Обратный отсчет. полная книга

                ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ

     Время для нас линейно. Это означает невозможность движения вспять его потоку, по крайней мере, на сегодняшнюю дату ещё пока не доказано обратное. Но ничего не мешает путешествовать каждому против сего течения бесконечное количество раз, используя метод  популярного в те времена, о которых пойдёт речь ниже,  композитора Тухманова, крепко оседлав «волну моей памяти». Автор не претендует на исключительную, каким-либо образом задокументированную достоверность и исторически -событийную точность своего изложения, но считает своим долгом предупредить, что любые совпадения с реальными людьми и событиями не являются  случайными…

                НА ПОРОГЕ Alma Mater

     Итак, первый скачок в прошлое сразу переносит меня в тёплые дни лета 1982 года  в уже не существующее государство, в центр города, в котором я и иные герои данного повествования живут и поныне , и который в настоящем обрёл своё подлинное имя и значительно изменился по сравнению с теми временами. Речь идёт  разумеется о Санкт - Петербурге, в те времена носившего ещё второе своё имя в честь известной особы, останки которой до сих пор хранятся на главной площади древней столицы, пока без перспективы обрести место в подобающей могиле.

    До вступительного экзамена по истории, который был уже вторым после удачно написанного сочинения, ещё оставалось время. И именно поэтому я решил дойти до комплекса главных зданий Ленинградского госуниверситета пешком, чтобы привести свои мысли в порядок, которые, чего греха таить, были достаточно тревожными. В те времена многие выбирали высшее учебное заведение попроще, чтобы повысить свои шансы на поступление. Ведь университет, да ещё престижный факультет юриспруденции по ситу конкурсного отбора уступал разве что институту торговли, да международных отношений. Хотя последний, впрочем, находился в южной столице и на состязателях, претендующих на обучение в качестве студентов дневного отделения, никак не сказывался. Но для поступления требовалось пройти экзамены с практически с максимальным результатом, так как даже оценка «хорошо» не считалась гарантией поступления. Можно, конечно, было оступиться на одном из экзаменов, получив это «хорошо», но остальные нужно было сдавать только на пятёрки, иначе о перспективе получения профессии юриста следовало забыть, по крайней мере на год. Размышляя таким образом, я вышел из метро на станции «Канал Грибоедова» и пошёл по Невскому, а затем пройдя арку Генерального штаба, вышел на Дворцовую и стал пробираться через толпу туристов тех времён, которые формировались в основном из советского контингента  и немного разбавлялись представителями близкой Финляндии,  выделявшихся своими модными шмотками, непривычной для Совка холеностью и непрерывно двигающимися челюстями, гоняющими в ротовых полостях дефицитный пока ещё в Союзе «chewing gum». Поглазев на беззаботных туристов, я тяжело вздохнул и ступил на арку Дворцового моста. Именно через него лежал путь к зданию исторического факультета, где мне предстояло держать второй экзамен, который был для меня определяющим, поскольку остающийся после него экзамен по иностранному языку больших опасений не вызывал, так как в школе я сдал его на твёрдую пятёрку, чему способствовала хорошая память, а может быть, и наследственность.
        По мере приближения к месту экзаменационного испытания меня снова стало охватывать беспокойство, которое свойственно всем нормальным людям в аналогичной ситуации. В те времена я ещё курил, как и большинство моих сверстников,  периодически дымя болгарскими «Родопи», «Ту-154», «Стюардессой» или иными из той же  линейки. Нащупав в кармане пиджака мягкую пачку и выудив из неё сигарету, обнаруживаю, что чертовы спички я, похоже, где то выронил, принимая очередную никотиновую дозу. За огоньком обращаюсь к пареньку, задумчиво глазеющему с середины моста на Неву, полную и в те времена прогулочными корабликами. Прикурив, обращаю внимание на лацкан его пиджака, на котором красуется значок, ясно свидетельствующий о том, что его обладатель в этом году закончил своё обучение в школе и даже успел побывать на знаменитых «Алых парусах».
-       Не на экзамен случайно? - интересуюсь я у него, глубоко затягиваясь.
        К моему удивлению Володя ( так звали моего случайного знакомого) тоже направлялся на тот же экзамен, что и я. И точно также, коротал время, прибыв с юго - западной окраины города с солидным запасом по времени. Почувствовав себя значительно бодрее в такой компании, мы направились на другой берег Невы, оживлённо обсуждая свои шансы на экзамене, поскольку львиная доля претендентов уже «срезалась» на сочинении. Я заметил, что после сдачи истории и иностранного количество абитуриентов останется практически равным количеству мест на курсе, так что конкурс станет очевидной формальностью. Володя согласился с этим, пояснив, что рассчитывает на определённое  преимущество именно в этом году, которое  даёт его участие в «Алых парусах». Именно этим и объясняется наличие у него на лацкане значка. Мол, принимающие экзамены,  видя этот знак, более благосклонны в плане оценок.
-      Это совершенно точно! - убеждал он  с таким энтузиазмом, что вогнал меня  в завистливую тоску.
       
        Перед зданием исторического факультета стояла большая толпа абитуриентов, сея вокруг ауру великого волнения. Среди разномастных претендентов Володя отыскал своего знакомого парня по имени Олег, с которым ранее свёл знакомство. С Олегом стоял ещё один паренёк ( имя его, к сожалению, уже стёрлось в моей памяти). Обсуждение наших шансов продолжилось с ещё большим градусом горячности, поскольку и Олег, и паренёк имярек во время своего ожидания в этой толпе наполнились всяческими слухами о провокациях злых экзаменаторов, а также о некоторых «нужных» линиях поведения, коим нужно следовать, дабы заслужить их расположение. Так мы болтали, пока нас не разбили по группам в зависимости от первых букв наших фамилий и не направили испытывать судьбу. Экзаменующего меня по истории страны я сейчас, конечно, не вспомню. Однако ж, несмотря на то, что я не принадлежал к участникам «Алых парусов», судьба оказалась ко мне благосклонна, вручив билет, ответы на который я знал вполне сносно, и избавив от коварных дополнительных вопросов, которыми по словам Олега, безбожно «резали» предыдущий поток.
          Я стоял у входа на факультет, наслаждаясь жизнью, уже не нервно дымя, а наслаждаясь сигаретой, ловя завистливые взгляды тех, которым ещё только предстояло пройти  испытание. Недалеко были и те, к тому судьба не была так добра, как ко мне. Они обсуждали как быстрее забрать документы и попытать счастья  в поступлении на заочную или вечернюю форму обучения. Наконец появились поочерёдно и мои новые знакомые. Олег и Володя оживлённо болтали со мной, понемногу отходя от пережитого на экзамене стресса. Одновременно мы, любя весь этот мир гораздо больше, чем полчаса назад, потому что нами сегодня была покорена одна из его вершин, утешали четвёртого из нашей компании. Ему не повезло в этот день. И мы, договариваясь о месте встречи перед следующим, решающим экзаменом с горечью осознавали, что нас осталось уже трое . Прямо как в нашумевшем уже фильме с Боярским о приключениях мушкетёров. Болтая вовсю о музыке и успехах тогдашнего «Зенита», я и Володя даже не могли и предполагать, что в следующем веке мы будем также непринуждённо общаться с этим артистом, и останутся у нас на память цифровые фото в его компании.
         Как я и ожидал немецкий язык удалось сдать без особых проблем, как и моим новым приятелям Володе и Олегу. Последний, впрочем, сдавал английский, и из -за этого нам не удалось поболтать перед экзаменом, так как сдача была толи в разных местах, толи в другое время. Итак, череда испытаний была пройдена, оставалось ждать результатов, а вернее определения среднего балла, который складывался из результатов (оценок) претендентов и определялся как среднее арифметическое, отчего напрямую зависело наше зачисление в ряды студентов alma mater…

                ВВЕДЕНИЕ В ПРОФЕССИЮ

-        Давайте, парни! - я воровато оглянулся, дабы убедиться, что в ближайшем окружении отсутствуют преподаватель и куратор, которые неизменно сопровождали новоиспечённых студентов юрфака на сельскохозяйственные работы.
         Водка, уже разлитая из литровой фляжки, искусно замаскированной внешним видом под книжный томик вымышленного писателя, уже грелась в кружках моих друзей, коих в нашей компании прибавилось по сравнению с абитуриентским периодом. Захваченная из домов нехитрая снедь тех времён радовала глаз, окружая флягу с контрабандным спиртным на импровизированном полевом столике, сооружённом из обыкновенного дощечного ящика.
        Друзья, понимающе переглянувшись, сдвинули походную посуду в неслышном чокании под произнесённый мною тост.
-       Хорошо пошла! - не по -здешнему сильно окая, произнёс наш новый приятель Михаил, прибывший грызть гранит юриспруденции из далёкого Архангельска.
        В родном городе потомок поморов, в виду того, что являлся единственным чадом третьего секретаря обкома партии, учиться не пожелал, а посему сейчас восседал за нашим столом, диссонируя северным диалектом  правильному питерскому выговору остальных компаньонов.
        Его тёзка, сильно морщась, неумело глотал жгучую спиртовую смесь, вызывая усмешки других, уже познавших в жизни вкус спиртного. Несмотря на ярко выраженную азиатскую внешность Михаил второй,  никогда в своей молодой жизни в азиатской части Союза не жил. Но причуды генетической мозаики привнесли в его внешность днк дедушки степняка, что для некоторых, не знающих его, давало основания считать Мишу «целевиком», то есть человеком, сдавшим вступительные экзамены на окраинах советской метрополии, а потом торпедированного в виду незаурядных способностей в нашу Северную Пальмиру. К слову сказать, таковых на нашем курсе было немного, а их незаурядность проявлялась отнюдь не в отличной учёбе в родных национальных республиках, а лишь в высоком положении их родителей.
        Володя, также как и успешно преодолевший конкурсное сито Олег, находились рядом, заслуженно представляя ядро «отцов - основателей» нашего маленького сообщества.
-      Слышал на неделе опять на картошку поедем, только совхоз другой! - энергично зажевывая русскую сыворотку правды, сообщил Миша К. ( для удобства повествования я буду прибавлять к имени своего друга первую букву его фамилии, дабы путать с Михаилом -помором - прим.Автора).
-       Я вообще не понимаю, какого черта мы делаем в этой колхозной глуши! - Олег, как всегда, не преминул попинать родную советскую власть. - В зачуханной Америке, в тамошнем колледже, не говоря уже об университете, наверное, и не знают, что такое возможно - вместо обучения собирать разное гнилье!
        Он раздражённо раздавил подошвой гнилую картофелину. Сбором картофеля  после зачисления в университет,  торжественного вручения нам студенческих билетов и нескольких вводных лекций, мы регулярно занимались в ту осеннюю пору.
-     Кто виноват, что ты устал, что не нашёл, чего так ждал... - глубокомысленно пропел Володя строчки из любимого всеми «Воскресенья». - Может гитару у Холмса взять?
      Под именем известного литературного персонажа скрывался наш однокурсник, имевший в миру вполне прозаическую фамилию, но фанатевший от довольно удачного советского сериала о похождениях знаменитого сыщика. Не стоит и говорить, что его неразлучный приятель получил в связи с этим прозвище Ватсон, хотя по внешности и стилю был полной противоположностью друга английского детектива.
-     Да ну! На хвоста  упадёт вся их шобла - ебла!  - сразу возразил Михаил, знакомя нас с ещё неизведанной  частью многочисленных русских диалектов.
-    Холмс и Ватсон не пьют! - счёл нужным напомнить я.
-    За чужой счёт пьют и трезвенники и язвенники! - голосом Папанова напомнил Володя, отодвигая на время музыкальную часть посиделок.
      Впрочем, разговор быстро перетёк в мирное русло, так в те времена у нас не было причин печалиться подолгу. К тому же «книжная» ёмкость была еще достаточно заполненной, что немало способствовало оживлению разговора.
-      Мужики! -  рядом с нами возникла высокая и могучая фигура Василия Г., компания которого занималась тем же делом недалеко от нас. - Дайте огоньку!
       Прикурив, Василий посетовал, что «горючее» на исходе, хотя, наверное, продолжать при помощи ближайшего сельпо дальше не стоит, поскольку предстоит ещё организованный выезд в Ленинград на автобусах, а девушки из компании, не в силах уже более вести себя куртуазно. И дабы, привести их чувство, они уложили их отоспаться в ближайший стог сена, где они, мол, и сейчас валяются. И , ежели, мы хотим, то можем пойти на них полюбоваться.
      Любоваться на пьяных сокурсниц нам не захотелось, и присоветовав Василию быть настороже, поскольку любой «залёт» первокурсника карался неизбежным отчислением,  мы продолжили отдавать дань напитку и холодной закуске. Через некоторое время, покурив на сытый желудок, а соответственно прийдя в отличное расположение духа, наша компания отправилась в месту организованного на краю поля сбора, где в ожидании автобусов, можно было разжиться гитарой у того же Холмса или ещё нескольких ребят, не чуждых музыкальной культуре того времени, и скоротать полчаса в  ожидании отправки.
       Край поляны бурлил, обсуждая неожиданное происшествие, каковое произошло с упомянутым выше приятелем Холмса Ватсоном. Дело, как оказалось, было вот в чем. Ватсон, выполнив норму, а попросту говоря, собрав картошку с выделенной ему борозды, решил срезать путь к месту сбора, переправившись через придорожную канаву, заполненную жидкой полевой грязью, густо перемешанной с навозом и остатками различных удобрений. Рядом пролегала вполне сносная дорога, имевшая даже остаточное асфальтовое покрытие. По этой дороге, сделав небольшой крюк, можно было комфортно достигнуть точки сбора курса, не увязая по щиколотку в грязюке, которую потом при посадке в «скотобаз» ( автобус Липецкого автозавода - прим. Авт.) следовало ещё долго очищать веточкой или палочкой с резиновых сапог, а в простонародии - говнодавов. Переправой через сие естественное препятствие служили хаотично разбросанные кочаны капусты с соседнего поля. Ватсон, порхая с кочана на кочан, довольно быстро добрался до середины канавы, где очередная капустная опора его подвела. Грохнувшись, как сказал бы сам Ватсон, будучи следователем, « с высоты собственного роста» в зловонную жижу, он стал быстро погружаться вниз. Однако, не успев даже испугаться, он  упёрся ногами в земную твердь, каковой было дно чертовой канавы. Положение сложилось ужасное. Стоя по горло в трясине, Ватсон чувствовал, как та быстро вытягивает тепло из его молодого тела. Несмело позвав на помощь, он с большим облегчением услышал за спиной шум мотора. Однако радость его была преждевременной. Прибывшая на УАЗике женщина, оказалось ни много - ни мало директором этого совхоза. Увидевши голову Ватсона, она не преисполнилась какого -либо сочувствия или иного сострадания к нему, а гневно высказала, не стесняясь в выражениях, все, что она думает по поводу «городских алкашей», который только и знают, что жрать водку в их орденоносном совхозе. Хлопнув дверью УАЗик, пукнув бензиновым облачком, удалился, ввергая Ватсона в ужас грязевого заточения. И неизвестно ещё, чем бы все это закончилось, если бы не добрая душа проезжавшего мимо тракториста, вышедшего из кабины и прямо с гусеницы вытащившего нашего героя за ворот «фофана» ( фуфайка - прим.авт.) на свет Божий. Сейчас Ватсон, подвывая, пытался смыть грязюку, ровным слоем охватывающую его до самой шеи, у ближайшей лужи.
        Мы горячо спорили, пустят ли его такого в Ордена Ленина Ленинградский метрополитен,  или же Ватсону следует после выгрузки из автобуса следовать домой пешком. Дискуссию пришлось прекратить ввиду подачи автобусов. Внутри тёплого автобусного салона Ватсон пришёл в себя и даже повеселел. Неудобство составляла одежда, которую высохшая грязь превратила в какие -то средневековые рыцарские доспехи. Многие заключали пари на возможность его метрошной поездки. К сожалению, результаты данного транспортного эксперимента не остались у меня в памяти. Но полагаю, что все закончилось благополучно, ибо в те времена людям, в том числе и служащим метрополитена, был свойственен подрастерянный в наши времена гуманизм....

