Прыжок в Око Ночи Ак-Кая, двадцать лет спустя

Крым… Июнь… Тот самый первый курс биофака, когда мир еще казался неразгаданной книгой, а будущее – бескрайним, как степь за Белой скалой. Мы, зеленые юнцы, прибыли на практику по геологии, полные смутных ожиданий и предвкушения свободы. Наш предводитель – доцент, пожилой геолог с выцветшими от солнца глазами и обветренным лицом, ветеран бесчисленных экспедиций. Человек, умевший с одинаковым смаком говорить о мезозойских отложениях и дегустировать массандровские вина. Он любил свое дело, любил природу и, не будем скрывать, любил выпить.

Староста группы, прагматичный парень, сразу смекнул: экзамен не за горами, оценка по практике – тоже. «Надо налаживать контакт, ребята!» – изрек он, и мы, не долго думая, скинулись на несколько бутылок «Алиготе» и пару «Столичных». Дипломатия юности, наивная и прямолинейная.

Мы разбили палатки у подножия Ак-Кая, Белой скалы, величественной и неприступной, на берегу Биюк-Карасу, Черной воды. Вечер опустился быстро, принеся с собой прохладу и стрекот цикад. Староста с делегацией и «дарами» отправился в палатку доцента… Ночь прошла бурно. Кого-то потом тошнило за палаткой, кто-то пел песни под гитару охрипшим голосом, но в целом «контакт был налажен». Впереди маячили заветные пятерки.

На следующий день, когда полуденное солнце уже начало припекать, мы отправились на восхождение. Шли не спеша, по тропе, петляющей среди камней и колючих кустарников. Доцент по пути показывал нам аммониты – закрученные спирали древних морей, белемниты – «чертовы пальцы» или «громовые стрелы», как их звали местные. Мы слушали его рассказы о миллионах лет, застывших в камне, собирали окаменелости, чувствуя себя первооткрывателями.

И вот мы на вершине. Плато. Степной ветер, густой, настоянный на ароматах чабреца, полыни и еще десятков неведомых трав, ударил в лицо. Горизонт раздвинулся, небо стало огромным, опрокинутой чашей бездонной синевы. Я подошел к самому краю. Сто метров отвесной белой стены уходили вниз, в зеленую долину реки. Пропасть.
Что будет, если прыгнуть? Мысль эта возникла внезапно, остро, как укол. Ответ был очевиден: смерть. Мгновенная, нелепая. Разбитое тело на камнях. Как у тех, кто прыгал от отчаяния или кого сталкивали враги в давние времена. Заурядный конец.
Но что-то внутри меня бунтовало против этой заурядности. Какая-то глубинная, еще не осознанная интуиция шептала: есть иной способ. Иной прыжок. В ином состоянии духа. Тогда, конечно, я и слов-то таких не знал – «точка сборки», «смещение»… Кастанеда еще не вошел в мою жизнь. Но знание это – древнее, как сама скала, – жило во мне. Знание о том, что реальность не так тверда, как кажется, что есть щели, проходы, иные измерения, доступные тому, кто сумеет… настроиться. И я дал себе слово. Молчаливую клятву этой белой скале, этому ветру, этому небу: я вернусь. И я прыгну. Но прыгну по-своему.

Прошло двадцать лет. Двадцать долгих лет жизни – учеба, работа, любовь, потери, книги, города… Но Ак-Кая жила во мне, как незаживающая рана, как невыполненное обещание. И вот я снова здесь. Мой шатер стоит у подножия Белой скалы, на том же месте, у Черной воды. Но я уже не тот наивный студент с бутылкой вина для доцента. Я – другой.
Все эти годы я готовился. Не физически – тело бренно. Я готовился духовно. Ночами, когда мир спал, я выходил под лунный свет и молился ей – Селене. Белой богине ночи, покровительнице тайн и трансформаций. Я воздыхал и плакал, рассказывал ей о своей тоске, о своем стремлении к невозможному прыжку. Я почти не надеялся на ответ – ведь сердце ее отдано прекрасному Эндимиону, вечно спящему пастуху. Я готов был уже, подобно Пану, обратиться в белого барана, лишь бы заслужить ее внимание, ее милость…

И она снизошла. Не знаю, как и когда. Может быть, в шелесте листьев, может, в отблеске луны на воде, может, во сне – но я получил знак. Она назначила мне свидание. Здесь. На вершине Ак-Кая. В ночь полнолуния.

И вот эта ночь. Я стою на краю пропасти. Скала под ногами кажется живой, вибрирующей. Небо – чернильно-черное, бархатное, усыпанное алмазной пылью звезд. И над всем этим – Она. Полная Луна. Огромная, сияющая, нестерпимо прекрасная. Ее свет заливает плато, превращая камни в серебро, а тени – в бездонные провалы.
Я знаю, как прыгать. Не вниз, в объятия смерти и камней. Нет. Нужно прыгнуть в Нее. В Луну. Но не просто в ее диск. Ветер, мой старый друг, степной ветер, прошептал мне на ухо: «Смело прыгай в «сияющее око ночи», но не промахнись!» А лунный свет, ставший вдруг звонким, как серебряный колокольчик, вторил ему: «Прыгай только в луч света зеницы ока ночи! Не промахнись, иначе ты умрешь!»

Зеница ока ночи… Я смотрю на Луну, ищу этот фокус, эту точку наивысшей концентрации ее света, ее сущности. Где она? Вот она! На мгновение диск Луны словно ожил, и в самом его центре вспыхнула точка – нестерпимо яркая, как жидкое серебро, как взгляд Божества. Луч этой зеницы, невидимый для прочих глаз, ударил мне прямо в сердце. Стрела любви, посланная Селеной. Приглашение.

И в тот же миг, не раздумывая, не боясь, отбросив все земное, я оттолкнулся от края скалы и прыгнул. Навстречу этому лучу. Навстречу сияющему оку ночи. В объятия своей белой Богини.

Что было дальше? Разбился ли я о камни? Или полетел к звездам? Или просто проснулся в своей палатке у подножия Ак-Кая, не помня, был ли прыжок на самом деле?
Это уже не важно. Важен сам прыжок. Важен миг встречи с Оком Ночи. Важен ответ Селены на двадцатилетнюю молитву. А остальное… остальное пусть останется тайной между мной, Белой скалой и серебристым светом Луны.