Смеется лето продолжение 19

2.

Гульмира жила в шикарной квартире, которая занимала два этажа. Обстановка была современная. На первом этаже была кухня и роскошная гостиная, диваны, большой квадратный стол, на стене весел огромный телевизор, по бокам стояли два шкафа, где были книги и посуда. Комнату освещали две хрустальные люстры.





Она немного располнела, но была такая же, как более двадцати лет назад: подвижная, шустрая, общительная. Ее черный смолянистый волос затронула седина, а восточные глаза светились искорками добра. Она шустро накрывала стол и говорила:
- Мы вначале жили с моими родителями, затем брат забрал родителей к себе. Он работает допоздна, жена не справляется с двумя детьми. Как вы с Мишей? Я тебя не видела много лет. Миша возмужал, стал еще привлекательнее, виски покрыла седина, но его несколько не портит. Но ты слов нет, только каблуки заменила на кроссовки. В тебе какая-то загадка есть, не могу понять.
- Гульмира, нет у меня никакой загадки. Мы с Мишей были тоже в долгой разлуке. Это длинная история, и сейчас не время. Мой сын направлен в Москву атташе по дипломатическим вопросам. Богдан, сын Миши, юрист, хотя молодой, но хорошо знает свою работу, надеемся, найдет достойную работу. Альфред мой брат — вот вкратце моя биография.







Когда Гульмира узнала, что случилось с Альфредом, она тут же объявила:
- У меня брат хирург. Он посмотрит Альфреда, он вылечит его, я вам обещаю.
- Милая Гульмира, я рад обманываться, я уже всё свое состояние отдал за лечение, Нина подняла всех профессоров, кто только не лечил меня, пока я не прекратил это. Это только вытягивание денег. Я знаю, Нина всё сделает, зная, что мне ничем нельзя помочь, я никогда не встану на ноги.
Альфред, ты молод и никогда не говори так, как старичок. Ты не знаешь моего брата, он не таких поднимал. Он казах, и его с детства учили разбирать лошадей и баранов по частям. Он отличный хирург и невропатолог.
- Гульмира, не слушай его. Я тебя прошу, пусть посмотрит твой брат. У нас деньги есть, - умоляюще смотря на Гульмиру, говорила Нина.
- Да, денег, думаю, нужно много. У нас платная медицина, а вы еще иностранцы. Но это я предварительно говорю, я толком не знаю.
Утром Леон отправился в посольства Германии. Богдан объявил, что хочет незамедлительно отправиться в Украину. Михаил попросил:
- Сынок, Богдан, надо повременить. Нужно узнать, возьмутся ли делать операцию дяде Альфреду.
- Папа, я понимаю тебя, ты оставайся, будет возможность — приезжай. Но я хочу сейчас, пока здесь определится, я, может, приеду. Не переживай, я там не останусь. Я буду жить у тети Раи.
- Нужно купить билет… - начал Михаил.
- Нет, я хочу взять в аренду автомобиль и на нем уехать.
- Богдан, тогда бери с водителем, ты же не знаешь здешних правил и дорог, - взволновалась Нина.
- Я поддерживаю, - сказал Альфред. – Эх, я бы тоже не прочь побывать в Украине. Да, кстати, у меня там есть квартира, но там должен жить один человек, я тебе дам сейчас его адрес и адрес квартиры. Я бы хотел, чтобы ты посетил его. Как он там поживает? Увы, я навряд ли увижусь с ним. А как бы хотелось!
- А я сейчас еду к брату. Вы будьте дома, если будет у него время посмотреть








Альфреда, чтобы сразу приехали, - одеваясь, сказала Гульмира, затем обратилась к мужу: - Серик, что стоишь, обувайся, ты меня отвезешь и затем за ними подъедешь, не будут же они по такси на коляске ездить.
- Гульмира, да мы и на такси… - начала Нина.
- Ты со мной, а мужчины без тебя обойдутся.
- Езжай, конечно, мы справимся, - улыбнулся Михаил.
- Вот и верно, Миша хоть улыбнулся, а то не поймешь тебя. Хотя я помню, ты всегда был серьезный, - засмеялась Гульмира.
- Вспомнила, спасибо, правда, я букой был?
- Миша, ты не бука, ты был серьезным парнем, а Нина модница и любила свободу и тебя тоже, - сказала с улыбкой Гульмира и вышла.
НИИ СП имени Склифосовского, где работал Булат, брат Гульмиры, оставляла серьезное впечатление. Большое с колоннами здание, как и больнице, светлое, с огромными окнами, вокруг сверкала чистота.







