Глава 19. Полёт в пустоту

"Нехорошее Место" часть 2
Глава 19
------------------------------

Едва выбравшись из подземного перехода, Лускус без какого-либо предлога остановила группу, слезла с мотоцикла и, не говоря ни слова, замерла на краю каменистого пригорка, обхватив свои поджатые к груди колени так, словно у неё сильно разболелся живот. Все остальные тактично спешились и некоторое время молча выжидали, ни о чём её не спрашивая.
- Лу, что случилось? – не выдержал наконец Инауро.
Взгляд проводницы казался потухшим и равнодушным, нижней части её лица видно не было.
- Решаюсь, – чуть помедлив, бесцветным голосом ответила она.
Солнце уже час как перевалило зенит, полосатые известняковые скалы, гроты, арки и карстовые воронки остались далеко позади, на километры вокруг простирались лишь низкие песчаные холмы, усеянные выветренными скальными обломками и как попало поросшие жёсткой серой травой с короткими бледно-розовыми метёлками. Вдали темнела однообразная линия хвойного леса.
- На что… решаешься? – с подозрением покосилась на неё Пикта.
Лускус уронила голову набок и всё тем же немигающим рыбьим взглядом уставилась на стоящих внизу парней.
- Товарищи райдеры, – сказала она. – Поясните мне, пожалуйста, принцип своего передвижения. Ну, в смысле, каким именно образом вы планируете срезать путь и попасть точнёхонько к лагерю возле Сиреневого Города?
- Ну это, – отозвался Паракон, разворачиваясь. – У нас интерактивная карта есть.
Он потянулся за небольшой жёлтой сумкой, прицепленной к переднему крылу мотоцикла, и вытащил беспроводной навигатор в резиновом чехле. Как-то очень неловко повертел его в руках, включил, показал зажёгшийся дисплей.
- И это реально работает на расстоянии?
- У нас поцык в лагере за такие штуки шарит, – встрял в обсуждение Оки. – Он там как-то сигнал хитро переотражает и регулярно отсылает нам актуальные данные.
- Удобно, – кивнула Лускус. – Мне бы тоже такая штука не помешала.
Она, не двигаясь с места, протянула руку, и Паракон без малейших колебаний отдал ей свой навигатор.
- Вот только есть проблемка, – спустя минуту проговорила проводница, задумчиво разглядывая помигивающие разноцветные линии на плоском дисплее. – Ваша карта едва ли рассчитана на перемещающихся вместе с вами… Ну, на нас троих. Вы-то, конечно, сами проедете где угодно, а вот мы застрянем на первом же этапе. И вы, соответственно, застрянете вместе с нами. А потом на следующем, и на следующем. И в итоге мы будем добираться до лагеря две-три недели, если выживем в процессе, конечно, и, если нам по пути не подвернётся долгожданная Зеркальная Башня. Или ваш расчудесный шарящий поцык и этот момент просчитал?
Транзисторы растерянно переглянулись.
- Объясняю. Чтобы мы могли более-менее спокойно проехать наискосок вот, скажем… – она постучала пальцем по дисплею, – через это неприятное местечко, мне сейчас придётся разорвать со своими подопечными договор пути. Нет, я, в принципе, готова потерять все набранные баллы, фиг бы с ними вообще. Вот только за разрывом договора непременно последуют так называемые "штрафные санкции" и ещё меня начнут бомбардировать напоминалками. А я сейчас немножко не в том состоянии… Ну, в смысле, у меня и так крыша не на месте, не хочется, чтобы она и вовсе улетела. Понимаете, нет?
- Я понял, – кивнул Трейси. – Тебе просто нужны таблетосы.
- Боюсь, мне понадобится очень много ваших таблетосов, – уточнила Лускус. – Как ты сказал ранее, я дофига старая и мозг мой работает в несколько ином режиме. И вот тут снова возникает проблема. Точнее даже две. Хватит ли у вас препаратов домчать меня до вашего лагеря, пока я не свихнулась? И не свихнусь ли я от такого количества принятых глушилок? Ребят, скажу прямо, моя крыша сейчас буквально на честном слове и последней паутинке держится.
- Даа, дела, – озадаченно протянул Оки и сел на землю.
- Если ты намекаешь на то, что мы должны тебя бросить… – хмуро начал Инауро.
- Нет, – покачала головой она. – Я намекаю на то, что вам следует меня связать, отобрать всё оружие, заткнуть рот и перевозить как багаж. И ни в коем случае не обращать внимание на то, что я начну вытворять. Сможете так сделать?
- Херня вопрос, – решительно отозвался Паракон.
- Не, погодь, – перебил его Трейси. – А что мы будем делать, когда привезём в лагерь слетевшего с катушек проводника? Там ведь тоже людей полно, да на неё же уведомления как поток дерьма из прорвавшейся канализации хлынут. Короче, я за таблетки. В любом случае, если и отъедешь, то хоть счастливая.
- А ты правда телепатка? – невпопад спросил Оки и оглянулся на соратников. – Её внутрь-то пустят вообще?
- Поцыки на входе предупреждены, пустят без проверки, – отмахнулся Паракон. – Но так-то сбрендившая телепатка в лагере – это полный отстой, согласен. Может и связать, и медикаментозно подстраховаться?
Инауро с силой зажмурился и потёр ладонями свой обритый затылок.
- А других вариантов точно нет? – спросил он.
Лускус вернула навигатор лидеру группы.
- Сколько у вас этих… ну, медикаментов… в наличии? – поинтересовалась она, поднимаясь на ноги. – Надо прикинуть, чтобы нам всем хватило.
- Я очень, очень, очень сильно хочу домой, – шепнула Пикта, с отчаянием глядя вдаль, её опухшие от слёз глаза снова заблестели.
Путник подсел к спутнице поближе и замер, внимательно наблюдая за тем, как транзисторы подсчитывают и сортируют свои "глушилки". Всевозможных разноцветных таблеток, капсул и порошков в бумажных кулёчках у них было действительно много. До этого момента Инауро даже не предполагал, что проблема с "напоминалками" у перерожденцев стоит насколько остро. Нет, он, конечно, замечал, как Лускус временами цепенеет, будто бы прислушиваясь к собственным мыслям, морщится и массирует пульсирующую венку на виске, но очевидно контакт с сознанием междумирья был куда более неприятным явлением, нежели ему казалось.
- Есть ещё один сильнодействующий медикамент на пару уколов, – говорил Паракон, выгребая со дна своей поясной сумки рассыпавшиеся жёлтые горошины, – но это типа энзе на самый крайняк. После него потом как разлагающийся труп себя пару дней чувствуешь, очень противное состояние. А, да, вот с этими жёлтенькими ещё поаккуратнее, они расслабляют во всех возможных смыслах.
Инауро встал, немного походил туда-сюда, снова сел. Тягостное чувство, будто рядом происходит что-то непоправимое, не покидало его ни на секунду. Он смотрел как Лускус взвешивает в ладони пакетик с выданными ей препаратами, как молча передаёт все свои вещи и оружие сопровождающим, и едва сдерживался, чтобы не начать её отговаривать. Рядом вздыхала и нервно покачивалась Пикта.
- Да зачем нам вообще ехать в какой-то непонятный лагерь? – будто бы прочитав его мысли спросила наконец она. – Мы ведь столько уже прошли вместе, может быть, не будем сочинять себе новые проблемы? В конце концов, а как же Зеркальная Башня?
- Ты с нами официально всего один этап прошла, – напомнила проводница. – С рыжим мы чуть подольше, но это всё равно ни о чём. Башня так скоро не появляется. Ничего, ребят, не ссыте, я верю, всё будет хорошо.
- Но ведь ты врёшь! – внезапно взорвалась путница, лицо её скривилось, из глаз снова потекли слёзы. – Ты врёшь! Всё будет очень плохо!
- Успокойся, – попросил Паракон.
- Нет, не буду я успокаиваться! – пронзительно закричала Пикта и вскочила. – Вы все тут такие типа суровые, опытные, смелые и непрошибаемые, но это же откровенное враньё! Вы ведь все на самом деле дико боитесь сойти с ума. Для вас это даже страшнее, чем умереть. Просто вы не хотите в этом признаваться!
- Рыжий, забери, – Лускус быстро дошагала до Инауро и протянула ему старинный ключ на верёвочке, который всё это время носила на шее под майкой. – Это очень опасная вещь, тут есть небольшой дозатор…
- Прекрати сейчас же! – ещё громче завопила Пикта и спрыгнула с пригорка. – Это просто ужасно, мы словно заживо тебя хороним!
Её трясло и подкидывало, кулаки её были крепко сжаты, по щекам струились слёзы, глаза стали похожи на две заплывшие пунцовые щёлочки.
Проводница грубо всучила путнику свой непонятный артефакт, поймала Пикту за рукав, притянула к себе и обняла. Девушка уткнулась ей лицом в грудь и забилась в рыданиях.
- Капец, ты такая дура невыносимая, – тихо и невероятно ласково проговорила Лускус. – Ну хорош, перестань. Ты же помнишь, что смерти нет? Нет окончательной смерти здесь, ни для кого нет. И вообще скорей всего я тупо нагнетаю и драматизирую. Я люблю всё драматизировать, прости, характер скверный, привычки идиотские. У меня даже была мысль закатить прощальную вечеринку с танцами и пьяной дракой, но я вовремя сообразила, что это уже перебор. Прости, детка, я шучу, шучу. Просто успокойся и поедем уже.
Не выпуская из объятий подвывающую подопечную, проводница оглянулась на Инауро, вид у неё был сосредоточенный.
- Рыжий, та штука, что я тебе дала, содержит синее пламя. Спрячь и будь крайне осторожен, оно сжигает даже богов… – и без какого-либо перехода продолжила скороговоркой, – настоящим уведомляю о том, что в соответствии с условиями договора между проводником Лускус и путниками Пикта и Инауро принимается решение…
Остальные её слова потонули в рёве моторов.
