Кухня следствия

В начале, я беззаботная муха, летающая у каких-то небоскребов. Будто бы парю, и ноги свисают в пустоту. Бесконечное чувство падения вниз знакомо, наверное, всем. А потом - хоп-ля, сцена меняется на что-то еще более абсурдное. Как я прячусь в своей квартире от разъяренного товарища Берии с топором. Лаврентий пытается изрубить меня на мелкие кусочки, и стоит ему схватить меня за тушку и поднять над землей, как..

Ага, опять. Похоже, мое подсознание просто обожает прокручивать какой-нибудь калейдоскоп из образов, заставляя меня все это просматривать во сне. Вот сейчас я стою посреди какой-то лесопилки в Южной Америке. Кругом гребанные джунгли. Меня связало несколько бандитов в балаклавах. Чертовы латиносы орут какую-то чушь на своем выдуманном языке. Сцена будто бы из мыльного сериальчика про мексиканские наркокартели, ей-богу. Один из этих недоумков подносит мачете к моей небритой морде, начиная впихивать его в мое ухо.. 

— Эй! Давай, братец, вставай, пюре уже сварилось.

Вспышка. После пробуждения, мне нужно около минуты, дабы собрать свой рассудок воедино. Я не муха, и за мной никто не охотится. И меня даже не пытают бандиты. Трогаю себя за уши. Вроде бы, целы.   

Чудно, все нормально, я не в Южной Америке, а кое-где похуже. В российской глубинке махрового бюрократизма, ха. Всего лишь практикант-секретарь-стажер-помощник (придумай себе более не стыдное слово сам) в следственном отделе. Почти все студенты юрфака мечтают стать следователями, и потому, дабы направить безудержный оптимизм молодежи в нужное русло, их направляют сюда. Попробовать свои силы. После этого о карьере сыщика практически никто не мечтает. Шутка.

Меня хлопает по плечу наш старший секретарь Григорий. "Почти" лейтенант юстиции, между прочим. Не то чтобы он отличался от других секретарей, но за выслугу лет (продержаться больше года в этом месте – это таки настоящий подвиг) он пользуется в этих стенах особым уважением и особым раздражением. Его острые выходки быстро приобретают статус народных баек и легенд, да и сам характер Гриши всегда поражал меня своей эпатажностью. Иногда мне казалось, будто он свалился к нам из рассказов про американских ковбоев, и что если его как следует рассердить, он достанет откуда-нибудь револьвер и начнет стрелять в потолок.

Пока я чешу глаза, Гера (его бесило когда я его называл так) копается пластиковой ложкой в своем стаканчике с не особо аппетитной пищевой массой. Он ставит на мой стол такой же стакан с моей порцией. При попытке перемешать эту гущу, моя ложечка с противным треском ломается на две части, из-за чего мне приходится идти за новой. Копаясь в подсобке среди пачек одноразовых тарелок, все же нахожу что искал. Здесь также располагается единственная на весь этаж, священная микроволновка, согревающая наши обеды и сердца. Стоит она рядом с дырявыми колесами, к которым прикреплена бирка «Не трогать, вещ.док!» и пластмассовым манекеном человека. Атмосфера что надо.

Возвращаюсь назад, и сажусь напротив Григория, глядя на то, с каким аппетитом он поедает не особо приятное на вкус нечто. Порошкообразное пюре вызывает у него такой восторг, что мне показалось, будто мы сидим в ресторане, а не в маленькой пыльной каморке. Хотя, не буду наговаривать, в чем-то она мне определенно нравилась.
 
