Житие прп. отца Иоанна Лествичника

Устранившись мира, он с самого начала возлюбил украшенную смирением кротость, как начальницу «мысленных отроковиц», как учительницу добродетелей. Он отсек вольность и гордыню и, восприяв на себя благолепное смиренномудрие, при самом вступлении в иноческую жизнь внимательным рассмотрением отгнал от себя сего обманщика – самоугодие и самоуверенность. Подклонив свою выю, он вверился искусному духовному наставнику, желая под его руководством безбедно прейти опасную пучину страстей. Отрешившись от мирского жития, Иоанн стал вести себя между иноками как малолетний, не умеющий говорить отрок, как будто душа его не имела ни своего разума, ни своей воли, но совершенно лишена была естественных ей свойств. А что всего удивительнее – при обширной своей учености Иоанн оставался смиренным иноком, возлюбив небесную простоту, и не превозносился своим любомудрием, смиряя себя для Бога.

…

В продолжение 19 лет преподобный Иоанн совершал подвиг своего спасения в послушании своему духовному отцу, после чего принужден был оставить этот спасительный путь, так как духовный отец его отошел в загробную жизнь. Предпослав его как бы ходатаем и заступником за себя к Небесному Царю, – как пишет о том инок Даниил, – Иоанн ушел на поприще безмолвия, вооружившись молитвами своего наставника, как оружием сильным на разрушение твердынь (2Кор.10:4).

…

В пустыне своей преподобный провел сорок лет в трудах, горя Божественною любовью, непрестанно распаляемый ее огнем.
…

Вкушал он все, что не возбранено иноческим обетом, но вкушал в крайне малой мере. И вкушением всего премудро сокрушал он кичливость, ибо он все ел, чтобы ум не превозносился постничеством, а малостью вкушаемого смирял госпожу и мать сластолюбивых страстей, т.е. объедение, самою скудостью трапезы взывая ей: «Умолкни, перестань» (Мк.4:39). Пустынножитием же и удалением от сопребывания с людьми преподобный угашал пламень пищи плотской, так что наконец он покрылся пеплом и совершенно угас. Сребролюбия, которое святой апостол Павел называет идолопоклонством (Еф.5:5), сей доблестный подвижник мужественно избегал, раздавая милостыню и отказывая себе в самом необходимом. Праздность и леность, которая расслабляет и умерщвляет душу, он возбуждал к бодрости и труду, как бы жалом, памятью смертною. Сети и узы всякого пристрастия и всяких чувственных похотей он разрешал, связав себя невещественными узами печали и слез; а раздражительность еще прежде умерщвлена была в нем послушанием. Редко посещая кого-либо, а еще реже говоря что-либо, он этим самым умертвил, подобную паутине, пиявицу-тщеславие.

…

Эта келья, в которую часто приходил Иоанн, сделалась близкою к небу от воплей, рыданий и призываний Бога, подобные которым можно услышать разве у тех, кого режут ножами или жгут раскаленным железом или лишают очей. Спал он в такой мере, чтобы только чрезмерным бодрствованием не погубить ума. Перед сном долго молился и писал книги, – как, например, составил книгу, нареченную «Лествицей», от которой и сам впоследствии прозван был Лествичником. Писание книг служило для Иоанна средством к прогнанию уныния. Да и вся жизнь его была непрестанная молитва и беспримерная любовь к Богу; ибо днем и ночью созерцая Его как в зеркале, в чистоте и непорочности, не хотел или, точнее сказать, не мог он насытиться сим созерцанием.

…

Но Господь, Которому не угодно, чтобы рабы Его подвергались в чем-либо скорби, по Своему благоутробию сохранил Моисея от внезапной смерти, святого же Иоанна избавил от печали.

…

…Однажды некоторый брат, по имени Исаакий, был сильно угнетаем блудным бесом. Находясь в глубокой печали, брат тот поспешил прибегнуть к сему великому Иоанну и с горьким плачем и рыданием поведал ему о своей борьбе.
Иоанн на это сказал Исаакию:
– Станем, друг, оба на молитву!
И еще не кончили они своей молитвы и страждущий брат лежал еще, поникши лицом на землю, как уже Бог совершил по желанию угодника Своего, ибо блудный бес отбежал от Исаакия, прогоняемый как бы бичом, молитвами святого Иоанна. Так исполнились слова псалма Давидова: «желание боящихся Его Он исполняет, и молитву их услышит»(Пс;144:19). А болевший, видя себя здоровым и совершенно освободившимся от страсти, весьма удивился, причем благодарил и Бога, прославившего раба Своего Иоанна, прославляющего своими чудесами Господа