                ФЕКАЛЬНАЯ ПЕРЕКАЧКА ИЛИ СТУДЕНЧЕСКОЕ БРАТСТВО

-     Да что же это такое, не идет сон! Хоть ты тресни ! – ворчал я про себя в очередной раз переворачиваясь на другой бок, пытаясь устроиться поудобнее на узкой общежитской «шконке».
     На дворе опять стояло лето, знаменующее как окончание первого курса, так и служащее началом летнего трудового семестра. После того как были сданы все экзамены за первый курс, наша компания была поставлена перед выбором - где увлекательно и главное с пользой провести июльские дни, принося одновременно пользу обществу. Руководство факультета могло предложить два основных варианта работы в студенческих отрядах. Первое это отправиться в КОМИ АССР членом стройотряда «Логос», где оказать посильную помощь в возведении какого-нибудь коровника или иного сельскохозяйственного сооружения на колхозной ниве, а второе – остаться в городе на Неве, и в качестве бойца стройотряда «Побратим» принять участие в сооружении новой станции по перекачке фекалий из квартир и учреждений Васильевского острова в многострадальный Финский залив. Второй вариант подкупал не только возможностью не менять привычную жизнь в большом городе, но и перспективами общения со студентами из Болгарии, Чехии и ГДР, которые, оправдывая название стройотряда, должны были поочередно прибывать к нам для ознакомления как со студенческим советским бытом, так и первой страной победившего социализма. Поэтому, ничтоже сумняшеся, мы приняли второй вариант, так как ехать «за туманом» никому особенно не хотелось.
     Это решение и привело меня, как и других членов нашей компании, в общежитие восточного факультета госуниверситета на улицу Беринга, где я сейчас и вкушал прелести бессонной ночи. Бросив в очередной раз считать овец и им подобных обманок в надежде сомкнуть сонные вежды, я прислушался к дыханию своих товарищей, которые после заселения в этот общежитский советский рай тоже долго не могли уснуть, развлекаясь разнообразными остротами на тему нашего теперешнего жития и предстоящих строительных трудов. Однако позавидовать ни Володе, ни Олегу, ни Мише (помору) мне не удалось, так как со всех углов нашей комнаты, где стояли их шконки, тоже периодически раздавался  скрип панцерных матрасов, свидетельствующий о том, что обладатели этих лож, как и я, отчаянно пытаются заснуть.
-     Что - то я весь чешусь! – наконец не выдержал Михаил, хотя из всех он был наиболее привычен к общежитскому быту, ибо как иногородний, постоянно проживал в таком же общежитии, только принадлежащему юрфаку.
-     Точно, ерунда какая-то! – тут же поддержали его Володя с Олегом.
-     А ну-ка, включите свет! – сказал я, осененный внезапной догадкой.
      Представшие нашим взглядам в свете неяркой общежитской потолочной лампы стены тут же полностью подтвердили мою догадку. По ним важно шествовали и сидели в небольших дырках, коих было великое множество, самые обыкновенные клопы. Те самые, которые, не смотря на дефицит в советских магазинах антинасекомной отравы, практически уже ушли из квартир горожан.
-      ….ть! Что же делать то? – загомонили мы, ужасаясь от перспективы месячного соседства с клопиной братией
       Однако, через пару часов когда клопиные норки были залеплены бумажными шариками  и прочим подсобным материалом, что, впрочем, мало помогло делу, но внесло некоторое обманчивое успокоение в наши растревожено - брезгливые души, мы смогли наконец-то заснуть, чтобы  утром отправиться на то место, где нам предстояло самоутвердиться на ближайший месяц в качестве строительных рабочих.
        Знакомство с производственным процессом возведения могучего сооружения по перекачке нечистот началось с посещения « столовой третьей категории» со звучным названием «Бригантина», в коей заправлял шеф-поваром некий Анатолий Есич, старый питерский еврей, по какому то недоразумению занявший место в общепите, вопреки обычно свойственным этой нации профессиям.
       Еда в этом кефирном заведении оказалась вполне сносной по тем временам. Так что в хорошем расположении духа наш отряд, состоявший из двух бригад, прибыл на строительную площадку, располагавшуюся недалеко от гостиницы «Прибалтийская», знакомой большинству читателей по фильму «Интердевочка». В оном отеле жили , как правило, туристы из стран  капитала, так как плата за проживание была не карману не только обычному советскому гражданину, но и представителям стран «народной демократии». От нашего грандиозного строительства, впрочем, этот островок капитализма был отделен решетчатым забором.
       На самом производственном процессе останавливаться особого смысла не вижу. Скажу лишь только, что наша могучая бригада, в которую вошла вся  компания, включая и Михаила К. не поместившегося из -за малого количества спальных мест вместе с остальными в комнату общежития и квартировавшего в соседней «камере», занималась возведением деревянной опалубки для второго и третьего этажей. Работа для будущих представителей юриспруденции оказалась непривычной, но человеку свойственно привыкать ко всему, и вскоре мы довольно ловко научились устанавливать мощные деревянные столбы, подаваемые нам строительным краном, скреплять их между собой, гнуть арматуру и выполнять иные незнакомые нам ранее работы. Так началась стройотрядная будничная жизнь на производстве, в которой, конечно, благодаря советскому раздолбайству, работа не всегда начиналась и продолжалась от звонка до звонка, потому что периодически случались перебои с подвозом стройматериалов. И тогда наша доблестная компания, деловито дымя зажатыми в уголках рта сигаретами, а то и просто рабоче - крестьянскими «беломоринами» с видом бывалых работяг резалась на счёт в домино. Делая по десятку - другому «замесов» видавшими виды костяшками, хранившимися в бытовом помещении, отчего на письменном столе, служившим полем битвы в козла, образовалась большая проплешина. Кстати, нас четверых на следующий же день переселили в другую комнату, в которой присутствия проклятых домашних животных клопиного племени не оказалось, так что и в бытовом отношении все устроилось довольно удачно.
        Конечно, всех нас наставляли, как правильно обезопасить себя от возможных производственных травм, а командир нашего отряда - аспирант Володя Плигин даже лично протестировал монтажный пояс, пристегнув его к бетонной опоре и повиснув на нем как больная сосиска между этажами. Однако, молодость и бесшабашность, свойственная этому безоблачному возрасту, зачастую сплошь и рядом не обращала внимания на эти параграфы техники безопасности, которые надо было соблюдать. И, слава богу, что сие не привело к какой -то беде. Хотя я помню, как у меня похолодело  все внутри, когда раскачивающийся на строительном крановом тросе здоровенный деревянный столб чуть не угодил Олегу прямо в голову. Каким то чудом он успел пригнуться и тяжёлый вес пронёсся в сантиметрах от его головы.
        Через неделю после начала работ приехал и влился в наш здоровый студенческо - производственный коллектив первый иностранный десант из дружественной Болгарии. Они работали с нами на той же стройке. Но какого то весомого впечатления в моей памяти их пребывание не оставило. Разве что паренька имярек вышедшего в велюровых коротких шортах на Невский проспект «замели» в отделение, поскольку стражам порядка почудилось, что он разгуливал по центру города трёх революций в трусах. Да остались, пожалуй, ещё незабываемые впечатления у нашего сокурсника Константина З., имевшего определённое притяжение к нашей компании, так как случилась у него любовь с болгарской студенткой. И от той любви появился потом на свет в солнечной Болгарии ребёнок, о чем Константин был официально извещён через болгарское консульство уже в где -то в учебном году... Следом за ними прибыли студенты из Чехословакии, о которых также ничего примечательного вспомнить не могу, за исключением разве что непонятной для нас их изначальной брезгливости к ассортименту столовой третьей категории, заставлявшей чехов порой оставлять полные тарелки стряпни Есича, что вызвало у последнего ярую нелюбовь к представителям западных славян. Последними в наш интернациональный отряд прибыл десант из более чем десятка восточных немцев и одного чеха Милана Мейзлика, волею судьбы проходившего учёбу в гэдэровском университете . Следует сказать, что прибытия  немцев мы ждали особо, так как уже год все из нашей компании , за исключением Михаила К. и Олега, изучали немецкий и ждали случая попробовать применить его в практическом общении.  Немцы в компании со случайно прибившимся к ним Мейзликом, брезгливостью не отличались и с аппетитом поедали стряпню Есича, который зло посверкивал на них глазами из своей кухни. Дело в том, что сам по себе Есич был дядькой не плохим и даже вполне добрым, но прошедшая война, унёсшая по понятным причинам многих его родственников, заставила его ненавидеть всю немецкую нацию безо всяких там оттенков.
       Поэтому в наш первый совместный с немецкими ребятами обед многие из них искренне недоумевали, ловя на себе недобрые его взгляды.
-     Schuldigung! Diese Man ist ein bisschen verr;ckt nach ihm!  (Извините, этот малый немного не в себе! -нем.прим. Авт)- поспешил успокоить их Володя.
        Покончив с нехитрым обедом, я и Владимир, используя полученные навыки в немецком, разговорились с высоким парнем по имени Ульрих, которого пригласили вечером посетить нашу комнату «nummer drei und drei;ig» ( номер тридцать три - нем. Прим. Авт.).
       Заручившись его согласием, мы скинулись по такому случаю на приобретение нескольких бутылок портвейна (он же «чернила», он же «гнилушка», он же «заборокраситель») и нехитрую закуску в виде неизменных консервов «килька в томате» ( она же «братская могила» - прим. Авт.) в ближайшем гастрономе. До прихода  гостей кто то из нашей компании сообщил, что видел нашего немецкого гостя в винном магазине, задумчиво глазевшего на небогатый выбор спиртного. В оговорённое время Ульрих прибыл, неся под мышкой бутыль вина «Каберне» ( красное полусладкое вино - прим.Авт.).
-   Еs ist notwendig, in Zukunft genau diesen Wein zu kaufen!( На будущее - нужно покупать именно это вино!- нем.прим. Авт.)  - горячо убеждали я и Володя Ульриха после того, как мы отведали  напитка  приобретённого нами. 
-      Кolossal ! - соглашался Ульрих, выпивая очередной стаканчик портвешка.
       Наши посиделки с гэдэровцами стали частыми. Во время них мы оттачивали свои навыки, а те со свой стороны, совершенствовали свой русский, который изучали, начиная со второго класса средней школы. Ввиду особенностей выезда за границу того времени мы страшно завидовали ребятам, которые уже успели побывать не только в Восточной Германии. Оказалось, что «железный занавес» во всю свою силу действует только у нас, а эти ребята могли свободно купить хотя и по высокой цене любую западную шмотку, слушать ту музыку, которая нравиться, а не ту, которую «можно». К нашему великому удивлению оказалось, что и в Союз-то они попали только из-за того, что по тем или иным причинам не успели записаться в другие студенческие группы и выбирать уже было не из чего.
-     Вам нужно много работать, чтобы иметь много вещей! - бывало говаривал на неплохом русском Милан.
      По его словам после института в той же Чехословакии «простой» инженер получал на наши деньги около четырёх сотен рублей, а ежели к окончанию ВУЗа он был уже женатым, то государство выделяло на семью однокомнатную квартиру с беспроцентной ссудой на покупку мебели, техники и прочего... В условиях советской действительности того времени сие слышать было удивительно, и тогда уже вызывало недовольство непонятной политикой коммунистических властей, оперировавшими искусственными фетишами бытия.
        Поскольку одним из наших любимых писателей был Я. Гашек, то мы знали множество сальностей на немецком языке, что делало общение более свободным. Наши потуги обучить Мишу К. к произнесению нескольких простых фраз на немецком оказались тщетными. Миша как на производстве, так и в быту оперировал только одной полюбившейся ему фразой. Время от времени его довольное лицо появлялось или в строительном проёме, или в общежитском коридоре и вопрошало:
-     Что?! ......(далее следовало предложение вступить с ним в интимную связь в извращённой форме). Ja! Ja!Nat;rlich! ( Да!Да! Конечно! - нем. Прим.Авт.)
       Неделя с небольшим пребывания немецких товарищей пролетела быстро. И вот мы уже провожаем Ули, Милана и других на автобус, отправляющийся  на вокзал, откуда наши друзья поедут дальше в Москву, а затем в Вильнюс.
-     Gib nicht das ganze Geld in Moskau aus, lass es besser in Vilnius liegen! (Не трать все деньги в Москве, оставь их лучше на Вильнюс!- нем. Прим. Авт.) - убеждали я и Володя Ульриха.
-      Oh, mein Geld! ( О, мои деньги! - нем.прим.Авт,) - страдальчески морщился тот.
       Следует сказать, что забористый портвейн привлёк наших германских друзей, тем же, чем он привлекал и большую часть советского народа, а именно относительной дешевизной и крепостью . Так что он стал постоянным напитком наших посиделок. Однако, небольшому студенческому бюджету и такие траты давали непосильную нагрузку. Кроме того, Ульрих со товарищи похаживал с нами и к пивному ларьку, где изначально его изнеженный немецкий вкус определил местное пиво как «schei;e» ( Дерьмо - нем.прим.Авт.), но потом и оно пошло в охотку. Тем паче, что то лето 1983 года в Ленинграде было на удивление жарким. Не помогло пополнить бюджет наших товарищей и искусство сдачи пустой посуды, которым те, благодаря нам, быстро овладели.
       Более к нам иностранных гостей запланировано не было, да и наш трудовой семестр подходил к концу. В университете тем временем начались вступительные экзамены, которые мы с Олегом не преминули посетить, напялив по сему случаю свою стройотрядовскую форму с множеством нашивок, прямо указывающих на то, что их обладатели ни много - ни мало, а уже закалённые студенты юрфака. Помахивая нашивками, мы свысока смотрели на волнующихся абитуриентов, а потом нашли Константина, который пытал счастья поступления во второй раз, но опять срезался.
       За несколько дней до заключительно аккорда Михаил (помор) , гонимый тоскою по своим северным просторам, отпросился на родину. Вернувшись в нашу комнату в тот вечер со своей фекальной стройки мы застали его осиротевшую «шконку» и большой арбуз посередине стола.
-     Во даёт Собакевич! ( производная от фамилии Михаила - прим.Авт.) с благодарностью хвалили мы уехавшего друга, предвкушая поедание дефицитной ягоды после трудного рабочего дня.
      Похвалы в его адрес, однако ж, оказались напрасными. Хитрый помор, выел весь арбуз ложной изнутри, а потом, плотно прижав отрезанную верховину к остальному арбузному туловищу, водрузил псевдоарбуз на стол.
-     Чтоб тебя! - в сердцах Олег вышвырнул арбузную оболочку в открытое по случаю жаркого дня окно.
       Разбудившая нас посреди ночи страшная матерщина под окнами ясно свидетельствовала о том, что какой то ночной прохожий хорошо навернулся на арбузных корках...

