Путь каратэки

Они встретили его у выхода со двора, когда Мотя шёл в школу в сером клетчатом пальто и своей чёрной заячьей шапке с ушами. Ломакин, по кличке Лом и его двое приятелей, таких же двоечников-дегенератов на год старше Мотьки. Начали толкать его от одного к другому, успевая при этом подхватить снега и бросить ему на голову. В итоге они сбили его с ног, сорвали с его головы шапку, бросили её в сугроб и ушли.

Снег попал за шиворот, обжёг шею, неприятно потёк по спине меж лопаток. Мотька поднялся и вытряхнул из-за воротника остатки снега. Ранец оказался открытым, в него тоже набился снег. Аккуратные Мотины тетрадки промокли. Ощущение произошедшей несправедливости стегануло его безжалостным бичом, Мотька засопел. Особенно обидно было за тетради. Подкатили слёзы. Он в отчаянии снова уселся в сугроб, поджав под себя ноги, руки сложил по сторонам, ладонями к верху. Было ещё темно, с неба начали густо лететь крупные белые снежинки. Мотя вдруг представил себя самураем, закутанным в чёрный шерстяной плащ, с широкой соломенной шляпой на голове:

«Снег запорошил одежду самурая и его крестьян, рубивших деревья, и, падая на лицо и руки, тут же таял, словно подтверждая бренность жизни...»

Именно тогда Мотя отчётливо понял, что несправедливости надо уметь противостоять. Про самураев он прочёл в исторической энциклопедии, которую ему подарила бабушка, в прошлом учительница истории. Эта энциклопедия надолго стала его любимой книгой.

***

 Светило яркое майское солнце, Гарри и Витас, щурясь, шли на тренировку. Год назад они начали заниматься вновь разрешённым в Союзе каратэ. Сегодня Мотя увязался за ними.
– Ты чего за нами прёшься? – недружелюбно шикнули на него товарищи по двору.
– Я тоже на тренировку! – задиристо заявил Мотя.
– Ты?! На какую тренировку? Вали отсюда! – свысока объявил Витас. Он был на полголовы выше Мотьки.
– Так, мне это... Мне Рома разрешил!
Мотя привёл серьёзный аргумент. Роман, его сосед по балкону, учился на год старше, чем Витас и Гарри, и отличался физической силой, за это его даже прозвали Шварц. Его родной дед когда-то иммигрировал в СССР из Кореи, потому, имея хорошую долю восточной крови, тёмные волосы и азиатский разрез глаз, он в глазах пацанов уже по рождению обладал неоспоримым правом заниматься каратэ, и даже решать, кто во дворе будет делать это, а кто нет. Кроме того недавно, после вывода войск, из «Афгана» вернулся его старший брат, чем ещё больше укрепил Ромкин авторитет.  Так и шли до зала: Гарри с Витасом впереди, Мотя, путаясь в лямках огромной сумки с надписью SPORT, плёлся сзади.

В зале Витас представил новенького сенсею:
– Вот, Михаил Феофаныч, тренироваться хочет.
 Тренер, глядя на хилую Мотькину фигуру спросил:
– Что, достали?
Мотя угрюмо кивнул.
– Ну проходи. Здесь научишься постоять за себя и за других, если не лентяй.

Тренер оказался невысоким, лысоватым, но широким в плечах мужчиной. От всей его фигуры веяло непоколебимой уверенностью, он казался устойчивым, как пирамида Хеопса. Моте он понравился сразу и бесповоротно.

«Учитель — это тот, кто указывает на луну. Если ты смотришь на его палец, а не на луну, ты упускаешь суть. Но без пальца учителя ты не узнаешь, куда смотреть.»

