Свадьба с Царевной-лягушкой
Милорад Павич, мастер переплетения снов и яви, как-то подкинул вопрос, похожий на один из его рассказов-лабиринтов:
— А ты не задумывался, друг мой, откуда взялись лягушки? Не просто так, эволюционно, а… по-настоящему?
Собеседник пожал плечами, вполне удовлетворенный школьной версией происхождения видов.
— Дарвин, кажется, все объяснил? Болото, икра, головастики…
Милорад усмехнулся своей фирменной усмешкой, в которой смешивались мудрость Балкан и хитрость старого лиса.
— О, доверчивая душа! Эволюция спотыкается на пороге глаза. Эта сложнейшая схема, этот оптический шедевр… Откуда он взялся? Не подбросили ли его некие… хитрые мастерицы? Не спрятали ли концы в воду, точнее, в болото? Теория пасует перед лягушачьим глазом. Я вот, — продолжал он, понизив голос до заговорщицкого шепота, — когда прихожу на озеро порыбачить, первым делом не удочку забрасываю, а ловлю лягушку. Покрупнее. И смотрю ей в глаза. Пытаюсь увидеть дно. И, знаешь, кажется, вот-вот… еще мгновение… Но она всегда выскальзывает! Шлеп – и в сторону. Каждый раз! Словно знает что-то.
Собеседник сочувственно улыбнулся.
— Возможно, Милорад, тебе просто попадается не та лягушка? Случайная. Не суженая, не предназначенная свыше. Ты же помнишь русскую сказку про Царевну? Там стрела решает судьбу.
— Судьба… — задумчиво протянул Павич. — Да. Предназначенная невеста, она как выигрышная грань игральной кости. Выпадает, только если рука, бросавшая кость, действовала… ну, скажем так, с обратной стороны случайности.
— Именно! — подхватил собеседник, входя в азарт. — В русской сказке Царь отправляет сыновей искать невест по траектории полета стрелы. Чистая случайность, казалось бы. А Ивану-царевичу стрелу приносит кто? Лягушка из болота! С ней и венчают. Представь картину: жених в растерянности, а невесту держат на блюде!
Затем начинаются испытания. Царь хочет проверить невесток-мастериц. Рубашку вышить? Няньки-мамки приносят Царевне-лягушке готовую, лучшей работы – «во Христов день надевать». Хлеб испечь? Лягушка дурачит шпионок-горничных, опрокидывая квашню в печь. У соперниц – «кули-мули», а у нее – идеальный хлеб, опять же, через «нянек-мамок». Уже тогда братья смекнули: жена Ивана – не просто лягушка, а «кака-нибудь хитра чародейка!».
А потом – бал. Иван в слезах: как с лягушкой на бал? А она: «Иди, я через час буду». Сбрасывает кожух – и является такой красавицей, что все ахают. Пляшет – и по взмаху рук возникают стереообразы: леса, озера, птицы летают. Волшебство чистой воды!
И тут Иван совершает роковую ошибку – спешит домой и сжигает лягушачью шкурку. Думал, навсегда избавится от лягушачьего облика жены. А она, вернувшись и все поняв, говорит: «Эх, Ваня, не потерпел ты самую малость… Была бы твоя навеки. А теперь ищи меня за тридевять земель, в тридесятом царстве». И исчезает.
Дальше – классический квест. Иван идет искать Елену Прекрасную (только теперь сказка называет ее настоящее имя!). Встречает трех старух-сестер (явный намек на Мойр или Норн). Последняя сестра, самая старшая, у которой и живет Елена, предупреждает: «Торопись! Она тебя забывать стала, за другого замуж выходит!» И дает инструкцию, как действовать. Елена обернется веретешком. Старуха будет «золотом вить», положит веретешко в ящик. Надо найти ключ, достать веретешко, сломать его – кончик назад, корешок перед собой.
Иван все исполняет. Является Елена Прекрасная. Упрекает, что долго шел: «Я чуть за другого не ушла!» И они убегают от Жениха (Кащея?) на ковре-самолете. Тот гонится, но в Русь ему путь заказан – граница миров непреодолима.
— Вот тут, — заметил Павич, оживившись, — явная перекличка с «Фаустом» Гёте! Помнишь, как Мефистофель отправляет Фауста за Еленой к Матерям? Тем, что «живут вечно средь уединенья, вне времени и места».
— Елена Прекрасная, — продолжал он, развивая мысль, — это ведь архетип Божественной Красоты. А ее Жених из «тридесятого царства» – Кащей Бессмертный. Или, если угодно, Логос того, зеркального, обратного мира. Понимаешь, Красота – она универсальна. Отраженная в зеркале, она остается Красотой. Ей доступны оба мира – и наш, и зазеркальный. Она может царить и там, и там. А вот Логос – нет. Логос одного мира становится абракадаброй в другом. Напиши осмысленную фразу и посмотри в зеркало – увидишь бессмыслицу. Поэтому Кащей и не может пересечь границу, войти в «Русь».
— А Елена может, — подхватил собеседник. — Она может вступать в священный брак (hieros gamos) с Логосами обоих миров. Она живет в двух средах, как…
— Как лягушка! — воскликнул Павич. — Амфибия! Она воплощает эту двойственную природу, жизнь на границе миров. Поэтому лягушка – ее идеальный символ, ее магический аватар.
Древнее предание не врет, — Павич снова понизил голос. — Говорят, тот, кто сможет заглянуть в глаза лягушки до самого дна, увидит не просто отражение. Увидит начало небес, земли и воды. И главное – ту самую Божественную Красоту, Елену Прекрасную, ради которой стоит идти за тридевять земель и ломать веретёна.
Собеседник вскочил, глаза его горели.
— Милорад! К черту Дарвина! Завтра же иду на болото! Пущу стрелу!
Павич одобрительно кивнул, в глазах его плясали хитринки.
— Чувствую, друг мой, на этот раз рука Судьбы бросит кость как надо. Лягушка будет та самая.
— Тогда, Милорад… я приглашаю тебя на мою свадьбу! Свадьбу с Царевной-лягушкой!
Павич улыбнулся во всю ширину своей балканской души.
— Непременно буду. Только, чур, невесту на блюде не подавать! Разве что – символически. Ведь все это, в конечном счете, игра символов на границе миров, не так ли? Развлекаемся, как можем!
Свидетельство о публикации №225040301015