                ШИРОКО ТРЕПЕЩЕТ КОЛХОЗНАЯ НИВА

         Вид нежилого пионерского лагеря, закрытого в виду позднего и уже осеннего времени не то, чтобы наводил тоску, но как-то поубавил нам весёлого настроения, с которым мы приехали в Псковскую область, а если быть более точным в Гдовский её район, а ещё точнее - в совхоз «Красный партизан».
        Казалось бы, испытание сельской бороздой осталось на далёком  первом курсе. Но это только казалось. После окончания третьего курса пришлось нам отправляться в соседнюю область на уборку картофельного урожая, дабы оказать помощь кадрово обескровленным  двум её совхозам
-    Расселяйтесь по домикам! - скомандовал возглавляющий нашу часть курса Антолий Собчак, в те промозглые осенние дни 1985 года ещё не помышлявший о  политических вершинах.
         Пока все растерянно оглядывались, в какой бы из детских пионерских домиков им заселиться, дабы провести в оном целый месяц, наша компания организованно проследовала в один из крайних, чтобы потом не оказаться у разбитого корыта и подселяться к кому-нибудь на постой.
         Пройдя через небольшие сени, мы увидели, что дом состоит из двух комнат, разделённых посередине большой круглой печью. Быстро подсчитав имеющиеся в каждой из комнат знакомые нам уже «шконки», ничем не отличающиеся от общежитско-стройотрядных, наша компания на этот раз уже в полном составе заселилась в первую комнату, предоставив другую студентам мужского пола,  не составлявшим единый коллектив.
        Однако ж, следует отметить, что компания наша к описываемому времени пополнилась ещё одним товарищем, который следовал к месту сельскохозяйственных работ только через неделю в индивидуальном порядке, по обыкновению «откашивая» сколько это возможно от работы по липовой медицинской справке. По злому року Андрей А., а иначе именуемый в нашем маленьком коллективе просто «Арс», попал в другой отряд, так как умудрился заблудиться в псковском ландшафте, да ещё изначально угодил не в аналогичный студенческий лагерь, а в посёлок «химиков», то есть людей, отбывающих уголовную трудотерапию за незначительные преступления. Из-за этих роковых обстоятельств в этой главе «Арс» не появится. Остальные же наличествовали в полном составе. 
        Разложив вещи и более - менее обустроившись, мы решили, что в принципе тут можно жить, хотя условия, конечно, не сравнимы с общежитием на улице Беринга. Но так или иначе продолжался все ещё тот же беззаботный молодой возраст, который не даёт организму долго находиться в унынии, и все отправились   на спешно организованный футбольный матч, начинающийся на спортивной площадке лагеря.

-       И -эх!  Разъ...бу!!! - вратарь одной из команд Алексей Д. грозно надвигался всем своим не маленьким весом на вывалившегося к воротам нападающего команды противника. 
-       Алексей! Как Вам не стыдно! Вы же студент юридического факультета Ленинградского университета! - раздался осуждающий голос А.Собчака из росших на краю футбольного поля кустов.
        Растерянный таким внушением вратарь долго извинялся, напирая на то, что сие произнесено  в пылу спортивной борьбы. Как оказалось, наш преподаватель, не тратя время на пустяки, уже набрал грибов и занимался их чисткой. Последовавший вскоре после матча скудный ужин показал, что  Анатолий Александрович оказался очень предусмотрительным человеком. Однако после ужина мы добрали калорий за счёт привезённых из дома припасов. А когда задышала жаром растопленная печка, выгоняя из домика пионеров скопившуюся сырость, то мы и вовсе повеселели. Да и что было горевать? Сигареты пока наличествовали в достатке, у каждого было с собой по банке - другой дефицитной по тем временам тушёнки. Более того, ещё не были потрачены прихваченные с собой из дома деньги, которые требовали разведки на предмет обнаружения в окрестностях какого-либо сельпо, в котором явно будет продаваться тот или иной напиток с «весёлым настроением», могущий скрашивать иногда наше сельское житие. И хотя руководство в лице А.Собчака и доцента Сергеева строго предупредило нас о недопустимости распития в наших походных условиях горячительного. Но все же мы уже на четвёртом курсе, что даёт, пусть не официальные, но тем - не менее  привилегии. А приобретённый студенческий опыт должен обезопасить нас от «залётов» по этой тематике. Да и отчисления с такого высокого курса было уже политикой, ведь государство ждало юридического пополнения следователей, прокуроров и судей, а на наше обучение были уже затрачены значительные суммы казённых средств.