Мотя начал учиться традициям и порядкам необычного места. Перед заходом на самодельный татами, и до того, как уйти, обязательно кланялись в сторону висевшего на стене поблёкшего портрета Гичина Фунакоши*, выказывая уважение основателю каратэ и самому залу, кланялись сенсею. В зале соблюдали строгую субординацию: младшие ученики слушали старших, не перебивая, сенсею внимали с почти священным трепетом. На тренировках он громко и резко выкрикивал свои команды, но на учеников голоса не повышал: достаточно было одного поворота головы и взгляда – нарушивший дисциплину замирал на месте, и, казалось, уменьшался в размерах. За опоздания, разговоры и прочие нарушения существовала система наказаний, в основном выражавшаяся в больших количествах отжиманий на кулачках. После того, как Мотю приняли, Витас и Гарри стали активно помогать товарищу по двору, а когда Роман стал сэмпаем – старшим учеником, Мотины позиции в новом коллективе упрочились. Да и сам он тренировался увлечённо и даже неистово, не пропуская ни одного дня. Уборку в зале проводили сами, уходили только когда каждая вещь ляжет на своё место, и кругом настанет идеальная чистота. К этому времени тренер, немного отдохнув, уже заканчивал переодевание, и тогда вместе закрывали зал.

После пятничной тренировки парились в бане, в парилке Мотя увидел на плече сенсея наколку с парашютом, орлиной головой и тремя буквами под ними: ВДВ.

«Без учителя нет пути. Даже император склоняет голову перед тем, кто дал ему знания.»

***

Летом всей секцией уехали на два сезона в пионерский лагерь «Электроник», находившийся при турбазе на озере Светлое. Каратистов там выделили в особый, спортивный отряд. Каждое утро начиналось с зарядки и пробежки, за которыми следовали утренняя и вечерняя тренировки. В субботу – кросс десять километров, сенсей бегал его вместе со всеми.
– Меня не обгонять! – командовал он.
Но все и так знали, что делать этого не следует, дай Бог не отстать! После кросса делали отработку на пляже, истекая потом и с томлением глядя на манящее прохладой озеро. В конце, по команде тренера, все дружно бросались в воду, окунаясь в неё с неописуемым удовольствием, криками и брызгами. В воде иногда отрабатывали ката*.

Сенсей договорился с руководством турбазы, чтобы отряду спортсменов без ограничения давали добавку супа, а также макарон или картошки. При такой нагрузке на стандартных «столовских» порциях ребятам было бы трудно протянуть. Ещё тренер привозил для всех трёхлитровые банки с соками: яблочным, виноградным и берёзовым. При этом строго запрещалось таскать из столовой хлеб в корпуса. Нарушители, в тумбочках которых его находили, вооружались швабрами и драили полы общих спален.

«Дисциплина — это мост между тем, кто ты есть, и тем, кем ты можешь стать.»

В павильоне «Бурёнка», находившемся на въезде на базу отдыха, продавалось мороженое с облепихой в креманках из нержавейки по 20 копеек за огромную порцию. Каратисты вознаграждали себя этим сказочным десертом в перерывах между тренировками.

***

В самом начале первого сезона, после ужина, когда у ребят было немного свободного времени на отдых, а сенсей развешивал на веревке только что постиранное кимоно, на территорию лагеря случайно занесло подвыпившего крупногабаритного мужика из числа отдыхающих на турбазе. Он явно скучал и жаждал приключений. Заметив Михаила Феофановича, здоровяк сказал:
– Слышь, лысый! Ты, что ли, тренер по каратэ?
– Да. А что такое? – спокойно ответил сенсей.
– Размяться вот хочется, – объявил визитёр, стукнув упругим кулаком в ладонь. – Ты это, ка-ра-те своё покажи!
– Каратэ показать? Хорошо... Я не буду тебя бить. Просто поучу. – ответил сенсей.
– Ты? Бить меня? – здоровяк расхохотался. – Да я тебе щас уши откручу! И кинулся вперёд, но сенсей наклонился и слегка поддел нападавшего, позволив ему перелететь через себя и грохнуться на землю.
– Как это так? Погоди! Я не приготовился! – запротестовал мужик. – Ну-ка, давай ещё раз!
Феофаныч снова фронтально встал перед ним, расслабив руки. Когда здоровяк во второй раз пошёл в атаку, пытаясь «отвесить» длинный «крюк» справа, сенсей увернулся, подхватил его за руку и бросил через бедро, сделав хороший выбив. Это приземление было более жёстким, чем первое. «Экзаменатор» ойкнул, и с трудом поднявшись, совершенно сменил тон:
– Это ж как так? Ёшкин кот! Я ведь просто проверить думал... А ты ничего себе... Могёшь, ё-маё! Из-звините, п-пожалуйста!