Наше пристанище, за пределы которого частенько ох как не хотелось выбираться, не могло порадовать нас такой роскошью как кондиционер или мини-холодильник. Это волшебное королевство, во главе которого восседал славный мистер Штайн, было до того скромновато, что порой было и ноги не выпрямить, не уперевшись туфлей в какую-нибудь коробку с кучей справок. Хотя в комнатушке мебели было совсем немного. Несколько деревянных столов, скрипящие офисные стулья, громоздкий шкаф, забитый бумагами и портрет нашего президента, висящий ровно посередине треклятого кабинета (а скорее – палаты) номер шесть. Иногда казалось, будто бы хмурый правитель безустанно глядел за нашей возней при составлении всевозможных бумажек. Наверное, поэтому такие вешают в каждое помещение для чиновников?

Отделение располагалось возле крупного вокзала, из-за чего по вечерам, стоило вам открыть окно, вас окутывал бесконечный стук вагонов и далекий гул сообщений диспетчера. Такой родной шум, напоминающий мне о моем родном поселке. Наш дом тоже располагался у железнодорожных линий, и все эти звуки убаюкивали меня, когда я был маленьким.. Кх-м, точно, мы же о кабинете следователя говорим. А еще, прямо напротив портрета президента зияла огромная трещина в стене. Когда мозг отказывался на чем-либо фокусироваться, я глядел прямо на нее. Такое чувство, что с каждым днем она все больше и больше расцветала в разные стороны.. Будто бы это так прогрессировала моя тоска от нахождения здесь. Или это у меня так разыгралось воображение?   

— Че молчишь, а? Ну ты там, это..

— А мне есть что говорить, Гриш? Настроение паршивое.

— Да не грусти ты, вон, давай мы тебе девочку найдем.. Я вот недавно с такой дамой познакомился, ты посмотри, посмотри!

Ехидный круглолицый грузин с грубой щетиной показывает мне на своем телефоне фотографии какой-то миловидной девчонки с темными волосами. Стоп, а может он и не.. Понятия не имею, кто он вообще по национальности. Однако, обладая соответствующей восточной харизмой, он ухитрялся находить общий язык одновременно со всеми людьми, утешая их своей оптимистичной болтовней.
Сам по себе, Григорий это такой редкостный жизнелюб, вечно летящая куда-то птица, сносящая все на своем пути. Родись он на сотню лет раньше, то стал бы первопроходцем-авантюристом, вроде того гения, который два раза подряд «продал» Эйфелеву башню. Такие люди как мой коллега живут на пределе сил, и либо погибают в молодости, либо живут добрую сотню лет. Впрочем, вспоминая о том, какой у нас здесь режим питания, второй вариант не представлялся возможным.

Мы постоянно полировали свои желудки всевозможной выпечкой из близлежащей пекарни, буквально сметая все съестное с полок. Далее шли все новые и новые энергетики и лимонады, скорее напоминающие по своему составу химический «Крот». Рекордом было где-то пять чебуреков за день, политых острой аджикой, после которой хотелось выплюнуть свои кишки. Подпортить себе желудок в таких условиях – как нехрен делать. Люди почему-то склонны к тому, чтобы заедать стресс по полной.

— Что у нас там по материалу проверки, а? Ты запрос-то накатал?

— Ты ж сам сказал, что у меня вышла какая-то чушь. Да и я думал, Штайн его уже составил.

— Я того мать еб.. Гр-х.. Забей. Вить, надо тебе позвонить по во-от этому номеру.. Пригласи на дачу объяснений и все такое.

О, вот и самая непредсказуемая часть работы. Я катастрофически плох в общении с людьми по телефону, ибо «ты будто хочешь в лицо собеседника трубку швырнуть». Особенно здесь, когда твои собеседники напрочь непредсказуемы. Они могут начать ныть про свою жизнь, спрашивать по сто раз, арестуют ли их, если они сюда придут, ну или просто послать тебя на три буквы. И ничего ты с этим не сделаешь. Всегда испытывал от этого какое-то чувство стыда. Хотя, бывали и моменты просветления. Было довольно весело около часа искать номер какого-то участка на другом конце нашей необъятной страны, куда тебе надо переслать документы, а потом общаться с тамошним дежурным как со своим давним товарищем.

