности Белоземья воздвигнуты были первые города и государства Хранителей Красоты. В Долине Гроттенхайма, что к югу от Седых гор, был возведён великий замок-город Антрансдайм – столица союза Каннор. К юго-западу от Антрансдайма, в лесах Серебряных Вод, был построен замок Арн – столица Лайэмнора. А на самом Льдистом крае – взметнул свои башни в небо Хорн – цитадель, парящая над землёй…
Беспокойные же заселили Знойный предел, основав династические государства Храндрок, Морк, Багнум…
Особняком поселились на Оборотной Стороне Беспокойные, что жаждали Покоя. Их трагичное противоречие взрастило демоническую основу – из ней родились Страхи и Муки – чьи кошмарные детища и стали хозяевами Страны Ночи – или Оборотной Стороны, что отделена от Белоземья морем Злейн и мерцающей Завесой.
В те седые времена в Антрансдайме правил величайший белый маг Алинезар. Хроники повествуют, что был его дух рожден от Ому – и ниспослан, чтобы спасти Белоземье. В Храндроке несметные орды собирал Маррор – маг, который любил огонь и железо, плоть и сходства. Возможно, самое сердце Беспокойства – Действия, обличенного в Тяжесть – билось в его бездонной груди. Кипел Храндрок – бэрги, люди, керлы, шнакки – неуёмная экспансия и ярость рвала их сердца, и заставляла действовать – покорять и разрушать… Эти расы были рождены для насилия и смуты, куража и битвы… И только люди были наделены зачатками сострадания и любви – ведь, как гласят легенды Севера, когда Тяжесть и Действие ваяли души первых людей – над ними пролились слёзы Ому – и впитались в души некоторых из Праотцов человека…
В то же время, Алинезар сумел взять Огонь Беспокойства, укротить его, и малой долей вдохнуть в сердца детищ Ларру – ночных, лесных, водных. Можно считать, что этот противоестественный поступок был великим злом и мерзостью; что он и закрутил историю Ларда в водоворот Беспокойства, но, с другой стороны, именно уголёк Зла, Алинезаром в сердца Хранителей Красоты позволили детищам Ларру победить в той войне…
В старый Круг 30-го века отряд бэргов, первых людей, горных великанов керлов; полчища неведомых химер и чудовищ, страшных убивающих машин осадило Антрансдайм. С ужасом и недоумением взирали на них среброволосые лесные эльфы, и ночные энши. Долго готовили их, знакомили, с огнём и железом, обучали преследованию и убийству, взращивали дисциплину и безжалостность; но и сейчас прекрасные детища Ларру ощущали непонимание и даже жалость…
Сам Маррор стоял во главе вражеского войска. С тревогой и сомнением защитники Антрансдайма видели, что великий чёрный Маг выглядел, как обыкновенный человек, восседающий на белом мороке… Лицо Маррора скрывал багровый капюшон, поверх которого сверкала огненная корона.
- Дети Ларру, хранившие Прекрасное! Всему однажды приходит конец. Теперь пришло время Действовать, и преображать этот мир! Я дам вам Власть; преумножу Чувства; я позволю подняться каждому до Вершины по трупам поверженным им! Я дарую вам новый мир, в котором будет постоянная борьба, и Сильнейшие, победившие отнимают всё у проигравших и обновляют генофонд! Мир, в котором нет места Покою, но есть постоянная Эволюция и Движение! Что вы ответите, дети Ларру?! Перемены уже свершились: ваш тёмный унылый Лард давно перестал быть прежним, и нам остаётся стать со-творцами Ларда нового – живого, динамичного, развивающегося! Встаньте под моё начало, и не случится той великой бойни, ради которой мои войска собрались здесь! Я обещаю каждому из вас сохранить жизнь взамен за вашу свободу и право хранить Красоту…
- Никогда не бывать этому! – Вскричали с башен среброволосые воины. – Убирайтесь с земли Каннор, или ляжете здесь…
- Я победил Смерть… - с усмешкой ответствовал Маррор. – Алинезар! Неужели ты прячешься от битвы? Трус!