А дальше было очень странное путешествие. Связывать Лускус конечно же никто не стал и поначалу она сидела позади Трейси вполне смирно. То и дело оглядывающиеся на неё путники видели её обычное выражение лица, иногда она даже улыбалась им и поднимала вверх большой палец, но затем постепенно начала мрачнеть, бледнеть и закидывать в рот таблетку за таблеткой, а потом так и вовсе попросила остановиться и, путаясь в ногах, убежала блевать в кусты. Следом с ней случился короткий обморок и транзисторы пересадили проводницу на мотоцикл к более опытному Паракону, прикрутив её ремнями к его спине наподобие сиамского близнеца. В итоге она конечно же очнулась, но уже не хотела ехать тихо, буянила, требовала отпустить её побегать, периодически что-то выкрикивала и пела песни. В подобном режиме они добрались до конца буферной зоны и на бешеной скорости промчались через непонятное скопление однотипных бараков, будто бы обтянутых светлой полупрозрачной тканью. Путники успели разглядеть лишь фрагмент двадцатиметрового куба из матового стекла, возвышающийся где-то между построек, и множество узких белых коконов, медленно поднимающихся с земли со звуком, похожим на треск разрываемого полотна.
Следующий буфер был похож на предыдущий с тем лишь отличием, что солнце палило здесь куда интенсивнее и на пути начали часто попадаться выгнутые дугой лысые деревья.
- А много здесь таких как вы? – перекрикивая шум мотора спросил Инауро у Трейси, когда они чуть отстали от лидера группы и в визор выданного ему шлема перестала лететь сухая дорожная пыль.
- "Таких" это каких? – не понял тот. – Красивых смелых парней? Транзисторов, погромистов, мотоциклистов? Перерожденцев, отказавшихся жертвовать собой ради непойми чего? Долбанов на препаратах? – он коротко хохотнул и тут же посерьёзнел. – Нет, немного, бро. Мы вымираем очень бодренько. Сопротивляться Зоне сложно, мозги спекаются быстро. Сперва тебе вроде ничотак, по лайту всё, на расслабоне, потом ты тупеешь, болеешь, хиреешь, ну и косячишь, само собой, всё чаще и чаще. А там уже или сдаёшься, или уходишь в пустоту.
Он сделал небольшой крюк, объезжая особо раскидистую заросль, и вернулся в строй.
- К нам иногда присоединяются проводники и даже смотрители. Ненадолго. Чисто так, отдохнуть от работы, разгрузить голову. Хотя лично я считаю, им было бы проще в леса с пустынями на время перебираться, подальше от больших трасс. Ну, туда, где шанс повстречать людей невелик. Тогда им не так много глушилок понадобится. А мы идейные, бро. Мы с людьми общаемся. Мы партизаны и не можем жить иначе. Такие вот упоротые вояки.
Он снова гоготнул и надолго замолчал.
Инауро чуть отклонился вбок и посмотрел на привязанную позади Паракона проводницу. Её ноги свободно болтались на весу, хвост словно шипастая змея обвивал ляжку, она поводила туда-сюда перехваченными нейлоновой стропой руками и иногда запрокидывала голову. Губы её шевелились. Старший время от времени поворачивался в её сторону и кивал. Похоже, она что-то ему рассказывала, но на таком расстоянии слов было не разобрать.
- Между прочим, пилюли – это ещё не самая жесть, – проговорил Трейси. – Есть поцыки, которые лоботомию себе делают или электричеством сигналы глушат, чипы там всякие вживляют. Знал бы ты, сколько наших из-за таких вот кустарных операций полегло. Но ты нас не осуждай. Поглядел бы я на тебя, если бы к тебе по сто раз на дню и во время сна тоже эта зараза в башку залазила и копалась там как у себя дома… Это реально пытка, бро.
- Я никого не осуждаю, наоборот, понять хочу, – отозвался Инауро. – Мне ведь и самому, возможно, в скором времени придётся всё это испытать.
Он услышал крик Лускус, похожий на древний воинственный клич, вздрогнул и снова выглянул из-за плеча райдера.
- Да не переживай ты так, – проговорил Трейси, через зеркало заднего вида наблюдая за быстро меняющимся выражением лица путника. – Всё с ней будет норм, девка наконец-то подобрала себе правильную дозу. Слышишь, как горланит? Хорошая, кстати, песня, знаю её.
-…Я всегда готов ответить! Я всегда с тобой на связи… – громко и самозабвенно пела проводница. – Ты считаешь, мне нет дела, но я попросту втянулся. Никогда не слишком поздно позвонить мне и приехать…
- Буду очень рад тебе я, только ты не жди до завтра! – сипло заорал с ней в унисон Трейси и сзади раздался радостный смех и улюлюканье Оки.
Оба райдера поднажали и почти одновременно поравнялись с мотоциклом Паракона.
Они неслись как ошалелые, синхронно виляя и подпрыгивая на кочках, из-под колёс летели ошмётки дёрна и камни, ослепительное солнце моргало сквозь деревья, Лускус широко улыбалась, зрачки её были огромными, а растрёпанные косы бились на ветру.
- Я смогу тебя пофиксить, только ты не жди до завтра! – взвыли разом четыре голоса.

"Надо же, насколько всё вокруг меняется, стоит только осознать, что ты больше не одинокая, слабая, никому не нужная букашка", – думал Рамус, жмурясь в лучах пронзительного солнца.
Солнце подмигивало ему сквозь пышную древесную крону и с хитрой ухмылочкой заглядывало в лицо, игралось в листве, дразнило, пряталось и снова выскакивало. Шёлковые травы пружинили под спиной, щекотали руки и ноги и ласково склонялись сверху, тёплый ветерок гладил кожу, земля тоже уже не казалась путнику холодной, сырой и жёсткой. Она с готовностью принимала в себя его тело, подстраивала под него свои выемки и выпуклости, обнимала точно трепетная любовница. Да что там, он и себя-то ощущал совсем другим. Буквально только что жизнь стегала его, харкала в лицо, била наотмашь, он не верил ни во что и всё больше терял истинного себя, страдал, усыхал, скукоживался, расплющивался как хрупкая стрекоза на лобовом стекле несущейся на полной скорости бездушной машины… и вдруг разом получил всё, о чём не смел прежде даже мечтать. Подумать только – теперь ему были известны планы богов! Ему – заурядному, ничем не примечательному человеку. И впереди его ждали лишь новые чудеса и откровения. Он чувствовал это, он знал.
- Тут так приятно и спокойно, – проговорил вслух Рамус и в очередной раз попытался открыть глаза, чтобы взглянуть на небо, но свет, льющийся на него с высоты, был слишком ярким. – Думал, уже никогда такого не почувствую.
Сидящий неподалёку Декс приглушённо хмыкнул. Между его широко расставленных коленей в траве стояла глубокая пластиковая миска, в которую он неторопливо, то и дело облизывая испачканные в золе пальцы, сгружал обжаренные грибные шляпки.
- Я, – заявил проводник и перестал ковыряться в грибах, – по молодости бывал во всяких интересных местах…
Он вытащил из костра горящую ветку и начал плавно водить ею в воздухе, поджигая кружащих над ним насекомых.
- …Например, в "Маленьких искателях". Это было что-то типа небольшого закрытого лагеря для человеческих детёнышей, где над ними всячески издевались. Нет, ну не прям издевались, однако дрессировали достаточно жёстко.
Рамус перевернулся на бок и подпёр кулаком голову. Волосы его ещё были влажными после ошеломляющего падения в бурлящий ледяной ручей, с них то и дело капало на левый висок и тонкими струйками стекало по шее.
- Так вот там почему-то и подростков, и мелюзгу мыли одинаково из шланга, – задумчиво говорил проводник. – Поставят детей, независимо от пола и возраста в ряд, и поливают их под напором как тачки на автомойке. А вода мерзкая, холодная, вонючая, из ближайшего болотца. И все так смиренно стоят и недовольства не выказывают. Потому что знают, так надо. Закалка тела и характера – во! А будешь выпендриваться или ныть, ещё и по ушам получишь. Типа не балуй, малявка, расслабься и постигай принципы дзена.
Он выписал горящей веткой очередную идеальную восьмёрку над своей головой и опустил глаза на подопечного.
- Очень правильный подход, на мой взгляд. После пары подобных процедур в "Маленьких искателях" даже самые капризные неженки переставали корчить из себя невесть что и начинали учиться извлекать удовольствие из любых жизненных уроков. Сечёшь, Рама? Под давлением обстоятельств есть лишь один шанс не сломаться – пропустить их сквозь себя. Ты переходишь в режим восприятия "Пустотность животворящая" и всё, проблем больше нет. Такая вот "волшебная таблетка" от психологических, а порой даже физиологических проблем.
Ещё один порхающий рядом с ним мотылёк ярко вспыхнул, съёжился и упал в траву.
- Истинная магия! – подытожил Декс и закинул себе в рот сморщенную грибную шляпку.
Рамус улыбнулся и, не говоря ни слова, поднялся на ноги. Ему сейчас совершенно не хотелось слушать непонятные "поучительные байки" проводника, зато очень хотелось снова пробежаться до подвесного моста. Он крутанул плечами, сделал два неловких шага в сторону, ощущая, как впиваются в босые ступни мелкие камешки и торчащие из-под земли извилистые корни, а затем вдруг сорвался с места и – как был, в одних трусах – унёсся вдаль, петляя между широких древесных стволов. Проводник проследил за ним взглядом, дожевал гриб, зевнул, откинул в сторону потухшую ветку и принялся набивать свою трубку свежим вишнёвым табаком.
Сегодня они вдвоём затемно прошли небольшой, но достаточно запарный для неподготовленного человека этап под названием "Гнилые Лозки" и это был уже восьмой по счёту пункт из десяти запланированных, однако он чувствовал – малец созрел.
Декс коротко пыхнул, заурчал, проморгался и вытащил из внутреннего кармана рюкзака блокнот, карандаш и свою побитую временем антикитеру, чтобы рассчитать маршрут с учётом нынешних обстоятельств. Ему предстояло как-то по-быстрому завершить программу, при этом не уходя далеко от Жёлтого Города на случай, если дружище Азазил всерьёз поднапряжётся и доведёт-таки до логического завершения своё интригующее апокалиптическое шоу.
- Четыреста сорок два пси, – пробормотал он, закинул в рот новую порцию грибов и начал записывать цифры, то и дело поглядывая на двигающуюся по циферблату Сароса стрелку. – Два в пятой степени на три и на пять, фактор…
- Как же это приятно! – закричал вдалеке Рамус, наворачивая круги вокруг одного и того же раскидистого дерева.
Декс рефлекторно вскинул голову, на мгновение перестав жевать.
- Тета, – невнятно произнёс он с набитым ртом, сглотнул и вернулся к записям.
