Мэган Линдхольм. Робин Хобб. Колеса удачи. Глава19

Камня в копыте не оказалось; Ки не чувствовала ни жара, ни припухлости. Будь оно всё проклято! Оставалось надеяться, что это просто ушиб. Она похлопала Сигурда по грязному плечу и снова взобралась на козлы. Что ж, значит, поедем шагом. И надо же было такому случиться именно сейчас, когда скорость нужна как никогда! Ромни встряхнула вожжами, откинулась на спинку и попыталась успокоиться. Как бы не так! Заметная хромота Сигурда наполняла её яростью. С каким удовольствием она придушила бы сейчас мерзавку Уиллоу вместе с этим чёртовым Винокуром. К тому же, женщина задумчиво поглядела на небо, вроде светает… Если над Текумом занимался рассвет, Козлик с Деллином уже ждут её.
  Рассвет означал и ещё кое-что, о чём она старалась не думать, отодвинув эти мысли на задворки сознания. Рассвет означал, что Вандиен мёртв - сражён ядом Келлиха или клинком герцога. Уже не имело значения, что именно оборвало его жизнь. Он был мёртв… Мёртв, как и всё, что когда-то их связывало. Она с удивлением обнаружила, что способна думать о нём спокойно. Ярость и слёзы почти полностью иссякли, воплотившись в неистовые удары двулезвийного топора о стену винокурова сарая. На смену им пришла мертвящая пустота. Сейчас он уже наверняка мёртв. И какая разница, погиб он за дело восстания или с мыслями о ней? Он всё равно мёртв! А она всё так же бесчувственна, как и прежде.
  Возчица протёрла глаза грязными руками и снова поглядела на небо. Да, занимался рассвет, но не над Текумом. Багряное зарево, охватившее город, не могло быть рассветом. Пожар? Вполне возможно, но кому понадобилось поджигать половину города?
  По правде говоря, большая часть города уже пылала, и пламя неумолимо расползалось все дальше. Долгие, знойные дни превратили всё, что только могло гореть в сухой порох. Искры, подгоняемые огненным дыханием, перелетали через узкие улочки. Ки осторожно пробиралась через город, поминутно сворачивая, уклоняясь от разбушевавшегося пламени. Но даже в стороне от улиц, где ещё полыхали дома, она задыхалась в едком дыму и облаках летающего пепла. Казалось, никто и не думал бороться с огнём. Пожары, должно быть, стали последним аккордом в безумной драме, разыгравшейся здесь ранее. Ромни увидела лишь один труп, зато повсюду встречались зловещие признаки недавнего погрома: разбросанная по улицам изломанная мебель, сорванные с петель двери. Людей почти не было видно, а те немногие, что попадались ей по пути, либо спасали своё добро, либо мародёрили; Ки не могла определить наверняка.
  Центральная улица, обсаженная по краям деревьями, пострадала больше всего. Ки осторожно правила упряжкой меж обломков праздничных шатров, мимо выгоревших дотла и обугленных остовов зданий, мимо деревьев, чьи листья, почерневшие и безжизненные, свисали, опалённые жаром огня. Возможно, именно здесь начался пожар: на улице не осталось ни одного дома, где бы ещё не бушевало пламя. Стены из необожжённого кирпича, потрескавшиеся от нестерпимого жара, зияли пустыми глазницами окон, а соломенные или деревянные крыши обратились в пепел. Ки заметила нескольких беспризорников, собиравших остатки еды средь разрушенных шатров. Они яростно соперничали за добычу с вороньём, но и те, и другие, прервав свою возню, с подозрением уставились на Ки.
  Сперва она не узнала две фигуры, бредущие ей навстречу. Юноша шёл подле мужчины, а тот по-отечески положил руку ему на плечо. Когда фургон поравнялась с ними, Деллин приветственно поднял руку. Ромни остановила упряжку. Козлик мгновенно юркнул в боковую дверцу кабины. Деллин, пожав плечами, неуклюже взобрался на козлы, заняв место рядом с Ки.