Брат у Гульмиры был высокий, довольно симпатичный и был схож с ней, сразу можно сказать, что они брат с сестрой. По нему было видно, что еще совсем мальчишка, шустрый, подвижный и не похож на хирурга. Нина недоверчиво посмотрела на него и насторожилась.
- Вы зря волнуетесь, - с приятной улыбкой сказал Булат. – К нам поступают больные из других стран. У многих такое понимание, что за границей великие знатные врачи, ученые, но это миф. После их лечения мы исправляем их ошибки. Я не хочу сказать ничего плохого, но так бывает, что они не всегда точно ставят диагноз. Везите своего брата, после осмотра я могу вынести свой вердикт.
Через три недели Богдан вернулся в Москву.







Не найдя никого в доме, он решил ехать в больницу к дяде Альфреду, узнать, как у него дела. Хотя он переговаривался по скайпу почти каждый день с отцом и знал, что Альфреду сделали операцию, но о ее результате никто ничего не говорил. Все ждали чуда, но вслух боялись говорить, чтобы не спугнуть удачу.
Богдан знал, что Нина не отходит от Альфреда, и надеялся увидеть ее там. Но когда он зашел в палату к Альфреду, увидел не только Нину, там был отец, Леон.








Лицо Михаила посветлело, добрая улыбка расцвела, он так обрадовался Богдану, что у Богдана на глазах появились слезы: «Добрый мой папа, ты так любишь меня и так рад мне, что растрогал меня. Нет у меня роднее тебя. Пусть я не по крови твой сын, пусть говорят в селе, что я бесспорно похож на родного отца, а симпатию взял у мамы Иры, мне милее тебя никого нет». Михаил обнял Богдана и сказал:
- Как же я скучал по тебе. Больше никуда тебя не отпущу, сынок. Рассказывай, как там, как Рая? Как твоя тетя и что там еще видел?
- Миша, что с дороги много вопросов задаешь. Пусть парень немного отдышится, - подойдя к ним, сказала Нина.
- Мне есть что сказать, но прежде я хочу поздороваться с дядей Альфредом и узнать, как его дела? Леон, что так завидуешь мне, у тебя такой взгляд серьезный.
- Богдан, - подойдя к Богдану и подав ему руку, сказал Леон, - не льсти себе, я не завидую, я задумался. Вот забираем дядю домой.
- Да ты что? Уже, я что-то пропустил?
- Вот смотри, - встав нетвердо на ноги и тут же сев опять на постель, продемонстрировал Альфред.
- Ура-а-а! – закричал Богдан.
- Тихо, - со всех сторон послышалось, - Богдан, здесь больные. - У тебя энергия просто выплескивается, - продолжила Нина.
- Как же я соскучился по тебе, по твоей неуемности. - схватив Богдана и перевалив через колено, произнес Леон.
- Э, ты что, тоже у меня учишься? Вот тебе и тихенький, - вставая, произнес Богдан.
- Хватит, хватит, домой, - улыбаясь, сказала Нина. Она была довольная, что все возле нее. Что Альфред пошел на поправку. Ее сердце сжималось от счастья.








Вечером пришли Гульмира с Сериком, Булат с женой и детьми. За столом было весело и шумно. Все интересовались, что делается в Украине. Богдан рассказывал:
- Въехав в Украину, был поражён, на столбах, на ветках деревьев завязаны оранжевые ленты, люди, в основном молодые, толпами с флагами шли по аллеям, тротуарам, проезжей части дороги.
Когда приехал в село, там мне местные ребята рассказали, что активисты ряда движений решили отпраздновать 9 мая во Львове, но националисты устроили погром с красными флагами и георгиевскими ленточками, едва не перевернули автобус со стариками.






Они сжигали знамёна Победы, вырывали из рук участников шествия венки, закидывали бутылками, дрались с полицией. Нападали на представителей консульства во Львове. Идут разговоры, что у Януковича пытаются сделать «удобную» оппозицию из радикалов.


3.