По его подсчётам выходило, что выбор следует ограничить одним из двух более-менее удобных вариантов, вот только и в этом случае придётся потратить минимум двенадцать, а то и все пятнадцать часов, а потом ещё столько же топать до Жёлтого Города. В то время как на возвращение через Лозки уйдет аж в четыре раза меньше времени.
"А что если прямо сейчас свернуть проект?" – подумал он и снова запустил пальцы в миску.
Мысль показалась ему дельной. В конце концов, дожать мальца до нужной кондиции можно было и другими методами.
- Это ну просто невозможно описать! – задыхаясь от восторга сообщил вернувшийся путник. – Это как переход на объёмное пространственное восприятие. Будто до этого я глядел сквозь узкую тёмную трубочку, а потом вдруг увидел во всю ширь! Я даже забыл слова!
- Молодец, очень хорошо, – буркнул Декс, не отрываясь от своего блокнота. – Сделай ещё пару кружочков.
- Больше не хочу! – всё с той же ликующей интонацией отозвался Рамус и плюхнулся в траву рядом со своей сохнущей одеждой.
Он был мокрый с ног до головы, видимо умудрился ещё раз сдуру свалиться в ручей. Или может даже специально туда окунулся, чудак-человек.
- Я такую силищу в себе сейчас ощущаю, что ну просто… внутри прям ух, ураган… вот даже не знаю, как ещё объяснить! – продолжал блажить путник, ловя пальцами вьющихся над ним мотыльков.
- Тогда на, покури, – Декс, не глядя, протянул ему трубку и записал очередную короткую формулу. – Кстати, у нас маленький праздник, по моим подсчётам нам с тобой осталось пройти всего один этап.
Присосавшийся было к мундштуку Рамус поперхнулся густым горячим дымом, выпучил глаза и закашлялся.
- То есть как? Уже? – выдавил он, кое-как продышавшись. – Нам правда остался всего один этап до Башни?
- Правда, – кивнул Декс. – Скажи, круть. Мы с тобой везунчики.
Он внимательно посмотрел на подопечного, забрал у него трубку и, сощурив один глаз, затянулся.
- А может ты хочешь, чтобы мы пошли туда прямо сейчас?
Взгляд Рамуса на мгновение стал до крайности испуганным, но он тут же взял себя в руки.
- Куда? В Зеркальную Башню? Вот прямо совсем сейчас? Конечно хочу. Спрашиваешь!
- Тогда вставай и одевайся, – усмехнулся проводник, не двигаясь с места. – Туда тех, кто без штанов, не пускают.
Путник поднялся, начал хаотично подбирать раскиданные по траве вещи. Поднял хлюпающие ботинки, повертел в руках, поставил обратно. Разогнулся, откинул с лица влажную прядь закудрявившихся волос.
- Нет, ты серьёзно? Мы правда сейчас пойдём в Башню?
Декс удивлённо приподнял брови.
- А что? Ты уже передумал?
- Как-то всё это очень быстро, если честно, – смущённо проговорил Рамус, втискиваясь одной ногой во влажные джинсы. – Я только начал привыкать к тому, что мы…
- Нет никаких "мы", дуралей, – с недовольной гримасой оборвал его на полуслове проводник и захлопнул свой блокнот. – Есть твоё балансирующее на тонкой ниточке убогого человеческого ума Сознание и вселенская Пустотность, которая ждёт, когда ты наконец станешь ею. Тебе надо перестать строить планы и цепляться за неактуальные идеи. Есть только Пустотность и твоя преданность ей.
Он накрыл миску с недоеденными грибами крышкой, затолкал её в рюкзак и уставился в ближайшие кусты так, как если бы там кого-то заметил. Рамус осторожно, стараясь не издавать лишних звуков, застегнул джинсы, накинул куртку на голое тело и некоторое время стоял неподвижно, слушая далёкий рокот прорывающегося сквозь каменные преграды ручья и силясь понять, на что именно смотрит проводник.
"Всё же было так хорошо, – подумал он. – Неужели я снова всё испортил?"
- Это цена процесса трансформации, – как бы пояснил Декс, не сводя глаз с куста. – Но дело того стоит. Я вот, например, ни на что Пустотность не променяю. Ни. На. Что.
Впереди гулко ухнуло, послышался треск ломающихся ветвей и грузное серо-голубое тело, размеренно взмахивая четырьмя похожими на корабельные вёсла крыльями, проплыло над высокими кронами деревьев, распугивая затаившихся там птиц. Проводник продолжал как ни в чём ни бывало таращиться в куст.
- Ладно, – сказал он, когда неизвестное животное наконец скрылось из вида. – Раз уж ты такой трус, сходим сперва на Берёзовую Гору, как и было запланировано. Надеюсь, ты там не помрёшь и вспомнишь, зачем мы всё это делаем.
- Ну нет, я вовсе не говорил, что боюсь, – беспомощно залепетал растерявшийся Рамус. – На самом деле я готов. Декс, я готов! Серьёзно.
- Вот уж дудки, – отозвался проводник. – Нифига ты не готов. Но понимаю. Наверное, я слишком тороплю события. Взял и спутал заурядное воодушевление неофита с истинным просветлением, старый дундук.
- И вовсе ты не дундук! – путник почувствовал себя виноватым. – Декс, я…
- Ты сейчас просто сливаешь энергию впустую, потому что беспокоишься о будущем результате. Ты говоришь себе "я буду развиваться, я достигну", это и есть ненужное напряжение. Столько усилий и всё впустую, тьфу.
Проводник поднялся на ноги, подцепил рукой валяющийся на земле рюкзак, раздражённо поморщился, отвернулся. Рамус едва сдержался, чтобы не застонать от отчаяния.
- Я очень сильно изменился, Декс. Я больше не тот человек, каким был раньше. Я…
- Мне надоело с тобой бодаться, малец, – сказала ему сердитая спина. – Нафига ты вообще за меня, как за мамкину юбку цепляешься? Рама, вот ты вроде упрямый как осёл, это в целом неплохое качество само по себе, но до чего же ты при этом нерешительный! Свобода где твоя, беззаботность где? Ты не сможешь полететь, пока на тебе висит груз, понимаешь ты это или нет? У тебя как у путника есть только одна проблема – ты постоянно тянешь за собой телегу прошлого и толкаешь перед собой телегу будущего. И из-за этого просто топчешься на месте. И выступления твои экзальтированные здесь никакой роли не играют...
Проводник ещё продолжал говорить что-то обидное, однако Рамус его уже не слышал. Всем его вниманием завладело новое странное чувство. Нет, ничего особенного не произошло, однако атмосфера вокруг них резко переменилась. Солнце зашло за облако и всё вокруг стало каким-то тусклым и жутковатым. Одновременно с потерей цвета затухли и природные звуки – стихло щебетание птиц и стрёкот насекомых, трава и листва на деревьях застыли точно влипшие в янтарь, даже бодрый рокот ручья стал глухим и вязким, а на фоне появилось почти неслышное, но настойчивое шуршание. Как если бы кто-то комкал тонкую стеклянную бумагу.
- Если человек осознан, то он уже никуда не убегает, – сказал Декс, отступая к ближайшему дереву. – Приготовься.
- Что? – не понял Рамус.
- Приготовься, – повторил проводник. – Ветер идёт. Уцепись за что-нибудь, это ненадолго.
- Я не… – начал было путник и замолчал.
Воздух вдруг стал сухим как песок, неприятным, наэлектризованным. Кожу лица начало ощутимо пощипывать, волоски на руках поднялись дыбом.
- Хотя бы присядь пониже, иначе тебя сдует, – Декс взглянул на испуганное лицо подопечного и со вздохом закатил глаза. – Ну что ж ты такой тупой-то, а? Появление Башни всегда сопровождается особым ветром. Электроны рвутся сквозь воздушный барьер, сталкиваются с молекулами и выбивают из них ионы. Ты достиг своей цели, малец. Однако, скажу прямо, я страшно в тебе разочарован. Даже думал всё отменить и дать тебе дополнительный шанс подготовиться, вот только, похоже, фарш уже не прокрутить обратно. Сядь, сейчас прибудет Зеркальная Башня.
"Разочарован", – ошарашено повторил Рамус про себя.
Ничего более не спрашивая, он опустился на землю и вцепился в неё пальцами, комкая мягкие стебли травы. Мышцы его окаменели, по телу забегали мурашки, а нижняя челюсть начала подрагивать от охватившей его нервозности. Почему-то ему представилось, что совсем рядом высоченный обрыв, с которого он вот-вот сорвётся.
- Ну, понеслась, – скучным голосом проговорил проводник и обхватил широкий ствол дерева всеми тремя руками.
Первой среагировала трава. По ней словно бы покатился поток неощутимого ветра. Он прочёсывал её широким гребнем, складывал и приминал, не давая распрямиться. Потом с лёгким шелестом строго влево, точно сорвавшаяся с ветвей стая птиц, полетели листья, заскрипели сучья. А затем путник почувствовал, как его заваливает и волочёт. Ноги его повело, и он рухнул, ткнулся виском в локоть, свёз подбородком кусок дёрна, заскрёб ногтями, оставляя неглубокие бороздки во влажной почве и обрывая тонкие корешки. Это походило на неторопливое скольжение вниз по горке, как если бы гравитация сменила направление и всё, что до этого было снизу, резко стало сбоку.
- Двадцать секунд, – сказал неподалёку голос Декса. – Пятнадцать.
Воздух вокруг мерцал и потрескивал, медленно поджариваясь в невидимом пламени. Какое-то смутное тоскливое чувство охватило Рамуса, он приглушённо заныл на одной ноте, заелозил по земле босыми ступнями, упёрся коленями, широко раскинул руки, но надёжной опоры под ним больше не было, его несло прямиком в кусты и противостоять этому было невозможно. Расстёгнутая куртка задралась, частично перекрыв обзор.
- Десять, – продолжал считать проводник и голос его всё отдалялся. – Девять, восемь.
Кусты заскрипели под ногами, захрустели, спружинили и упруго хлестнули путника по ляжкам. Едва успев прикрыться ладонью, он наехал на один из сучков промежностью, сморщился и наконец остановился, с шипением втягивая воздух сквозь стиснутые зубы. Его никуда больше не тащило, лицо было сплошь в грязных разводах, ветки расцарапали живот, пальцы рук с ладонями саднило.
- Ну вот и башенка к нам пожаловала, – примятая трава зашуршала под подошвами ботинок неспешно приближающегося Декса. – Вылазь из кустов, Рама, фигли ты туда забурился?
"Ну да, действительно", – подумал путник, не двигаясь с места.
