критика Журнал Элита Татарстана

Журнал " Элита Татарстана". Автор Адель Хаиров

«Ну и наворочал ты, брат! Талантливо, и очень!» Виктор Астафьев в переписке с Айдаром

Гость - наш земляк, ныне проживающий в Подмосковье, писатель Айдар Сахибзадинов. В этом году он стал лауреатом престижной премии имени Гавриила Державина. В пресс-релизе Айдара назвали татарским прозаиком, хотя он пишет на русском языке. Наш земляк публиковался во многих периодических изданиях Казани, а также в московских журналах «Литературная учеба», «Наша улица», «Наш современник», «Московский вестник», в газете «Литературная Россия», в альманахе «Флорида» (США) .



В 1991 году в «Библиотечке журнала «Молодая гвардия» под псевдонимом С.Айдар вышла его первая книга, которая называлась «Ни в селе, ни в городе». В предисловии к ней Рустем Кутуй написал: «Природа одарила Айдара интуицией. Он талантлив своенравно, ярко. Его проза ощущается почти физически, случайных сюжетов нет, тем более облегченных…» В своем письме по поводу книги Виктор Астафьев напишет автору: «Ну и наворочал ты, брат! Талантливо, и очень!»



Прозаик Айдар Сахибзадинов родился в Казани в 1955 году. Вернее будет сказать, что родился он в деревне, которая находится посреди города и называется Калугой. Кто там бывал, тот знает, что это самая настоящая классическая деревня с избушками, наличниками, палисадниками, в которых по весне сирень шумит, а по осени золотые шары качаются. Под ногами куры снуют, а в голубом небе белоснежные голуби эллипсы выписывают!



Поэтому многие рассказы Айдара про деревенскую жизнь навеяны Казанью, где потихоньку тает его избяной островок. Где-то внизу шумит мегаполис, озаряя темное небо всполохами суматошных огней, а тут тихо-тихо, только слышно, как бьется о железное дно упругая струя воды из колонки и кто-то звонко колет дрова для баньки…



Айдар прожил здесь лет сорок, ходил-курил, пил-трезвел и даже работал (как сказано в биографии к его сборнику прозы «Ни в селе, ни в городе», вышедшему в Казани в 1993 году) - «сварщиком, грузчиком, бетонщиком, плотником». Излишне говорить, что для писателя все это только подработка , а главной его работой остается - писать!



Но, как-то достав свой новый костюм и собрав чемодан рукописей, Сахибзадинов вдруг отбыл в Москву, чем всех удивил несказанно - уж очень он вжился в эту Калужскую гору, очень с ней сросся своей сутулой долговязой фигурой в телогрейке и вечных «прощайках». Уехал - как сгинул, но иногда нет-нет да и пришлет свои рассказы про… жизнь в деревне, что стоит в самом центре Казани.



В июле 2012 года проездом из Москвы в Лаишево за Державинской премией Айдар заночевал в Казани, утром мы с ним встретились. У нас был всего-то часок на «каляк», и вот что он мне успел рассказать…



Адель ХАИРОВ



Живу раком-отшельником в деревне Дурыкино



Путь домой



Раньше мы ездили с женой в Казань из Москвы на машине. И, уже въезжая в Чувашию, узнавали родные пейзажи. Вместо сплошных подмосковных паустовских лесов, частично обгорелых, вдруг появлялись милые сердцу взгорки с березками, распаханные или засеянные поля. А после станции Тюмерли мы вовсю начинали пялиться в окно - вот-вот мелькнет вдали родная Волга! И, завидев, издали серебристую тонкую полоску реки, кричали, как дети, «Ура!» Проезжая мост, я сбавлял скорость и тихо-тихо ехал, любуясь волжскими просторами.



Сейчас езжу в Казань на поезде и перед мостом прилипаю к окну. Вот такая тяга. Это, наверное, связанно с детством, пионерлагерем в Гренбенях, затем походами на «Омиках». Проросло в душе и окостенело!



Все надеюсь вернуться, построить где-нибудь на волжском утесе крепкий дом. Подальше от цивилизации. Я ведь, когда с поезда схожу, частенько вместо того, чтобы ловить такси и ехать домой, перехожу через навесной мост и гуляю по дамбе. Если же летний денек, то сразу направляюсь на песок «Локомотива», сбрасываю с себя костюм и купаюсь. Вынырнув, смотрю на берег, на речпорт и ж/д вокзал и понимаю - точно, я в Казани! А вообще первая моя мысль по приезде на родину - зират посетить и поклониться праху родителей. Это я делаю каждый раз.



