Осень - лучший художник

             С первым солнечным лучом родилось тихое прекрасное утро наступившей осени. Ароматом свежей чистоты вздохнули уже не совсем  зеленые холмы. Покрывалом фаты невесты упал в глубокие овраги мягкий, матовый туман. Безмерные дали окутала прозрачная синяя пелена. Томительный запах торжества природы придавал сознанию неукротимую жажду деятельности.

             Глухой шелест речки воспринимался как волнующее приветствие. Стойкий аромат увядающих трав в хрустальной росе и прохладный поцелуй легкого ветерка томили сердце невероятной волной творческого вдохновения. Восходящее солнце окрасило перья облаков оранжевыми оттенками. В столь ранний час, прогоняя ночь, уступая место торжеству дня, мать-природа словно шептала каждому человеку: "Проснись! Тебя ждут великие дела!"

             Ступая босыми ногами по холодной росе, Павел довольно улыбнулся: зябко, прохладно, вот и наступила его долгожданная осень - пора творческих порывов, когда кисть сама просится в руки, а мольберт терпеливо и величественно удерживает холст даже на самом неудобном месте. Речка встретила и приняла в свои воды художника, как старый добрый друг. Прохладные струи воды придавали сил и энергии, разгоняли кровь.

             "Еще светает в шесть утра, но невесомо и властно новая пора подходит к дому. И ждет уже не легких слов, не дуновений, а зрелых мыслей, холодов и откровений...! - пофыркивая от леденящей прохлады, цитировал Павел наиболее подходящие к такому моменты стихотворные строки.

             "Кочевряжит меня, ой, как кочевряжит!" - мысленно объяснял он уже привычным для него словом свое волнительное состояние, когда мысли трепещут от пойманного, наконец-то, воображением видения будущих мазков еще не состоявшейся картины.

             Будучи уже зрелым художником, Он, тем не менее, каждый раз переживал эту ломку настроения перед очередной работой, уединяясь в осенних дебрях необъятных просторов страны. И простому обывателю, и профессионалу нравились его работы, созданные то ли фантазией, то ли прозрением большого мастера. Он них веяло чем-то древним, а порой, наоборот, далеким, непознанным будущим. Завороженный взгляд погружался в прозрачную бесконечность многопланового пейзажа, уходил от знакомого нам физического мира куда-то дальше, в мир космический или еще глубже. Не каждому дано, и не всякий способен заметить и запечатлеть, как встает туман над речкой, как завораживающе сверкает иней, как зимой на рассвете совсем розовыми становятся сугробы. Не каждый умеет разговаривать с деревьями и облаками, слышать шепот травы и цветов...

             Когда удается все это разглядеть, ощутить, Павел упорно работает, пишет и пишет пейзажи. Он совершенно счастлив, если получается запечатлеть на холсте эффектную игру света. Кому и зачем будет нужен написанный им пейзаж - такого вопроса он себе не задает никогда.

             Соня который день уже была немного раздражена и одновременно заинтригована появлением художника на облюбованной ею поляне с огромным тенистым кленом, где она постигала уроки художественного мастерства. Незамеченной, как ей казалось, для непрошенного гостя, ходила она кругами вокруг поляны и мучилась вопросом: "Странный этот художник, который день лежит в густой траве под деревом, периодически спускается к речку охладиться, почему же его холста не коснулась ни одна кисть?"

             Павел сразу обнаружил девушку по шороху увядающей травы и хрусту сухих листьев, но не показывал виду. Сквозь просветы разнотравья три дня он наблюдал за ее плавными осторожными движениями, в которых угадывалось  природное изящество.

             "Что же нужно этой дикарке?" - размышлял он с улыбкой, и когда любопытство победило, приветственно крикнул: - Заходите, все дома!

             И вот уже, то спотыкаясь на кочках, то вставая, она тащила к нему свой тяжелый мольберт из кустов, возмущенно причитая:

             - Еще не известно, кто тут гость!

             Потом, как будто что-то вспомнив, смущенно протянула руку со словами:

             - Простите, мы даже и не познакомились, здесь я стала дикаркой, Соня.

             - Павел. А про дикарку я тоже подумал! - ответил он, встав по-военному, и тоже протянул руку. - Ну, вот и познакомились. И вы, стало быть, художник.

             Соня смешалась, но потом, видимо, решилась высказать все начистоту.

             - Я не так давно здесь живу, я тоже художник, - чуть смутившись, промямлила она. - Начинающий художник. Вот!

             Девушка встала напротив Павла, с некоторым вызовом скрестив на груди загорелые, крепкие с ямочками у локтей руки. У нее были каре-желтые, необыкновенно красивые глаза, немного уставшие, но не лишенные блеска молодости и здоровья.