 - Случаем, не знаете, что здесь произошло? - поинтересовалась Ки.
  Деллин лишь покачал головой.
 - Брурианцы словно обезумели - грабили и крушили всё подряд. Брали всё, что хотели, а остальное уничтожали. Потом ускакали в сторону Алгоны, - он снова покачал головой, словно пытаясь прояснить мысли. - Какие страсти все же таятся в этих созданиях! Никаких сдерживающих начал, ни малейшего самообладания прошлой ночью. Я пытался защитить мальчика, но... - он вновь покачал головой.
 - Что случилось с твоим мулом? Брурианцы?..
 - Нет. Кто-то поджёг сарай, где мы прятались. Там больше не было безопасно, поэтому я решил искать тебя здесь. Но едва мы вышли на дорогу, как нас захлестнул поток людей, бегущих из гибнущего города. Какой-то торговец, с двумя увесистыми мешками и кинжалом, потребовал отдать ему нашего мула. Им до того овладели жадность и страх, что он, не задумываясь, убил бы нас за него. Мул не стоил наших жизней, и я уступил. Я был слишком поглощён тем, чтобы оградить разум мальчика, и не мог защищать его ещё и физически.
 - Невзгоды раскрывают в нас самое лучшее! - горько заметила Ки. - Чокнутые брурианцы набрасываются на купцов, купцы - на вас. Но что послужило искрой, разжёгшей этот пожар?
  Деллин пожал плечами.
 - Кажется, какой-то брурианец вконец свихнулся и прикончил герцога. По крайней мере, мохначи выкрикивали на улицах его имя, утверждая, что он отдал им город на разграбление. Кеклокито, кажется, так его звали.
  Выходит, даже этот непутёвый заговор потерпел крах. Ей вдруг захотелось узнать, где и как погиб Вандиен. Упряжка неподвижно застыла посреди улицы. Взгляд Ки скользнул по руинам.
- Куда мне теперь? - спросила она у пустынной улицы.
  Из боковой дверцы фургона высунулась голова Готериса.
 - Ты до сих пор не нашла Вандиена? - спросил он. В его голосе слышалась тревога.
 - Нет! - ответила она резче, чем хотела. Деллин с любопытством посмотрел на неё, и Ки почувствовала, как он пытается проникнуть в её мысли, чему она была бессильна помешать.
 - Связь исчезла.
 - Он мёртв, - пожала ромни плечами.
 - Связь исчезла. Пока она существовала, я мог с уверенностью сказать - он жив. Но теперь её нет. Она оборвалась. Или ты сама её разорвала…
- Он мёртв, - тупо повторила Ки. Обычная скорбь была бы облегчением. Почему она должна разбираться с гневом, предательством и дотошными расспросами любопытного Джоре? Он читает её раздражение? Ну и пусть, будь он проклят. Она свирепо уставилась на мужчину. Деллин молчал, продолжая смотреть на неё.
  У Козлика дела обстояли ещё хуже. Сонное недоумение так и не сошло с его лица. Глубокая морщина прорезала его лоб, пока он переводил взгляд с неё на Деллина и обратно.
- Что-то... не так, - произнёс он, с трудом подбирая слова. - Это не то... что ты чувствуешь.
  Ромни тряхнула вожжами. Бесполезно объяснять мальчику, что она не может облечь свои чувства в простые слова. Она и сама их не понимала. Вот к чему привели все её надежды и поиски. Она чувствовала себя обманутой и преданной. Хуже того, она чувствовала себя глупо. Потому что она знала всё это время, не день и не два, а целые годы, что всё приведёт к этому. Что однажды она потянется к нему, нуждаясь в нём, а его не окажется рядом. Гнев сотрясал ромни, как буря, что трепала её фургон несколько дней назад, а отвращение к себе просто переполняло ее - она позволила себя одурачить, поверила в его надёжность. Молодая женщина отвернулась от них и закрыла глаза, пытаясь найти способ побыть одной. Деллин бесцеремонно разрушил её оцепенение.
