Драконы Памяти
Его палец, испачканный чернилами и пылью, замер на строке, от которой веяло грозной тайной: «et post haec supervalescet draco nativitatis memoria suae, et si converterint se conspirantes in virtute magna ad persequendos eos…» – «И после этого превозмогут драконы, помнящие рождение свое, и обратятся совоздыхающие в силе великой на преследование их…»
Draco nativitatis memoria suae… Драконы, помнящие свое рождение. Кто они? Не ящеры из легенд, не символы имперской власти. Аэций чувствовал – здесь сокрыто нечто глубже, нечто, касающееся самой сути бытия, самой ткани души.
Мысли его, словно испуганные птицы, метнулись к другому мудрецу, бродившему некогда по лабиринтам памяти, – к Августину. «Ego sum, qui memini, ego animus» – «Я есмь, тот кто помнит, я – дух/душа/разум». Память – это и есть «Я». Но Августин метался: как найти Бога, пренебрегая памятью? А если Он в памяти, то как найти Его, если не помнишь Его? Парадокс, змея, кусающая свой хвост.
Не в Animus ли, в этой душе-памяти, и живет тот самый Дракон? Дракон, помнящий не просто мгновения жизни, но само Рождение – тот изначальный Исток, ту Искру, что была до времен, до разделения? Не он ли, этот внутренний Змей, и есть та сила, что «превозможет», пробудившись? Не он ли «совоздыхает» (conspirantes – дышащие вместе) в virtute magna – в великой силе intentio animi, устремления духа к своему Началу?
Память… Не хранилище мертвых фактов, но живой Океан, где плавают тени прошлого, образы настоящего и предчувствия будущего. Как учил Гегель, Дух, чтобы познать себя, должен вспомнить все свои прежние ипостаси, гештальты, все личины, которые он носил на пути к самосознанию. Память – это не линия, это – круг. Спираль.
Уроборос! Вот он, символ! Вселенский Змей гностиков, «пронизывающий все вещи», кусающий собственный хвост. Не есть ли Память этот Уроборос? Не есть ли Бог, свернувшийся кольцами в самой глубине нашего Animus, этот вечный Змей Памяти? «Вечная память», которую поют на литургиях, – не просто пожелание, но заклинание, пробуждение этого Дракона-Уробороса внутри. Не в муладхаре, как Кундалини, но в самых корнях сознания, в той точке, где «Я» помнит свое «Рождение».
Книга Жизни… Сефер – не только книга, но и сфера, круг. Сефер Толедот – Книга Родословия, Книга Рождений. Это и есть Книга Памяти, Свиток-Уроборос. И пророк Иезекииль съедает этот свиток, вбирает Память в себя, становится ею.
И снова слова Ездры: «Превозмогут драконы, помнящие рождение свое… совоздыхающие в силе великой…» И эхо из другой Книги, из Тайной Вечери: «Сие творите в Мое воспоминание…» (;;; ;;; ;;;; ;;;;;;;;;). Не просто «в память обо Мне», но «в Мое воспоминание» – в акт пробуждения Моей памяти в вас, в акт соединения с тем Драконом Памяти, что помнит Рождение Сына в лоне Отца до всех веков! Литургия – не символ, но алхимия, пробуждающая Уробороса в крови и духе.
Аэций закрыл глаза. Скрипторий исчез. Он оказался внутри. Внутри своей Памяти, которая была бездонна, как космос. Он чувствовал Его – свернувшегося кольцами Дракона, древнего, как само время, спящего в глубине его Animus. Он ощущал Его медленное, могучее дыхание, которое было и его собственным.
Он начал вспоминать. Не детство, не юность. Он вспоминал то, чего не мог знать – рождение звезд, кипение первозданного Океана, парение Элохим над бездной. Он вспоминал свое Рождение – не из чрева матери, но из Лона Небытия, из Ока Источника. Память эта была острой, как боль, и сладкой, как запретный плод.
Дракон внутри него шевельнулся. Его чешуя была соткана из мгновений, его глаза – из звезд. Он разворачивал свои кольца, и Аэций чувствовал, как его собственное сознание расширяется, охватывая эпохи, миры, жизни… Он стал этим Драконом, помнящим свое Рождение.
И он понял: «превозмочь» – значит не победить врагов внешних, но пробудить эту Силу внутри. «Совоздыхать» – значит дышать в унисон с этим Драконом, с этой изначальной Памятью. «Преследовать» – значит устремляться не к земным целям, но к тому Истоку, о котором помнит Дракон.
Он открыл глаза. Лампада все так же мерцала, отбрасывая причудливые тени на древние фолианты. Но мир изменился. Аэций видел теперь не просто буквы на пергаменте – он видел следы Дракона Памяти. Он слышал не тишину скриптория – он слышал шипение Уробороса, вечно пожирающего и вечно рождающего время.
Он – Аэций, смиренный книжник – стал Драконом, помнящим свое рождение. И он знал, что теперь его путь – это путь преследования. Преследования той Искры, что вспыхнула в нем, когда он вспомнил. Путь домой, к Истоку, по спирали Памяти, ведомый вечным Зовом Уробороса. Ибо тот, кто вспомнил Рождение, уже превозмог смерть.
Свидетельство о публикации №225040300590