             - У тебя глаза осени! - выпалил Павел, не стыдясь внезапного откровения и перехода на "ты".

             - Да! Я согласна! А еще... как у кошки, - повеселела она и принялась возиться с мольбертом.

             Потом оказалось, что Соня знакома с его знаменитыми работами и уже трепетно, без прежнего вызова говорила с ним на равных о творчестве странных художников, к которым причисляла и его самого, хохоча открыто и необидно над его белым холстом, который ожидал очереди для новых воплощений. Она просила быть ее наставником и рассказать о своих учителях.

             - Самое раннее мое воспоминание состоит в том, что я рисую, рисую и рисую. Эта школа под наставничеством моей тетушки-художника была едва ли не главной в моей жизни. Отсюда, вероятно, шло мое владение техникой рисунка и отточенное художественное мастерство, - откликнулся Павел на вопросы девушки. - Эта поляна моего детства, то место, где я впервые "увидел" свою будущую картину. Первую! Была осень, вот как сейчас. Поразительное буйство красок, оттенков! И я настолько увлекся изображением природы, что даже мастерски показал тень, падающую от этого клена, тогда еще совсем молодого. При виде такой охапки разноцветья стыдишься произвести что-нибудь обыкновенное! Волшебная осень уже тогда породила во мне кипучую энергию и невероятную работоспособность.
             Я написал в ту пору огромное количество акварелей и жанровых картинок. Моим наброскам, зарисовкам и этюдам вообще не было числа в период золотой поры. Радость творчества не покидала ни на минуту. Я бродил с альбомом в руках,делая наброски, затем напряженно, без устали трудился в своей мастерской. Работал быстро, вдохновенно, часто сразу над несколькими картинами. Произведения одно за другим выходили из-под кисти. Бедный мой мольберт! - Павел смеется, выставляя перед нею испачканные краской ладони. - Руки! Что руки! Они тогда были не мои, я не чувствовал усталости! Я с уверенностью причисляю к своим учителям эту золотую пору, потому что осень - лучший художник! А странность, жертвенность, иногда и творческое безумие посещают почти каждого талантливого творца. Вот Джексон Поллок пришпиливал огромный холст к полу и как шаман в ритуальном танце с банкой краски кружил вокруг, выливая струями рисунок. О чем его картины? Я думаю, если у тебя от чего-то захватывает дух, уже не так важно, "про что это". А меня, видимо, сводит с ума, в хорошем смысле, осеннее буйство красок. "Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора - весь день стоит как бы хрустальный, и лучезарны вечера"... Тютчев убедителен в каждом слове этих строк!

             За время откровений художника Соня хранила молчание, но вдруг слезы полились по ее щекам. Она не смахивала их, а только вдохновенно шептала:

             - Я также чувствую все, о чем вы говорите! Что за волшебная сила заключена в знаменитых картинах, когда застываешь перед ними и не смеешь сказать ни слова, а полностью погружаешься в атмосферу, которая запечатлена на них! Чувствуешь, какая на улице погода, и откуда дует ветерок, проникаешься мыслями и мечтами художника! Это чудный Божий дар изображать то, что удивляет, волнует. Они превращают свои мысли и чувства во что-то живое и настоящее, что можно увидеть, потрогать, передать другим. А кто поймет этот язык, то, возможно, однажды сам создаст что-то, что сделает наш мир еще прекраснее!

             - Смотри, твои слезы - к дождю! - обратил ее внимание на небо Павел.

             Огромная туча медленно наползала на поляну, постепенно меняя свой цвет от голубовато-розового к сине-фиолетовому и потом просто к черному. Она набухала этой чернотой и становилась необъятной. Наступила полная тишина. Легкие, свисающие нити плакучих ив, всегда такие чуткие к малейшему движению воздуха, замерли. Всю поляну осветила далекая молния, и тут же ударил в свои чудовищные литавры гром. Очарованная Соня без лишних слов раскрывала свой мольберт, из тюбиков лениво потекли краски, глаза без устали стремились поймать диалог с торопливой кистью, а разноцветные оттенки покрывали белый холст. Павел последовал ее примеру. Вдохновение нахлынуло так внезапно и быстро, что, стоя над своими творениями, двое не заметили, как гроза уходила дальше и, странное дело, на землю так и не хлынул ливень.

             "Из нее получится настоящий художник!" - с улыбкой думал Павел о Соне, торопливо нанося мазки на свой долгожданный холст. Он поднес руки к лицу, они пахли полынью, и завороженно выдохнул: "Запах любви или запах осени! Каждый год убеждаюсь, что осень - лучший художник!"