- Я не могу тебе помочь, не причинив боль мальчику, - глухо пробубнил Деллин. - Прости. Тебе придётся справиться с этим в одиночку.
  «Я одна», - подумала Ки, и эта мысль глухим эхом отозвалась в её сознании, все повторяясь и повторяясь… Бесконечно! Одна. Ромни инстинктивно потянулась, внезапно осознав всю горькую правду слов Деллина. Между ними была связь, но теперь, протягивая руку, она ощущала лишь глухую стену. Никто не отвечал. Вандиен её отпустил. Где-то вчера он сделал свой выбор - примкнул к проклятым мятежникам. И поплатился за это жизнью. Её одиночество, бесконечное и пронзительное, уходило в пустоту, лишённую ответов и тепла. Незаживающая, кровоточащая рана. Одна. Совершенно одна…
 - Я не могу допустить этого, так близко от Готериса!
  Внезапный толчок фургона вырвал её из оцепенения. Ки и не заметила, что теперь Деллин правил упряжкой. Она открыла глаза, но в первый миг ничего не увидела. Затем ничто превратилось в пальцы её рук. Она медленно подняла голову, распрямляя затёкшую спину. Деллин приподнялся на козлах.
 - Остановитесь! - властно приказал он. - Отпустите её!
  Ки повернула голову.
  С одного из уцелевших деревьев свисала петля. Мальчишка, ухватив, держал её раскрытой. На улице собралось, пожалуй, человек пятнадцать, а то и все двадцать - больше, чем Ки довелось увидеть за весь сегодняшний день. Толпа сердито гудела, словно растревоженный улей, лица людей искажала дикая ненависть. Трое дюжих парней волокли какую-то женщину к дереву.
 - Она из этих проклятых мятежников! - крикнул кто-то Деллину. - Из тех, кто прикончил герцога и спустил с цепи брурианцев. Она якшалась с тем, кто все это сотворил!
  Толпа одобрительно и гневно загудела.
 - Пустите её! - рявкнул Деллин.
  Мужчины замерли, глядя на него. Глаза их полыхали ненавистью. Женщина рванулась всем телом, пытаясь вырваться из мёртвой хватки своих палачей. Капюшон слетел с ее головы.
  Уиллоу постарела всего за одну ночь. Из-за коротко стриженных, торчащих во все стороны волос, она походила на жертву какой-то эпидемии. Кожа посерела, а на щеке чернело пятно сажи. С широко раскрытыми, блуждающими глазами разного цвета, девчонка напоминала потрёпанную куклу, пострадавшую от рук жестокосердного ребёнка.
- Пусть прикончат её, - прошептала Ки.
  Деллин бросил на неё пристальный взгляд.
- Сперва я полагал, что должен остановить их ради Готериса. Теперь же понимаю: я должен остановить их… ради тебя!
  Пока он говорил, толпа уже успела потерять к нему интерес. Один из мужчин вцепился в короткие волосы Уиллоу, почти оторвав её от земли, пока остальные толкали её вперёд. Мальчишка, с разинутым ртом, держал петлю наготове.
  Деллин обвёл толпу тяжёлым взглядом. Но если он и надеялся увидеть хоть искру сострадания, то напрасно.
- Остановитесь, - выдохнул Деллин, и в этот раз в его голосе звучала мольба. Он говорил тихо, почти беззвучно шевеля губами. Словно шептал себе под нос. Но всё было напрасно. Мужчины, державшие Уиллоу, были непреклонны в своём решении. Ки не находила в душе жалости к этой девчонке. Слишком уж сильным и точным оказалось её проклятие. Несколько человек на краю толпы, внезапно содрогнувшись от отвращения к тому, что должно было сейчас произойти, торопливо зашагали прочь. Ки заметила, как женщина, умоляюще положив руку на плечо мужа, что-то горячо зашептала ему на ухо. Тот неохотно, но всё же последовал за ней. Никто, кажется, не заметил их ухода.