Но в этот раз, все проходит как по маслу. Человек, подавший жалобу, придет прямо сегодня вечером. Делаю пометку в своем электронном календаре на ноутбуке. Ух ты, повезло.. Сейчас бы, конечно, круассан с кремом. И кружку кофе. И, лучше бы, сегодня пораньше вернуться домой. Я слишком бестолковый для такой ответственной работы. Бесконечно накручиваю себя, что что-то пойдет не так, и я где-то облажаюсь. А потом так и происходит, вот так сюрприз.

Хлопает дверь. Среднего роста пацан в непомерно огромной темной куртке с меховым капюшоном салютует нам, садясь за один из столов и доставая свой ноутбук с кучей прилепленных наклеек по мотивам всевозможных видеоигр. А вот и Игорь, последний практикант в нашем горе-трио. Он пример ярчайшего простодушия, которое воспевалось многочисленными поэтами и философами человечества. Казалось, перед нами персонаж из трактатов про «веру угольщика». Рубаха-парень, всегда поддержит и подбодрит. Хоть и сам он жутко самокритичен, говоря всем, что у него ничего не получается. Ну да, ну да, конечно. Вспоминая свою тетку, горячо любимую в нашей семье хамов и циников за свою сердечность, мне кажется, некоторые люди сами по себе рождаются добряками. И вот Игорь как раз из таких.

— Всех рад видеть.. Гриш, на кой ты мне вчера пять раз набирал, а? Опять просто так? Я в час ночи сплю-то.

Вспомнив, как меня вчера отвлекли от ночной катки в онлайн-стратегию, хмыкаю, вклиниваясь в диалог.

— О, а я думал, я один такой везунчик. Он мне тоже вчера звонил. Рассказывал о том, как пельмени готовит. Спрашивал, стоит ли добавлять горчицу.

Григорий, тем временем, на своей волне. Он вообще никогда ничего не стыдился, и всегда гнул свою линию, даже не меняя интонацию голоса в неудобных ситуациях. Судья Холден, черт подери. Танцует и танцует, и никогда не умрет.

—  Э-э, Игорех, я тебе звонил по реально важному поводу!

— И по какому же?

— Хотел спросить, как у тебя дела.

Наступает немая пауза. Мы смеемся. И продолжаем работать, уткнувшись в свои ноутбуки и папки с делами. Нужно запросить характеризующие сведения, послать одну справку, истребовать, расписать.. И нет этому ни конца, ни края. Будто бы следователи это жертвенные ягнята, на которых общество возложило разбирательство во всевозможных мерзопакостных событиях, и которые только и делают, что гробят свое здоровье и жизненное время на копание в своеобразном социальном болотце. Наркоманы, шизофреники, жалобы на сумасшедшего соседа, жалобы от сумасшедшего соседа, самоубийство какого-то недоумка, и так далее, и тому подобное. Продолжать можно вечно.

Сам факт работы с таким контингентом не то чтобы удивлял. Многие следователи даже называли своих помощников не иначе как «фанатичными некрофилами», за их непомерный интерес к теме трупов (особенно если дело касалось неопознанных, гнилых тел). Меня скорее бесила бессмысленность большинства бумажек, которые приходилось составлять. Ага, куда же без запроса в адвокатскую палату о том, является ли адвокатом очередной маргинальный тип? Человечество определенно не может жить без всей этой бумажной каторги! Вся эта макулатура лишь накапливается и лежит мертвым грузом. И ее никто никогда не будет читать, тихо направив на уничтожение через пару лет.

В этот момент, я посмотрел на кучку грязных папок с бумагами в углу. Вот вам семь томов отборнейшего дерьма по какой-то несчастной финансовой махинации десятилетней давности. Все свидетели которой, кстати, уже давно умерли от старости. Даже просто взять полистать это дело считалось среди нас дурным знаком..

