Нам года - не беда

     Трое бородатых седовласых мужчин рассматривали фотообои во всю стену с огромной океанской яхтой.
     – Богато смотрится. И закат классно прописан, почти как у Куинджи, – оценил картину Борисон – невысокий плотный мужчина с круглым лицом.
     Борисон был камнетёсом, но представлялся всегда художником по камню, и всячески старался подчеркнуть свою близость к искусству, надевая на себя что-нибудь этакое: кожаную тюбетейку или, как сегодня, рубашку навыпуск.
     – А кому это официантка на картине вино несет на подносе? Явно не нам, – не унимался Борисон. – А жаль, так выпить хочется.
     – А давай, Борисон, стол поближе к стене поставим, и будем сидеть, как на террасе ресторана, поглядывая на свою яхту. – Командовал хозяин квартиры Гога – высокий, худой, симпатичный мужчина кавказской наружности. – И не надо так пялиться на официантку. Пусть идет, куда хочет – нам сегодня бабы ни к чему. А вина у нас и своего хоть залейся.
     – Это кто же тебя надоумил, Гога, такую богатую безвкусицу на стену налепить? – Как обычно безапелляционно вынес приговор Батя. – Куда лучше было бы увидеть здесь большую фотографию нашего прохождения какого-нибудь страшного порога: например, Кайфас. Помнишь, как ты вцепился в раму катамарана в среднем сливе, что даже грести перестал?
     – Батя, зачем грести в прямом сливе? О себе надо думать в этот момент, чтобы не смыло как Сашку в пороге Элен. Река то шестой категории сложности. Ты же должен все это помнить или деменция тебя стала навещать? – Гога расстегнул ворот рубашки.
     – Угомонитесь, петухи! – Борисон разливал вино по бокалам. – Снял бы ты пиджак, Батя, а то из тебя пар идет. Чего так возбудился?
     – Эх, Борисон, январь на дворе, а снега нет. А я собрался на лыжах с горок покататься, уже и путевку купил. А где наш друг Франек? Где лучший представитель богом избранного народа? – Батя искал, на ком бы успокоиться. – А вот и он!

     В дверях появился худой лысоватый мужчина небольшого роста в очках.
     – Батя, оставь еврейский народ в покое! Помнишь, как ты издевался надо мной на реке Риони, Ирод? Послал меня за четыре километра в город Они за свечками. Видишь ли, не может он спать в палатке без свечи.
     – Помню, конечно, что ты не только свечи забыл взять в поход, а и фонарик взял без батареек. И еще помню, что вернулся ты из города Они пьяный, как свинья некошерная, и пытался нам перечислить поименно всех напоивших тебя единоверцев, которых в этом грузинском городе оказалось сто процентов жителей.

