По волнам памяти

     Языки огня лениво долизывали догоравшие в камине поленья. Тимофей Петрович Дорожкин, сидевший рядом в глубоком кресле, бездумно смотрел на их завораживающий танец: медленный, вдруг переходящий в пляску и снова меланхоличный. Ну да, тысячу раз проверено, что человек может бесконечно долго смотреть как горит огонь, течёт вода и как мерцают звёзды в ночном небе.

     В какой-то момент в голове Тимофея Петровича с такой же ленивостью стали непроизвольно всплывать - всё живее и живее - сюжеты, картинки и образы из прожитого им. В его возрасте пристало бы, наверное, ещё заглядывать в будущее. Но он болен, серьёзно болен. Позавчера ушёл из лечебницы. Сказал, что хочет умереть в своей, а не в больничной постели. Потому понятно, почему в его голове то, что было, а не то, что могло бы ещё быть. И без того знает, что будет.

     - Езди за границу не езди к тамошним эскулапам – против судьбы не попрёшь, - мыслит он. - Бывший кореш Венька предал страну ради лечения у них. - Каких только гадостей про нас не наговорил, а всё равно сдох. Лексикон Тимофея Петровича с годами не изменился несмотря на занятия с риториками и знатоками ораторского искусства. - Точно похоронили бы на Новодевичьем, а так - где-то у чёрта на куличках упокоится. Впрочем, какая ему теперь разница – где. Память-то и уважение к мертвецам нужны только живым, если вообще нужны.
 
     - Другое дело – Валентин. Крепкий телом. Умняга. Любил раньше говаривать - кто не успел, тот опоздал. Беспокоился по поводу моей жизненной безнадёги. – Мы ведь с ним с детских лет дружбаны. В одном доме жили, в одну школу ходили, на каратэ. На тренировках на татами были всегда в спарринге. На соревнованиях, правда, он оказывался проворнее меня. Впрочем, как и в целом по жизни. Шажок за шажком карабкался наверх и вскарабкался. Сначала - негласный телохранитель у городского головы, потом в его же экономических структурах. Так и протоптал дорожку в столичные властные палаты.
 
     - При очень больших деньгах теперь. Судьбу страны решал. Во всяком случае участвовал в таких делах. И сейчас продолжает. Нужно понимать, там, наверху, собирались люди агрессивные, что касается собственных интересов. Настоящие длиннокрылые акулы - самые опасные в морях и океанах, а те – на суше. Для того, чтобы выжить среди них, надо было быть одной из них.

     Тимофей Петрович вспомнил свою вахтовую работу. - Там, в бытовке, и жил. Как-то приехал к родителям - они в то время переехали за город: с огородом было посытнее, - а у соседской собаки новый деревянный крытый вольер с гибкой кровлей. Внутри овечья шкура и любимая лежанка, на которой псина почивала! Полная миска жратвы! На выходе дверь-купе! - Мне б так жить! - подумал я тогда.
 
     Всплыла в памяти бабушка. Как та прятала от деда заначку за иконой. - Старик, вычислив схрон, брал оттуда деньги на чекушку. Бабка, видя деда пьяненьким, недоумевала: - Где, старый, берёшь деньги?! Тот заученно отвечал: - Бог даёт! Я-то знал о хитростях старика. Так что, увидев в тот день сказочную собачью жизнь, пришёл к твёрдому убеждению, что боженька не даст мне ни шиша. Тогда-то и подался к другу, оказавшись среди людей, умеющих делать деньги.
 
     - С той поры утекло много времени. Я теперь совсем не понимаю неимущих, каким был когда-то сам. Не понимаю почему «бедность не порок». Она ведь осознанный выбор человека. Если он живёт в нищете, то это его проблема. Пусть задницу свою поднимает и деньги зарабатывает, а не ноет!
 
     - А Валентин теперь при очень больших делах. На престол бы его! А что!? Россией-то в основном правили то зазванные скандинавы, то чистокровные и урождённые немцы, их потомки, то поляки, то закавказцы, то хохлы или люди Земли обетованной. Почему бы не поправить чистокровному русскому, а то, глядишь, и выведутся такие совсем. И не узнает народ, хорошо или же плохо могло бы быть при них.

     Воспоминания Дорожкина прервал звонок врача. Тот пришёл сделать ему обезболивающий укол.
 
2 апреля 2025 года