- Не надо! - вновь прошептал Деллин. Мальчишка с петлёй в руках дёрнулся, словно его ужалили. Внезапно его взгляд остановился на отчаянно сопротивляющейся девушке, на искажённых яростью лицах мужчин. Глаза мальчишки распахнулись, будто он воочию узрел демонов средь бела дня. Он взвизгнул, словно щенок, которому наступили на лапу, и бросился наутёк.
- Проклятье! - выругался один из мужчин, невольно отпуская Уиллоу, чтобы ухватиться за раскачивающуюся верёвку. Девушка тут же воспользовалась его оплошностью: вырвала руку и яростно обрушила град ударов на того, кто вцепился ей в волосы. Ки, не шевелясь, наблюдала за происходящим. За спиной у неё раздался приглушённый всхлип. Обернувшись, она увидела Козлика, застывшего, словно статуя, в дверном проёме кабины. Он судорожно вцепился в сиденье, будто утопающий, хватающийся за последнюю соломинку, дрейфующую в бескрайнем океане. Лицо юноши исказила паника, подобная той, что охватывает задыхающееся дитя. В глазах же застыл невыразимый ужас, какого Ки прежде не доводилось видеть.
- Так нельзя... - выдохнула Деллин.
  Толпа заметно поредела. Мужчина, всё ещё пытавшийся надеть петлю на шею Уиллоу, вдруг смутился, и выражение лица его стало крайне растерянным. Ки почудилось, будто он внезапно устыдился своей центральной роли в разыгрывающейся драме, словно ощутил её грязный привкус.
 - За все придётся платить, - зловещим тоном предупредил Деллин.
 - Да накинь же ты эту проклятую петлю ей на шею! - рявкнул один из мужчин, удерживавших Уиллоу. Но тот, в чьих руках была верёвка, неожиданно взъярился.
 - Сам накидывай, раз такой умный! - прорычал он в ответ и швырнул болтающуюся верёвку в сторону своего товарища. Тот не сумел ее поймать, и петля, качнувшись, пролетела мимо, описав знатную дугу. Стоящие на улице люди казались теперь скорее свидетелями, чем соучастниками злодеяния. Ненависть, питавшая самосуд, иссякла.
  Но тот, кто мёртвой хваткой вцепился в волосы Уиллоу, словно и не заметил, как изменилось настроение толпы. Даже когда двое других ослабили хватку, он с размаху ударил девушку кулаком в живот, отчего та согнулась пополам, на мгновение прекратив сопротивляться. Не выпуская волос из зажатого кулака, он сумел-таки поймать пролетавшую мимо петлю. Грубая верёвка оказалась у него в руках, и он уже опускал петлю на голову Уиллоу, когда из груди Козлика вырвался утробный рык:
- Прочувствуй это на своей шкуре!
  И он прочувствовал. Мужчина, задыхаясь, рухнул на колени, царапая горло ногтями, словно дикий зверь. Из его распахнутого рта вырывались сдавленные всхлипы, полные того самого ужаса, что прежде сковывал Уиллоу. Девушка же безвольно обмякла, выскользнув из петли. Она растянулась на мостовой, её конечности казались неестественно длинными и угловатыми по сравнению с коротко остриженной головой. Двое других палачей ошарашенно смотрели на своего вожака, судорожно хватающегося за горло. Струйки слюны, свисая с его разинутого рта, пачкали рубаху. Они попятились, с отвращением глядя на разыгравшуюся перед ними картину, дружно развернулись и направились в разные стороны - один из горе-палачей обхватил себя руками, словно его била дрожь. От некогда разъярённой толпы остались лишь жертва, распростёртая на дороге, и палач, корчащийся в муках от несуществующей петли.
- Прекрати! - рявкнул Деллин, и его длинные пальцы, словно хлыст, ударили Козлика по лицу, прерывая его застывший взгляд. На коже остались красные и белые полосы, а в глазах Козлика появилось изумление. - Нельзя! - твёрдо сказал ему Деллин, словно ребёнку, тянущемуся к котелку с кипятком. - Нельзя! Отпусти!
