Рукопись, найденная на чердаке

  Отрывки из воспоминаний  Григория Родионовича  Гончарова, 1903 г. р. потомка черниговских хлеборобов, переселившихся в Енисейскую губернию в мае 1902 г.  В будущем  председатель  Ключинского сельского Совета, разведчик Красной Армии , журналист, советский и партийный работник.
                От автора:
    "Приехав в родные края после смерти отца в 1972 году, на чердаке родительского дома я обнаружил саквояж с бумагами. Среди них было двадцать тетрадей с записями отца о жизни предков на Черниговщине  в селе Жихово, Новгород-Северского уезда, об их переселении в Сибирь и о дальнейшем освоении этого сурового края.
 Подробно описаны условия крестьянской жизни в селе Ключи, Солгонской волости, Ачинского уезда, Енисейской губернии, да и в вокруг лежащих сёлах. Удачно описано поведение населения во время исторических перемен, расслоение на "своих" и "чужих". Записи оканчиваются событиями 1925 года.
  Эти тетради я сдал в Госархив Красноярского края, как имеющие  большую историческую ценность и представляющую интерес для будущих исследователей. А для себя скопировал рукопись и издал книгу "Воспоминания о жизни переселенцев в Сибири". Отрывки из неё представляю на суд читателя."
 
                Г О Н Ч А Р О В   Г. Р.

                Из воспоминаний  о жизни в Сибири.
                «Биография—это единственная и правдивая  история»      
                Томас  Карлейль               
                Раздел  второй.
                Первая мировая и гражданская война.
         

                Мобилизация.

          Шел 1914 год. 1 мая, по старому календарю, я на отлично сдал экзамены, закончив трёхгодичную  начальную школу министерства просвещения с похвальным листом на гербовой бумаге .Закончилось моё короткое детство на одиннадцатом году жизни. Началась трудовая жизнь. Весной работал в поле с отцом на бороновании. В начале лета ходил стажером драть дуб. После Петрова дня выехали на покос .  Сёстры Аксинья по 16 году и Анастасия 13 лет часто ходили работать по найму к зажиточным крестьянам косить и убирать сено.

         20 июля, в Ильин день в деревню пришла весть о начале войны с Германией и Австро-Венгрией. Началась мобилизация запасных солдат. Закрестились пред божьими образами старухи, запричитали женщины и заплакали дети. В такт им подвывали собаки. На людей, в том числе и на нас, подростков, свалилось ощущение тревожного ожидания неизбежной беды. Даже карканье ворон стало восприниматься по-другому и мы боялись: как бы они не накаркали несчастье  и на нашу семью. Сразу вспомнилось, как четыре года тому назад в начале лета на небе появилась ярко пылающая  звезда  с длинным и  менее ярким хвостом, напоминающая огненную метлу и наводящая страх  на людей в течение нескольких ночей. Старики и старухи говорили, что это не к добру, что на земле  скоро начнутся распри и войны, брат восстанет против брата, а сын —против отца. И наступят потом  голод и мор и призовёт  Господь на Страшный Суд всех грешников за грехи их тяжкие. И в мою душу стало закрадываться сомнение в словах отца, что  Бога нет. Сбылись же предсказания стариков о  предстоящей войне, а затем могут сбыться и другие. ( Потом, уже взрослым я узнал, что это к Земле приближалась комета Галлея).
         Ушли на войну наши соседи Никифор Сильченко,  Иван Дм. Нестеренко, Никифор Степаненко, Карнаухов Владимир и другие. Наш отец был непригодным к военной службе.
      Наша  деревня Ключи, Солгонской волости  стояла на  столбовой дороге и по ней с обширного Минусинского края  в Ачинск к железной дороге  двигались на обозах отряды мобилизованных  на войну мужиков. В ней происходила смена конных подвод. Для перевозки мобилизованных были согнаны крестьянские подводы из семи волостей. Все околицы села были запружены повозками и лошадьми. В течение двух недель двигались партии мобилизованных на подводах, останавливались и пересаживались на свежие подводы. По всей деревне стоял шум и гам.
   Дело в том, что первые партии поголовно были пьяными. По дороге они разгромили почти все вино-водочные лавки и растащили спиртное. Некоторые отчаянные головы требовали от крестьян и сельских властей кормить их салом и мясом, заявляя, что их гонят, как баранов на убой, поэтому они должны пить вино и хорошо питаться.
 