– Мотя, рот закрой, муха залетит! – хихикнул Витас.
– Видали? – наставительно прокомментировал Гарри. – А я прошлым летом лично наблюдал, как он у себя во дворе целую толпу мужиков отметелил, когда они к его жене пристали. Так там не все на своих ногах уйти смогли!

Сенсей подошёл к ученикам:
– Ребята! Чего вы стоите просто так? Неужели заняться нечем? Идите, приведите в порядок свои корпуса. Я через полчаса зайду, проверю. Чтобы везде было чисто, всё лежало на своих местах! В восемь пойдём кино смотреть – «Выход Дракона».
– Уррррааааа! – возликовали ученики. Мало что могло сравниться с вечерним посещением видеосалона!

«Если ты хочешь постичь истинный путь, следуй за своим сенсеем, как за светочем в темноте. Без его руководства ты можешь заблудиться.»

***

Лучше видеосалона были только танцы в соседнем Доме отдыха. Однако покидать территорию лагеря после отбоя в 22:00 категорически запрещалось.

«Самурай должен избегать излишних развлечений и удовольствий, так как они отвлекают от главного — служения господину и совершенствования себя.»

Так как господина у Мотьки и его друзей не было, а совершенствованию себя уже посвятили весь день, то они посчитали, что имеют полное право пойти на дискотеку. Для того, чтобы выйти за двухметровый дощатый забор, обычные люди вынимали из пары досок нижние гвозди, раздвигали их и получали проход. Однако настолько простой и очевидный способ спортсменам претил: потому каждый старался сначала сделать на край ограждения «выход на две», а потом эффектно перекинуть через него своё тренированное тело.

Танцплощадку окружал забор из сетки-рабицы, из-за которого звучали обычно «Ласковый май», «Фристайл» или «Мираж». Начиналась дискотека почему-то с выступления баяниста. Эта традиция с давних пор существовала во многих советских домах отдыха. Публика в процессе скучала, но по завершению раздавались вежливые аплодисменты. Из иностранных записей на танцплощадке царили «Модерн Токинг», «Арабеск» и Си Си Кэч. Вот под это и любила подвигаться негласная королева танцплощадки Анжела. Вызывающе красивая, с томными глазами и пухлыми губками, в кожаной мини-юбке и тёмных колготках «в сеточку», она притягивала взгляды всех без исключения: от мальчишек, до солидных дяденек со строгими жёнами.

Гарри и Мотя выразительно переглянулись и вздохнули: да, это была недосягаемая мечта! Диджей поставил медляк «Скорпионс», и тогда, поправив свою серую полосатую рубашку «Лакоста», двинулся вперёд Витас – он был выше своих компаньонов и выглядел старше. Густые чёрные брови и волосы делали его похожим на итальянца. Он и в школе не был обделён девичьим вниманием. Анжела, в знак согласия, просто положила ему руки на плечи, Витас приобнял её за талию. Мотя и Гарри с завистью наблюдали за танцующей парой:
– Во даёт!
Однако наблюдали не только они – на танцплощадке появился Анжелин кавалер Толя Устюгов по кличке Утюг, местный «деловой», увлечённый бодибилдингом. Как раз в этот момент Витас опустил руки, лежавшие на талии Анжелы, чуть ниже, чем полагается в танце, на её бёдра. Утюг округлил глаза, подскочил сзади к Витасу и, схватив его за шиворот раскачанными ручищами, потащил прочь с площадки. Мотя и Гарри рванули за ними. Утюг выволок Витаса за сетку-рабицу, в закоулок, закрытый от центральной аллеи дома отдыха раскрашенными плакатами из ДСП – что-то о решениях XXVII съезда ЦК КПСС. К ним подошли ещё трое дружков Устюгова – тоже взрослых крепких парней. Над юным донжуаном нависли тяжёлые грозовые тучи:
– Ты куда свои ручёнки шаловливые тянешь, шкет?! Ща я тебя воспитаю!