-      Так! Подъём, подъём! - бодрый голос доцента Сергеева, раздавшийся аж в шесть утра, никак не ассоциировался у нас какой -то активностью,  а наоборот, заставлял ещё глубже зарыться в тощие пионерские одеяла, совершенно не спасающие от утреннего холода.
        Однако молодой учёный был настойчив и не ушёл, пока мы, дрожа от осеннего холода не оделись и не направились в импровизированную умывальню, а проще говоря к ряду расположенных на улице рукомойников. Таковой утренний моцион ещё больше вогнал нас в холод. Условный завтрак, состоящий из какой-то каши, хлеба и жиденького чая не наполнил наши организмы энергией. Погрузка в кузова пригнанных колхозных машин проходила в гробовом молчании, так как все по студенческому обыкновению легли далеко за полночь, никак не ожидая такой суровой утренней побудки. И казалось бы, следовало нам учесть фактор нового бытия и ложится пораньше. Но, черт побери! Молодость требовала даже в этой колхозной глуши после окончания трудовой повинности разнообразных занятий, которые никак не укладывались в узкие рамки осеннего светового дня. Так и продолжалось это невозможное утреннее пробуждение энергичным доцентом, который, видимо, соблюдал режим. Поскольку с утра всегда был свеж, бодр и не давал нам спуску,безжалостно изгоняя нас из условного домашнего тепла в сырую погодную действительность. Отчаявшись под его «палочной» дисциплиной урвать несколько лишних минут глубокого утреннего сна, в нашей компании сложился чёрный план мести  мучителю.
       Комбинация в общем то не была мудрёной и даже обкатанной в русских деревнях. Для её осуществления требовалось наличие двух составляющих как-то: дверной ручки и небольшого количества фекалий. Первое наличествовало на входной двери нашего домика, добыть второе не составляло большого труда. Так в один из вечеров перед отходом ко сну, мы тщательно обработали ручку органикой и, злорадно посмеиваясь, разлеглись на шконках. Следует отметить одно обстоятельство. Печка, когда в ней горели дрова, хорошо наполняла помещение теплом. Но за ночь все это тепло уходило на улицу, ведь о герметичных стеклопакетах тогда и понятия не было, а кроме того эти фанерные  домики были рассчитаны только на летний период. Оставалось только удивляться наличию в них печей. Кстати, наша к тому же оказалась ещё и бракованной со стороны соседской комнаты, где квартировали наши однокурсники, у неё изнутри отвалилось несколько кирпичей. Это обнаружилось в первые дни работы, после того как Алексей М. развесил на железной её облицовке для просушки своё бельишко. Хорошо, что мы не успели покинуть помещение, иначе бы наш товарищ щеголял бы до конца сельхозработ в чьих-нибудь обносках, а так пострадал только его тёплый свитер, у которого напрочь сгорел ворот, отчего внутренность домика наполнилась едким, вонючим дымом.
       С утра, как обычно, доцент автоматически схватился за ручку нашей двери. Но дальнейшее, естественно, нарушило ежеутренний порядок вещей. Пока гражданин Сергеев с проклятиями отмывался у рукомойников, наша компания получила  не менее десятка вожделенных минут сна! В дальнейшем в ответ на его претензии мы делали обиженный вид, намекая на обитателей соседнего дома. Мол, давно они испытывают к нам неприязнь и сегодняшнее происшествие, по всему видать, их рук дело! Доводов, опровергающих нашу версию, у доцента не нашлось, так что пришлось ему удовлетвориться ответной местью, проводя несколько дней более ранний наш подъём. Правда, теперь, он всегда внимательно осматривал дверную ручку, прежде чем за неё взяться. Иных комбинаций против этого утреннего монстра у нас не было, так что пришлось подчиниться грубой административной силе...
      Однако ж, постепенно новый распорядок становился привычным для наших организмов, мы понемногу вживались в трудный для городского жителя режим. Случались, правда, сплошь и рядом некоторые недоразумения бытового свойства. Как, например, отсутствие пипифакса в туалетной комнате, расположенной порядка нескольких десятков метров за нашим домиком и представлявшей собой деревянное сооружение на несколько посадочных мест, коими служили обыкновенные дыры в полу. Контингент, прибывший из лучшего учебного заведения Союза состоял практически процентов на девяносто из городских жителей, неприученных захватывать с собой во время сей процедуры советскую периодическую печать. И поначалу некоторые персоналии из таких вот забывчивых, вспомнив о необходимости употребить периодику по назначению, с ужасом осознавали, что в этой обшитой гниловатыми досками деревянной внутренности нет ничего на неё похожего или годного к замещению. И оставалось несчастным, погрязая в ужасе и стыде, ждать сокурсника, который в отличие от них, направлялся в это заведение с местной или центральной «Правдой».
       По окончании прихваченных из дома припасов над нами и другими студентами реально замаячила перспектива снижения веса из-за скудного рациона, предоставляемого «Красным партизаном». В те времена пустых супов, набившей оскомину каши и картошки, руководство нашего отряда выбило из руководства совхозного одну единицу скота, каковую следовало употребить в пищу голодной студенческой братией. Весь день, корячась на поле, слушая в перекуры размышления Антолия Александровича о том, что большая часть собранного нами просто сгниёт из-за отсутствия условий хранения, и такое будет продолжаться покуда совхоз не освободится от пут государственного плана по сельхоззаготовкам и сможет реализовывать продукцию на рынке, забирая вырученные деньги на свои нужды, мы мечтали - кто о жарком с непременно поджаренным же лучком, кто о тушенном мясе, пусть даже с той же каждодневной картошкой и так далее, в зависимости от фантазии каждого едока...
       На нашей кухне меж тем возникли проблемы с умерщвлением выделенного животного, которое по словам кухонного наряда производило жалкое впечатление. Видимо, совхоз списал его в нети за явной неперспективностью превращения в достойную корову иль быка (пол животного вряд ли кто уже вспомнит). Так или иначе, никто из дежурящих не решался совершить убийство. Время шло, пора уже было загружать филейные части парнокопытного в разогретый котёл, но проблема оставалось нерешенной. В конце концов Виталий Ш., самый могучий на нашем курсе, уже оттянувший до юрфака срочную службу, решился. Вспомнив некогда читанное по данному вопросу, в качестве орудия убийства он приискал в лагерной рухляди ржавую кувалду, каковой зарядил в лоб со всей дури жертвенному телёнку. Однако тот даже не потерял сознание, а наоборот, взбрыкнув, начал носиться, ограниченный привязью, от своего убийцы. Как состоялось лишение жизни мне не неизвестно, поскольку знаю о вышеописанном со слов того же Алексея И., делившего с нами крышу. А он после первой попытки лишить животное жизни, почувствовал себя плохо и от наблюдения дальнейшей картины превращения скота в мясо отказался. Так или иначе, Виталий покончил с бренным существованием нашего будущего  ужина и даже разрубил его на составные части. Правда в виду отсутствия опыта  проделано это было на колоде для рубки дров, отчего хиленькое мясцо впоследствии оказалось густо перемешанным со щепками, но на это при поедании никто не обращал особенного внимания.

        По сравнению со строительным отрядом численность отряда сельскохозяйственного была кратно больше - все ж таки половина курса. Посему и всяческих историй и курьёзов приключалось много. Не всем я был свидетелем, а тем паче очевидцем... Но кое -что врезалось в память.
       С музыкальным сопровождением нашего быта особенных проблем не было. Володя намного усовершенствовал свой репертуар и мастерство игры на гитаре, ему как мог вторил Михаил, кое - то захватил с собой радиоприёмник и даже кассетный магнитофон. Магнитофончик был и у нашей однокурсницы Елены К., к которой мы как то обратились за ним, дабы поэксплуатировать его  пару часов. Елена дала добро, сказав, что непротив. Вот только сейчас заберёт его у Коли Д., который тоже взял его послушать, но что то запаздывает с возвратом. Добрая Лена пошла сама в домик к Николаю, квартировавшему по соседству. Мы же ожидали её неподалёку, неторопливо покуривая.
-     Мальчики, мальчики! - Лена просто вылетела из жилища Коли Д., как будто за ней гнались черти.
-     Что, что случилось?! - вскочили мы, чуя неладное.
      Лично мне в тот момент представился почивший в бозе Коля Д., лежащий с мертвецким оскалом на своей шконке.
-     Там, там... - задыхалась Лена.- Там Коля...
      Мы уже были готовы ворваться в домик, но последующая  фраза заставила нас переменить намерения.
      В общем, со слов Елены, стало понятным, что она застала Николая в самый неподходящий момент, когда он сублимировал скопившуюся у него излишнюю энергию, избыток которой объяснялся суровыми моральными устоями нашего лагеря и одновременным присутствием в нем представителей прекрасного пола. Собственно, дело то житейское, но на домашнюю ленинградскую девушку Лену это произвело шоковое впечатление, усилившееся ещё и оттого, что в момент её появления Николай, похоже, достигал чувственного пика и никак не отреагировал на её появление.
       С арендой магнитофона, понятное дело, пришлось повременить. Но после этого случая, когда мы видели Николая, задумчиво, в течении часа, а то и более, раскачивающегося на детской качельке, скрип которой навевал печаль, мы только понимающе переглядывались...

       Было бы совершенно неправильным с моей стороны обойти сам трудовой процесс собирания картофельных плодов на полях псковщины. Процесс, полагаю описания не заслуживает, ибо знаком каждому нашему современнику, получавшему в те годы высшее образование. Однако  сбор иногда прерывался, так как особенно во второй половине нашего пребывания часто шли дожди, превращавшие поля в сплошные грязевые болота. Ежели непогода заставала нас во время работы, то последняя по распоряжению А. Собчака или же того доцента Сергеева прерывалась. С полей нас, однако ж, не увозили. Мы коротали время, завернувшись в своеобразные пакеты из полиэтилена, издали напоминавшие большие резиновые изделия № 2. Ежели ливень был сильный, то в таком виде можно было пробыть и до конца рабочего дня, что радовало, поскольку исходя из вышеприведённых слов А. Собчака большого смысла убиваться на полях не было. Однако, если сила дождя была небольшой, то команды не поступало, и работы  продолжались. В один из таких дней довольно скоро после начала сбора плодов, пошёл ливень, и мы быстренько завернулись в свои оболочки, рассредоточившись по полю. Из некоторых, как из вигвамов индейцев, валил дым, так как сидящие внутри, несмотря на вонь целлофана устраивали никотиновые паузы. Мы же сосредоточились вблизи друг от друга.
-     Ну, сегодня отдохнём на славу! - неожиданно заявил Олег.
-     С чего ты взял, может, скоро закончится! - резонно возразил Миша К.
-    Не закончится! - уверенно сказал Олег. - Средство я народное испытал! Позавчера помните дождь пошёл?
       Мы, вспомнив, кивнули.
-     Ну, а дело то в чем? - стал допытываться Володя.
-     А в том, что по народной примете, если убить жабу, то обязательно вскоре пойдёт дождь! Позавчера я прикончил одну...Через полчаса и полило! Сегодня тоже  попалась на глаза... Вот - результат!
-      А что тебе мешало сделать это вчера? - ворчливо спросил я. - Вчера то пришлось стоять в позе прачки чуть ли не до вечера, видать, руководство решило наверстать упущенное накануне!
      Олег немного растерялся, но потом нашёлся:
-     Э-э-э... вчера жаб на том поле не было. Но сегодня то опять сработало! 
      У нас разгорелся спор является ли содеянное Олегом живодёрством, или же сия жертва оправдана. Мнения разделились. Олег привёл окончательный аргумент:
-     Что-то Вы не очень думали о жизни того бычка, которого сварили вместе со щепой! Так-то это тоже можно на живодёрство списать! Кроме того, я сам видел сколько этих жаб и разной лягвы Вы протыкаете вилами, когда из этого г...на поддеваете вилами гребанные картофельные кусты!
      Это было правдой, в результате постоянных дождей борозды превратились в какие-то осклизлые неровности полевого ландшафта, и чтобы добыть клубни, приходилось выковыривать их из этой жижи вилами. В пространстве между бороздами водилась масса лягушек. Понятное дело, что никто особо не следил за их безопасностью, тыча вилами в это месиво.
-     А что только убийство жабы на погоду действует? Или лягуха тоже сойдёт? - спросил второй Михаил.
      Олег задумался:
-     Точно не знаю. Да, собственно, какая разница! Но жабы всё-таки побольше, значит, чтобы уравновесить силу воздействия, вместо жабы надо пару, а то и тройку лягушек проткнуть!
-     То есть, ты полагаешь, что дожди последних дней, связаны только с тем, что нам под вилы лягва попадается? - не успокаивался Владимир.
-    Ну...Думаю, что были дожди и обыкновенные, и лягушачьи! Будем наблюдать! - стоял на своём Олег.
      Наблюдение вскоре пришлось прекратить, так как сила дождя резко упала, оставив только мелкую морось, каковая не считалась препятствием для продолжения работ. Полиэтиленовые коконы стали раскрываться, их обитатели нехотя выходили на свет Божий.
     Все мы сурово смотрели на « погодного гуру».
-     Ах так! - Олег вскочил со своего сидения, которым служило пустое перевёрнутое ведро. - Ничего! Я сейчас!
-      Куда это он? - спросил Миша К.
-   Жаб искать рванул, метеоролог хренов! - Володя раздражённо потянулся за вилами.
      Мы также, разобрав инструмент, встали в чавкающую грязь, выискивая по еле заметным остаткам стеблей местонахождение картофельных кустов.
-     Ладно, посмотрим! Если что, то оставим ему хороший кусок в конце поля! - посулил Миша К. Олегу повышение персональной нормы.
       Через минут двадцать появился торжествующий Олег. На зубьях его вил дёргалось несколько лягушек.
-     Тьфу! Брось ты их! - не выдержал я.
-     Э нет! Сейчас снова дождь начнётся! - Олег горделиво опёрся на эту чудовищную инсталляцию.
       Мы стояли лицом друг к другу, поэтому наш товарищ не заметил приближающегося к нему со спины Собчака. Нашу мимику, коей мы пытались его предупредить об опасности, он счёл за повторение требования выбросить своих жертв.
-     Т-а-а-а-к! - грозно прозвучало у него за спиной.
      Что и говорить, эксперимент пришлось прекратить. Разумеется, Олег не стал озвучивать нашему преподавателю истинную цель своих действий, вяло оправдываясь тем, что сие произошло случайно, при выковыривании картофельных клубней.
        В конце рабочего дня у нас просто отваливались руки. Пока не было этих чертовых дождей, картофелины просто валялись на борозде, выброшенные из сухой земли специальным комбайном. Сейчас же грязевое покрытие требовало значительных усилий как по поиску клубней, так и по сбору картофелин, которые, будучи обмазанными жидкой грязюкой, так и норовили вырваться из рук, словно были живыми и не хотели сгнить в совхозных буртах, представляющих собой картофельные кучи, едва прикрытые соломой.
Наши беды на этом не закончились. Старый автобус, чуть ли не производства завода имени Сталина, завяз в грязи, где и заглох окончательно. Все попытки сельского водителя оживить его оказались безрезультатными. Перспектива была или ждать на поле какого -то транспорта, когда в совхозе осознают, что одна транспортная единица не вернулась в стойло, или топать до лагеря пешком. Мы, посовещавшись, выбрали второе, ибо нет ничего хуже, чем ждать и догонять.
И вот мы уже вяло плетёмся второй час по пустынной дороге, на которой как назло нет ни попутного, ни встречного транспорта. Сигареты кончились ещё на поле, очень хочется пить. По закону подлости во время нашего пешего марафона вышло какое - то подобие солнца, что кратно усилило жажду. Замечаем неподалёку двухэтажное здание, перед которым стоят два облепленных грязью комбайна. Опускаемся без сил на обочину и решаем, что воды из сего строения  принесёт Олег, так сегодня он должен отработать своё пустозвонство.
Олег, поупиравшись для виду, ушёл, напутствуемый пожеланиями «настрелять» ещё и курева у комбайнеров. Через несколько минут он вернулся бегом, и видок у него был дикий.
-     Блин! Там бабье сельское самогон дует! Все уже в ж...! Я еле вырвался!
      Несмотря на монашеское житие в сельхозотряде, перспектива быть изнасилованными передовичками совхозного производства нас подстегнула не хуже крапивы, и мы спешно ретировались с этого опасного места. Впрочем, вскоре показалась деревня. У каждого дома стояли яблони. Некоторые сгибались под тяжестью поздних осенних плодов. Мы, облюбовав дерево, растущее недалеко от забора одного из домовладений, притянув палкой тяжёлую от спелых яблок ветку, стали жадно рвать плоды, которыми можно было утолить и жажду, и голод .
-    Ах же ш, ....Вашу в гробину мать!!! - Этот и последующие местные идиоматические обороты раздались с крыльца деревенского дома, в саду возле которого мы добывали харч.
      Пока мы, влекомые жаждой и голодом, обрывали яблоню, там появился здоровенный мужик. По всему видать хозяин сих владений. В руках он держал охотничье двуствольное ружье, что свидетельствовало о серьёзности его намерений по защите своей собственности.
      Густо перемежая речь непарламентскими выражениями, которым хозяин ружья отдавал предпочтение, последний сообщил, что при повторной попытке воровства , поведёт огонь на поражение. Мы быстренько упорхнули с линии возможного огня, неся с собой добычу в виде десятка крупных яблок.
-     Вот же гад! Яблок ему жалко, да их тут как грязи! - хрустя яблоком, посетовал Миша К.
       Мы согласились с ним, сославшись на изученные уже нами на университетской скамье не изжитые при развитом социализме  частнособственнические инстинкты  селян.
      Когда мы уходили с поля, то наша компания составила авангард сельхозотряда. Теперь же к нам, растянувшимся в траве на краю деревни и переваривавшими яблочный десерт, подтянулся и арьергард из остальных студентов. Прибывшие завистливо глядели на нас, дожевываших добытые яблоки.
-     Где это Вы расхарчевались? - спросил приснопамятный Коля Д.
-     Неподалёку...- лениво пояснил Володя, закидывая в канаву мощный огрызок. - Мужик там, добрейший души человек, берите, говорит, сколько нужно! Мол, девать все одно некуда!
-     А как пройти то к нему ?! - сразу зацепившись за возможность насытиться, выпытывал Коля Д.
      Мы, сохраняя полнейшую серьёзность на лицах, подробно объяснили ему, как проследовать к селянину, державшему оборону. Коля Д., получив разъяснения маршрута, быстро скрылся из виду. Мы с огромным любопытством ожидали результата дерзкой попытки. Результат не заставил себя долго ждать. Из - за угла , где скрылся Коля, раздались два сухих выстрела дуплетом. Через несколько секунд из-за того же угла выскочил со скоростью ветра и сам любитель яблок:
-    Там какой -то .........(сумасшедший), .......(стреляет) из берданы! - лихорадочно бормотал Коля, посекундно оглядываясь.
-      Наверное, ты просто дом перепутал! - с полной невозмутимостью отвечал ему Володя.
       Неизвестно сколько бы ещё продолжались «яблочные» приключения, но тут за нами пришёл резервный автобус, который доставил всех  в лагерь, где мы и дождались конца этого хлопотного дня...

