Апрель в Головково

Апрель  в  Головково

Весной в   деревню всегда приезжаешь без плана. Вернее все наметки, которые сочинил в электричке,  разлетаются, как фантики.

Так и сейчас. Приехали - какие уж там  дела! Тут  птицы свои старые гнезда делят и перераспределяют.

Ворона  аиста  белокрылого спихивает  с цементного электростолба, а  аистиха смотрит   на нее с удивлением: что это ты, малявка,  со мной соревноваться вздумала? Но ворона не отстает: «Это мое место, и нечего тебе тут распоряжаться! Пошла вон!»

А благородная аистиха подумала:  «Детям нужен покой и обхождение, а эта чертовка не даст мне на столбе поставить гнездо, так и будет прутики вытаскивать да вниз бросать, да каркать.  А я  сидеть буду в беспокойстве, еще, поди,  и детей загублю своим невниманием. Полечу-ка я отсюда  подобру-поздорову». Взмахнула крыльями и улетела прочь. Там, на силосной башне, может,  место есть?

А ворона села, как купчиха,  на провод. Так тебе и надо! Не лезь в чужое место! Я тут  всю зиму его берегла для своих питомцев, а она  из жарких стран, как туристка,  прилетела. Готовьте тут место  для нее!  Нет уж, это место занято! Ищи себе другое, а  тут я буду.

Села скромненько  на проводок  и перестала  силы тратить, раз аистиха улетела. Силы ей сейчас очень  нужны. Высиди, выкорми да еще летать птенцов  научи.
А у дома – скворцы. Наверно,  слишком много их прилетело. Во все соседские  скворечники  они поселились, а  мест все равно не хватило. Они на нашу березу, в  воронье гнездо -  три семьи  опустились.  А вороны были начеку и сразу, подлетев,   вступили бой: «Выселяйтесь!»

 Ну,  против вороны скворец   не борец. Большой драки не было. Так, пару раз,  учительно, ткнула ворона  скворца,  и  они  полетели в сторону деревенской праведницы  Шуры. А ворона села в гнездо и решила, что  до самого вечера будет в нем  сидеть и никого не пустит.

А пять или семь лет назад  приезжала  к нам Оля из Ташкента. По  нашему приглашению, в гости, посмотреть, как мы тут живем. 

Проигнорировав нашу калиточку, она  юркнула к соседям Щербаковым, у которых на то время почти полностью был достроен трехэтажный кирпичный  дом под черепицей, и  очень удивилась, когда мы  показали ей выдавшую виды русскую избу.

Нет, она, конечно, вошла в разваливающуюся калиточку и выслушала нас на предмет  дружбы, раз мы одного рода. Но ей  бы хотелось поговорить о конкретном помещении для своих нужд, чтобы поселилась  она  с тремя детьми   и еще две-три сотки   получила  бы   для будущего строительства.

 А мне это не понравилось. У  нас собственные дети и мы надеялись, что они будут нас  наследовать и помогать нам. Пригласил в гости, а   люди подразумевают – может,  мы приедем и половина наша? По-родственному!  Но у вас же в Ташкенте был дом. Вам за него деньги дали. Насильно вас никто не выгонял. И  наш деревенский, Куракиной Насти сын, будучи в Узбекистане солдатом,  женился на узбечке, привез её сюда, родил ребенка. Потом ей что-то не понравилось, она уехала обратно,  и он уехал за ней.  Всё было взаимообразно.  А  сейчас дом его пуст и никто не знает, как его делить и с кем делить.

Уехала Оля  ни с чем – обиделась. А я  - чем могу помочь? Со мной, сколько я помню, все дружили письменно,  и  я дружил письменно, а теперь вдруг понадобилась   реальная помощь, но к  ней никто не готов.

А с нами  уже три весны  Агния дачествует. Мы гуляем по деревенской улице, накрапывает дождь. И вдруг появилась  царственная радуга  во все небо. Бабушка стала  рассказывать внучке, как это все происходит с физической точки зрения: одна капля, как хрусталик,  отражает солнечный луч, а все капли вместе создают такую радость – радугу. И внучка серьезно ей  отвечала: «Да-да, я понимаю, как это происходит. Нас  этому и в садике учат».


А потом зазвонил телефон,  и бабушка сказала в трубку – «Да!»

А оттуда мама Агнии сказала – «Нет! Я больше не буду  с ним жить.  Он говорит: «Ты не знаешь, как это  стоять с метлой на  улице!»  А я знаю, что он набрал кредиты оплатить предшествующие  кредиты и сейчас у него аховое положение,  и он будет грубить и скандалить, пока не напьется».

Бабушка сказала в трубку: «Нечего  нашу прогулку портить!», и мы пошли гулять дальше.