…

Преподобный Иоанн имел настолько скромное о себе мнение, что это послание Раифского игумена смутило его. Преподобный ответил ему также посланием:
– Получил я, – писал Лествичник, – ко мне, бедному и нищему добродетелями, посланное тобою почтенное твое писание, лучше же сказать предписание и повеление, превышающее силы мои; и я скажу, что если бы не было страха и великой опасности свергнуть с себя иго послушания – этой матери всех добродетелей, то не отважился бы я неразумно на дело, превышающее силы мои. Тебе, чудный отец, надлежало спрашивать об этом и учиться сему у тех, которые хорошо знают это дело; а я состою еще в чине учащихся. Но пoелику богоносные отцы наши и истинного ведения таинники поставляют послушание в том, чтобы в делах, превышающих наши силы, несомненно покоряться повелевающим, то смиренно решаюсь на то, что выше меня; со страхом и усердием приступаю к исполнению святого твоего повеления; тебе же, началовождь и чиноначальник учителей, предоставляю украсить, уяснить ею очертание и, как исполнителю скрижалей духовного закона, восполнить недостаточное. Ради тебя приступаю к делу сему, умоляя всех читателей, если кто увидит в труде моем что-либо полезное, плод сего с благодарностью вменить превосходному нашему начальнику, а мне испросить у Бога воздаяние за одно исполнение труда, потому что и Бог вознаграждает не за множество даров и трудов, а за многое усердие.

…

Чтобы ознакомиться с наставлениями Иоанна Лествичника, выслушаем наставление его о тщеславии.
– Тщеславие выказывается при каждой добродетели. Когда, например, храню пост – тщеславлюсь, и когда, скрывая пост от других, разрешаю на пищу, опять тщеславлюсь, – благоразумием. Одевшись в светлую одежду, побуждаюсь любочестием, и переодевшись в худую, тщеславлюсь. Говорить ли стану? Попадаю во власть тщеславия. Молчать ли захочу? Опять предаюсь ему. Куда ни поверни это терние, оно все станет спицами кверху. Тщеславный есть идолопоклонник христианский. На взгляд он чтит Бога, а на деле более старается угодить людям, чем Богу... «Ублажающий нас прельщает нас», – говорит пророк (Ис.3:12). Люди высокого духа сносят обиду благодушно и охотно; а слушать похвалы и не ощущать никакой приятности могут только святые и непорочные... Когда услышишь, что ближний или друг твой бранит тебя заочно или и в глаза; тогда покажи любовь, похвалив его... Не тот показывает смирение, кто сам себя бранит (как быть несносным самому себе?), но кто, обесчещенный другим, не уменьшает своей любви к нему... Кто превозносится природными дарованиями – тонким умом, высокою образованностью, чтением своим, приятным произношением и другими подобными качествами, которые легко приобретаются, тот никогда не достигнет сверхъестественных благ. Ибо кто в малом неверен, тот и во многом будет неверен и тщеславен (Лк.16:10). Часто случается, что Сам Бог смиряет тщеславных, насылая неожиданное бесчестие... Если молитва не истребит тщеславного помысла, приведем на мысль исход души из этой жизни. Если и это не поможет, устрашим его позором Страшного Суда. «Возносящийся смирится»(Лк.14:11) даже здесь, прежде будущего века. Когда хвалители, или, лучше сказать, обольстители наши, начнут хвалить нас, немедленно приведем себе на память множество беззаконий своих и найдем, что недостойны мы того, что о нас говорят, или что для нас делают.

Фрагменты из жития святых, составленных свт. Димитрием Ростовским (Туптало).

* * *
* * *
* * *

«На этой-то горе, Синае, – продолжает Прокопий, – живут пустынники, которые проводят жизнь в суровых трудах, в подвигах покаяния и непрестанного памятования смерти. Здесь беспрепятственно наслаждаются они глубоким уединением, которым дорожат более всего в мире. Император Юстиниан, не находя, что бы сделать для них, потому что они ничего не желали, всего более заботясь о снискании духа совершенной нестяжательности, об умерщвлении тела и об удалении себя от всякой привязанности ко всему тленному и преходящему, – построил для них храм во имя Пресвятой Богородицы, чтобы они возносили в нём свои молитвы и совершали таинства».
И прославились в Синайской пустыне дивные подвижники. Во второй половине IV века (370–373) был на Синае Египетский монах Аммоний и оставил сохранившееся до нашего времени свидетельство о жизни и подвигах Синайских пустынников. По его сказанию, эти отцы вели жизнь очень суровую и по своим подвигам более могли быть названы ангелами, нежели людьми. Тела их были иссушены постом и бдением. Они не вкушали ни вина, ни масла, ни хлеба и питались только финиками и желудями. Только для приходящих странников и Богомольцев хранилось у настоятеля несколько хлеба. Шесть дней недели иноки безмолвно проводили в кельях, рассеянных по горам и долинам. В субботу вечером собирались они в кириакон, т. е. храм Господень, построенный на месте явления Неопалимой Купины, совершали всенощное бдение и утром причащались св. Таин. Потом расходились каждый в свою келью. Были между ними и молодые подвижники, которые по добродетелям своим равнялись с опытными и умудрёнными в иноческой жизни старцами.