Тогда Гарри, в отчаянии пошарив глазами по сторонам, подобрал с обочины большого размера булыжник и с размаху швырнул его в заднее стекло новенькой белой «Лады» Утюга. Стекло с грохотом разлетелось брызгами в разные стороны. Все, включая владельца, обернулись на шум:

– Ах ты, гадёныш! Да я тебя сейчас...

Он отпустил Витаса и рванулся к машине. Пользуясь замешательством, Витас прыжком перемахнул через невысокий забор, отделявший территорию дома отдыха от леса, и скрылся за ним. Гарри и Мотя тоже сломя голову рванули в кусты. Всю дорогу до лагеря через лес бежали в предельном темпе, не останавливаясь. Тормознули лишь у забора лагеря, чтобы отдышаться и вытереть пот.

Как только Мотя и Гарри подтянулись наверх и оседлали забор, они сразу увидели внизу Романа и Юру – ещё одного из старших учеников:
– Прыгайте сюда, орлы! И Витас пусть тоже перелезает. Мы знаем, что он там. Считайте, что вы попали!

«Если молодой самурай совершает ошибку, его старшие обязаны указать на это, чтобы он мог исправиться. Но если старший закрывает глаза на провинность, он берет на себя грех дважды.»

Через 15 минут они лежали в кроватях. Сразу же подъехал Утюг с друзьями на своей белой «восьмёрке», подняли директора лагеря и сенсея:
– Щенков своих давай сюда!
Но Феофаныч невозмутимо заявил:
– Мои все на месте. Можете посмотреть. Отсутствующих не было.

На следующее утро у нарушителей была долгая и тяжёлая беседа с сенсеем, а затем все трое дружно мели территорию лагеря, носили продукты в столовую и мыли посуду после обеда и ужина. Дежурство по столовой закрепили за ними до конца второй смены.

«Когда ты посадил дерево, ты отвечаешь за его рост. Если оно растет кривым, виноват тот, кто не подрезал его ветви.»

***

В августе всех распустили отдыхать, но Мотя, Гарри и Витас отдыхать не желали и ходили тренироваться в сосновый бор, находившийся на краю города, за их панельной пятиэтажкой.  Расчищали там от шишек и иголок небольшой прямоугольник на холме, поросшем соснами. Размявшись, они тянули на этой площадке «шпагат», подолгу стояли в киба-дачи*, отрабатывали маваши*, уширо*, йоко* и мае-гери*. Сосновая кора хорошо подходила для набивания казанков. Тренироваться в лесу было лучше и свободнее, чем в спортзале. Проводили бесконечные тренировочные спарринги. По переписанным от руки, перерисованным через кальку самиздатовским учебникам по каратэ, разучивали ката.

«Ката — это душа боевых искусств. Через его практику ты обретаешь мастерство, дисциплину и понимание пути.»

***

Мотя выбежал из подъезда, он опаздывал в школу. Всё ещё сильное сентябрьское солнце радовало своим теплом. Завернув за угол дома, он внезапно споткнулся и растянулся на тротуаре. Грянул знакомый хрюкающий смех – перед ним стоял Лом, судя по ухмылке, очень довольный незатейливой шуткой. Поднявшись, Мотя встал в киба-дачи и выставил вперёд кулаки согнутых рук.
– Ты чё, сопля, видаков пересмотрел? – рявкнул на него Лом. В его голосе, однако, прозвучало удивление. Мотя не сдвинулся, сосредоточенно глядя прямо на противника.
– Я те щас жопу на нос натя...
Лом не закончил: двинувшись вперёд в попытке схватить Мотю за шиворот, он наткнулся на жесткий мае-гери в солнечное сплетение. Мотя отшагнул от хрипящего противника и пробил слева маваши в голову. Лом был потрясён. Поймав дыхание, он яростно кинулся на Мотю, но тот, ловко двигаясь на ногах, блокировал его выпады и нанёс ему два точных и сильных удара ногами в голову. Лом остановился, лицо его выражало досаду и отчаяние, нос заметно припух. Он недовольно скривил рот, исподлобья зыркнул на победителя и, униженный, покинул поле боя.