        Кстати о досуге... Конечно, он был немудрён и определялся тем нехитрым набором возможностей, что существовали в месте нашего жительства. Помимо упомянутого ранее футбольного поля наличествовал ещё теннисный стол, за которым вечерами в порядке живой очереди разворачивались спортивные баталии. Некоторыми ребятами, не чуждыми песенному творчеству, были захвачены из дома гитары. Так что ассортимент развлечений был невелик. Оттого в нашей компании зрела мысль об обустройстве какого-либо праздника для души, тем паче, что деньги все ещё были при нас. Изначально, правда, эти мысли были омрачены тем обстоятельством, что в Псковской области на момент нашего прибытия, и соответственно с началом уборки был объявлен «месячник трезвости», и спиртное в магазинах было запрещено к продаже. Правда, на следующий же день после объявления сего запрета при следовании на поля наш транспорт был вынужден остановиться, так как путь ему преграждало тело местного жителя, лежащее поперек дороги. Хозяин оного явно вкусил накануне всех жизненных удовольствий... Но тем, не менее, ввиду императивного запрета властей мысли о празднике временно пришлось оставить...

-      Короче! Он говорит, что в трёх километрах отсюда (примерно, кто их мерил то) есть лавка, в которой продают коньяк! По червонцу бутылка! - Михаил С. горячим шёпотом делился с нами сведениями, добытыми от водителя, возившего нас на полевые работы, с которым ему удалось случайно разговориться.
-      А как туда добраться?! - заинтересованно спросил я, оглядываясь в опасении чужих ушей.
-      Да от нас дорога туда идёт через лес! За час с лихвуем обернуться можно! 
-      Но как смотаться то? После работы что ли ? - шёпотом заволновались остальные.
-     Ну, а что? Завтра, как приедем ( кстати, послезавтра уже выходной), я туда метнусь! Если что прикроете меня тут! Ну, а потом, вечерком.., - Михаил С. закатил глаза.
       На том и порешили. За время нашего проживания никто по окрестностям не гулял, поскольку в оных никакой цивилизации не было, так что желающих  прогуляться до вожделенного магазина, кроме инициатора, не нашлось.

-     Черт! Да где же он?! - Володя потянул очередную сигарету из пачки.
-     Что, думаешь, на поиски пора уже? - я внимательно смотрел на опушку окружающего наш лагерь леса, где более часу назад скрылся наш «гонец».
-      Не исключено! Вдруг он заблудился или с местными повздорил в винном... - глубоко затягиваясь, предположил Владимир. - Сумма то у него на руках для здешних мест не малая...
       Олег и Миша К. ожидали в домике, приготовив нехитрую закуску, состоявшую из оставшихся печенек, захваченных ещё из дома.
      Когда уже наши ожидания превратились в практически конкретные опасения за судьбу товарища, неожиданно из чащи показалась его фигура, старающаяся ступать преувеличенно ровно.
      Оказалось, что обратная дорога через лесную чащу, когда осеннее солнце начало клониться к закату, обратило душу помора в первобытный страх. Дабы успокоить нервную систему, ему пришлось откупорить одну из бутылок, что естественно сказалось на скорости его дальнейшего передвижения...

       На коротком совещании в «нашей» половине дома было решено отказать Михаилу С. в винной порции, поскольку в нем уже было не менее полубутылки коньяку, выпитого к тому же натощак. Последний благосклонно принял общее решение и стал что то тренькать на гитаре. Ему было хорошо. Мы, стараясь вести себя непринуждённо, дабы не вызвать подозрения второй половины дома, в это время уже не пустовавшей, вели разговор на отвлечённые темы. Тем временем я оделял порциями «клопомора» ( он же грузинский напиток солнца) себя, Олега, Володю и Михаила, поочерёдно наполняя единственный стакан строго отмеренным количеством коричневой жидкости. Стакан был, естественно, нами позаимствован на ужине в столовой. Теперь уже Олег, Володя и я усиленно зажевывали свои порции печеньем, стараясь протолкнуть полстакана коньяку внутрь желудка - рассусоливать, ввиду опасности быть застуканными, не приходилось. Михаил К. заворожённо смотрел на бурую жидкость в стакане перед собой, ему выпал черёд завершить распитие контрабандного пойла.
-     Так, компания, чем занимаемся? - вопрос А.Собчака сопровождаемого мстительным доцентом прозвучал как гром среди ясного неба.
«    Неужели кто-то донёс? Или это что плановый обход перед выходными?!» - понеслись у нас хороводом мысли.
-     Чай пьём! - совершенно спокойно ответил Михаил К. и, не спеша взяв стакан, медленно выцедил его содержимое, ни один мускул на его лице при этом не дрогнул.
«    Только бы не скривился от этой коньячной сивухи!» - мысленно умоляли мы.
     Но Миша, спокойно уничтожив вещественное доказательство, медленно поставил стакан на тумбочку, служащую импровизированным столом, оттянул палец и элегантно взял печеньку, положив её в рот.
-     Ужин такой, что приходиться на чае с печеньем сидеть! - осмелев, загомонили мы.
      Продовольственная проблема продолжала оставаться острой, и поэтому, не желая продолжения по её поводу дискуссии, преподаватели перестали гипнотизировать нас подозрительными взглядами и отправились восвояси.
      Остаток вечера прошёл без нервных потрясения, с песнями под гитару. К слову сказать это был единственный «праздник души»  на сельхозработах. Более выпивать нам не довелось, да и деньги кончились...
      На поле, когда мы сгибаясь, собирали картофель, казалось, что этот месяц никогда не кончится, но он прошёл, оставив  не совсем плохие воспоминания о себе...

                КИРЗА

-     Вроде нормально играют! - я напряжённо смотрел, как на телевизионном экране разворачиваются события  футбольного матча СССР - Бельгия на чемпионате мира в Мексике.
        На дворе стоял памятный 1986 год.
        Володя только печально улыбался в ответ на мои восторги. Следует сказать, что этот матч я смотрел уже в записи, он же знал неутешительный результат этой баталии из прямой трансляции и не хотел меня разочаровывать. Мы находились в тогдашней его квартире на проспекте Стачек и после просмотра матча должны были вместе со всей мужской частью нашего курса отбыть в Карельскую АССР для прохождения военных сборов, по результатам которых нам предполагалось присвоить звание лейтенантов запаса по воинской специальности - командир огневого взвода полевой артиллерии. Таким замечательным образом заканчивалось для нас лето этого года.
        Потом останется уже пятый курс, на котором собственно занятий будет минимальное количество, поскольку все силы обучающихся будут направлены на написание диплома, его защиту и сдачу государственных экзаменов. Но перед этим полтора месяца мы должны будем просуществовать в кирзовых сапогах и в соответствущем им прикиде в виде военно-полевой формы тех времён.