…

…Собственным опытом изведав и пройдя через все степени послушания, вот что писал впоследствии Иоанн об этой добродетели: – «исшедшие из Египта имели вождём Моисея, а бежавшие из Содома – ангела. Так и желающие выйти из духовного Египта и избегнуть мысленного фараона имеют нужду в некоем Моисее, в ходатае к Богу, который воздевал бы о них к Богу свои руки, чтобы они перешли через греховное море и обратили в бегство духовного Амалика. Дитя, не имеющее сил подняться в гору, на руках отца может достигнуть самой и вершины её» ...

…

Девятнадцать лет Иоанн жил вместе с Мартирием. По прошествии этого времени Мартирий скончался, и Иоанн решился подвизаться в самом строгом уединении и, посоветовавшись с преподобным Георгием Арселаитом, после продолжительной молитвы, удалился в самую уединённую пустыню, называвшуюся Фола, бывшую в углублении долины, при подошве Синая. Отсюда он ходил в храм, бывший в двух часах пути от его кельи, каждую субботу и воскресенье – для приобщения святых Таин. Трудно было бы изобразить все подвиги Иоанна в этой пустыне, где он проводил жизнь истинно ангелоподобную. Без сомнения, он сам в это время проходил все те степени нравственного усовершенствования и восхождения к Бого-подражательному бесстрастию, какие он показал и начертал в своём творении, называемом «Лествица, возводящая на небо».
Покаяние и сердечное умиление были так сильны в преподобном Иоанне, что молитва его была постоянно сопровождаема слезами277. Эти святые слёзы производили в его душе чудные последствия, как это видно из его собственных слов; в одном месте своей «Лествицы» он говорит: – «как огонь сожигает и уничтожает хворост, так чистая слеза омывает все нечистоты, наружные и внутренние». И ещё: «те, которые получили дар слёз, проводят каждый день своей жизни в духовном празднестве, и печаль их заключает в себе утешение и облегчение так же неизбежно, как воск в соте заключает в себе мёд».

…

Иоанн постоянно бодрствовал над сердцем своим, над малейшими его движениями и возбуждениями, не допуская войти в него никакому чувственному пожеланию, а это делало доступным для него – беспрепятственно и на полной свободе возноситься к Богу в непрестанной молитве. И сильна, и действенна была его святая молитва…

…

Об образе жизни преподобного Иоанна известно, что он уклонялся от всяких особенностей. В пищу он употреблял всё то, что не запрещалось уставом постнической жизни, но – умеренно. Не проводил ночей без сна, хотя спал не более того, сколько нужно для поддержания сил, чтобы непрестанным бодрствованием не погубить ума. – «Я не постился, – говорит он сам о себе, – и не предавался усиленному ночному бдению, не лежал на земле, но смирялся... и Господь скоро спас меня».

…

…Первой ступенью лествицы поставляется отречение от земных пристрастий, а на самой высоте её указывается союз трёх добродетелей – веры, надежды и любви.

…

О подвиге уклонения от мира (степ. III) преп. Иоанн Лествичник между прочим говорит: «мы отходим в пустыню не потому, чтобы ненавидели домашних своих или места, нами обитаемые, нет, но убегая происходящего от них вреда. Как во всех случаях, так и в этом особенно – Учителем нашим есть Сам Христос; так как и Он плотских Своих родителей, как видно, многократно оставлял. Он, услышав от некоторых: Мать Твоя и братия Твои ищут Тебя, – как добрый наш Владыка и Учитель, немедленно показал непорочную Свою ненависть к ним такими словами: Мать Моя и братия Мои суть творящие волю Отца Моего, Иже на небесех... Да будет же и тебе отцом тот, кто может или хочет трудиться вместе с тобой для снятия с тебя твоих согрешений. Матерью тебе да будет сердечное сокрушение, могущее обмыть тебя от нечистоты твоей. Братом тебе да будет тот, кто помогает тебе в путешествии твоём на небо и вместе с тобой на нём подвизается. Неразлучную при себе служительницу имей память смертную. Любезные дети да будут у тебя сердечные стенания. Слугой имей своё тело, а друзьями – умные Небесные силы. Пристрастие к кому-нибудь из домашних или чужих... может опять привлечь к миру и мало по малу погасить огонь сердечного сокрушения о грехах.