«Дух победы над одним противником такой же, как и над десятком тысяч врагов...»

Моте показалось, что он вдруг стал выше на целый метр, за спиной выросли крылья, он шёл и думал, как здорово было бы, если б на него сейчас напала целая банда хулиганов. Мимо проходил очкастый пятиклассник Пинюгин.
– Пинюгин, тебя никто не обижает?
– Неа... – ответил тот озадаченно.
– Если обидят, мне скажи! – наставительно проинструктировал Мотя.

За сентябрь у школы, после занятий, Мотя провёл ещё несколько «спаррингов» с бывшими обидчиками. Делал он это беззлобно, но методично и чётко, как на тренировке, сполна раздав все долги. Маваши работал безотказно. Вскоре желающих с ним связываться не осталось. Информация о том, что он теперь «каратной», быстро разнеслась по школе.

«Если ты способен заранее внушить страх в сердце врага, то исход битвы решится ещё до её начала.»

***

У Мотькиной компании имелся свой пантеон богов боевых искусств. Его вершину безоговорочно занимал Брюс Ли. «Иконы» этих небожителей висели на стенах квартир, плакаты со звёздами боевиков печатали в кооперативных типографиях. Ребята постоянно и ожесточённо спорили кто победил бы: Дольф Лундгрен или Жан Клод Ван Дамм, Шо Косуги или Джеки Чан? Бесконечное число комбинаций и исходов поединка.

Наивысшим поклонником Брюса Ли объявил себя Вася, один из дворовых «старшаков», который летом ходил исключительно в белой майке, чёрных трико и традиционных китайских тапочках, как его кумир. Вася артистически копировал кошачьи движения Брюса, так же как он тряс головой и по-кошачьи завывал перед ударом. У Васи же появились и первые нунчаки – культовый предмет экипировки для единоборств. Он изготовил их из эбонитовых палок и нейлонового шнура. С нунчаками за поясом «треников» сходство с кумиром значительно повысилось. Владение ими требовало ловкости и часто сопровождалось синяками по всему телу, включая лоб.

Вслед за Василием, взялся за дело и Мотя. Его дед, Алексей Артемьевич, всю жизнь слесарил, в гараже у него имелся оснащённый всеми инструментами верстак, на котором Мотя, когда с дедом, когда один, с малых лет чего-то мастерил. Потому он отпилил ножовкой по металлу два одинаковых отрезка плотной алюминиевой трубки, просверлил в её боках дырки, отрубил зубилом десять звеньев от стальной цепочки, засунул крайние звенья в концы трубок с дырочками и пропустил сквозь них железные штифты, края которых заклепал молотком на наковальне. Алюминиевые трубки для удобства и красоты Мотя обмотал синей изолентой, став обладателем вторых по негласному пацаньему рейтингу нунчак во всём дворе. Эбонитовые считались «смертельнее».

«Один удар — верная смерть. Не бойся скорости. Бойся неточности. Нунчаку — это продолжение твоих рук. Если твои мысли спутаны, спутается и цеп...»