Почему уехал



Уехал, чтобы выжить. Оставшись к концу 1997 года без литературного заработка, я пошел в охранники на мебельную фабрику, занимался частным извозом. После дефолта 1998 года у меня на иждивении остались жена, ее одногодка дочь от первого брака и теща. А также мать и старшая сестра - обе инвалидки второй группы по болезни. Тогда я уже ничего не писал. У меня был перерыв в творчестве с 1999 по 2006 годы. Причины? В Москве было много умственной работы с текстами - за компьютером. Работа сдельная. Тексты технические. Мозг вконец иссушался. Дома даже телевизор не мог смотреть. Да и не было никакого стимула писать. Видел: никто ничего не читает. Собственно, так и сейчас. Если в 1987 году, когда вышел мой первый рассказ в «Вечерке» мое имя узнала треть Казани, то теперь, когда я постоянно публикуюсь, меня почти никто не знает.



Завязал, чтобы писать



Прозу я начал писать года в двадцать три, до этого сочинял стихи. Писал с большими перерывами, всегда помня, что придет время и займусь литературой всерьез, а пока нужно собирать материал. И я собирал, тяжело перебираясь из запоя в запой, грея чахлым телом чахоточные нары, на которые меня время от времени укладывал участковый. По возвращении «в люди» мылся-брился, обретал человеческое лицо и шел в литстудию «Горизонт» при музее Горького, который вел поэт-переводчик Марк Зарецкий. Надо сказать, что первое издание Марины Цветаевой в Казани - это его рук дело. Он отобрал ее стихи и выпустил в Таткнигоиздате книжицу в мягком переплете. Потом и сам попал в переплет за «Колыбельную» Цветаевой: «Спи, младенец! Нето злому псу-татарину отдам!» Ох, и потрепали его тогда…



Мы со студийцами были дружны, молоды, прячась от Марка Давидовича, пили под лестницей дешевый портвейн и успокаивали стаканчиком раскритикованных в пух и прах мэтром собратьев по перу. Но мои рассказы он хвалил. И тогда я понял, что нужно всерьез браться за писанину. Конечно, сначала нужно развязать с шеи липкий зеленый «галстук» змия. Для этого необходимо было сдаться врачам - не просто сдать тело, чтоб его положили на койку, связали и вшили в ягодицу метафизическую таблетку, которая будет и днем, и ночью кричать тебе в мозг: если врежешь - скрючит, как гусеницу, и кирдык! Но вначале нужно было созреть и сдать саму испитую душу. Сдать добрейшим служительницам «монастыря трезвости» под №13 при психиатрической больнице, где игуменом был мудрый доктор Чиглинцев. Необходимо было ощутить их поддержку, напрочь забыть про быт, дрязги и в окружении белых халатов переосмыслить свою жизнь. Так и было сделано, я сдался и познал счастье реинкарнации.надо сказать ту французскую таблетку я не достал тогда.даже по блату. мне хватило убеждения Чиглинцева. и успех в ВЕЧЕРНЕЙ КАЗАНИ. появился стимул



А в Казани хорошо!



В Москве часто слышу разговоры людей с Украины и других мест типа «Ну, конечно, у вас там в Казани хорошо!» Раньше, когда был СССР, этого я не слышал. Разве что обидное: «Голодающее Поволжье!» Даже мои соседи по даче, москвичи, сначала одна семья, затем другая, съездили прошлым летом на Казань посмотреть. Многие сейчас желают посмотреть на третью столицу России, ибо наслышаны.



Город моего детства



Конечно, жаль старую добрую Казань, ее тихие горбатые улочки с цветущими липами, лавочками, нагретыми солнцем и исписанные именами любимых девчонок, скрипучими деревянными лестницами... Эх! Но лирика бессильна перед напором цивилизации, ведь и Рим вечно перестраивали. Но, с другой стороны, теперь в Казани почти нет трущоб. У нас в поселке Калуга все, кто хотел, получили квартиры с удобствами. Жизнь здорово переменилась!