- Давай-давай, – судя по пыхтящим звукам, проводник снова раскурил свою трубку. – Не заставляй меня тебя оттуда выковыривать, у нас не так много времени в запасе, а мне ещё заключительный инструктаж провести надо.
Всё было не так. Неправильно, сумбурно, глупо, неприятно, некрасиво.
"Я и правда дуралей, – решил Рамус, кое-как выбравшись из зарослей. – Насочинял себе невесть что…"
Ещё совсем недавно ему казалось, что, когда придёт его время посетить Зеркальную Башню, он будет чувствовать себя героем, воином, победителем, ну или как минимум человеком достойным. Он воображал шрамы на своём гордом обветренном лице. Представлял как Декс, сверкая глазами, с уважением пожмёт ему руку и скажет, что всегда в него верил. А вместо этого получил лишь грязь под ногтями, испачканные коленки и очередную незаслуженную оплеуху. Взгляд стоящего рядом проводника казался безразличным, реальный вид конечного пункта назначения не впечатлял тоже. Не было в Зеркальной Башне ничего особенного. Странников не встречал мудрый тысячелетний хранитель, не виднелись позади Башни и бескрайние космические дали, слепящие свивающимися галактиками, которые так поэтично описывали другие – ничего этого не было, только всё та же полёгшая трава и растрёпанные деревья. Нет, само собой, тянущийся в небо и исчезающий где-то за облаками узловатый металлический столб без окон и дверей выглядел достаточно оригинально посреди окружившей его зелени, но не более того.
- А, чуть не забыл, – сказал проводник. – Курточку верни, она тебе всё равно там не понадобится.
Рамус оглянулся и увидел протянутую ладонь. Декс нетерпеливо шевельнул пальцами, точно пытался поймать утекающее сквозь них время. Путник покорно разделся, отдал куртку и неловко переступил с ноги на ногу, не зная куда девать свои бесполезные худые руки.
- А штаны? – спросил он.
- Не, штаны себе оставь, – усмехнулся проводник, деловито утрамбовывая куртку в рюкзак. – Кстати, может хочешь курнуть перед уходом? Я свежего табака забил.
- Не хочу, – еле слышно отозвался Рамус и часто заморгал, отгоняя подступившие слёзы.
Он чувствовал себя подавленным и опустошённым как никогда. Словно потерявший форму тонкий воздушный шар, многократно надутый и спущенный. Путник помолчал, рассматривая своё нескладное полуголое тело, отражённое в отполированной до блеска поверхности строения, затем собрался с духом и решительно откинул с лица прядь волос.
- Так и что мне делать дальше?
- Дурацким вопросам ну просто нет конца, – со вздохом произнёс Декс. – Не тупи, а. Просто заходишь туда сквозь стену и всё. Да, и не закрывай глаза, внутри и без того темно. Постой там пару минут, как пообвыкнешься, увидишь спиральную лестницу, ведущую наверх, вот тебе туда. Если, конечно, она до сих пор там. Дальше уже сам как-нибудь разберёшься. Наверное. Ещё возможно, там с тобой поговорят, но скорей всего нет. Главное помни зачем ты проделал весь этот длинный путь, и кто ты такой.
- А кто я такой?
Декс ничего не ответил, и путник на него оглянулся. Проводник криво ухмылялся и отводил глаза.
- Ты? Никто, – сказал он и выпустил в воздух маленькое дымное колечко.
Непонятно почему, но именно сегодня эта формулировка прозвучала до крайности обидно. Внутри Рамуса что-то задрожало, но он снова сдержался, кивнул и, сглотнув подкативший к горлу комок, быстро зашагал в сторону Башни. Декс отправился за ним следом, лениво попыхивая своей трубкой.
"Ну за что? – с горечью подумал Рамус. – Я же делал всё в точности, как он мне говорил…"
Возвышающийся над ним монолит молчал. Он походил на что-то среднее между опорой моста, кривым фонарным столбом и огромной железной пуповиной. Обычный перевалочный пункт, лифт, пневмопочта, мусоропровод.
- Мне действительно надо войти туда? – наконец, пересилив себя, спросил путник.
Он уже приблизился к строению вплотную и видел теперь отражение своих несчастных глаз крупным планом и равнодушное, будто бы полустёртое лицо проводника на фоне.
- А? – Декс смотрел куда-то в сторону и ковырял указательным пальцем в ухе.
"Может он вовсе не пытается меня обидеть? – внезапно пришла в голову Рамуса пронзительная до невообразимости мысль. – Что если он просто не хочет выказывать своих истинных чувств, потому что иначе ему будет слишком тяжело отпустить меня в неизвестность, и эта маска безразличия скрывает под собой всё того же заботливого мудрого проводника, который столько дней возился со мной, кормил, учил и оберегал? Не мог же он столько времени и сил потратить на безнадёжную пустышку…"
- Там внутри точно выход? – дрогнувшим голосом спросил путник и коснулся пальцами холодной как лёд поверхности Башни. – Мне просто очень нужно знать, что я действительно заслужил свободу, Декс. Я ведь не совсем пропащий человек? Ответь мне честно.
- Мля, да иди ты уже, – раздражённо произнёс проводник и отвесил ему смачного пинка. – Надоел.
Рамус рефлекторно дёрнулся, врезался лбом в стену, и та вдруг смялась под весом его тела будто лёгкая тканевая занавеска. Преграды больше не было, он был свободен. Абсолютно свободен в своём полёте в пустоту.

Дексу очень не хотелось возвращаться через обрыдлые Гнилые Лозки, но, похоже, это действительно был самый короткий путь. Разумеется, он мог бы обогнуть их по куда более приятному буферу, потратив лишние три с половиной часа на ходьбу по лесу в то самое время, пока во дворце халифа его дожидались банные процедуры, расслабляющий массаж, вкуснейший фесенджан, настоящее виноградное вино и мягкие чистые женщины.
"Терпение", – проговорил голос в его голове.
- Я хорошо знаком с процедурой, Ажи, – терпеливо отозвался Декс и, присев в нескольких метрах от забурившегося в землю небесного хобота, вытащил из рюкзака пакет с недоеденными финиками.
Подселенец замолчал.
После доставки подопечного до пункта под романтичным названием "Зеркальная Башня" каждому проводнику предписывалось выждать не менее получаса, прежде чем отправляться на поиски нового задания. Таков был Закон номер восемь, параграф три. Вот только далеко не каждый перерожденец задумывался, в чём смысл этой вынужденной остановки. В основном все просто засекали время, терпеливо дожидались исчезновения хобота и затем, получив обещанную плату, уходили – уставшие, но довольные собой, – чтобы как можно скорее вернуться сюда с очередным человеком. И уж точно никто из проводников не догадывался о том, что выполняет роль заурядного доставщика пищи для прожорливых небожителей, ведь особой избирательностью те не отличались и крайне редко от предлагаемого им подношения отказывались, соответственно просветить обитателей междумирья, как же всё обстоит на самом деле, было попросту некому.
На самого Декса вышеупомянутое правило не распространялось, ведь, в сущности, никаким проводником он давно уже не числился, но положенное время всё же выжидал, доподлинно зная о трёх случаях возврата людей, которые небожителям чем-то очень сильно не понравились. Впрочем, в этот раз всё прошло по плану и никакой срочной зачистки отходов от него не потребовалось. Хобот не только принял свеженький гостинец, но даже проделал это чуть быстрее обычного и с торжествующим трубным гудением всосался в небеса, оставив в облаках эффектную переливающуюся всеми цветами радуги прореху. Видимо, за последнее время небожители всерьёз оголодали.
- Ну ничего, скоро будет вам раздолье, – пробормотал Декс, отмечая на плане наиболее короткий маршрут до Жёлтого Города.
"Всласть попируем", – вкрадчиво добавил его подселенец, который вот уже более трех тысяч циклов подряд держал строгую аскезу, и шевельнулся, вынудив своего носителя наморщиться от распирающей боли внизу живота.
- Ажи, родной, давай поаккуратней, – попросил Декс, машинально поджимая ягодицы. – Запасных кишок у меня нет.
Законсервированный внутри перерожденца Высший затих. Должность "скотника" накладывала на него не только обязательства, но и жёсткие ограничения, вынуждая почти весь срок пребывать в анабиозе, чтобы не причинить физический вред своему носителю. Он мог общаться с Дексом мысленно и имел право воздействовать на находящихся поблизости существ псионически, но настоящую активность проявлял в ситуациях крайней необходимости, к примеру, при столкновении с особо наглыми древними или туповатой фауной. В целом это было удобно и не доставляло носителю особых хлопот, проблемы возникали только рядом с Башней, да и то не каждый раз, а лишь когда оголодавший подселенец на мгновение забывался.
"Сон?" – поинтересовался Высший, осторожно сворачиваясь в тугой клубок.
- Поспи, да, – кивнул его носитель. – В низине разбужу, если вдруг потребуется.
Подселенец вновь затих и Декс позволил себе ненадолго расслабиться. Он убрал блокнот в карман рюкзака, поднялся, распрямил спину и, заложив руки за голову, окинул взглядом окрестности. Большую часть этих бесконечных лесов, пустырей, холмов и болотин он знал наизусть, он мог по памяти перечислить сколько деревьев растёт на той или иной поляне, помнил расстояния от одного пресноводного водоёма до другого и мог бы преодолеть все основные повороты, спуски и подъёмы практически вслепую, вот только с каждым новым циклом наслаждаться местными красотами ему хотелось всё меньше. Они ему попросту надоели. И это было очень досадное чувство, ведь он всё ещё любил скользить ладонями по шершавым стволам, погружать босые ступни в прохладную траву, пить горстями из ручьёв, перебираться через острые каменные гребни, плыть против течения, втягивать ноздрями запах сырой земли, ловить кожей промозглый ветер, цепляться пальцами за упругие ветви, сгибать и разгибать колени, отслеживать как движется при дыхании грудная клетка и как зудят натруженные мышцы. В эти моменты он ни о чём не думал и ничего не ожидал. Сиюминутность была его свободой. Простой, животной, дикой. Настоящей. Вот только в последнее время он всё чаще чувствовал себя зверем, запертым в клетке, ему требовались новые пространства для освоения и раскрытия своего высокого физического потенциала. Декс был убеждён – никто на целом свете не способен ощущать ту многослойную гамму чувств, что испытывает он. Люди, даже видоизменившись, продолжали культивировать свои надуманные психодрамы и воспринимали тело как тесную неуклюжую коробочку, напрочь игнорируя его истинные возможности, а небожители так и вовсе являлись энергетическими сущностями. Возможно, аналогичной телесной чувственностью обладали лишь местные монстры, однако они были слишком тупы, чтобы этот великий дар по достоинству оценить…
"А, ну и дети, – Декс неторопливо двинулся вперёд, пересёк небольшую залитую солнцем полянку и без малейшего усилия запрыгал по камням, преодолевая бурлящий ручей. – Дети любят бегать, всё вокруг трогать, какать, плакать и орать. Для них жизнь в новинку. Восхитительно телесные, свободные от излишних раздумий организмы. Как же я мог о них позабыть?"