      Деревня гудела, как пчелиный рой. Местные власти сбились с ног. Приехавший из Солгона  полицейский урядник ( младший чин) пытался навести порядок, но был нещадно избит и отправлен старостой в больницу.   Прибывший из Ужура становой пристав с двумя стражниками, покружив вокруг села, ретировался обратно, решив , что с двумя полицейскими ему порядок не навести.
       Помнится, как в первые дни движения эшелонов, мы с отцом остались дома. Шел убористый дождь и образовалась грязь. Часов с десяти утра началось массовое движение подвод с мобилизованными.  Слышались беспорядочные пьяные  песни и невообразимый шум. К нам во двор заехали три подводы , на которых было около восьми солдат. Тут же подъехали три сменные подводы. Солдаты и ямщики зашли в избу и расселись за столом, принеся с подвод водку и разную снедь. Стали выпивать и закусывать, произнося тосты за здоровье своих близких и за спасение Отечества. А один из солдат, будучи сильно пьяным, завалился на кровать и уснул. И когда его товарищи стали будить, чтобы ехать дальше, то не смогли его поднять и  уехали без него. Когда же он проснулся и поднялся, то встал на пороге избы и давай засучивать рукава рубашки, заявляя:   «Кто меня толкал? Сейчас я с вами рассчитаюсь!». При этом размахивал в воздухе кулаками. И отцу стоило больших трудов уговорить этого разбушевавшегося грубияна, вывести его на улицу и посадить в очередную  двигавшуюся повозку.

            На  следующий день мы с отцом выехали на пашню, где ночевали и жили на полевом стане до очередной субботы. Временами я ходил домой за хлебом. Деревня гудела и шумела и я быстро возвращался на стан, где царили спокойствие и тишина.

        Разбив и разграбив на трактовой дороге от Минусинска и до Ачинска все винные казённые лавки, первые партии мобилизованных, казалось бы, оставили  следующие партии без спиртного и на дороге должен бы  воцариться мало-мальский порядок.  Но не тут-то  было. Следующие поздние партии мобилизованных стали грабить винные лавки в сёлах, расположенных в стороне от тракта. Так, была разбита и разграблена казённая винная лавка в Солгоне, расположенном от тракта в 12 верстах .
        Характерно, что в одну из ночей группа отчаюг из мобилизованных  выехала из нашей деревни в Солгон на подводах ключинских крестьян. Разбив монополку и набрав в ней спиртного, они возвратились в Ключи. Одну из этих групп возил на своих лошадях Игнат  Воробьёв, наш сосед сын Луки Ивановича. Ими было привезено много водки. Попойка у Воробьёвых шла почти целые сутки. Закончилась она скандалом: мобилизованные стали обвинять Луку Ивановича в том, что он украл и спрятал три четверти водки, требуя, чтобы он её вернул. В завершение скандала они его поколотили, но, не добившись своего, уехали дальше по тракту в Медведское. А  Лука Иванович действительно припрятал на своём гумне в соломе несколько бутылок водки.

       Уже под конец движения этих отрядов губернские власти вынуждены были послать казаков для усмирения буйствующих «рекрутов». В нашей деревне на постой остановилась группа казаков из пяти человек, а остальные на автомобилях проехали в южные трактовые сёла. Это была первая и последняя пьяная  мобилизация  Империалистической войны ( молва поначалу называла её Великой  ). В августе 1914 года царским правительством продажа водки была запрещена и наступил  «сухой закон», отменённый лишь в 1925 году Советским Правительством за подписью  Председателя Совнаркома Рыкова, вследствие чего водку  в народе стали называть  «рыковкой».