  Ки видела, как он отпустил того человека. Это отразилось на лице Козлика: его узкие плечи внезапно поникли. Ей и не нужно было оборачиваться, чтобы понять - неудавшийся палач рухнул на дорогу, словно кукла-марионетка, у которой обрезали нити. И всё же она обернулась, наблюдая за тем, как Деллин, спустившись с козел, неторопливо подходит к распростёртой на земле девушке.
  Он поднял Уиллоу с нечеловеческой лёгкостью. Что-то прошептав над обмякшим телом в его руках, он бережно поставил её на ноги, едва она зашевелилась. Никто из них не обращал внимания на мужчину, распростёртого на дороге и беззвучно рыдающего. Деллин, что-то тихонько говоря девушке, взял её за руку и повёл к фургону. Подведя к нему, жестом предложил ей подняться на сиденье. Уиллоу вскинула голову, и на мгновение её взгляд встретился со взглядом Козлика.
- Нет! - взвизгнула она; голос её прозвучал низко и хрипло, словно рычание кошки. Её глаза, уставившись на Ки, расширились от ужаса. - Я не пойду с вами! Я не поеду с предателями и уродами! Я не стану такой, как он! Не стану! Лучше умереть! - Вырвавшись из объятий Деллина, она развернулась и, спотыкаясь, побежала прочь.
 - Она говорит правду, - произнёс Деллин, и Ки, вздрогнув, осознала: слова эти предназначались Козлику. Юноша с отчаянием смотрел вслед убегающей Уиллоу. - Она и впрямь выберет смерть, - беспощадно добавил Деллин. - И, скорее всего, умрёт, если продолжит излучать это чувство на окружающих её Людей. Пускай их разумы тверды, но найдутся те, кто услышит её, а ещё больше тех, кто ощутит её смертную тоску и найдёт способ её утолить. Вот к чему, - его широкий жест рукой, казалось объял не только убегающую девушку, но и догорающий город, - приводит неправедное использование крови Джоре ради людских целей. Вот плоды союза Джоре и Человека, лишённого мудрости и чести. - В его строгом обличении не было места возражениям.
- Нельзя винить во всём его одного! - возразила Ки, поражённая внезапным порывом. Но Козлик, широко распахнув бледные глаза, кивнул с мрачной покорностью.
- Да, Ки, это моя вина.
- Ты силён, и дар Джоре в тебе велик, - констатировал Деллин. Козлик снова кивнул. С неожиданным смирением он добавил:
 - Я сильнее тебя, дядя. И одарённее.
  Деллин устремил на юношу пристальный взгляд, словно заново оценивая его. Когда он заговорил, в голосе его звучало принятие.
- Нам обоим полезно признать это, прежде чем мы начнём. Итак, Готерис. Сейчас решающий момент. Пойдёшь ли ты со мной и будешь учиться? Или же сбежишь, как та девчонка, испугавшись бескрайности равнины, что ей приоткрылась?
  Молчание Козлика, казалось, длилось целую вечность. Ки напряжённо вслушивалась в потрескивание далёкого огня, в беспокойный перестук копыт лошадей в упряжи.
 - Я не сбегу, дядя, - нарушил тишину Козлик, и в глубине души Ки шевельнулось странное, почти нелепое чувство удовлетворения, словно она заключила сама с собой невероятное пари и выиграла.
- Помни, ты сам сделал этот выбор, - Деллин взобрался на козлы, взял вожжи и тряхнул ими. Козлик не сдвинулся с места, опершись на сиденье между ними. Он провожал взглядом обгоревшие здания и опрокинутые прилавки, мимо которых они проезжали, словно запечатлевая их в памяти. Ки смотрела, как прихрамывает Сигурд, двигаясь неровным шагом.
  Внутри у неё была пустота, поняла она наконец. Она - лишь груз в собственном фургоне, вещь, которую везут в Виллену. Слишком много пережито за последние дни. Словно у музыкального инструмента, с которым обращались слишком грубо, струны её души оборвались и бессильно повисли. Как их ни трогай, звука больше не извлечь. Фургон тарахтел по улице, и Ки слегка раскачивало в разные стороны.