Он припомнил своих первых трёх мальчиков. Блондина, кудрявого и хромоножку. Им всем было от четырёх до семи лет и их судьбами на территории междумирья никто не интересовался, поскольку в ту пору мелюзга ещё считалась этакими отбросами человеческого мира, вечно мешающимися под ногами "пробниками человека", не более того. Проводники их в разработку не брали, редкие сердобольные отщепенцы из числа старых смотрителей только вынашивали идею детских подготовительных лагерей и уследить за всеми новоприбывшими физически не могли, местные считали их лёгкой добычей, и бесхозная ребятня мёрла повсюду пачками. А вот для Декса, который тогда только проходил обучение по протоколам Ажи, это был отличный тренировочный материал.
С первым подопечным – четырёхлетним блондином – ему невероятно подфартило. Тот оказался нежным, чутким и доверчивым малышом, искренне верящим в чудеса, и в итоге сам дозрел до нужной кондиции всего за два с половиной дня. Однако на подходе к небесному хоботу он вдруг начал задавать ненужные вопросы, на которые неопытный ещё Декс решил ответить всерьёз и тем самым всё испортил. Инфернальный "скотник" быстро разъяснил ему, что хоть жизненный опыт и интеллектуальный багаж скотинки может быть очень мал в силу возраста, знать всю правду ей никак нельзя, поскольку это "портит итоговый вкус блюда". Да, боги предпочитали мягкую, чуть подсоленную грустинками пищу, но сам продукт должен был оставаться халяльным – то есть скотину следовало не только правильно подготовить к забою, но и до последнего держать в благодушном неведении.
Декс усёк, скормил перепуганного ребёнка оголодавшему Ажи и начал разрабатывать свой идеальный рецепт.
Со вторым пацаном, которого он запомнил лишь по кудрявой русой макушке, история вышла чуть посложнее. Его удалось лишь вконец запутать, и юный проводник остался своей работой недоволен, хоть хобот и принял подношение. Зато вот на "хромоножке" Декс наконец оторвался по полной. Покалеченный выворотнями мальчик с пронзительными светло-голубыми глазами был не только самым старшим из всей троицы, но и весьма выносливым, терпеливым, можно даже сказать суровым малым. Сломить его дух оказалось весьма непросто, однако спустя пять суток изысканного морального прессинга он всё же сдался, и хобот забрал его – ничего не понимающего и раскисшего словно вымоченный в молоке хлебный мякиш. А "скотник" рассыпался в комплиментах, заявив, что его нынешний носитель – прирождённый повар и о таком высоком качестве еды небожители прежде не смели и мечтать.
"Всё дело в возрастной психологии, – размышлял Декс, карабкаясь вверх по заросшей железнодорожной насыпи. – Взрослые люди пусты, сухи и безвкусны как лапша быстрого приготовления. Они нуждаются в ярких эмоциях, в наполненности страхом и удовольствием, любовью и отчаянием. Взрослым людям необходим рай и ад попеременно. Только тогда они становятся сочными и живыми как дети, которые ещё не утратили вкус жизни…"
Дойдя до края буферной зоны, он расположился посреди лопухов на обломке рельса, стряхнул с ног прохудившиеся ботинки вместе со зловонными носками, которые тут же оккупировали местные жирные мухи, и вытащил из рюкзака новёхонькие забродные сапоги, которые не стал использовать ранее, чтобы не разрушать иллюзию почившего Рамуса, будто они оба находятся в равном положении.
"Эх, Рама, – вздохнул Декс, вспоминая полный тоски и надежды взгляд подопечного. – Не самое лучшее моё блюдо. Рано сдал, поторопился, не додержал. Наверное, стоило его всё-таки трахнуть, вот напрашивался же…"
Он покачал головой, встал, подтянул неопреновые чулки повыше, притопнул рельефными резиновыми подошвами и, прикрыв глаза от яркого света сложенной козырьком ладонью, задумчиво поглядел вдаль. Солнце стояло ещё высоко, хотя уже начало клониться к западу и тени от покосившихся столбов, некогда державших сигнальные фонари, лежали поперёк дороги, ломая и без того нестройную геометрию. Над головой лениво текли лёгкие перистые облака, по рельсам скакали солнечные зайчики, в траве жужжали, шуршали и стрекотали полчища невидимых насекомых, от земли тянуло влажным пряным жаром, но Декс уже чуял растворённый в воздухе тяжёлый запах стоячей воды, гнилых водорослей и сырых грибов, с подмешанной кислинкой изъеденного ржавчиной металла.
Старинная железнодорожная колея, топорщась обломками истлевших шпал, тянулась примерно полтора километра от самой окраины буферной зоны, пересекала небольшую речушку, а затем резко ныряла в заросшую чахлым подлеском болотистую низину, где на разбитых путях навечно застыли сотни никому не нужных вагонов, никогда не следовавших за своим локомотивом.
- А вообще, надо было выпросить у Азазила танк, – сказал вслух Декс. – У Азазила ведь есть танк?
Подселенец не ответил. Его носитель перебросил рюкзак на одно плечо, стряхнул с влажной от пота шеи кусачую муху и зашагал по обочине, тщательно выбирая себе путь среди зарослей цветущей полыни и лопухов.
- Если уж совсем по-чесноку, мне до сих пор немного обидно из-за всей этой байды с ключом, – снова заговорил он спустя несколько минут, прекрасно понимая, что Высший его не слышит. – Ты можешь считать меня эгоистом, спесивцем, чсв-шником, да кем угодно, Ажи. Злиться, шипеть, обзываться. Но это, сука, редкостная несправедливость. Вы там у себя заранее распределили роли, назначили ответственных, раздали всем по плюшке и теперь я шляюсь туда-сюда осознанный как дурак, а какая-то щель замызганная – бац! – и в эпицентре событий. Фейерверк, чудеса, древние легенды! За какие-такие заслуги, м?
Он хорошо помнил своё знакомство с той, кого после приснопамятной зарубы с собирателями в Красном Городе местные, не сговариваясь, прозвали "крокодилкой". Лускус. Ещё ничего толком о ней не зная, Декс сразу почуял – с этой мелкой туповатой дикаркой не всё так просто, как кажется. Она показалась ему тогда не просто неприятной, а смертельно опасной, причём персонально для него, так что он зафиксировал в памяти момент их короткого знакомства и стал ненавязчиво отслеживать её дальнейшую судьбу.
Девка оказалась рисковой, пожалуй, даже отбитой, но при этом живучей как таракан. Неприятности притягивались к ней точно магнитом, её люди дохли один за другим, большая часть закреплённых на крупных этапах смотрителей точили на неё зуб, небожители её также не жаловали, Зона регулярно помечала её как "злостного должника", однако хвостатая не сдавалась. Ей будто было на всё наплевать. Их с Дексом ровесники уже давно смирились с неизбежным и переквалифицировались в смотрителей или же попросту отошли в мир иной, а эта продолжала переть напролом, проигрывая и перерождаясь вновь и вновь, но не уступая и не меняя своей изначальной тактики. Её поступки казались не столько самоубийственно дерзкими, сколько глупыми и очень детскими, и Декс с нетерпением ждал момента, когда же она наконец окончательно себя угробит. И потому, когда Ажи случайно проболтался, что на территории междумирья появился первый, так сказать, пробный "медный" ключ и достался не кому-то, а именно крокодилке, он был сильно раздосадован. А затем и вовсе взбесился, узнав, что хвостатая не только потащила ключ к небесному хоботу, но и затем упустила его, даже не осознав эпичности произошедшего.
- Конченая, – заявил он вслух и, почувствовав очередной укол зависти, поморщился.
В лицо ему, точно из глубокого погреба, дохнуло затхлой промозглостью – болото было совсем близко. Подошвы сапог ступали неслышно и мягко, от колеи остались лишь смутные очертания, её полностью поглотила лесная растительность. По обеим сторонам от заросшей насыпи шёл невысокий путаный кустарник, вокруг него, колеблясь и растягиваясь, бродили неясные клочья тумана. Декс ощутил его прикосновения на своём лице и, перешагнув выщербленную поверхность опоры полуразрушенного рамного моста, ступил на скользкий рельс. Конструкция заскрежетала и в тёмную заросшую воду посыпались лохмотья облетающей ржавчины и обломки старых шпал.
- Однако вот, поглядите-ка, – пробормотал Декс, и развёл руки в стороны, выравнивая баланс. – Теперь она воюет с богами. А я по этой тухлятине туда-сюда хожу…
Голос его звучал слабо и бесцветно, будто звук увязал в густых болотных испарениях. Он уверенно дошагал до конца моста и быстро заглянул вниз. Дороги там больше не было, гнутые рельсы повисали над просевшим бетонным основанием и резко срывались вниз, тая в сгустившемся мареве и неясных зарослях.
Декс плавно опустился на корточки, развернулся, спустил вниз ноги, как следует раскачался, перескочил на более-менее надёжный фрагмент опоры и начал спускаться, цепляясь всеми тремя руками за выступающие обломки. В какой-то момент влажная волна едкого тумана хлынула ему в ноздри, заставив рефлекторно вдохнуть глубже. Он закашлялся и кашлял, пока не достиг пружинистого, сочащегося тиной дна низины. Там он остановился, на мгновение прикрыв лицо ладонью.
- Я может тоже хочу, чтобы обо мне слагали легенды, – прошептал он и глаза его сверкнули белым металлом. – Хочу, чтобы меня ненавидели, любили, боялись, почитали и презирали от всей души. Вот кто вообще из ныне живущих знает на что я реально способен? Боец, мля, невидимого фронта.
"Тебя ждёт великое будущее", – заявил досрочно пробудившийся подселенец.
- Ты опять меня подслушивал, Ажи? – нахмурился Декс. – Я ведь просил так больше не делать. Мне нужно хоть немного личного пространства, друг.