И тут чудовищные катапульты принялись стрелять по замку, забрасывая на башни изуродованные тела убитых энши и эльфов, страшную жатву павшего Арна – скорбь помутившихся Серебряных Вод… Дело в том, что после того, как Алинезаром большинству энши и эльфов было привито Беспокойство, прекрасные Хранители научились ощущать и боль, и страх, и ярость… доселе им неведомые. И крики скорби разнеслись над башнями Антрансдама, и рой шелестящих стрел был ответом. Многие стрелы попадали в Маррора, что и не думал скрываться, но падали наземь, лишь коснувшись его. Катапульты снова дали залп – и огненные шары несли теперь смерть на башни…
- Ты победил Смерть, но ты так и не понял Жизни! – Зычным пением разнесся по Гроттенхаймской долине голос Алинезара. Добрый волшебник обрушился с неба на иунае – существе из дивного племени, в которых сами Ому воплотились в плоть и кровь, чтобы вступить в Игру… Алинезар был облачён в белое – прекрасный, среброволосый: он был вдвое выше Маррора и выглядел несравненно внушительнее. Алинезар верхом на иунае подобно ястребу набросился на Маррора, но тот одним лишь взглядом убил Великую Птицу – аватар одного из могучих Ому…
- Властен над плотью и кровью… - прошептал Алинезар, спрыгнув наземь. Он поднял свой меч, и рассек землю под собой от края и до края, и, схватив Маррора в объятия ненависти, бросился с ним в дымящуюся бездну, и та с громовым рокотом закрыла за ними свой зёв…
Так пал Алинезар, а вместе с ним и Маррор, победивший Смерть.
Но точно никто не знает, что сталось с двумя великими магами, и вправду ли погибли они, или только стали пленниками в тисках Гэру, которые древним сном скрепили Основы… А у подножия Антрансдайма в тот Круг случилась битва, которую мир не знал прежде. И детища Ларру бились отчаянно, что сам владыка Действий усомнился бы, что рождены они были из Вод и Покоя…
Лард переворачивал круг Светозарного, сменяя лист исторических хроник, открывая новые, неведомые, и тревожные страницы…

                ********
Долго всадник по полю несется,
Долго по лесу мчит.
Плащ его по ветру вьётся,
Да щит о доспехи стучит.
Мелькает рассвета полоска,
И вьётся безумства стезя.
Не знавши покоя и лоска,
Он гнал, как безумный, коня.
Прижат к груди бледный младенец,
Отмеченный гневом урод.
Он Вод и Покоя пришелец,
Лишённый Покоя и Вод.
Возложена грозная участь,
На бледное это дитя.
Стать Совести голос звучным,
В сердцах из Камней и Огня…

-Чу! Не успеет, родимая… Всадник нежно обнял кобылицу. – В последний раз, родная…
И старик, весело присвистнув, мягко хлопнул по дрожащему крупу ладонью. Белоснежная лошадь решительно бросилась через расщелину, ненадолго оторвавшись от преследователей.
-Зачем мы зашли сюда… В этот край ущелий и бормочущих ручьёв…Эх, срезали путь, будь он выстлан розами!
Старик нежно поглаживал кобылицу – верную подругу и спутницу. Младенец спокойно взирал на происходящее, будто взрослый, что нем. Под скользким глинистым склоном рычали мороки – бледные, тяжеловесные порождения бормочущих рощ. Не скрыться… Старик верная кобылица почти выбились из сил. И Дун (так звали старика), вздохнув, остановил судорожную рысцу подруги. Дун надёжно привязал дорожную сумку с младенцем к седлу лошади, и, обняв подругу и нежно шепнув что-то на неизвестном языке, будто зачарованную пустил ту вскачь прочь от бормочущей рощи. Дун, улыбаясь, обнажил свой меч – ну, подходи, кто смелый! Бледная туша с лиловой мерцающей пастью бесшумно сорвалась с уступа в долгом прыжке. Ещё две вышли из тени посвистывая, будто свирелью, печальную мелодию через полые клыки. Дун, как ветер над Хорном, метнулся навстречу летящему мороку, выставив меч. Дар древних Гэру, скрепленный в основах металл, которого нет прочнее.  Обоюдоострое жало пронзило чудищу грудь, прямо сердце, и свистя запенилась кровь цвета желчи. Сердце чавкало, не желая умирать, клыки свистели пустынной флейтой… Дэвр, так звали меч в руках Дуна, свистнул, сняв бугристую косматую голову в бледных прожилках, и трахея плюнула протяжным стоном. Непереваренная человечья кожа срыгнулась рассечённым пищеводом, пока страшные когти изрывали под собой влажную глину… Двое мороков окружили Дуна, протяжно посвистывая и плача, пока, не закружив в забвении, не набросились одновременно с двух сторон, пока не сняли кожу, не выпили кровь – от сердца к сердцу…  А с уступов спускался туман, и бормотали чистые холодные ручьи, омывая скользкие камни…

                ********
Белая кобылица с младенцем тем временем чуть живая доскакала до селения Класт, что находилось неподалёку от границы с Храндроком. Туманные холмы и дождевые леса здесь всё чаще сменяли озимые поля и пастбища. Небо казалось едва светлее, но и тут тянуло зимней печалью… Арна – так звали белую лошадь, без чувств осела на траву, бережно для младенца…
- Мак, погляди, что стряслось? – Выглянув в окно, закричала невысокая полноватая женщина.