       С противным скрежетом наш поезд остановился на пустынном полустанке районного центра Карелии с незнакомым и странным для ленинградского уха названием Лахденпохья. Пока ещё совсем неорганизованно и совершенно не военному мы вышли под карельское небо, где после небольшого перекура нас стали преобразовывать в военное подобие. А именно,  гражданские вещи в виде джинсов кроссовок и прочей неактуальной одежды были запакованы в защитного цвета мешки, на которых помимо фамилии нужно было указать ещё и домашний адрес. Последний по меткому выражению кого - то из нашей компании нужен для отправки вещей безутешным родителям в случае геройской гибели их обладателя, ежели он не справится с «тяготами и невзгодами военной службы». Далее последовала выдача солдатского обмундирования, приблизительного подходившего нам по размеру, явно не нового и много б/у. Вишенкой на торте сей процедуры была выдача солдатских кирзовых сапог с портянками. Это вызвало у многих серьёзные затруднения с переобувкой, так как большая часть нашего студенческого контингента даже приблизительно не владела искусством наматывать эти куски ткани на ноги, чтобы впоследствии они хоть как-то держались в жерле этих кирзовых говнодавов. На тот момент о каких - то военных ботинках или там берцах не знали по определению в этом зашатанном гарнизоне. Дальнейшее передвижение к полевому лагерю, располагавшему в более чем нескольких километрах, а также злая карельская мошкара, проникавшая в кирзовую внутренность, превращали нежные городские ноги студентов в какие то истерзанные конечности, распухавшие так сильно, что впихнуть их зачастую в сапоги не представлялось возможным. Следует отдать должное, что наше руководство в лице офицеров военной кафедры университета и командования войсковой части, к которой мы были приданы, в основном, входили в наше положение и какое-то время, пока ноги не опадали до привычных человеческих размеров, разрешало носить вместо дубовой кирзы обыкновенные кроссовки, каковые изымались из сданной на хранение гражданской одежды. Впрочем, это произойдёт позднее, когда начнёт свой отсчёт наша жизнь в полевом лагере, длительностью сорок пять суток.
     Пока же мы идём по пыльной дороге в непривычном солдатском обмундировании, у некоторых портянки уже сползли бесформенным комком и кирзовая внутренность ранит ноги до кровавых стертостей. Кое-кому повезло больше из-за того, что поблизости оказались студенты, оттянувшие до поступления «срочку» и наскоро показавшие как наматывать на ноги этот анахронизм. Следует сказать, что после высадки на железнодорожной станции нашей компании  пришлось разлучиться, так как сформированные из всего студенческого массива подразделения в виде взводов не учитывали наличия дружеских связей. Однако ж, один из достойных наших представителей - Андрей, имея опыт той же срочной службы в строительных войсках, куда он умудрился попасть с университетской скамьи и потом уже, восстановившись в учёбе на  нашем курсе, отнёсся к временному возвращению в советское войско с философским спокойствием и даже умудрился отыскать себе среди воинского обмундирования оригинальную гимнастёрку образца Второй мировой войны, застёгивающуюся сбоку шеи, чем очень гордился, хотя за такую оригинальность схлопотал впоследствии взыскание на очередном смотре.
С учётом того, что любая воинская служба начинается с посещения бани, именно там ненадолго нашей компании удалось соединиться в голом мужском сообществе, не знающем  рангов, званий и иного неравенства.
-      Тоска тут будет, конечно! Предыдущий - то курс в казармах жил, в городе, а нас запрут за шесть километров от этого Нижнедрищенска! - сокрушался Андрей, густо намыливаясь.
-       Он же посёлок Хуухканмяки! - авторитетно конкретизировал Володя вольную интерпретацию Арсом географического названия местности.
-      Надо бы чётко адресок записать, а то и письмишко сюда не дойдёт! - Миша К. печально глядел в большую шайку, что  раздали нам на входе в помывочное помещение.
-      Уж не знаю, о чем мы будем писать отсюда в славный град Петров! - также минорно заметил я.
-      Да ладно, это же не два года. Сорок пять суток всего-то! - философски заметил Арс и задумчиво осмотрел большой кусок хозяйственного мыла, каковым нас снабдили в наборе с банными тазиками.
       Потом он, непонятно откуда взявшимся у него в бане перочинным ножиком, ловко обрезал его, придав ему форму фаллоса средней величины и ловя наши недоуменные взгляды, многозначительно предложил не выдавать эмоций. Сохраняя на лице невозмутимость он подошёл к активно моющемуся рядом Косте З., склонившимся над своим тазом в позе прачки. Андрей прислонил изготовленное им изделие к влажным ягодицам товарища, и ласково положил ему руку на плечо.
-      Послушай, Костя... - начал он.
       Того, что произошло вслед за этим, не ожидал никто. Костя З., неожиданно резко выпрямился, и скользкий имитатор мужского достоинства выпал из рук Арса, скрывшись внутри конца пищевода нашего товарища. Мы сначала обомлели от такой развязки невинной вроде бы шутки. Но потом, глядя на ошеломлённое лицо Кости, всё-таки не выдержали и зашлись в безудержном хохоте.
-      Ты чего дёргаешься?! - как и всякий агрессор Андрей искал оправдания в нападении.
-      Что это там...Во мне?! - испуганно лепетал Костя.
-     Пустяки, кусочек мыла... А я вот из-за тебя теперь до следующей помывки без мыла остался! - притворно сокрушался Арс.
       Впрочем, особенного вреда советское хозяйственное мыло даже в такой интимной области организма причинить не способно, разве, что только кратно увеличивает позывы к дефикации. Из -за этого Константин долго не появлялся на послебанном построении.

       И вот уже позади километры пути просёлочной дороги и нам дают указание приступить к обустройству лагеря, а именно: разметить места для палаток, отхожего места, кухни, каковые и возвести, используя немудрёный инструмент. Несмотря на то, что Карелия является северным регионом, летом там очень жарко. Солнце нещадно палило лучами новоиспечённых солдат, которые добавили к стёртым ногам  и мозолям от топоров и лопат ещё и обгорелости кожного покрова. После того как лагерь приобрёл черты жилого места, нас ожидало неизведанное ещё гастрономическое ощущение в виде поданной нам на кухне перловой каши, которая была смешана с рыбными консервами в томатном соусе. Некоторые, изнеженные городским харчем, изначально побрезговали вкусить таковую пищу, рассчитывая на припасы тушёнки, захваченные из дому. Однако ж, впоследствии сия немудрёная еда вошла в обиход также плотно как и постоянное ношение формы с нательным бельём, побудка на рассвете, пробежки в пудовых кирзовых сапогах, бритье в ледяной воде из ручья и многое другое. Кстати, все это сопровождалось постоянным чувством голода, примирившее с указанным выше кухонным изыском, помимо которого мы старались употребить и большое количество хлеба, чтобы продлить краткий миг сытости. Но  непредвзятость в еде будет потом. А пока это только ещё «вхождение во вкус». Желудки некоторых вскоре взбунтовались от поглощённых ингридиентов, и их обладатели сидели рядком в спешно возведённом отхожем месте, именуемом военным термином люфт-клозет, хотя и до оного наше сооружение не дотягивало, представляя собой открытый миру с фасадной стороны сарайчик с рядом простых дыр в полу.
       Кстати, именно в этом заведении сразу после открытия лагеря произошёл казус с Ватсоном, о котором речь шла в начальных главах.
       Ожидая выхода слегка переработанного организмом солдатского харча наружу, Ватсон восседал на небольшом возвышении «люфт-клозета», наблюдая за жизнью лагеря,  кусок которого был виден с его пьедестала. На его несчастье в это время мимо заведения шествовал полковник Першин, командовавший частью, к которой прикомандировали прибывших на сборы студентов  юридического и  исторического факультетов. Полковник был сам по себе не очень далёк и с учётом развернувшейся лагерной постройки по форме одет был только снизу. Однако на его голове, венчавшей внушительный торс красовалась полковничья фуражка, на мощном, обухом носу сидели, как влитые тёмные очки «авиатор». От нас он сразу получил прозвище  «Першинг» (американская  баллистическая ракета средней дальности  - прим. авт.). Першинг внимательно оглядывал вверенную ему в командование территорию на предмет обнаружения разгильдяйства или иного неуставного произвола.
        Ватсон, находившийся в фазе мышечного напряжения, увидев неожиданно появившегося перед ним полковника, от растерянности и двусмысленности своего положения внезапно взял и отдал ему честь. Полковник автоматически также козырнул. А потом начал орать на бедного Ватсона, который уже и не знал, что ему делать и куда деваться в такой ситуации. Дело в том, что уже на этой стадии в свободное от постройки лагеря время, нас заставляли зубрить воинские уставы, так как вскоре мы должны были принять присягу и в полном объёме нести воинские обязанности. А в силу требований этих воинских законов солдат должен был отдать честь старшему по чину. Относительно места отдачи чести уставы конкретизации не содержали. После этого случая мнения офицеров нашей военной кафедры и офицеров полка разделились. Одни считали, что Ватсон был прав, поскольку восседал в отхожем месте в головном уборе ( пилотке),  приять стойку смирно в виду физиологического процесса не мог объективно. Другие же с такой же горячностью утверждали, что такая вольная трактовка отдания воинской чести в указанных обстоятельствах может  быть расценена только как насмешка над вышестоящим чином. По итогу Ватсон, испытавший в результате той нежданной встречи досрочное опорожнение кишечника, наказан не был в виду размытости  уставных положений.
      
       Помимо полевой формы нам выдали и шинели, которые также как и остальное обмундирование явно не соответствовали датой своего производства году наших сборов. Однако ж, шинели обладали незаменимым для той местности качеством - хоть немного сохранять тепло в своей войлочной структуре, так как под утро спящий в палатке студент наваливал на себя помимо тощего солдатского одеяла все, что могло хоть как - то спасти его от вползающей через малейшие щели в одежде карельской утренней сырости. Выданную шинель нужно было уметь сложить в скатку, которую мы видели только в фильмах про войну, и носить её в необходимых случаях через плечо. Кроме того, это войлочное пальтишко, несмотря на летнюю жару, было непременным атрибутом всяческих смотров. Ежели объявлялся таковой смотр, то нужно непременно было стоять в шинели, да ещё и с противогазной сумкой.
        Один из подобных смотров проводился в силу приезда какого - то проверяющего чина из тогдашнего Министерства обороны. Командирами взводов помимо студентов, имевших опыт срочной службы, были ещё и лейтенанты из нашей части. Наш офицер в недавнюю бытность свою сам был студентом политеха, выбравшим после окончания ВУЗа воинскую повинность, не желая ехать по распределению в какую то зашатанную местность на окраине империи. По его словам ему нужно было оттянуть в карельской глуши всего полтора года в этом чине, и после этого он получал свободу распоряжаться собой. Однако ж, на мой взгляд перспективы возвращения нашего лейтенанта в цивилизованное общество были невелики, поскольку попавший в гарнизон офицер такого рода непременно становился зависим от употребления горячащих напитков, что диктовалось полным отсутствием в этих местах иных развлечений, да и вполне сносным по тем временам денежным содержанием. На гражданке за такие деньги инженеру пришлось бы хорошо потрудиться, да ещё и  на нескольких рабочих местах. Наш комвзвода Виктор уже подумывал о продлении истекающего полуторагодичного срока своего офицерства, поскольку какая то бурная его командная деятельность была связана только с нашим приездом. В остальное же время количество солдат в полку не превышало семидесяти человек, поскольку эта часть наполнялась личным составом согласно штатной численности только в период военного положения за счёт мобилизационного резерва. В отсутствие студенческой братии и иных «запасников» служба была дремотной и не обременяющей. Такой сон разума уже начал сказываться на Викторе, который был родом  из белорусского Полесья и ко времени нашего общения с ним постепенно уже утрачивал речь, сформированную в период учёбы в Ленинградском политехе. И сейчас после обязательных утренних мероприятий Виктор нам объявил, что к обеду подтянется какой-то «хрен» из Москвы, в связи с чем нам нужно все прибрать, выкрасить и произвести иную пыль в глаза проверяющему. А поскольку мы люди взрослые, то контролировать нас, значит проявить неуважение к будущим офицерам. Так, что он лучше пойдёт в ближайшие кусты, где завалится спать как «ведмедь» или «изюбр» минимум до обеда.

        Инспектирующий полковник из Москвы произвёл на нас неоднозначное впечатление. Особенно нас поразили его усы, отрощенные и ухоженные на манер знаменитых буденновских. Щегольски завитые кончики их находились на одной вертикали с краями фуражки. Он долго и с удивлением рассматривал наше войско, своим видом напоминавшее или вольную партизанскую братию, или колонну пленных времён прошедшей войны. Похоже, что до этого инспектировать ему приходилось только строевые части. На нашу беду мимо него как раз медленно двигался по воздуху один из сооружённых кем-то симбиотов.
        Здесь следует отвлечься и пояснить читающему, что в период теоретических занятий, которые проводились в основном на свежем воздухе, нас по этой жаре одолевали местные кровососущие. Больше всего досаждали огромные слепни. Оставалось только гадать, кого бы они жрали, если бы вдруг наш десант не прибыл в эту местность. Поэтому особым изыском считалось не прихлопнуть вампира, а отловить его живого и вставить ему в зад в наказание за его хищную сущность большую травину. Травина должна быть с обязательным колоском или иным соцветием на конце, чтобы сделать полет гада как можно более трудным и медленным. Так вот один из этих наказанных летающих насекомых, преодолевая сопротивление воздуха, мощно работал крыльями, размахивая торчащей из зада полуметровой травиной. Траектория полёта у него получалась ломаной, травина раскачивалась из стороны в сторону, отчего летящего заносило.
        Натужно гудя, он пролетел на бреющем в опасной близости от полковничьих усов, чьё шевеление выдавало какой-то мыслительный процесс, запустившийся под  фуражкой.  Видимо, не придя к какому то однозначному решению в плане нарушения кем-либо из инспектируемых воинской дисциплины, полковник на всякий случай гаркнул команду:
-     Отставить!
      После этого, перемежая воинский лексикон с нецензурным, полковник с десяток минут разглагольствовал о том, что своим видом мы только позорим славные Вооружённые Силы, и что, мол, он этого так не оставит. Знал бы он, что распекая  невинных студентов, которых нарядило в обноски местное командование, он жучит и будущего президента России, который по должности будет являться Верховным Главнокомандующим...
     Облегчив душу, полковник скомандовал:
-     Кругом!
      Видимо, желая разглядеть и наш невзрачный тыл. Мы чётко развернулись, подняв кирзачами облако пыли.
      Прочихавшись, полковник неожиданно приказал всем командирам взводов, в том числе и нашему Виктору бегом отправиться в парикмахерскую, чтобы привести свои причёски в уставной вид. То, что посёлок с единственной на всю округу цирюльней находился в более, чем шести километрах отсюда, его не волновало. В темпе бега наши лейтенанты покинули расположение лагеря и залегли, покуривая, в густом перелеске, ожидая, когда инспекция отчалит. Нас же в честь приезда московского гостя кухня в тот день порадовала борщом  и картофелем с мясом, что привело в восторг инспектирующего усача. Понятное дело, что о будничном рационе нашего лагеря он не догадывался, а может и знал. Не всю же жизнь он был московским полковником...