Леон и Богдан выросли в одной семье, они оба были высокого роста, Богдан был кареглазый смуглый брюнет с густым волнистым волосом, Леон более плотного телосложения с темно-русым прямым волосом, голубыми глазами. По характеру были разные. Леон не любил шумные компании, его привлекало одиночество, где он мог просвещать себя чтением книг, увлекался философией и международным правом, любил много читать о России, Казахстане, Украине, любил беседовать, спорить с дедом, доказывать свою точку зрения.







Богдан всегда был в кругу друзей, дрался с ребятами, обожал общаться с людьми, ему удивительно давалось каким-то чувством распознать, что кроется под маской различных людей. Он мог определить по внешнему виду человека его состояние души, учиться не любил, но, когда, окончив школу, ему предстояло поступать на юриста – это его заветная мечта, он зубрил всё лето всемирную историю и основы права, математику.






Сегодня, гуляя по набережной, Леон заметил, что Богдан, общаясь с ним, что-то недоговаривал, вынашивал невысказанное размышление, поэтому отвечал невпопад. Леон догадывался, что его мучает что-то из поездки Украины. Он думал: «Что же ты не можешь даже мне открыться, что тебя тревожит? Может, ты, побывав в родном селе отца, растрогался? Понимаю, потерять маму, отца в столь юный возраст, не зная ласки родителей, давит тоска. Мучительно ищешь выход, как поделиться своими страданиями с человеком, который тебя воспитал, дал тебе образование, которого ты назвал папой, который обожает тебя. Но я твой брат, почему молчишь и наглухо сделал завесу от меня? Зачем допускаешь смятение души. Ты, который всегда был открытый, общественный, сейчас замкнулся, терзаешься в своих муках, это же больно и тяжело».







Леон решил вызвать его на откровенность. Они как раз проходили мимо кофеен, которых на набережной было три.
— Богдан, давай зайдем, мы довольно долго прогуливаемся, и я что-то захотел перекусить. Дома навряд ли что есть, дядя Миша с дядей Альфредом на процедурах, мама планировала посмотреть несколько помещений для своего бизнеса. Опять хочет открыть ателье мод. У нее в Германии дело, как ты знаешь, шло хорошо. Я думаю, здесь она тоже добьется успеха. Дядя Миша, да и дядя Альфред поможет ей.
— Дядя, дядя… — неопределенно сказал Богдан.
— Брат, я сказал… — обхватив Богдана за плечо и прижав к себе, начал говорить Леон.
- Пошли, пошли, - коротко сказал Богдан и поднялся по лестнице к дверям кофейни.
Несколько столиков было свободны, они выбрали столик у окна, где можно было наблюдать набережную.







- Здесь пейзаж неплохой, можно наблюдать, как люди кормят голубей. Сегодня воскресенье, людно на набережной. Смотри, парень загородил девушке дорогу и, о чем-то размахивая рукой, доказывает ей, видимо, что она неправа, она не хочет его слушать и пытается уйти, - говорил Леон, смотря на Богдана, который, раскрыв красную папку, делал вид, что сосредоточен на изучении меню. «Да что же так тебя терзает, никак не можешь абстрагироваться, сидит в тебе какой нарыв? Давай, брат, поговори, отпусти напряженность».






К ним подошла официантка, молодая девушка в бордово-красном фартуке, и спросила, что они хотят.
- Мне, пожалуйста, кофе без молока и сахара, - машинально произнес Богдан на английском языке.
Официантка спасительно посмотрела на Леона. Леон, чтобы вывести Богдана из ступора, обратился к официантке по-немецки. Она стояла, часто моргая приклеенными ресницами, салфеткой протерла вспотевший лоб. Затем быстро ушла.
- Леон, ты что, разучился говорить на русском? Зачем перепугал симпатичную девушку? - стараясь говорить серьезно, затем брызнув смехом, Богдан.
- Я подумал, что она английский не учила в школе, потому что странно смотрела на тебя, когда ты общался с ней на английском, поэтому сказал на немецком, - без тени улыбки проговорил Леон, но, глядя на Богдана, не выдержал и начал хохотать.