  Городские окраины сменились полями. Чёрный квадрат выжженного жнивья резко выделялся на их фоне. Козлик внезапно нарушил молчание:
- Больше всего в Вандиене мне нравилось то, как он на меня злился.
  Ки вздрогнула, почувствовав резкую боль, словно с едва затянувшейся раны грубо сорвали повязку. Но Деллин повернулся к мальчику, на его лице отразилось явное удивление:
-Что?
- Я тогда не понимал, в чём… разница между нами, - Козлик с трудом подбирал слова. - Я не мог отделить его чувства от своих, - медленно пробормотал он. - Поэтому его злость часто была и моей…
 - И? - подтолкнул его Деллин.
- Он злился на меня за то, что я вёл себя... бесчестно. Прежде всего - по отношению к самому себе. Он считал, что я предал себя, не стремясь стать лучше... как человек, как… личность. - Козлик выговорил последнее слово с запинкой, словно боясь насмешек. Но никто и не подумал улыбнуться, и юноша, осмелев, продолжил: - Меня многие ненавидели. Желали мне смерти. Но такой злости я ещё не встречал. Даже отец - в его гневе всегда сквозила скорбь, по большей части за мать и за себя, за то, как я усложняю им жизнь. А Вандиен злился так, словно я обманывал и его, и себя, поступая... бесчестно. Он заставил меня почувствовать... что я сам на себя зол за то, что я... бесчестный человек.
  Козлик умолк. Повозка со скрипом катилась дальше, а Ки размышлял о том, какое необычное наследие оставил Вандиен этому странному юноше.
 - Поначалу всё началось из-за... той девушки, - щёки Козлика внезапно вспыхнули. Он принялся водить пальцем по сучку на дощатом сиденье. - И я злился на него в ответ. Потому что он… заставил меня устыдиться собственного поступка. Но потом... после случившегося с Келлихом... Вандиен снова почувствовал нечто подобное. В том числе и по отношению к себе. - В голосе Козлика послышалось изумление: - Он словно признал во мне родственную душу, ведь он судил меня теми же мерками, что и себя самого.
  Козлик, словно ища поддержки, несмело коснулся руки Ки.
 - Я напал на того брурианца, потому что был уверен - Вандиен поступил бы так же. Я хотел действовать, как он. - В голосе юноши прозвучала искренняя боль. - Мне жаль, что он мёртв. Как бы я хотел услышать от него, что я всё сделал правильно.
  Ки на мгновение сжала пальцы юноши:
 - Ты спас мне жизнь, - она постаралась дать ему то, в чём он так нуждался. Ромни не могла произнести имя Вандиена, до сих пор отказываясь скорбеть. - Он… он бы сказал, что ты поступил… правильно.
  Они миновали дымящиеся развалины фермерского дома. Стайка кур, уцелевших после пожара, устроила пылевые ванны прямо посреди дороги. С возмущённым кудахтаньем пернатые разлетелись в стороны, разогнанные лошадьми. Чуть поодаль у дороги паслась бесхозная лошадь. Они были уже почти рядом, когда Ки заметила в придорожной канаве неподвижное тело всадника.
 -  Какой-то тщедушный брурианец... - начала было Ки, но её перебил отчаянный вопль Козлика. Юноша в единый миг взлетел на сиденье и, не дожидаясь, пока фургон остановится, спрыгнул на дорогу, не удержался на ногах, ткнувшись лицом в пыль. Не успел Деллин осадить лошадей, а Козлик уже вскочил и бросился к неизвестному.
 - Готерис! - предостерегающе воскликнул Деллин, видя, как юноша склонился над телом. Старший Джоре был растерян, не зная, удивляться ему или гневаться поведению своего новоиспечённого ученика.
- Козлик! Оставь его, он уже мёртв! - добавила Ки.
- Он не мёртв! - с горячностью возразил Козлик.