"Нет", – спустя полчаса молчания ответил Высший.
- Что "нет"? – не понял его носитель, но подселенец не ответил.
Под ногами вязко хлюпала болотная грязь и глубокие вмятины, оставляемые подошвами сапог, быстро наполнялись водой. Одежда и волосы тоже отсырели, потяжелели и стали холодными как поникшая осенняя листва, на бровях с ресницами повисли мелкие капельки. В загустевшем киселе тумана уже почти ничего не было видно, но встроенный внутренний компас Декса безошибочно вёл его через дремлющий этап по самому короткому маршруту.
"Сколько ещё раз мне придётся пройти здесь? – думал он. – Где там уже моё великое будущее?"
В последнее время Ажи дёргал его всё чаще и чаще, вынуждая отвлекаться от насущных дел ради очередной скотинки. Причём делал он это без какого-либо объяснения причин – просто ставил перед фактом "наверху срочно нужна еда" – и всё, милый, выкручивайся как знаешь. Декс подозревал, что виной тому были всевозрастающие аппетиты Зоны, которая настолько устрожила правила и увеличила количество подстерегающих на пути странников неприятностей, что рядовые проводники с регулярными поставками уже не справлялись.
Разумеется, ему самому в этом плане было куда проще, ведь от привычной для любого перерожденца ментальной бомбардировки его оберегал подселенец, не только оперативно блокирующий любые входящие сообщения, но и дающий прямой доступ к Зеркальной Башне без излишней бюрократии, следовательно между ходками Декс мог позволить себе полноценный отдых и крепкий сон. Он не вздрагивал по сто раз на дню, как все остальные, не испытывал мучительных мигреней, не терзался сомнениями, не подсчитывал потерянные и набранные баллы, не стоил планов, а ещё ему не требовалось заключать с людьми договора на проводку и потому его путь проходил через безвредные дезактивированные этапы. По сути, он лишь делал вид, будто преодоление локации за локацией имеет какое-то значение, но в действительности просто находил предлог, чтобы побыть с "подопечным" некоторое время наедине и как следует того измотать. Это была его любимая тактика – усталые и не выспавшиеся люди становились очень грустными, послушными и, соответственно, удобными, а ощущение непрекращающейся опасности вынуждало их доверять всему, что им скажут. Остальное делал подселенец и курительная трубка.
- Помогите… – слабо простонал страдающий мужской голос в кустах.
Декс со вздохом закатил глаза.
"Нет, ну вы подумайте только, – мысленно возмутился он, вытягивая из густой будто тесто тины то и дело увязающие в ней сапоги. – Проснулись гадёныши. Где вы раньше-то были, когда я человека через ваше болото вёл? Мог бы устроить для него эффектное шоу".
Болотные черви были не самыми глупыми существами, порождёнными Зоной, но жизнь их явно ничему не учила. Вероятно, прежние поколения червей, ещё помнящие, чем чревато столкновение с одиноко бредущим по дезактивированному этапу перерожденцем, уже повывелись, а их не в меру борзые отпрыски слишком редко в подобные ситуации попадали, да и в целом о человеческой психологии имели весьма смутные представления.
- Пожалуйста… кто-нибудь, – жалостливо канючил червь, смещаясь левее. – Тут ребёнок умирает…
Декс снова промолчал и ещё немного замедлился, чтобы не проворонить ближайший переход, и всего через десять метров из клубящегося полумрака навстречу ему выплыла вереница вагонов. Эти застрявшие в низине обломки никогда не существовавшей цивилизации выглядели так, будто кто-то пытался соорудить из них причудливый лабиринт. Их покорёженные корпуса, покрытые вмятинами, следами облетевшей краски и пятнами окислов, стояли под самыми немыслимыми углами – одни кренились набок, другие наполовину утонули в мягком торфянике, третьи были перевёрнуты вверх колёсами и демонстрировали разъеденные коррозией днища. Между ними виднелись проброшенные понизу деревянные мостки и связки проводов. Обходить их не имело смысла – с обеих сторон притаились заполненные тупыми голодными личинками топи.
- Помогите… – повторило преследующее перерожденца существо и изобразило сдавленные рыдания.
Первый мосток оказался подточен и под ним плотоядно поблёскивали чьи-то глаза.
Декс хмыкнул, обогнул наивную червячью западню справа, протиснулся сквозь вплотную примыкающий к вагону кустарник, уцепился за установленную по центру двери рукоятку запорного механизма двумя руками и попытался её повернуть. Первый рывок не принёс результата – запор даже не шелохнулся. Он сделал паузу, смахнул с ладоней налипшую ржавчину, опёрся о вагон третьей рукой, выдохнул и повторил, постепенно усиливая нажим. Металл протяжно заскрежетал, эхом разносясь по всей низине, под днищем булькнуло, затем раздался глухой щелчок и дверь начала медленно открываться, однако движение её было несимметричным. Видимо под воздействием веса вагона и влажности она сильно провисла, а нижнюю петлю так и вовсе заклинило.
В полумраке за спиной что-то шевельнулось.
"Ну не будить же Ажи из-за такой ерунды", – подумал Декс, на всякий случай отстегнул ремень, фиксирующий рукоять ножа в закреплённом на бедре чехле и, уперевшись плечом, надавил на верхнюю часть двери, чтобы компенсировать её наклон.
- Кто-нибудь, прошу… – заныл червь совсем близко.
- Мля, да я на куски тебя сейчас изрублю, надоедливая ты дрянь! – вспылил перерожденец. – Отвяжись уже от меня!
Дверь наконец поддалась и с приглушённым скрежетом начала сдвигаться, но нижний край её всё ещё находился в болоте, а сама она выгибалась под собственной массой, словно дряблое старческое брюхо. Из образовавшегося ассиметричного проёма пахнуло тленом. Декс ухватился пальцами за косяк двери и подтянулся, не без усилия выдирая из вязкой болотной грязи сапоги.
В этот самый момент червь и решил его атаковать.
"Всегда поражался на это свойство примитивного звериного ума, – задумчиво изрёк пробудившийся подселенец, мгновенно перехватывая управление телом. – Боится ведь и всё равно лезет…"
В голове Декса образовался знакомый сосущий вакуум, ноги сами собой подтянулись к груди, используя импульс тела, чтобы перенести вес вперёд, и взметнулись вверх, описывая плавную дугу на головой. На мгновение он завис в воздухе, будто акробат на трапеции, отчего его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от раззявленной пасти червя, затем подошвы сапог плавно приземлились на пол вагона, развернулись, колено скользнуло по влажной доске как по маслу, а левая рука поймала атакующего за нижнюю челюсть, одним лёгким движением сворачивая её набок. Тварь врезалась покалеченной мордой в дверь, коротко взвизгнула и кувыркнулась в кусты, кроша сухие ветви длинным полосатым хвостом. Весь манёвр занял не больше двух секунд. Затем Декса упруго разогнуло, бросило вперёд, пальцы его впились в край косяка, удерживая тело в проёме, рот широко раскрылся и вместе с плотным облаком пара испустил устрашающее змеиное шипение.
Дракон наконец показал себя. И голос его не был вкрадчивым и тихим – он был физически ощутим, он звенел металлом, гудел как иерихонская труба, бил изнутри человеческой плоти с напором струи огня, рвущейся сквозь трещины в раскалённом камне. Отзвук его рёва прокатился по низине и затих где-то вдалеке, на мгновение заглушив все остальные звуки.
"Скудоумные животные", – равнодушно подытожил подселенец и отключился.
Его носитель со свистом втянул в опустошённые лёгкие влажный туман, закашлялся, сглотнул саднящим горлом, и, ещё опьянённый кратковременной вспышкой силы, безучастным взглядом окинул извивающуюся в зарослях тварь.
- Ух, лихо, – сипло сказал он, оттолкнулся от косяка, неспеша вытер о куртку испачканные ладони и, зашагал к пролому в конце вагона, переступая через полусгнившие деревянные ящики, ржавые цепи и россыпи шуршащих под ногами старых костей.
Было время, когда Декс задавался вопросом зачем ему всё это нужно вообще. Сам он никакого профита от смерти "подопечных" не имел, хождения по одним и тем же этапам лишь отнимали время, которое он мог бы потратить на что-то более интересное, а психологические эксперименты так и вовсе давно приелись, отчего в последние циклы он всё чаще прибегал к упрощённым схемам, проговаривал заученные тексты и до крайности ускорял процесс готовки. А потом вспоминал вот такие моменты. Сила, неимоверная сверхъестественная силища таилась внутри его тела и, казалось, ничто материальное не может перед ней устоять. Да что там, сама реальность трещала под тяжестью незримого присутствия божества. Каждый раз, когда Ажи овладевал телом своего носителя, органы того будто бы начинали пылать, переполненные энергией, мышцы разрывало от мощи, а сердце не просто билось в груди – оно задавало ритм, от которого содрогалась вселенная. В такие секунды Декс чувствовал, что способен раздавить целый мир в своём кулаке, он был истинным божественным проводником, могучим мясным орудием, концентрированной яростью. Он не подчинялся своему подселенцу, он его обожал, он сливался с ним, растекался и растворялся, мечтая лишь о том, чтобы это сладкое до боли взаимодействие длилось вечно…
"Ажи, ты так прекрасен!" – с бескрайней нежностью думал он, вышагивая по ненадёжному полу.
Вагоны скрипели, качались и проседали, с потолка сыпался мусор и клочья мха, вместо досок внизу виднелись зияющие темнотой дыры, рыхлая зеленоватая пена или гладкая как зеркало вода, но Декса это не волновало – кратковременное проявление силы лишь раззадорило его и теперь ему срочно требовалась разрядка. Расталкивая узлы свисающих вниз проводов, похожих на дохлых змей, он срывал липкую паутину, давил копошащихся насекомых, с наслаждением крошил подошвами чьи-то останки и куски отсыревшего угля, переступал, перепрыгивал, перелетал из удушающего света в тесную мглу, туда и обратно. В вагонах он полной грудью вдыхал тяжёлый запах разложения, между ними – ядовитые болотные испарения. Он нырял в тёмные влажные пустоты из дерева и металла и вываливался в колышущийся туман, перекрестья ветвей, осыпающиеся листья и застывшую воду, откуда на него смотрело множество алчущих глаз.
- Ажи, Ажи, – трепеща от ужаса и восторга шептали движущиеся сквозь туман существа. – Ажи Дахака.