    Должен сказать, что « сухой закон» проблему пьянства так и не решил и привёл к бурному развитию самогоноварения, особенно в период безвластия и гражданской войны, очевидцем чего мне пришлось быть.
      В январе 1915 года был произведён второй тур мобилизации в Действующую армию. Призывались ополченцы первого разряда до сорокалетнего возраста, то есть не служившие в кадрах и пользовавшиеся льготой первого разряда по семейным обстоятельствам. Снова вся деревня заполнилась крестьянами смежных сёл, привлечёнными для перевозки мобилизованных. В нашем дворе всё  это время жило от  трёх до пяти человек крестьян- «подводников» и  стояло  до десяти конных подвод.
       Наученные горьким опытом первой мобилизации, уездные и губернские власти  прислали в трактовые сёла наряды верховых казаков. В нашу деревню прибыл становой пристав с группой полицейских для обеспечения порядка и спокойствия. И вторая мобилизация проходила спокойно потому, что водки не было и торговля всякими алкогольными напитками была запрещена. Партии мобилизованных двигались спокойно, распевая заунывные военные песни. В то же время я услышал и запомнил частушку :
                « Мы  урядника побили, станового бить пойдём.
                Нам полиция знакома и тюрьма нам нипочём.»

       В апреле 1915 года, в самый период распутицы был проведён третий тур мобилизации старших возрастов. На фронте шли тяжелые, кровопролитные  бои. Русские войска  несли поражение и отступали под ударами более технически оснащённой германской армии уже зимой 1914-15 года. По тракту домой двигалось много раненых солдат на побывку и отдых или совсем изувеченных калек, потерявших кто руку, кто ногу. Останавливаясь на ночлег, они рассказывали о тяжелом положении нашей армии. Один калека так и говорил:
«Немцы засыпают нас снарядами. У них много самолётов и цеппелинов (дирижаблей). А у нас не хватает снарядов и даже патронов и простых винтовок. Плохо дело со снабжением армии всем необходимым. В нашей армии многие генералы, являясь немцами по национальности, допускали измену. Даже сам военный министр Сухомлинов подозревается офицерами в измене в пользу немцев.»
    Раненные также жаловались на бездарность  генералитета русской армии.
     А царское правительство продолжало проводить дополнительные мобилизации старших возрастов кадровых ополченцев первого разряда. В сентябре 1915 года были призваны ополченцы второго разряда. Досрочно призывали молодых. Только за один 1915 год было проведено три набора молодёжи. Так, например, в мирное время призывную комиссию проводили в Ужуре, куда ездили рекруты нашей Солгонской волости. А с началом войны создали дополнительные призывные участки. Молодёжь четырёх волостей, в том числе и нашей Солгонской, стала проходить призыв в трактовом селе Рыбалка в 17 верстах от нашей деревни.
      В 1915 году первый  набор  прошел призывную комиссию в марте  в селе Рыбалка (Петропавловское). Второй набор в июне того же года. Помню, как ехала молодежь через нашу деревню и обратно, распевая печальные песни и частушки. Одна из них запомнилась :
                « Нас, молодчиков, угонят под Варшаву воевать,
                А наши милочки останутся картошкой торговать».
    А девушки в свою очередь напевали следующую частушку :
                « Пойте, девки, пойте все, а мне не до этого,
                Из Рыбалки привезли милёночка забретого».
    А третий набор был проведён в августе 1915-го. Призывалась молодёжь в возрасте 18 лет.
    Таким образом, уже в 1915 году все пригодные к  военной службе мужчины и молодёжь ушли на войну. Дома оставались женщины, старики и подростки; хозяйство стало приходить в упадок. Кроме того,  крестьяне несли большие повинности, особенно по перевозке, как мобилизованных, так и следуемых с фронта раненых и военнопленных. Большие партии пленных австро-венгров проследовали  в Минусинск зимой 1915 года....
  На  фото автор рукописи Гончаров Григорий в 1928 году г.  Владивосток