  Надежда в его голосе на миг ошеломила Ки, но ровно до того момента, пока парень не снял непомерно большой шлем, открыв миру копну тёмных кудрей. Сердце Ки подскочило к самому горлу. Целая гамма чувств - гнев, страх, надежда - хлынули яростным потоком, едва не сбивая с ног. Но она уже была на дороге, рядом с ними, опускаясь на колени, почти не смея коснуться его. Да, на мужчине была вычурная броня брурианцев, а одежда - богаче всего, что ей доводилось видеть, но это был он… Вандиен!
- Он мёртв, - тихо заметил Деллин.
  Но Ки уже не слушала его. Кожа Вандиена была мертвенно холодной, рука приобрела жутковатый серый оттенок, но ромни, бережно приподняв его голову из дорожной пыли, просунула руку под рубашку. Кольчуга. Она прижала пальцы к шее мужчины, под самое горло, и уловила слабый, едва ощутимый пульс.
- Он жив! - яростно заявила она.
  Деллин не спеша слез с козел и подошёл, нависая над ними. Он не стал наклоняться и прикасаться к Вандиену, но ромни кожей ощутила, как разум Джоре исследует тело Вандиена.
- Ки… - наконец сказал он, и в голосе его звучала бесконечная жалость, - это всего лишь оболочка. Его самого… здесь больше нет.
- Нет! - пронзительный крик Козлика резанул Ки по ушам. Но, что ещё хуже, он кричал внутри неё, отвергая целительное успокоение своего дяди. Словно скребли по живому - ментальный натиск юноши грубо и болезненно вырвал у неё уже почти оформившееся принятие смерти Вандиена. - Не бросай его! - яростно бросил он ей. - Ради, Вандиена, держись за его жизнь!
  Он вторгся в чувства Ки резко и бесцеремонно, в отличие от искусных и осторожных действий своего дяди. Это было сродни грубым, нежеланным объятиям, и она бы вырвалась, если бы знала, как.
  В ушах стоял гул.
 - Остановись, - прошептал кто-то. - Ты только погибнешь вместе с ним, он уже далеко, его не вернуть… - но голос был чужим и далёким, эти слова ничего не значили. Сейчас имело значение лишь одно: сидеть здесь, прямо в дорожной пыли, притянув к себе тело Вандиена и положив его голову себе на колени, прижиматься щекой к его лбу. Держать… Не отпускать! Не дать ему умереть!.. Ромни легонько коснулась губами его волос. Прижала крепче, но, как ни старалась, чувствовала - он уходит.
- Слишком поздно, - вновь забубнил невыносимый голос. - Он сдался, никто уже не сможет до него достучаться. Отпустите его.
- Чего ты боишься сильнее? - потребовал ответа Козлик. Голос мальчика, приглушённый звоном в ушах, тем не менее, громко звучал в её сердце. - Решай. Любить его - или отпустить?
  Она не могла одновременно держать его в объятиях и отпустить. Тепло тела Вандиена, прижатого к ней, знакомый и родной запах волос, кожи… Она не могла его отпустить! Но она не могла и любить так, как этого требовал Козлик - безраздельно и безоглядно, забыв о всякой осторожности. Да, она любила этого мужчину, хотела, чтобы он был рядом, и, если потребуется, умерла бы за него. Но от неё требовалось иное. Она могла излить на Вандиена всю свою любовь… всю без остатка. Но была и другая сторона медали. Ей предстояло всем сердцем принять его чувство, признать, что она нуждается в нем. Дело было не только в том, чтобы признаться в своей любви, но и в том, чтобы поверить в ответное чувство, принять всё, что он предлагал ей. Слишком опасно, слишком уязвимо, слишком больно, если… Она почувствовала, как он ускользает, отодвинувшись ещё на шаг. Что-то внутри неё надломилось. Из груди вырвался судорожный всхлип, но боль была не телесной. Она отшвырнула прочь осторожность, обрушила возведённые ею же стены и выпустила на волю всю свою любовь, которая с неистовым воплем бросилась вдогонку за Вандиеном. Было что-то невероятно освобождающее в том, чтобы перестать, наконец, прятать свои чувства и от него, и от самой себя. Нуждаться в нём. Не просто желать. Зависеть от него так же, как он - от неё.