- Ба! Вот это принесла чужбина семя! – Мак осторожно вынул младенца из дорожной сумы и взял на руки, накрыв продрогший кокон кожаным подолом. Младенца занесли в дом. Кряжистый рыжеволосый Мак и брюнетка Лаа – его жена, осмотрели дитя. Это был мальчик, но очень необычный. Кожа его походила оттенком на шляпку бледного гриба, но не казалась при этом мертвенной или болезненной. Черты лица были тонкими, заострёнными, словно у взрослого, вокруг глаз темнели голубоватые тени, похожие на красивый узор. Младенец был крипторхом, обладал длинными волосами тёмно-жемчужного цвета, он был худощавым, при этом очень крепким и ладным, удивительно спокойным.
- Как же назвать тебя, пришелец? – спросила Лаа.
- Сперва следует показать его эрлу. – Ответил Мак. – Не нравится мне этот ребенок, не к добру всё это…
- Эй, Мак! У твоего дома кобыла шальная! Усмири, инача за себя на ручаемся!! – Вдруг донесся с улицы голос соседа Рэфа и его приятеля Мола.
Мак и Лаа выбежали на улицу. У ворот их дома дико ржала и вставала на дыбы белоснежная лошадь, которая принесла на себе младенца. Двое мужчин пытались схватить поводья, но кобылица отчаянно визжала и била копытом.
- Неси верёвку, дружище! – крикнул Рэф. Он наконец изловчился и ухватил поводья из мягкой серебристой ленты. Сзади уже подкрался Мак, и набросил на шею животного аркан. Впрочем, это только сильней разъярило кобылу, и та укусила Рэфа за лицо, откусив тому весь нос и верхнюю губу.
- Ах ты, бестия! – неистово вскричал мужчина. Он выхватил большой нож и ударил кобылицу в шею. Та слабо взбрыкнула, сдавленная арканом и поводьями, и повалилась на траву, перебирая ногами в агонии… Рэф одним ударом перебил трахею и сонную артерию, тело быстро лишилось крови и жизни.
- Ну, извини! Погорячился. Твоя кобыла? Что смотришь так, старина?
- Нет… Она прискакала, едва живая от усталости, и завалилась отдыхать перед моими воротами. Остаётся теперь выяснить, чья она. Вот если нашего эрла, он с тебя шкуру то спустит… И со всех нас заодно.
- Слушай, у меня тут мысль. Пока свидетели только мы, давай ка, разделаем кобылу по-быстрому. И беду отведём, и мясом на зиму затаримся!