И тут, пока мы занимались привычной рутиной, как гром среди ясного неба, дверь кабинета вновь распахивается. Вот и вернулся наш наставник – офицер Штайн, молоденький следователь, на плечи которого была сброшена непосильная задача по обучению всех новеньких помощников. С тех пор, психика следователя явно была потрепана нашим неописуемым невежеством. Бросив верхнюю одежду и пластиковый планшет с документами куда-то вдаль кабинета, следователь приоткрыл окно, поругавшись, что весь кабинет опять «пропах мужиками».

Штайн, вздохнув, плюхнулся на свое место, начав выяснять, кто из нас чем занимался. Как оказалось, занимались мы чем-то не особо важным. Ну, без взора начальства, мы и правда те еще лентяи. После этого следователь взял один из рапортов Григория, поругавшись на «эту маленькую обезьянку», начав активно что-то малевать на этом листе. У шефа были некоторые учительские привычки, вроде того, чтобы подробно расписывать на бумаге, где именно нами были допущены ошибки. Вместе с десятками подчеркиваний и пометками вроде «Это так НЕ РАБОТАЕТ, ПЕРЕДЕЛАЙ». Разумеется, все правки писались красной ручкой, и меня частенько забавляла мысль о том, как Штайн дома переправляет список продуктов для жены, делая пометку «Майонез бери НЕ ЖИРНЫЙ».

Еще одной чертой нашего начальника была любовь к тому, чтобы опрашивать нас на знание нюансов «уголовки». Такой мини-экзамен мы заваливали почти всегда. Вот сейчас, например, закончив с разбором полетов, он спросил:

— Так, мне кто-нибудь может перечислить категории преступления?

Очевидно, в нашей каморке наступило гробовое молчание.

— Чудесно. Никто тут не читал уголовно-процессуальный кодекс?

В этот момент, начальник посмотрел на меня с особенной иронией, припоминая мое хвастовство о том, как я закончил колледж с красным дипломом.

— Даже ты? Ага.. Замечательно. А потом все удивляются, почему юристы не работают по специальности. Да, чего же это, спрашивается, не работают?

Пару раз сматерившись, офицер махнул рукой, продолжив быстро печатать что-то у себя на компьютере. Через минуту, он опять был спокоен, будто бы ничего и не было. Вот такой он человек.
Вообще, образ Штайна – это скорее такая образцовая характеристика в личном деле. Искренне презирающий преступность, не курящий и не пьющий мужчина (мы называли его по отчеству, хотя в действительности он едва ли был старше нас лет на 5), с кучей спортивных достижений и острым взглядом, позволяющий на раз-два раскалывать всевозможных «жуликов». У него, кажется, была выработана педантичность во всех аспектах жизни – выборе одежды, аккуратно уложенной прическе, порядке на рабочем столе.. Его идеально выглаженная белая рубашка сильно контрастировала с обшарпанными стенами нашего кабинета.

— Товарищ лейтенант, вы..

— Я же просил НЕ называть меня так, Виктор.

— Кх-м.. Хотел спросить, а почему вы форму никогда не носите?

— Не вижу смысла. Да и не хочу тратить пятнашку на эту мишуру.

— В смысле «тратить»? Ее разве не выдают бесплатно со складов, или типа того?

— Ты слишком высокого мнения об этой системе, дружище.. Зато, представь Григория, он же будет каждый день щеголять в этом синеватом кителе, и..

— Ну-ну, не подсказывайте ему идеи!

— А ты ведь прав. Он бы действительно так и сделал, да, Григорий? Даже не снимал бы погоны, и привалил бы сюда в таком виде. Вот это б нам конкретный такой разнос устроили сверху!

И опять, мы все смеемся. Только дурное чувство юмора вкупе с самыми низкопробными шуточками способны внести разнообразие в здешнюю скуку. На это еще и подбивал исключительно мужской коллектив в нашем миленьком дурдоме – ни одна женщина здесь долго не выдерживала, и потому представительницам прекрасного пола и вовсе предлагали сюда даже не приходить.