Казань моего детства была совсем другой. Легковушки на улицах были редкостью. Помню, приехал из пионерлагеря, пошел с собакой погулять, прилег и уснул посреди улицы в тени тополя (накануне мы ночью не спали, мазали зубной пастой спящих «супостатов» и засонь). Проснулся под вечер - возле меня лежит мой верный Трезор, куры червяков клюют. Зевнул я и поплелся домой.



И туган тел…



Своего родного языка я не знаю. Не кумекаю! Кто я в русском языке? Пришелец. Считаю, что татарский у меня украли. Все татарские ребята с Калуги учились в русской школе. Если не ошибаюсь, в пору моего детства татарская школа была на всю Казань одна. А татарский язык богат, ох, как богат! Помню, как мать закручивала! Любила рассказывать всякие небылицы. Если погостить приезжали ее две сестры, то в доме начинался такой спектакль! Доходило до того, что я хохоча уползал из комнаты на четвереньках. Татарский язык - жемчужина! Жаль, для многих потерянная…



Хочу на Кубу!



Слово «космополит», помню, трактовалось по-разному: человек Вселенной, предатель, враг патриотов… Сам я патриот. Мне никакой золотой чужбины не надо. А что там делать? Там разве есть с кем за «жисть» поговорить, попариться в баньке? Не-ет! Но, с другой стороны, я интернационалист, я левый, я за солидарность добрых людей и готов делить с ними тяготы и радости.



Мне никуда не хочется ехать, будто я все уже видел. Хотя, есть одна точка на земле, где бы я хотел побывать. Это остров Куба с великим человеком по имени Фидель. О, как мы за него переживали в пионерлагере, маршировали и пели песни. Помню, исходя злобой к США, орали: «Па-ад черной кожей у негра сердце тоже! Оно ведь может смеяться и любить». Негры тогда были объектом всеобщей любви и повального сердечного сочувствия. Чернокожий брат был беден, честен, благороден и угнетен. Американец, напротив, богат, злобен, нахален и с утра до позднего вечера квасил виски…



Нечитающие писатели

Сейчас модно говорить: я не читатель, я - писатель. Даже на своих интернет-форумах писатели никого не читают, не анализируют, а тупо гонят свое. Раньше мы были самой читающей страной, теперь - самая пишущая. Люди разучились воспринимать, слушать собеседника. Им главное - выплеснуть свой ушат.



Я постоянно читаю, то документалистику, то русскую классику, в основном малую прозу. Романов еще в юности начитался - от таких произведений, как «Война и мир», «Братья Карамазовы», впечатлений на всю жизнь! Люблю перечитывать и современных авторов. Например, Захар Прилепин, пишет просто, душевно. Иногда метафорой оглоушит. Очень понравились армейские вещи Олега Павлова, его рассказы и роман «Дело Матюшина».



Премия Державина



С одной стороны, это было неожиданно, с другой - ждал давно. Здесь и случайность, и закономерность. Что-то вроде возвращения домой заблудшей жены. Где гуляла? Где моталась? Сто тысяч «державинских» рублей потрачу на издание новой книги.



Живу в Дурыкино



В Москве я сейчас редкий гость - с тех пор, как развалилась фирма, где работал. Живу раком-отшельником под Москвой в деревне с очень русским названием Дурыкино. Почему Дурыкино? Местные, пряча глаза, говорят, что, мол, жил здесь в древности один дурак - все в проезжающие экипажи плевался. Вот и стали звать Дурыкин проезд, Дурыкино. Тогда как соседские, из деревни Берсеневка, заявляют другое: мол, Дурыкино потому, что Петр I, отстраивая Москву, требовал от деревень для строительного раствора яйца. Местные думали-думали, как же эти яйца целыми по буеракам в стольный град доставить, и додумались - сварить. Оттого, мол, сам царь назвал их дурыкинцами…



Москву я так и не полюбил. Душа осталась в Казани. Вот приезжаю домой, и любая продавщица, официантка, торговка на рынке рады мне и так любезны! С таксистом разговоримся - да так и сидим в машине, болтаем о том о сем, хотя уже давно к месту приехали...



Из неопубликованного



Казанский базар, шурум-бурум… (отрывки)



Приезжаю в Казань обычно летом. Жара. На другой же день иду пошататься по рынкам. На родине и поторговаться любо. Хотя и не мастак я в этом деле. Больше тянет почесать языком. Еще в поезде всем надоем! Думают: или богатый, или дурак.