- Ну, голова! Лаа не проговорится, уж я об этом позабочусь…
Мак, скрывая мандраж, пошёл за топором, ножами и вёдрами. Он думал, вот, убийство породистой кобылицы получится скрыть, но как быть с младенцем? Как объяснить всё это разгневанному эрлу? Сказать, что кобылица принесла дитя, а сама убежала, издохла? Или проще избавиться и от младенца, и концы в воду… С этими мрачными мыслями Мак принялся за разделку туши, и вскоре всё тело было разобрано, а окровавленная трава скошена и пролита водой. Две бочки и шесть вёдер заняло заготовленное мясо. Голову же Мак положил отдельно, в сенях, намереваясь сварить её сегодня же на ночь…
Мууна взошла над горизонтом и покрыла перелески и озимые поля мертвенным сиянием. Ветер-бормотун качал камыш. Лаа зажигала сальные свечи и качала люльку с малышом. Мак растопил очаг отсыревшими поленьями, и, чертыхаясь, со свечой в руке, проследовал в сени. Лаа содрогнулась, услыхав совершенно не мужской крик своего мужа, и, схватив свечу, бросилась за ним в сени. Муж стоял бледный, как тот младенец, а на столе лежала отрезанная голова прекрасной женщины, такая же бледная, скуластая, утонченная, как у младенца, с голубоватым узором вокруг глаз, заострёнными ушами и темно-жемчужными колыхающимися волосами… Рядом в деревянных кадках были сложены обрубки человеческих рук и ног, кусок спины и груди. Лаа возвела глаза к окну, и прошептала заговор, шипя как змея на лик Мууны, насмешливо взирающий с небес и поливающий равнину и крыши Класта мертвенной бледностью…
Ещё до рассвета останки женщины, в которую обратилась кобылица, захоронили на краю покоса, который обрывался к торфяному болоту. Мак решил ничего не говорить Рэфу и Молу, а если те попросят угостить мясом, на которое имели не меньше права, Мак в тот же день зарезал старого барана. Это так, если друзья завалятся и устроят экстренный допрос. Мясо кобылицы и баранина отличается, и завтра Мак поедет в город Кэр и купит пару пудов конины… А по пути они вместе с Лаа избавятся от злополучного младенца…
На рассвете супруги собрались в путь. Хотя трудно считать рассветом те проблески призрачного сияния из-за туч, что в эти часы посылал на просторы Белоземья лик Светозарного. Даже здесь, фактически на знойной оконечности Ларда, Светозарный едва разгонял сырой туман и иногда подсвечивал края лиловый туч бледно-голубым… Мак и Лаа, кутаясь в овчины, запрягли старого мула в повозку, и, поскрипывая на промерзшей колее, поехали в сторону города Кэр. Светозарный осветил лес бледно-голубым сиянием, на озимые поля лёг иней. Рощи уже потеряли листву и проглядывались на сотню метров. Мороки пока не забредают в эти края, порукой тому Ночные Крылья – орден Посвящённых из города Форг. Но они будут пострашнее мороков… Мак уныло смотрел на рощи чернолиста и давно сжатые поля. Он думал о том, что скоро придётся совершить ещё один поступок, который мог сказаться на всей его дальнейшей жизни. Мак не хотел проливать кровь младенца, достаточно он насмотрелся на неё вчера ночью. Лучше всего будет просто опустить дитя в быструю реку, что унесёт свёрток к неведомым омутам, перемелет о камни, а звери и рыбы сокроют поступок окончательно… И вот, когда повозка уже подъезжала к Горбатому мосту через реку Мирри, и Мак уже хотел остановить мула и взять на руки злополучный свёрток, впереди раздался топот. К мосту быстро приближался конный отряд. По знамёнам с изображением восмикрылого ворона супруги поняли, что едет эрл. Мак побледнел как полотно, Лаа принялась судорожно накрывать младенца овчиной.
- Эй, вы. Стоять! – Раздался властный оклик, и как назло тихий младенец заплакал, пытаясь сбросить сырую овчину. К супругам приблизился сам Кэрский эрл Гэсс. Он осадил вороного своего коня прямо у повозки супругов. В деснице Гэсс держал охотничье копье с огромным кабаньим наконечником и перекладиной.
- Открой. – Холодно приказал он Маку, указав копьем на овчину. Тот, зелёный от страха, повиновался.
- Ваш? – Спросил эрл. – Что-то я не помню, чтоб у вас были дети, или Лаа ходила в положении. Ну, отвечайте!
Лаа бросилась на колени, ткнувшись лицом в дорожную грязь у копыт вороного. – Подбросили! – Исступлённо вскричала она. – Позавчера, как ночью, слышим, шорох у ворот! Муж встал, вышел, и кричит мне: Лаа, неси фонарь! И вот… Мы едем в Кэр купить обновки и еды малышу, а заодно расспросить народ, может, кто знает чего??
- Да, да.. – Бормотал Мак, боясь поднять голову.
- Фью! – Просвистел эрл. – ну, что-ж, с пополнением ваше семейство! А теперь в сторону, в сторону! Чай не два моста нынче над Мирри!
Супруги суетливо принудили мула свернуть с проезда в кювет, в траву, пропуская отряд рыцарей эрла. Пошёл дождь. Ледяной и мелкий. В сине-лиловых разрывах неба кричали буревестники.
- ну, вот всё и решилось… - Тупо глядя перед собой, молвил Мак.
- Я рада, что всё обошлось. А уродца, ну что-ж, воспитаем как своего. А про случай с кобылицей постараемся забыть, как про дурное наваждение…
- И купим конины, раз уж едем в Кэр. Чтобы забыли и другие… - Негромко добавил Мак.

                ********