     – Брейк! Давайте выпьем и займемся делом. – Гога, сидевший спиной к стене, шлепнул по ней ладонью, чтобы призвать друзей к порядку, а все ребята заржали: как ловко Гога попал по бедру официантке на картине.
     – Угомонитесь кобели! – Гога встал, подчеркивая торжественность момента. –  Мои друзья: Батя, Борисон, Франек!  Как же мне приятно вас называть детскими прозвищами. Знакомы мы с пелёнок….
     – Гога, мы сюда пришли не пелёнки нюхать.  Лучше попроси официантку, чтоб винца ещё принесла.
     – Милая, – Гога погладил бедро официантки на картине, – нам бы ещё бутылочку.
     – Ребята, – продолжил Гога, – я вас сегодня собрал, чтобы отметить десятую годовщину нашего последнего большого похода. Как же мы тогда хотели считать его крайним, а он оказался последним. Ответьте мне, старички-пердунчики, не надоело вам сушить весла в городе? – Гога навис, над столом сверля присутствующих черными кавказскими глазами.
     Друзья оторопели от неожиданного вопроса. Думали, всё будет как всегда: выпьют вина, песни проорут, а тут ушат холодной воды получай. Быстрее всех пришел в себя Франек:
     – Гог, ты остроумно намекнул на наш возраст. Только мне и в молодости не нравилось ходить под рюкзачком, а сейчас и подавно. Кто его потащит? Ведь ты не по Москве-реке проплыть хочешь? Тебе же Сибирь подавай. А там без пешки до реки не добраться. Да и лекции я сейчас читаю в Израиле. Так что, извини.
     – А я на тебя, Франек, и не особо рассчитывал. – Гога пробовал «завести» Франека. – Понять не могу, зачем ты вообще в походы ходил? Ты же всегда норовил пораньше соскочить с маршрута, будто бы тебе на работу срочно нужно. Помнишь, Батя, как на Саянской Оке было?
     – Еще бы! Дезертир Франек променял нашу надувную лодку на камерный плот, проплывавший мимо, лишь потому, что тот к вечеру должен был доплыть до ближайшего посёлка.
     – Как ты смог, Франек, друзей бросить? – Борисон был искренне удивлен. – Что-то не припомню, чтобы вы мне об этом рассказывали.
     – А что мне оставалось делать, Борисон, – оправдывался Франек, – если они решили дневку устроить, чтобы на солнышке позагорать, играя в карты? Ведь и так целыми днями втроем играли: и утром, и вечером, даже на плаву. Поговорить не с кем. Понимаешь? И еще этот Леша, явный антисемит, смотрел на меня всегда как-то косо.
     Но, видишь ли, Борисон, «купился» я на слова мужиков с плота об их дикой спешке. Выяснилось, что у них просто курево закончилось, и как только через пару часов сплава на реке появились моторки, мужики «настреляли» сигарет и спешить перестали. Решили встать на ночёвку, чтобы разобраться с пойманной рыбой.
     Места для меня в палатке не было, и я лёг в спальнике на песчаном берегу, а проснулся от слов мужика-плотовика, который ходил вокруг меня, бормоча:
     – Странно. Следы медвежьи, а вчера их не было, и рыба с берега вся куда-то испарилась.
     Я быстро вылез из спальника и подтвердил, что действительно вчера следов не было и это очень странно, а рыбу я не трогал.
     Борисон восхищался крепким сном Франека: даже медведь его не смог разбудить, а ведь мог и съесть. Гога заметил, что медведи очень разборчивы в еде. А Батя громко проворчал: – Так тебе и надо, дезертиру водного туризма.

     – Знаешь что, Гога, пожалуй, я бы пошёл с тобой. – Борисон всегда был отчаянным, готовым плыть даже на бревне лишь бы по порогам. – Будто бы силы еще остались.
     – Конечно, куда они денутся, если каждый день молотком махать. А тут…, – и Франек погладил свою лысину, будто бы она была индикатором его здоровья.
     – А ты, Батя, как? Есть желание тряхнуть стариной?
     – Желание то у меня есть. Только Франек прав – далеко пешком не пройду.
     – Поверил бы я тебе, если бы не видел, как ты с травмированным коленом на одной ноге проскакал с рюкзаком последние двадцать километров до реки.
     – Ну, ты вспомнил! «Были когда-то и мы рысаками…». А колено до сих пор побаливает.
     – Не волнуйся, Батя, в этот раз далеко идти и не придется. «Откопал» я одну речку в Саянах пятой категории сложности. Хариуса в ней не меряно.
     Заядлого рыбака Батю после этих слов аж затрясло от возбуждения, а Франек чуть слюной не подавился – он так соскучился по жареному хариусу.
     – На машине можно добраться почти вплотную к реке, – продолжал Гога. – Представляете, какой кайф – проехать на машине 80 километров по хребту самого академика Обручева. Только спирта много нужно. Тамошние машины его очень уважают, а от денег нос воротят.
     – Ну, спирт купить сейчас не проблема, не то, что раньше, – резко оживился Франек после слов Гоги о поездке на машине до реки, в которой много хариуса. – Я могу даже медицинский достать. А где мы катамаран найдем?
     Его друзья переглянулись и засмеялись:
     – Вот ты этим и займешься. Достать или договориться – это твое призвание. –  Только, Франек, река очень «глухая» – ни одного поселения. Пораньше «слинять» у тебя не получится, а мы ведь в карты любим играть.
     – Придется потерпеть, – промычал Франек. – Чего для друзей не сделаешь.
     – Ну, тогда, за будущий поход! – Зазвенели бокалы. – Ура!!!