       Тем временем обустройство нашего лагеря продолжалось. Для того, чтобы разнообразить физическую подготовку, заключающуюся в ужеутренних пробежках с голым торсом  в неизменных кирзачах, начальство распорядилось установить перекладину, на которой можно было бы подтягиваться, осуществлять подъём переворотом и иную гимнастику. Волей судьбы устанавливать её было поручено Андрею А. и ещё паре студентов. Наверняка Арс, как обычно, проявил инициативу, взявшись за сооружение спортивного снаряда, дабы откосить от обычного распорядка дня, так строители были освобождены от ежедневной рутины на период возведения спортобъекта.
        Пользуясь опытом, приобретённым в строительных войсках, Андрей, не мудрствуя лукаво, строительную задачу максимально упростил, сведя её к минимуму трудовых затрат. Его архитектурный замысел был прост, как все великое. В течении дня возглавляемая им бригада прикопала на глубину около полуметра пару столбов, на вершину которых был водружён обрезок водопроводной трубы, прихваченный к опорам  парой загнутых гвоздей. Командование, поверхностно осмотрев результаты труда коллектива, осталось довольно.
      На следующий день подразделение, в котором находился я и Михаил С. было направлено к новоиспечённой перекладине. Показать мастерство на сем спортивном снаряде должен был прибывший из гарнизона майор, ведавший спортивной подготовкой. Построив нас перед турником, майор, своей кряжистой фигурой напоминавший кубик, наскоро объяснил нам важность в военном деле постоянного занятия на оной трубе. После он решил наглядно продемонстрировать возможности профессионала в этой области. Понятно, что о строительных изысках Арса он не имел ни малейшего понятия. Сделав несколько подтягиваний, и легко взлетев на вверх при помощи подъёма - переворота, майор нам подмигнул, давая понять, что самое главное ещё впереди, после чего стал раскачиваться на вытянутых руках, готовясь, по всей видимости, прокрутить «солнышко». Однако, в критичной точке сего раскачивания загнутые Андреем гвозди не сдюжили солидного веса нашего преподавателя, не озаботившегося перед занятиями снять пудовые сапоги, прибавившие к его весу пару, может, критичных килограмм, отчего последний,  продолжая крепко сжимать в своих ручищах клятый металлический обрубок, с приданным самим собой ускорением, отправился в недолгий полет в направлении ближайших кустов. Кусты приняли летающего майора с противным треском ломающихся ветвей. К нашему удивлению могучее тело его никак не пострадало. Он долго ещё стоял, тупо осматривая трубу, которую так и не выпустил из рук. Оглядеть вершины столбов ему так или иначе не хватило бы роста. Нас же ему пришлось отпустить на традиционную пробежку.

        Карельские дни стали мелькать солнечным калейдоскопом, понемногу все вживались в немудрёный солдатский быт. Близилось решающее испытание - боевые стрельбы из артиллерийских гаубиц. Были они, как и наше обмундирование произведены в далёком прошлом, а если быть конкретным, то ещё в период последней мировой войны. Однако, потом с развитием ракетной техники при товарище Хрущеве, которую тот считал наравне с кукурузой высшими приоритетами Советского Союза, артиллерийское вооружение было объявлено вчерашним днём, пока не выяснилось, что определённые военные задачи может решить только она. Однако ж, пока проектировались и ставились на вооружение новые системы в войсках оставались в основном те, на которых обучались мы. Кстати, судя по современных событиям, они продолжают исполнять свою работу и до се.

-      Расчёты первого, второго и третьего взводов к орудиям! - после этой команды наш орудийный расчёт стал готовить гаубицу к выстрелу.
         Собственно сам процесс заряжания пушки несложен. Нужно привести её в боевое положение, расставив в стороны станины и отдомкратив колеса, затолкать в казённик соответствующий снаряд ( осколочный, фугасный, кумулятивный), а вслед за ним соответствующий пороховой заряд. Далее, исходя из полученного целеуказания, выставить угол ствола и по команде произвести выстрел, стараясь захватить цель в так называемую вилку, используя такие понятия так недолёт и перелёт. После того, как цель окажется в этой самой вилке, можно уже стрелять на поражение по данным, установленными пристрелкой, всей батареей.
        Мы указанный процесс выполнили, однако ж, несмотря на наши усилия, боевой снаряд разорвался почему -то метрах в трехстах от нас. Что то пошло не так. С учётом того, что разлёт осколков составляет порядка около двухсот метров, нам ещё здорово повезло, что никого не зацепило. Не лучше обстояли дела и у других расчётов. Так, к примеру, расчёт, в котором находился Олег, разнёс с первого выстрела фанерный макет танка, установленный толи к какому то празднику, то ли ещё с какой то целью, но к уничтожению явно не предназначенный. Но более менее вскоре дела пошли на лад и снаряды стали улетать почти туда, куда и было положено - в сторону границы с нейтральной Финляндией.
       Наш курсовой фотограф Михаил З., пытавшийся запечатлеть на фотоплёнке нашу эволюцию из студентов юрфака в довольно посредственных артиллеристов, обратился к командующему стрельбами, чтобы тот распорядился произвести батарейный залп. Он, мол, хочет захватить объективом вырывающийся из стволов огонь выстрелов. Ответственный за стрельбы офицер, почему то улыбнувшись, дал добро. Когда Михаил З., занявший позицию на линии огня, дал отмашку, сигнализируя о своей готовности, батарея из четырёх орудий произвела залп. Когда унялся гром от совокупного выстрела и воздух очистился от пороховой гари, нашего фотографа на прежнем месте почему-то не оказалось. Хотя залпом его повредить не могло, все снаряды ухнули взрывами на дистанции не менее километра от нас. Тем не менее, по команде мы бросились на его поиски. Нашёлся он неподалёку в одной из глубоких воронок в совершенно неприглядном для советского воина виде. Штаны его были полны. Теперь стало понятно, чему улыбался офицер. Михаил З. совершенно забыл о действии взрывной волны, которая распространяется после выстрела орудия. Расчёт от неё защищён щитом, да и направление идёт в основном прямо и в стороны. Так что Михаил З., когда его как пушинку отшвырнуло в сторону от палящей батареи, наверняка, попрощался с жизнью. Когда же случилась с ним неприятность в полете или по приземлении, он умолчал, а мы не допытывались.
         После стрельб мы направились каждым взводом отдельно в расположение лагеря. По такой сухой и жаркой погоде мы несказанно обрадовались , встретив по дороге небольшое озерцо, в которое быстро раздевшись, сразу же занырнули. Купание было омрачено вскоре двумя танками, которые не сбавляя хода заехали в озеро. После чего вылезшие из них экипажи стали эти танки мыть, отчего все озерцо наполнилось плавающими по поверхности радужными пятнами солярки.
-     Эй, придурки! Места другого для своих тракторов не нашли что ли? - не выдержал наш помкомвзвода Слава П., в миру также бывший ещё и старостой нашей группы.
-      А ты кто такой?! - набычился один из танкистов, видимо, командир экипажа.
       Для нас, окончивших, уже четвёртый курс Универа, этот вояка прибывший на службу из деревни после достижения совершеннолетия, был просто недоумком, которому по меткому выражению профессора Преображенского нужно молчать и слушать. Но тот слушать и молчать не желал, пригрозив явиться в наш лагерь к ночи с солидной  поддержкой из своих сослуживцев, дабы растолковать нам кое что о смысле армейской жизни.
      Вечером «толкователь» армейских обычаев действительно нарисовался поблизости от лагеря в компании ещё нескольких таких же как он низкорослых солдатиков, непонятно где нажравшихся спиртного. Увидев разгуливающих по территории до отбоя студентов, совокупным количеством около двух сотен, они поутратили свой пыл. Однако заводила пытался что - то вякать, но быстро получив от студенческо - армейского коллектива «звездюлей», размазывая кровь из разбитого носа, быстро ретировался восвояси, ибо студенты поучившие его, пообещали познакомить главного танкиста и его дружков со всеми известными сексуальными изысками.
      Напоследок командование устроило нам так называемые учения, в ходе которых мы тупо оттопали не один десяток километров, да чуть не замёрзли, ночуя в дремучем карельском лесу, проведя всю ночь, закутавшись в шинельки на досках у костра. В дневное время Андрею, правда, удалось потихоньку свинтить и в костюме Адама поплавать на самодельном плоту по озеру, коих, как известно в Карелии великое множество. Своим появлением на глади озера он вызвал замешательство у нашего командования, долго рассматривавших неизвестно откуда появившегося голого человека по плоту в бинокли, и наконец решивших, что это один из из подопечных самовольно отлучившийся из расположения. Однако, при попытке визуального идентификации плывущего, Андрей, как будто почуяв грозящие ему неприятности, просто нырнул с плота, показав оптике только свои ягодицы. Через десяток - другой минут он уже был с нами с совершенно невинным лицом, отрицая, как и другие, свою причастность к самовольной отлучке.
      Как муки колхозные, так и муки солдатские промелькнули быстро... Перед нами оставался заключительный год....Пятый выпускной курс.

                ВЕЧНО  ЖИВОЙ

-     Ну что же? Надо определяться! - Володя глубоко затянулся сигаретой.
-     Надо, конечно! - я, досадливо поморщившись, затушил свою сигарету и отправил её в урну.
      Диалог наш состоялся на втором этаже факультета, куда нас привели муки выбора кафедры, на которой мы будем писать свою дипломную работу. Большинство студентов нашего курса уже определились и взяли темы на кафедрах, как правило, уголовного и гражданского права. В общем-то они руководствовались вполне понятной логикой, которая говорила о том, что сей труд будет направлен для дальнейшего освоения специальности. Ведь уже вскоре нам после распределения придётся трудиться на должностях следователей, судей, прокуроров и так далее. А для оных как раз - таки основными являются именно эти дисциплины. Но это, если делать как «положено». Наше нежелание идти в общей толпе диктовалось тем, что любая дипломная работа по этим отраслям права будет сопряжена с неизбежной связкой теоретической части с практическими делами, рассмотренными в судах. А это соответственно повлечёт за собой сидение в архивах этих судов, копание в делах для иллюстрации дипломной темы конкретными примерами из судебной практики..., что займёт массу времени, которую, учитывая, что вскоре мы будем освобождены от занятий для дипломной работы, можно употребить не только для того, чтобы чахнуть над бумагой...
-     Слушай! - меня вдруг осенила мысль. - А что, если мы используем твой опыт?!
-     Не понял?! - удивлённо воззрился на меня мой друг.
-     Я имею в виду твоё сочинение на вступительных! - напомнил я ему.
      Следует пояснить, что Володя воспользовавшись на вступительном сочинении свободной темой «Моя любимая книга», ничтоже сумнящеся, накатал , что его настольная книга не какая - нибудь, а именно «Малая Земля» незабвенного Л.И. Брежнева, за что разумеется отхватил высший балл.
-     Ну, так Леня то, ещё когда мы были первом курсе, дуба дал! - все ещё не понимал меня он.
-    И что?! Ильич второй крякнул, но Ильич то первый у нас вечно живой! - терпеливо стал я разъяснять свою мысль. - Идём сейчас к Королеву ( Королев Алексей Иванович декан юридического факультета в те годы - прим. Авт.). Говорим так, мол, и так желаем писать на Вашей кафедре диплом. Именно на кафедре теории государства и права! Возьмём темы, типа Ильич первый о том, или о сем! Для написания используем одну из множества монографий. Их до черта по этой тематике, причём все содержат ссылки на первоисточники, а именно на труды Ильича первого из его полного собрания сочинений! Таким образом, мы тупо переписываем монографии и экономим массу времени!
-      Хм! Неплохо, а не запалимся?! - Володя сразу ухватился за эту идею.
-      Ну, можно, конечно, творчески перерабатывать списываемое... Но, думаю, что у декана забот хватает и без того, чтобы отслеживать все изыски по изучению трудов Ильича! - возразил я.
        В осуществление плана мы тут же проследовали в деканат и, закатывая глаза в творческом порыве, пояснили декану Королеву А.И., что нам не терпится как можно скорее под его мудрым началом окунуться в море ленинского учения. Тот дал добро, определив нам темы: «В.И. Ленин о государстве» и « В.И. Ленин о социалистической законности». Покончив с формальностями, декан строго наказал нам быть через недельку другую с планом дипломных работ и отпустил с миром.
-     Вот видишь! - довольно говорил я Володе.- Теперь осталось дело за малым - или в факультетской библиотеке или в общеуниверситетской найти книжонку по таким же темам!
-     Кстати, оттуда можно и план взять! - вторил мне он.