- Прошу… Умоляю… - взмолилась она, не зная, к кому собственно обращается и о чём просит.
- Ты достучалась до него! - в голосе Деллина звучало неприкрытое изумление. И тут она ощутила, как его направляющая сила вплетается в паутину их чувств. Ловко, почти неуловимо, он извлёк Козлика, и - всего на один краткий, неуловимый миг, когда тот уходил, - она, словно Джоре, ощутила ту сеть, что они сплели вместе с Вандиеном, сплели и разделили между собой, ощутила её туго натянутой, вибрирующей струной.
  А потом остался только он, мужчина в её объятиях, - тяжесть живого тела. Теперь Ки знала лишь то, что; сама испытывает к нему; а вот в его чувства ей оставалось лишь поверить, слепо полагаясь на то, что они - зеркальное отражение её собственных. И внезапно это положение - зыбкое, одинокое, такое ненадёжное - показалось ей пугающе опасным. Внутренний осторожный голос нашёптывал, предостерегал, убеждал не слишком доверяться его любви.
- Смотри, не отпускай его, - хрипло предостерёг ее Деллин. Он рывком поставил Козлика на ноги и, поддерживая, повёл к фургону; самого Деллина заметно покачивало. - Ни Козлик, ни я больше не в силах удержать его. Люби - или отпусти. Решать тебе…
  Ки осталась сидеть в пыли, прижимая к себе Вандиена. Она бережно вложила обе его ладони в свою руку. Пальцы, обычно сжимавшие рапиру, были холодны и страшно распухли. Как там поживает рана, нанесённая Келлихом? Она закатала рукав и поморщилась: на загорелом предплечье вздулся безобразный ожог.
- Боги!.. Что они с тобой сделали? - сокрушённо покачала она головой.
 - Пожалуй, больше, чем он сможет тебе рассказать, даже если сумеет всё вспомнить, - ответил за Вандиена Деллин. Целитель Джоре опустился подле них на корточки. - Возможно, разумнее и вовсе не спрашивать, - он покачивался, балансируя на пятках.
- С Готерисом всё хорошо? - спохватилась Ки.
  Деллин медленно кивнул головой.
 - Парень просто устал. Но он хорошо справился со своей первой миссией. Я вижу, что моей самой важной задачей будет научить этого мальчишку сдержанности и осторожности. Он не оставил себе ни единой жизненной нити, за которую можно было бы ухватиться. Если бы Вандиен не вернулся, Готерис ушёл бы вместе с ним…
 - Но Вандиен вернулся… он ведь поправится?
  Деллин посмотрел на неё с жалостью.
- Ты же знаешь, что да, зачем спрашивать? Доверяй иногда своим чувствам, - после долгой паузы он добавил. - Возможно, ты найдёшь его несколько… изменившимся. - Ки вопросительно взглянула на него, но Деллин отвёл глаза, словно не желая, чтобы она прочла в них ответ. - Я…я мог бы… приглушить его воспоминания, - тихо предложил Джоре. - Скрыть самое страшное.
  Ки поняла, что; ей предлагают. И это испугало ее. Что же они с ним сделали, что Деллин предлагает такое? Она отогнала эту мысль, и знала - он почувствовал это.
- Я хочу, чтобы он оставался таким, какой есть, - твёрдо заявила она. Слова, произнесённые вслух, помогли ей осознать, что это правильное решение. - Мне не обязательно всегда его понимать. Иногда нам просто нужно доверять друг другу.
  Вандиен вздохнул чуть глубже. Его губы дрогнули. Она крепче прижала его к себе. Глаза мужчины медленно открылись.
- Я думал... - голос его был хриплым. - Я думал, что оказался дома.
- Ты дома, - подтвердила Ки.