Когда к ним подошел другой официант, они неудержимо смеялись.
- Развели девушку, и весело стало. Извините, я жду ваш заказ.
- Извини, пожалуйста, бес попутал, вот вам обоим чаевые, - сквозь смех проговорил Леон и, оставив деньги на столике, вышел, за ним вышел Богдан.
- Что, атташе? Ты просто дипломат, как хорошо разговаривал с официантами, - шутил Богдан. Что так нас рассмешило? Хоть опять заходи в кофеин и забери смех. Что это было?
Это была разрядка напряженности.
- Да, как ни странно, ты прав, от меня ушли мысли.
- Богдан, ты не хочешь брату сказать, какие мысли посетили тебя? Ведь недомолвка мешает настоящей дружбе. Ты уже больше недели как приехал с Украины и никак не можешь сказать, что тебя тревожит.
- Я думаю, ты всегда говоришь мне, о чем ты думаешь?
- Я, если это касается семьи, да, если работы — не хочу создавать лишних проблем. Если нужен совет, ты знаешь, конечно, в первую очередь я советуюсь с тобой, после того как не стало дедушки. Я скучаю по нему, мне еще тяжело об этом говорить. Я понимаю, у меня полная семья, у меня есть мама, дядя Альфред, отец, который с нами не живет, но я его знаю, я держу с ним связь. Как ни странно, но у меня еще есть дядя Миша, которого я обожаю.
- Вот именно странно… — сказал Богдан и запнулся, как бы хотел забрать назад вырвавшиеся слова, он даже остановился, потом спустился по лестнице к воде, затем сел на ступеньку, думая: «Почему так трудно поделиться ноющей, снующей по душе мыслью с Леоном? Может, я не до конца уверен в своих догадках? А почему догадках… О, кто мне предаст силы?»







Леон мыслил: «Зачем я сказал, что у меня полная семья? Почему он на полуслове замолчал? Может, ему тяжело признаться в своих метущих, давящих его мыслях, как с него выдавить их, они же его гнетут, он не может от них избавится, пока не выдавит их изнутри».






Зазвонил телефон, Леон вытащил его из заднего кармана, отошел в сторону от Богдана и приложил к уху. Затем обратился к Богдану:
— Богдан, извини, неожиданно вызывают на работу, сейчас подойдет машина. Тебя отвезти домой?
— Нет, — твердо сказал Богдан, — я хочу еще немного здесь побыть. Иди, что стоишь застыл, в воду бросаться не буду. Иди уже, старший брат, дома поговорим.
— Точно!
— Точно!
— Смотри, я верю тебе.







Погода стояла тихая, летняя, можно сказать, июльская, но августом в воздухе пахло. Хотя листья на деревьях еще не ржавели, цветы на клумбах благоухали, но температура медленно падает, хотя днем было 28 °С. Богдан сидел на лавочке в сквере. Было людно. Мамы медленно прохаживались, толкая впереди коляски с детьми, другие держали за ручку детей, тут же, оторвавшись от мамы и папы, бегали двух-трехлетние дети. Напротив сидели две пары пожилых людей, о чем-то ведя беседу. «Молодежь здесь не похожа на молодежь в Германии. Причина не в том, что одежда другая, здесь тоже разно одеты, здесь, кажется, более культурные или даже не так воспитаны, да, целуются на улице, да, слышны нецензурные слова, особенно от подростков, и все же совсем не такие. Не пойму, но, может, не так расхлябанно ведут себя», — размышлял Богдан.








Богдан уже хотел уходить, встал и в тот же миг столкнулся с девушкой, которая с перепуганным лицом прикрылась Богданом от парня. Парень схватил ее за руку и тащил к себе.
— Парень, извините, не знаю, как к Вам обращаться, — закрывая собой девушку, сказал Богдан. — Вы же видите, она не хочет с Вами идти. Отпустите ее руку, ей больно.
— Отойди, то тебе будет больно.
— Я не понял, я что, с Вами на брудершафт пил?
— Ты тупой? Это моя девушка, и не лезь, если тебя не просят.
— А Вы попросите сначала у нее прощение, а потом у меня.
Парень размахнулся и хотел ударить Богдана, Богдан увернулся от удара, чем еще больше раззадорил парня, парень буром пошел на него, но в ту же секунду ослаб и начал спускаться на землю. Богдан подхватил его и, подняв глаза, ища со стороны помощь, увидел чеховскую бородку и странные пушистые усы, услышал Donnerwetter! Pustekuchen! успев подумать: «К чему пушистые усы?» и темнота.



продолжение следует