Болотные черви наконец признали его, стоило лишь раз указать им на их истинное место. Они стекались со всей низины точно паломники к святыне – большие и маленькие, длинные как поваленное дерево и короткие точно обломок ветви. Они напоминали коленопреклонённых фанатиков, юродивых, бьющихся в религиозном экстазе, и от этого необычайного зрелища Декс настолько сильно завёлся, что к концу своего пути обнаружил в своих штанах крепкий стояк.
- Великий Ажи Дахака, сын славного Хрутаспа, потомка Сиямака и Нашак, позволь нам, ничтожнейшим, поприветствовать тебя, – торжественно произнёс встретивший его на краю разъеденного ржавчиной состава червь.
Он торопливо сдёрнул со своей морды потёртую пластиковую маску, имитирующую человеческое лицо, взмахнул длинными руками и низко поклонился. Собравшиеся вокруг твари с лёгким шелестом поочерёдно проделали то же самое. Их головы, опутанные длинными светлыми волосами, скрыли под собой всю видимую поверхность болота будто поросшие ворсистыми нитями мицелия кочки. Их было так много, что Декс не мог сосчитать.
"Моя маленькая уродливая паства", – подумал он и заулыбался.
- Молим простить нас великодушно, – сказал первый червь, не поднимая головы. – Тик слишком юн, чтобы смотреть сквозь материю, наши запасы пищи подходят к концу, малые голодают и совершают необдуманные поступки. Мы запомним твой сосуд.
Что-то коснулось сапога Декса, он невольно опустил взгляд и увидел многочисленные белые пальцы, нежно оглаживающие изгиб заляпанного грязью резинового голенища. Дыхание его моментально сбилось, а мозг поплыл.
- Ажи прощает вас, дети, – низким охрипшим голосом отозвался перерожденец, силясь справиться со своим неуместным возбуждением. – Наберитесь терпения. Скоро у вас будет вдоволь еды.
- Пресвятая Спиральная Сущность Мира! – наперебой заголосили монстры, вскидывая вверх тонкие многосуставные конечности. – Восславим дарующую жизнь Пресвятую Спиральную Сущность Мира и стозевного всевидящего дракона Ажи Дахаку!
Их мягкие пальцы поползли выше, Декс ощутил их под своим правым коленом, весь покрылся мурашками и чудом не спустил в трусы.
- Горящий во мраке, даже тень твоя священна, – лихорадочным шёпотом затараторила одна из подползших поближе червячек, с благоговением взирая на стоящего перед ней перерожденца. – Позволь коснуться тебя, ороси нас, излейся, кинь нам хотя бы кость, и мы сотрём свои языки до основания…
"Накорми их, милый, и они будут твоими", – елейным тоном проговорил подселенец в голове и начал неторопливо разворачивать все свои многочисленные чешуйчатые кольца цвета венозной крови.
Это было уже чересчур. Сердце Декса заколотилось, лицо налилось жаром, накатывающие сладостные волны слились воедино. Он почувствовал, как изнутри него прорывается горячая пульсирующая струя, понял, что больше не способен сдерживаться, вцепился в свою промежность, застонал, покачнулся и, едва ли осознавая, что творит, протянул червям нижнюю правую руку.
- Благодать, источник, дарохранитель, – едва слышно зашелестела окружившая его толпа и тёплые влажные языки жадно заелозили по его ладони. – Хлеб, снизошедший с небес. Святое мясо.
Декс что есть силы сжал зубы, чтобы не заорать от наслаждения, подогнул колени, его заколотило, и он на миг потерял сознание от безумного всепоглощающего кайфа.

Адра неподвижно лежала на дне широкой каменной ванны с плотно сдвинутыми ногами и скрещенными на груди руками и просто смотрела в потолок сквозь колеблющуюся толщу воды. Мускулы её сводило от желания вынырнуть на поверхность, грудь жгло от недостатка кислорода, в голове билось и шумело, но она даже не моргала, полностью сфокусированная на образе узкого сквозящего пролома в толще льда там, где по идее должно было биться её сердце.
Десять дней назад у неё случилась первая и вместе с тем последняя её самостоятельная миссия, после которой всё должно было кардинальным образом перемениться. По крайней мере, так утверждал отец. Он обещал, что после того, как принцесса приведёт из Дунья в Барзах нужного человека, великая война завершится и ей никогда больше не придётся выполнять грязную работу.
Она сделала всё, что от неё требовалось. Она нарушила основные законы мироздания, дважды пошла на мученическую смерть, изуродовала данное ей при рождении тело, приняла внутрь палящее пламя джаханнам и погубила множество людей, чтобы только угодить отцу, стремящемуся воплотить в реальность свой грандиозный замысел. Она была воодушевлена, пожалуй, даже чувствовала себя истинным воином, орудием Всевышнего. Недолго, буквально пару-тройку часов. А затем великие свершения вдруг как-то резко отошли на задний план, и она вновь стала самой собой – сторожевой собакой без права на собственное мнение, бесчувственным механическим агрегатом.
"Как пусто, – промелькнуло в её мозгу. – Наполнить…"
В один момент губы Адры раскрылись и лёгкие рефлекторно вдохнули воду. Это оказалось куда больнее, чем удар в висок и перерезанное горло, даже больнее разорванного живота. Перед глазами ярко полыхнуло белым, сознание поплыло, руки и ноги судорожно забили по дну ванны, рванули её наверх. Не с первой попытки, но она смогла подняться – жалкая, облепленная мокрыми волосами, содрогающаяся от мучительного, выворачивающего наизнанку кашля. В ванне тяжело плескалась остывшая вода с тонкой каймой из давно осевшей пены, за закрытой дверью грохотала многократно переотражённая спиральным коридором музыка.
"Тише, надо вести себя потише!" – острый каменный бортик вонзился ей под лопатку, но почему-то едва ощутимо и как-то очень издалека.
Адра вцепилась в ванну трясущимися руками, поплотнее насадила себя на угол спиной и снова задержала дыхание, пытаясь унять боль в обожжённых лёгких. Затем мотнула головой, чтобы стряхнуть с лица волосы, несколько раз отхаркнула серовато-белую пену, со всхлипом вздохнула и выдохнула. Те, кто в данный момент находились за дверью, ни в коем случае не должны были догадаться, что с ней что-то не так.
"Нельзя быть мёртвой, – подумала принцесса, силясь продышаться. – Нельзя показывать слабость. Нельзя показывать глупость. Я первое доверенное лицо, сияющая воительница, остро заточенный меч. Как я смею так нелепо рисковать своей жизнью, когда от меня столько всего зависит?"
Она развернулась, оперлась поочерёдно обеими парами рук о холодный бортик ванны, неловко перевалилась через край и плашмя рухнула на холодный бело-голубой кафель. Ноги её почему-то не слушались.
Из круглого оконца в потолке струился рассеянный выпуклой линзой дневной свет. Он отражался от воды, разбрызгивая по расписным стенам колышущиеся всполохи, похожие на солнечные лучи, проглядывающие сквозь листву дворцового сада. На деревянной кушетке возле массивной левой колонны поверх домотканого ковра лежал её стандартный комплект "на выход" – отцовский шамшур в украшенных обсидианом ножнах, свёрнутый кнут из сыромятной кожи, кинжал с простой костяной рукоятью и стопка сменной одежды. Точно такой же как та, которую Адра носила постоянно, день за днём, цикл за циклом, начиная с того самого момента, когда перестала считаться ребёнком – непроницаемо чёрная обезличивающая униформа, клетка для плоти.
"Ничтожная букашка, – она скользнула взглядом по своим обнажённым ступням и икрам, покрытым сизыми полосами рубцов. – Застряла где-то посередине пути на небеса. Ни вверх, ни вниз…"
Эта мысль доставила ей почти физическую боль. Принцесса закусила нижнюю губу, чтобы не закричать, трижды ударила себя кулаком в бедро и вцепилась пальцами в волосы, с силой дёргая их из стороны в сторону. Молчаливое самоистязание продолжалось почти две минуты, затем наконец щемящее чувство притупилось и умирать перехотелось. Она выдохнула, плеснула горстью воды себе в лицо, неспешно скатала вырванную прядь волос в тугой комочек, пропихнула в зазор между полом и ванной, каким-то чудом заставила себя подняться и, скользя на мокром полу, побрела в сторону кушетки.
На деревянной полочке рядом со сложенной одеждой виднелись тускло проблёскивающие баночки с разнообразными ароматизированными маслами. Адра привычно выбрала терпкое вишнёвое, поскольку оно более всех прочих нравилось отцу, разложила на ковре заранее вывернутый наизнанку комбинезон, размашистыми движениями нанесла на него силиконовое масло, наспех распределила остатки по своему влажному телу, села и начала натягивать костюм через ноги, стараясь не порвать латекс ногтями. Сегодня ей предстояло сопроводить отца по одному ему известному государственному делу и провести две плановые сессии – сперва публичную с кем-то из местной знати, потом приватную. Затем намечалась стандартная трёхчасовая вечерняя тренировка со специально приглашёнными бойцами в зале и утилизация очередной добытой мусорщиками ведьмы. По её примерным подсчётам свободного времени в запасе осталось не так уж много, а значит с нарядом следовало поторопиться – опоздания отец не потерпит. Подвести отца было нельзя, ослушаться тоже.
Отработанными до автоматизма движениями Адра разгладила весь низ костюма и поднялась на ноги, аккуратно подтягивая его выше и стараясь не смотреть на выпуклую алую отметину в форме песочных часов, появившуюся внизу живота после последнего перерождения. Почему-то сам вид этого пятна под пупком вызывал у неё непристойные мысли – грязные и злые до такой степени, что ей каждый раз хотелось содрать с себя кожу, лишь бы унять этот нестерпимый зуд. Безволосый треугольник между бёдер, а следом и срамная отметина наконец скрылись под чёрным как нефть латексом. Принцесса невольно скрипнула зубами, почувствовав, как материал коснулся гениталий и плотно облепил лобок.
"О, милостивейший из милостивых! – мысленно взмолилась Адра. – Прошу, избавь меня от этих мыслей!"