А вообще, как вы уже поняли, все здешние следователи были чрезвычайными оригиналами, со своими тараканами в голове. Например, они все будто бы презирали свои должности, и никогда, кроме пары исключительных дней в году, не ходили по уставной форме, предпочитая обычные белые рубашки. Каждый из них вызывал такое восхищение у подчиненных секретарей, что те разносили легенды о них еще дальше. Когда своими победами помощникам хвастать надоедало, они тотчас переключались на приукрашенное житие своих начальников. И не просто так. Ведь у каждого из офицеров свои методы работы, вроде знаменитого майора-«баснописца» из соседнего кабинета, чьи описания происшествий то и дело пестрили каламбурами вроде «..после чего гражданин Н. вступил в конфликт с гражданином Б., словесно пожелав отправиться тому по детородному органу, попытавшись использовать для реализации данного замысла свою физическую силу»

Григорий бы наверняка отлично вписался в здешнюю компанию. Мы с Игорем – вряд ли. Кто в здравом уме, за не особо примечательную зарплату,  согласится годами изучать самые изощренные способы убийств и суицидов, и все в таком духе? Наверняка, у людей есть грани, за которые заступать не стоит. Рожденный ползать, и бла-бла-бла.

Знаете, даже чтение плохих новостей негативно влияет на психику. А если ты в сотый раз глядишь на задержанного дегенерата, совершившего немыслимую гадость, вроде изнасилования собственной падчерицы.. То у тебя по-своему начинает ехать крыша. Интересно, есть ли во всем этом некое дно, дойдя до которого, тебе вообще становится без разницы на все сумасбродства окружающего мира?

И когда неприметная дама войдет в кабинет, жалуясь на свою бывшую подругу, это даже не покажется чем-то необычным. Но, в общем-то, я быстро понял, что ситуация, как говорится, «полна дерьма», после основной претензии миловидной брюнетки глубоко за сорок:

— Понимаете, она говорит нашим соседям, что у меня ВИЧ.. А у меня ведь СПИД. И это совсем другое!

Штайн называл подобные разборки «сказками мышиного царства», но сие действо его никак не удивляло, пока я прикусывал губу. Сейчас мой "шеф" тратил свое драгоценное рабочее время, которого всегда не хватало, свои невосполнимые часы жизни на то, чтобы слушать эту умопомрачительную жалобу. И даже не повел глазом, в то время, как я с трудом сдерживал свой басистый смех. А дама все рассказывала, и рассказывала..

Уже ближе к вечеру, мы с Гришей и Игорем стали собираться домой, обсуждая, кто как проведет остаток дня – в компании бутылки виски, или в баньке.. А вот Штайн так и остался в нашем маленьком кабинете, продолжая нести свою нелегкую ношу. У него не было ни наград, ни почета, а потерянные нервные клетки вряд ли можно чем компенсировать. И все же, глядя на этого лейтенанта юстиции, мне почему-то казалось, что ему действительно нравится его работу. Хоть я никогда и не понимал, чем именно.

Наверное, именно в этот момент я понял, что следствие мне не подходит. А через неделю меня наконец и самого выгнали. Со Штайном я так нормально и не попрощался. Признаться, иногда, проезжая мимо того квартала, я захожу в тамошнюю пекарню на углу, и беру пару мясных булочек, вспоминая, как мы сидели за столом и общались с коллегами о всякой ерунде. Игорь рассказывал про свою скорую помолвку, а Григорий травил один дурной анекдот за другим. И я был по-своему счастлив, что казалось парадоксальным, ведь ни черта толкового во всем этом затхлом местечке не обнаруживалось. Может быть, эта была такая «кухня жизни», где человек на своей шкуре обучался первоочередным навыкам юриста? Кто знает..
 
Благо, с тех пор, воздыхания о судьбе сыщика у меня больше не появлялись.