Фрагменты из жития святых, составленным Филаретом Черниговским (Гумилевским)

* * *
* * *
* * *

…Сообщают только, что в шестнадцать лет, получив основательное образование в науках, он отказался от всего, что прельщает людей в суетной жизни, ради любви к Богу. Юноша отправился на Синай, к подножию святой горы, где некогда Бог явил Свою Славу Моисею, и предложил пламенное сердце Господу как благоуханную жертву.
С самого момента вступления на ристалище добродетели св. Иоанн отвергнул с помощью непритворного смирения всякое упование на себя самого и всякое самолюбование и вверил себя старцу по имени Мартирий. Свободный от всякой заботы, Иоанн приступил к восхождению по духовной лестнице, на вершине которой находился Бог, побуждавший его добавлять «день за днем, огонь к огню, усердие к усердию, желание к желанию и ревность к ревности» (I, 27). Ученик смотрел на старца как на живой образ Христа (ср.: IV, 26) и, убежденный в том, что Мартирий должен будет дать за него отчет перед Богом (IV, 50), не имел другой заботы, кроме как отбросить собственное произволение и «отказаться от всякого рассуждения через богатство рассуждения» (IV, 3). Поэтому не было никакого временного промежутка между приказаниями Мартирия, даже очевидно бессмысленными, и послушанием Иоанна.

…

Несмотря на юность, Иоанн выказывал зрелость старца и великую рассудительность. Например, однажды, будучи отправлен в мир с поручением и находясь за столом вместе с мирянами, он, вкусив очень мало пищи, предпочел несколько уступить суетной славе, чем чревоугодию. Этим он из двух зол предпочел менее опасное для новоначальных монахов (см.: XXVI, 70).

…

Св. Иоанн избрал местом для подвигов уединенную местность, называемую Фола, расположенную в пяти милях от большого монастыря. Здесь отцы-пустынники обитали на небольшом расстоянии друг от друга. Он пробыл там сорок лет, охваченный все возрастающей любовью к Богу, не заботясь о собственной плоти, свободный от любого общения с людьми, имея единственным занятием непрестанную молитву и наблюдение за своим сердцем, чтобы «заключить бестелесное в телесное жилище» (XXVII, 6), живя подобно Ангелу, облаченному в тело.
Он ел все, что разрешает монашеское звание, но в очень небольшом количестве, укрощая таким образом тиранию плоти и не давая предлога тщеславию. Уединением и уходом от мира он погасил пожар страсти к стяжанию. Оно, под предлогом милосердия и гостеприимства, увлекает невнимательных монахов к чревоугодию. Это последнее, в свою очередь, является дверью для всех страстей (XIV, 34). Стяжание приводит также и к сребролюбию, которое порождается недостатком веры и поклонением идолам (XVI, 2).
Памятуя о смерти (XVII, 6), он восторжествовал над унынием – этой смертью для души, которая особенно набрасывается на безмолвствующих (XIII, 4), и победил расслабленность. А размышляя об обещанных благах, св. Иоанн разбил оковы печали. Он знал лишь одну печаль: ту, «которая доставляет радость» и заставляет нас бежать со всем пылом по дороге покаяния (VII), печаль, которая очищает душу от всей грязи.

…

Поскольку его келья находилась слишком близко от других, он часто уходил в отдаленную пещеру у подножия горы344. Иоанн превратил ее в преддверие Неба своими стенаниями и слезами, которые без усилия лились из его глаз, как изобильный источник, и облекали его тело в брачный наряд (VII, 40). Под действием этой блаженной печали и постоянных слез он проживал каждый день как праздник (VII, 41) и сохранял в сердце непрестанную молитву, которая стала подобна крепости, неприступной для нападения помыслов. Ему иногда случалось быть восхи;щенным в Духе к ликам ангельским, не ведая, был ли он при этом в теле или вне тела. Тогда он с дерзновением просил Бога наставить его в тайнах богословия (XXVII, 47).
Когда Иоанн выходил из горнила молитвы, он чувствовал себя то очищенным, будто огнем, то источающим свет (XXVIII, 51). Что касается сна, он уделял ему время, необходимое лишь для того, чтобы сохранить дух бодрствующим на молитве, и прежде чем заснуть, долго молился или записывал на дощечках итоги своих размышлений над богодухновенным Писанием.

…

Иоанн преисполнился добродетелей как в деятельном подвижничестве, так и в созерцании и достиг вершины святой лествицы с помощью победы над всеми страстями ветхого человека. Он сиял как звезда на Синайском полуострове и служил предметом восхищения всех монахов. Тем не менее подвижник считал себя еще новоначальным и, желая собрать примеры евангельского поведения, предпринял путешествие в различные египетские монастыри.

…

Фрагменты из «Синаксаря», составленным Афонским иеромонахом Макарием из обители Симонопетра

* * *
* * *
* * *

Тропарь, глас 8:
Слез твоих теченьми пустыни безплодное возделал еси, и иже из глубины воздыханьми во сто трудов уплодоносил еси, и был еси светильник вселенней, сияя чудесы, Иоанне отче наш, моли Христа Бога, спастися душам нашим.