Она быстро просунула верхнюю пару рук в рукава, а нижнюю – в дополнительные отверстия на боковых швах, подхватила лежащие на кушетке перчатки и устремила полный отчаяния взгляд в разукрашенный потолок. Лишние конечности, отросшие после её третьего перерождения в этом мире, заметно усложнили процесс облачения, из-за них ей теперь приходилось возиться дольше и касаться тела чаще обычного. Это было опасно. Она с раннего возраста знала, женщина – существо коварное, её плоть похотлива, разум слаб, речи лживы, груди похожи на покачивающиеся верблюжьи горбы, утроба полна червей, а половая щель пахнет адом. Однако даже у такого проклятого отребья есть шанс попасть в рай и ощутить растворённое в его воздухе блаженство, если при жизни она будет постоянно превозмогать свою изначально греховную натуру, раз за разом проходить проверку на прочность воли и духа, молиться Всевышнему за каждый подаренный день, и, конечно же, вести незаметную, достойную, богобоязненную жизнь. Делать то, что скажут. Отдавать всю себя без остатка. Трудиться во имя благополучия своей семьи. Почитать отца. Быть самой верной, покорной и благодарной дочерью и сестрой на свете, не рассчитывая ни на что взамен.
Ей снова нестерпимо захотелось порезать себя, но она лишь прикрыла глаза, задышала глубже и положила пахнущие вишней пальцы на середину лба, пытаясь вернуть утраченное самообладание.
В закрытую дверь бахнуло. Адра вздрогнула и замерла, прислушиваясь. Стук не повторился, очевидно кто-то из гостей не рассчитал траекторию движения по коридору и врезался в дверь случайно. Принцесса ловко перекинула через плечо привязанный к бегунку молнии шёлковый шнур и подтащила его вверх, застёгивая костюм, затем наспех отжала волосы, собрала их в пучок и, уже двигаясь по направлению к туалетному столику, натянула на голову тугой подхиджабник, лишающий её возможности не только нормально слышать, но и достаточно широко открывать рот. Рот женщины должен был открываться лишь для вознесения искренней молитвы Всевышнему, когда мысленного обращения оказывалось недостаточно.
- Прибегаю к Тебе ради защиты от зла содеянных мною ошибок и грехов, – едва шевеля губами пробормотала принцесса. – Даруй мне прощение, ибо нет никого, кроме Тебя, прощающего грехи.
Адра давно не верила, что её хоть кто-то слышит, но прощение ей сейчас было жизненно необходимо. За последнее время она натворила столько ужасных дел, никак не соотносящихся с понятием "праведная жизнь", что любой маломальский проступок или нечестивая мысль сразу же начинали выжигать её изнутри. Она была полностью деморализована и подозревала, что никакого просветления впереди нет и не предвидится.
"Слабоумная женщина, – принцесса раскрыла коробочку с сухой сурьмой, источающей пряный камфорный холодок, и постучала по краю специальной деревянной палочкой. – Путь на небо тернист".
Она на мгновение взглянула в лицо своему отражению и, будто бы уколовшись об него, испуганно отвела взгляд. Женщина в зеркале выглядела чудовищно – между приоткрытых человеческих губ выглядывали частые заострённые зубы в высоких светлых дёснах, возле уголков рта, визуально утяжелив верхнюю челюсть, наметились жвалы, спинка носа окончательно сравнялась с переносицей, плоские ноздри расползлись в стороны. Ещё пара смертей и её будет не узнать…
Отец утверждал, что в столь скорых переменах во внешности виновата примесь грязной человеческой крови, доставшаяся ей от непутёвой матери и, соответственно, подпортившая его древний род, вот только сама Адра сильно в этом сомневалась. Она видела в Барзахе множество перерождённых людей и, как правило, после пары-тройки трансформаций те выглядели ещё вполне нормально. Да даже старая хвостатая ключница и то походила на человека больше, чем принцесса.
"Нет, – Адра решительно качнула головой, посмотрела своему отражению в глаза, трижды тщательно подвела края ресниц, захлопнула коробочку и заморгала, сгоняя выступившую в уголках глаз влагу. – Нельзя думать о том, что она хоть в чём-то лучше меня. Это дерзость, харам".
Чуть помедлив, она взяла с туалетного столика специально разработанный для неё местным ювелиром протез носа и подвязала его к переносице эластичной кружевной лентой. Лицо стало походить на человеческое. Будь на то её воля, она и от дополнительной пары рук избавилась бы с лёгкостью, однако халиф посчитал, что с ними его дочь будет в разы полезней для общего дела и даже запретил скрывать новые руки от посторонних взглядов под паранджой.
"Отец специально показал мне ключницу, чтобы проверить мою веру на прочность, – облачаясь в верхнюю одежду, рассуждала Адра. – Я не должна думать о ней вовсе. Не могут порядочные женщины быть такими, как она. Порядочные женщины всегда благоговейны, скромны и покорны, иначе они не женщины вовсе, а недоразвитые безнравственные животные, отбросы, уродливые символы пагубной вседозволенности, царящей в мире, который движется прямиком в ад…"
На неё вновь нахлынули воспоминания о событиях, связанных с её коротким путешествием в Дунью. От самого посещения мира людей в её памяти почти ничего не сохранилось, поскольку всё время там она пребывала под воздействием одурманивающих веществ, что управляли ею, вели по вполне конкретному маршруту, ей некогда было оглядываться по сторонам, она не могла даже думать. Зато после переброса ключа в Барзах принцесса на целые сутки оказалась предоставлена самой себе и это стало для неё удивительным опытом. Впервые за всю жизнь она могла идти с любой удобной ей скоростью, могла присесть отдохнуть, когда ей самой того хотелось, могла остановиться и поднять глаза, чтобы повнимательнее рассмотреть что-то совершенно ей ненужное, но по-своему интересное. Она даже пару раз снимала с лица платок, чтобы спокойно поесть, не подыскивая для этого временное убежище – просто принимала пищу посреди улицы, без оглядки, без омовения рук, без молитвы. Как дикий зверь. И её никто не одёргивал, не поучал, не контролировал. Это было очень странно, тревожно и в то же время приятно. А когда отец приставил её шпионить за хвостатой ключницей, Адра и вовсе была сильно озадачена.
Сперва она никак не могла взять в толк, почему столь важное задание с ключом от древней Темницы поручено какой-то бесстыжей мутантке, ведущей себя ничем не лучше остального местного зверинца. Затем ей начало казаться, что отец совершает роковую ошибку и им следовало бы забрать рыжеволосого человека сразу после его материализации, не ввязываясь ни в какие в интриги с ведьмами и проводниками, однако отец быстро объяснил ей, что эта проводница отмечена Высшими, а ключи – не совсем обычные люди и несут в себе определённого рода опасность до тех пор, пока у них не закончится некий "период синхронизации". Синхронизации с чем и в чём именно состоит опасность он не уточнил, но добавил, что на этот процесс в среднем уходит от двух до пяти суток, а значит придётся подождать. К тому же, просто понаблюдав за действиями ключницы, принцесса поняла, что к любому человеку в этом мире требуется особый подход и никто лучше профессиональных проводников обеспечить его не способен. Люди действительно доверяли этим грубым наглецам и готовы были идти за ними хоть на край света.
"И почему мы так любим тех, кто делает нам больно? – Адра окинула взглядом своё отражение в зеркале, вздохнула и быстрым шагом направилась к двери. – Она ведь даже не старалась расположить человека к себе, а лишь запугивала и унижала, но он всё равно остался предан ей…"
В узком пространстве миандара было пусто и неожиданно чисто, лишь напротив её двери валялось чьё-то полотенце и небольшая неразорвавшаяся хлопушка в яркой обёртке, свечи в ближайшем углублении давно прогорели, вдалеке гремела музыка, со стороны гармахуна тянуло душистым влажным теплом. Принцесса на мгновение задержалась на пороге, прислушиваясь, затем развернулась и нехотя двинулась в направлении главного зала.
Спиральный коридор, высеченный в скальной породе задолго до постройки куполов, спорил с переотражёнными звуками и задавал собственный ритм – восемьдесят четыре шага от начала до конца вглубь себя с обязательным соблюдением "таблицы дыхания", некогда составленной неизвестным муршидом, где каждое число сопровождалось предостережением и цитатой из Руми, Ибн`Араби или забытых хадисов. Семь шагов до ближайшей ниши следовало сопровождать схемой "четыре вдоха, задержка на три, снова четыре вдоха", на следующей семёрке дыхание укорачивалось до "три через два", затем уходило в живот, делало паузу, после чего разрешалось некоторое время дышать по воле тела. Перед порогом у входа в зал предписывалось дыхание задержать. Мозаичный орнамент на стенах и специальные отметки на полу помогали идущим не сбиться со счёта.
Наступая лишь на швы между плитами, Адра миновала три первых ниши, прошла мимо шепчущейся парочки в четвёртой и съёжившегося слуги в углу, пытавшегося занять собой как можно меньше пространства, и перешла на глубокое дыхание животом. Ничего нового, лишь бесконечный повтор старых ритуалов. Ей кивнул идущий навстречу, она ему не ответила. У входа в главный зал принцесса рискнула чуть ускориться и резко с головой окунулась в густой аромат чёрной смородины, гвоздики, тлеющих углей, присыпанных золотой пудрой и влажного камня, со всех сторон шквалом обрушились звуки и яркие всполохи.
Втиснутый под низкую притолоку диджейский пульт мерцал будто глаза стаи шакалов в пещере, подсвеченные танцовщицы в расставленных по периметру зала клетках раскачивались как часовые маятники, на их пышных формах вспыхивала и гасла пена с закаченным в неё метаном, в крестообразном фонтане с шампанским плескался голый, в дупель пьяный метаморф, изображающий осьминога, вокруг него расхаживали живые козы, украшенные миниатюрными гранатовыми серьгами.
Стараясь не отрывать взгляда от мозаичного пола, принцесса проследовала мимо кушеток с лежащими на них телами, хихикающих теней в парче и зеркальных шлемах, ярко освещенного стола с яствами, стоящего на четырёх коленопреклонённых служанках, мимо облачённого в упряжь юноши, бойко отплясывающего подле огромного живописного портрета астронома Улугбека, и замедлилась лишь для того, чтобы обогнуть трёх совещающихся драугов. Позади них, за завесой из чёрного атласа её дожидался отец, одетый в великолепную реконструкцию сарацинского доспеха с наплечниками в форме раскрытых ладоней и маской из чистого золота весом в сакральные триста тринадцать грамм. Рядом с ним стоял последний носитель дядюшки Ажи – симпатичный светловолосый перерожденец с тщательно перебинтованным смуглым торсом.
- О, а вот и моя любимая дочурка! – весело воскликнул отец и поманил её рукой.