       После этого мы отправились в библиотеку, где после недолгих поисков, обнаружили необходимые брошюрки, объёмом подходившее под содержание дипломов. На всякий случай, страхуя себя от уличения в плагиате, авторы последних были избраны из не проживающих в Советском Союзе. Лично мой представлял Венгерскую народную республику. Необходимые главы и ссылки на первоисточник, а именно на труды Ильича Первого наличествовали. Для чистоты эксперимента в той же библиотеке мы сличили цитаты вождя, отмеченные сносками, с полным собранием его же сочинений, находившимся тут же в свободном, естественно, доступе. Все совпадало как нельзя лучше.
-      Считай, план диплома уже имеется! – удовлетворенно резюмировал Володя.
-      А то! Списываем название глав, называем это планом, и готово! – согласился я.
       Выдержав приличествующую поискам и творческому осмыслению дипломной темы временную паузу, мы явились снова на кафедру, дабы предстать пред светлые очи нашего научного руководителя.

-       Каждый дурак считает себя умным человеком!!! – бушевал декан.
        Мы, слушая эти громы и молнии, доносящиеся из-за неплотно закрытой двери кабинета кафедры, потупив глаза долу, скромно сидели в приёмной, проклиная «светлую» мысль, посетившую нас в минуты скорби роковые.   И хотя все это не относилось к нам, а было направлено к какому-то соискателю научной степени или  к теоретическим изыскам извечных противников Ленинградского госуниверситета – правоведам МГУ, мы не без оснований предполагали, что и сами будем уличены в банальном списывании.
       Однако ж, опасениям нашим не суждено было сбыться. Алексей Иванович, бегло глянув на «наши» планы, тут же их одобрил, приказав, не мешкая начинать работу по их письменному наполнению. Сам же он, дескать, будет в ближайший месяц очень занят, ибо убывает на научный симпозиум. Так что будет ждать нас для рецензирования написанного через несколько недель и надеется, что к этому сроку наши дипломные работы будут вчерне готовы. Мы со своей стороны  горячо заверили его, что ни о чем больше не думаем, как только о возможности закрыться в библиотеке и приступить в погружению в творческое и научное наследие Ильича Первого. Декан, было успокоившийся, снова навострил уши, однако, отпустил нас восвояси, видимо, исчерпав уже критический запал.

-     Ну, считай, минимум недели три у нас есть! – провозгласил я, и мы сдвинули свои полные пивные кружки.
      Выйдя из здания факультета, я и Володя забежали отметить такое удачное начало трудов по оформлению наших дипломных работ в одно из пивных заведений Васильевского острова.
-     Ага! А что, может, придумаем чего – нибудь? – спросил мой друг, вгрызаясь в хвостик сардинки, подаваемом в этом заведении к пиву.
-     Хм…А давай в Москву смотаемся, посмотрим, что там и как! – предложил я.
-     А почему бы и нет! – Володя согласно поднял свою кружку.

      Очередь у Киевского вокзала, гигантской анакондой стремившаяся под своды величественного ангара, именовавшимся в первопрестольной скромно «пивным залом», навевала у гостей из северной столицы состояние безысходной тоски.
-     Вроде бы Указ Горби по всей стране свирепствует, но в Питере такого безобразия почему-то нет! – раздражённо заметил Володя.
-     Точно! – тяжело вздохнул я, осознавая, что и в это заведение Москвы нам не попасть.
      После прибытия в столицу тогдашнего Союза,  мы не бросились на Красную площадь или в Третьяковку, решив изначально поближе познакомиться с Москвой кабацкой, воспетой Есениным. Однако ж в этом намерении терпели уже четвёртое поражения кряду. Оставшиеся после закрытия по соответствующему Указу « О борьбе с пьянством и алкоголизмом» немногочисленные заведения, торгующие спиртным и пивом, были недоступны из – за того, что их штурмовали как столичные жители, так и многочисленные приезжие.
      В отчаянии я позвонил из автомата дядюшке, в те времена занимающему не последнюю должность в центральном комитете правящей партии. Он долго думал, с кем-то советовался, порекомендовав, наконец, попытать счастья в пивной недалеко от знаменитого театра на Таганке. Там, мол, место не приметное для приезжих, каковые интересуются в основном самим театром.
       Не без труда отыскав упомянутое заведение, мы  обнаружили там очередь, правда, уже вполне реальных размеров, позволяющую предполагать, что внутрь можно попасть ещё до его закрытия.
-      Ну что, парни, давайте без очереди проведу ! – предложил нам появившийся как - будто из под земли потрепанный мужичонка, по всей видимости завсегдатай пивной.- Пивка поставите?
       Посоветовавшись между собой, мы решили предложение принять, так как очередь практически прекратила своё продвижение. Видимо, проникшие внутрь, не стремились расставаться с местом, добытым  с таким трудом. Мужик действительно, бесцеремонно растолкав очередников, провёл нас прямо к входу…
       Знаменитая пивная, в которой любил по слухам сидеть сам В. Высоцкий, портреты которого украшали непритязательные стены, производила после аналогичных заведений Ленинграда, тягостное впечатление. Находилась она в подвальном помещении, была полна народа, густо облепившего немногочисленные столы. Наш расторопный  поводырь подвёл нас к одному из столов, обитатели которого, потеснившись, приняли нас в своё сообщество. В ходе переговоров с этой братией выяснилось, что когда их посланец предлагал нам за пивное вознаграждение провести нас внутрь, то речь шла о проставке пива всей компании, а не только ему! Мы поняли, что наш скромный бюджет, составленный из полученной стипендии и некоторой суммы пожертвований родителей, останется в этом заведении, начисто лишив нас дальнейшего пребывания в белокаменной. Поэтому, скрепя сердце, мы выделили сумму, необходимую для покупки нескольких кружек, поскольку  стол у компании был пока ещё полон. Возражений не последовало, видимо, московские пауки справедливо предполагали, что жертвам из их паутины деваться некуда.
-    Сами то откуда будете? – вальяжно поинтересовался главный за столом.
-    Из Питера,  - горько признались мы, предполагая, что происхождение наше из извечного города-конкурента старой столицы ещё больше ухудшит наше положение.
     Однако, вопреки ожиданиям, сия информация произвела благоприятное впечатление на принимающую сторону, снизившую наши обязательства только до ещё одной кружки на брата.
     Заодно обитатели злачного заведения просветили нас, что сами на выходные ездят в город трёх революций, дабы вкусить и пива, и иного спиртного, которое в отличие от города пребывания продаётся там в относительном достатке. Тем не менее, дабы не искушать судьбу, в ближайшую паузу, выйдя из-за стола по надобности, мы поспешили оставить «гостеприимное заведение», дав себе слово на следующий день прибыть за час до открытия в известный пивной бар «Жигули», располагавшийся между Старым Арбатом и Калининским проспектом. Раннее прибытие, справедливо рассудили мы, кратно повысит наши шансы на попадание в приличное питейное заведение, в котором напитки явно должны быть лучше разбавленной бодяги, что нам подали в любимом кабачке Владимира Семеновича.

-     Как в воду глядели! - довольно сказал я, когда мы встали поутру следующего дня в хвост небольшой очереди в знаменитый бар.
      Количество страждущих, представлявших исключительно гостей столицы, однозначно давало надежду попасть внутрь уже в первый запуск посетителей. Коротая время до открытия, мы свели знакомство с нашим сверстником, прибывшим из Таллинна, которого можно было без преувеличения считать в нынешних обстоятельствах земляком, так как наши города располагались на берегах одного и того же моря. Так втроём мы и проникли в лучшее питейное заведение столицы.
      Поданное нам пиво в кувшинах, имевшее сочный медовый оттенок, а также принесённые на закуску дефицитные креветки, привели нас в превосходное расположение духа, которое мы в течении нескольких часов поддерживали, держа в уме то, что выйдя из «Жигулей», попасть в иное заведение мы уже шансов  не имеем.
     Значительно пополнив запасы «хорошего настроения» и уже любя весь этот мир, мы покинули гостеприимный бар и направились обозревать достопримечательности малого туристического набора столицы. Попасть в усыпальницу нашего дипломного визави мы даже и не рассчитывали, но иные объекты центра стояния в очередях не требовали.

-    Так, товарищи, не расходимся, держимся компактно! - девушка-экскурсовод изо всех сил пыталась организовать разношёрстную группу передовиков сельского хозяйства из Рязанской губернии, которые несмотря на приснопамятный указ поголовно находились в прекрасном расположении духа.
-      Щас к Райке Горбачевой чай пить пойдём! - громогласно объявил красномордый детина в распахнутом овчинном полушубке.
        Экскурсовод только устало закатила глаза. Мы находились в эпицентре этой группы людей, со всех сторон дышавшей на нас запахом самогонного перегара, чеснока и ещё каких-то сельских припасов.
       Дело в том, что после прибытия к Красной площади нас ожидало нежданное препятствие в виде запрета прохода на оную индивидуальных туристов, ввиду того, что в столице проводился толи съезд, толи иное мероприятие, и вход был разрешён только организованным группам. Пока мы с Володей решали сию дилемму, около нас остановился автобус с рязанской группой, и вывалившая из него толпа просто вынесла нас на искомое место.
      Довольно скоро мы ступили внутрь святыни. Однако ж Ильич не произвел на меня должного впечатления. Может из-за скудного освещения гробницы, а может и из-за краткого времени, даваемого на обзор оболочки покойного. В памяти остался только круг неверного света, в котором угадывались знакомые каждому с его советского детства черты, да рыжая бородка клинышком. Мы, конечно, сделали попытку остановиться и получше осмотреть вождя, но грубые толчки в спину невидимых охранников святого трупа, быстренько погнали нас наружу.
       После того как главнейшая достопримечательность была осмотрена, мы расстались с шумной толпой колхозников и направились в центр города, где нас ждала роковая встреча…

-     Ты смотри-ка! – сказал я, обращаясь к Володе, когда мимо нас прошествовала троица мужчин почтенного возраста, крайние из которых бережно поддерживали под руки идущего посередине. – Один на нашего Королева похож! Просто вылитый!
-     Да ну! Не может быть! – Володя недоверчиво оглянулся на ушедших и зачем –то, догнав их, заглянул в лицо.
-     Здравствуйте, Алексей Иванович! – услышал я растерянный голос друга.
      Мне ничего не оставалось, как подойти к ним. По нелепой случайности в центре столицы мы повстречали своего научного руководителя!
-      Так…Если не ошибаюсь вы должны сейчас заниматься написанием диплома! – ответствовал декан, стараясь держаться преувеличенно ровно.
-      Конечно! – не растерялся Владимир. – Мы как раз приехали в Москву, чтобы поискать дополнительный материал в ленинской библиотеке! А вот сегодня нам даже удалось в мавзолей попасть!
-     Э-э-э… - не ожидавший такого ответа декан пошатнулся, но был тут же подхвачен бдительными спутниками.- Что ж…похвально! А я вот с коллегами с симпозиума возвращаюсь, сейчас на вокзал… М-м-м… Тем не менее! Завтра… Хотя, нет! Через два дня жду Вас с черновиками на кафедре!
       Откланявшись, научная троица продолжила свое шествие по улице Горького.
-      Нет, ты мне скажи какого черта ты поперся за ними! – я до сих пор не мог прийти в себя.
-      Так кто ж знал! Я думал, может какой-то действительно похожий на нашего Королева! Думал, посмеемся! – оправдывался Володя.
         Учитывая приказ случайно встреченного нами в центре самой большой страны мира человека, пришлось нам спешно прерывать вояж, дабы набросать хоть что-то на бумаге к означенному сроку.
        Впрочем, когда мы в назначенный день явились на кафедру, то  секретарь сообщила нам, что Алексей Иванович убыли-с на конференцию в Гамбург…

                ВМЕСТО  ПОСЛЕСЛОВИЯ

        После событий, описанных выше и многих других, которыми изобилует студенческая жизнь каждого человека, которому посчастливилось в своей жизни побыть  учащимся дневного отделения ВУЗа, прошло практически четыре десятка лет. Естественно, что описания удостоились именно те истории, которые остались в памяти как автора, так и его ближайших друзей. На нашем курсе училось около двухсот студентов, и если бы каждый описал  хотя бы несколько историй  из своей жизни того периода, то вся их совокупность  потянула бы на многотомный роман, не меньше. Конечно, можно было кинуть клич, и те, ребята и девчонки, что по счастью живы сейчас, наверняка бы поделились своими воспоминаниями. Однако пересказ жизненного эпизода другого человека не позволит описать эмоции, который пережил непосредственный участник, что сведёт все к сухому изложению какого-то факта или случая.
      Поэтому, да простят меня все люди, которые учились со мной в те годы...

                Роберт Сперанский, апрель 2025 года. Санкт - Петербург.