***

У Моти появился соперник. Целый год Мотя усиленно тренировался. Теперь он учился в девятом, а Гарри и Витас – в десятом, выпускном. Роман осенью готовился уйти в армию. И вот, на своём дебютном первенстве города Мотя проиграл Артуру Беляеву, подопечному Лаврика, Николая Лаврентьева – другого тренера по каратэ, теневого дельца и коммерсанта от спорта. Занятия у него стоили дороже, чем в других залах – 25 рублей в месяц. Родителям большинства ребят это было не по карману, выходцы из простых семей ходили в подвал к Михаилу Феофанычу, где те, кто могли, платили 10 рублей, а остальные ходили вообще бесплатно. Сенсей иногда сам покупал нуждавшимся ученикам экипировку. У Лаврентьева занимались дети местной номенклатуры, торгашей с мясных рядов рынка и кооператоров. Отец оппонента Моти раньше работал зампредседателя горисполкома, а когда началась перестройка, быстро понял, куда дует ветер, и, недолго посомневавшись, положил на стол партбилет, мимикрировав в демократа. Он сохранил связи в городской власти, куда частенько заскакивал «попить чайку и порешать вопросы». За чайком подписывались документы на земельные участки, разрешения на строительство и прочее. Новое время открыло ему возможность превратиться в успешного бизнесмена-кооператора. Вот и сынка отдал заниматься модным каратэ своему партнёру по бизнесу.

У Артура было настоящее японское кимоно, с иероглифами, вышитыми на нём чёрными нитками. Мотьке первое кимоно сшила из белых «вафельных» полотенец его мать. Второе, настоящее, на Мотькин день рожденья в марте, зная, что его родители такого купить не смогут, подарил сенсей:
– Вот, возьми. Ты не запятнаешь его. Кимоно было белым, как снег.

«Белый цвет ги* – это символ чистоты духа, скромности и чистоты.»

Проиграть на первых соревнованиях было обидно, но, как ни крути, Беляев уже трижды выигрывал первенство города и опыта имел гораздо больше. Мотя ожесточённо кидался в бой, однако соревнования – это не улица, здесь важно сохранять спокойный ум, и для него всё закончилось разбитой губой, ноющим ребром и синяком на левой скуле.
– Не расстраивайся! Сразу мало кто выигрывает! – подбодрил друга Гарри. – На вот рубль, к синяку приложи.
Проигрыш заставил Мотю по-другому взглянуть на его подход к тренировкам, он будто бы прозрел: стал заниматься более сосредоточенно, настраиваясь на каждый тренировочный спарринг, словно на соревновательный.


«Если ты потерпел поражение, изучи свои ошибки так, будто собираешь драгоценные камни. Они ценнее ста побед.»

Взрослые ученики Лаврика занимались не только карате, они уже начали захаживать на местный рынок, чтобы за плату оказать покровительство тамошним торговцам, помогали решать спорные вопросы, тоже за соответствующее вознаграждение.

***

В воскресный день возле рынка сенсею встретился Лаврентьев:
– Ну что, Мишаня, выставишь своих пионеров против моих ребят? Предлагаю матчевую встречу. С призами! Главный приз – японский магнитофон!
– Мои ребята не ради призов тренируются. Но выступить можно.
– Не боишься? А то ведь наваляют им, покалечат, мало ли... – Лаврентьев усмехнулся, явно ожидая реакции.
– Мы ещё поглядим, кто кому «наваляет».
– Во! Это молодец! Настрой правильный. Тогда готовьтесь: через две недели, в субботу.

***

Матчевая встреча состоялась в арендованном спортивном зале техникума механизации. На парковке заняли места несколько «волг», а также немногочисленные в городе иномарки.

Жизнерадостная дикторша объявила:
– Спонсорами наших соревнований являются коммерческий магазин «Сапфир», а также торговый кооператив «Интерэкспорт»! Аплодисменты, товарищи!

Первые три встречи ученики Михаила Феофановича проиграли. В противоположном лагере установилось настроение легкой эйфории и снисходительного презрения к оппонентам:
– Каратэки подвальные!
– Макивары*!
– Босота заплатная! С кем тут соревноваться?

Сенсей собрал свою команду в раздевалке:
– Что, кимоно нарядных испугались? Салаги! До боя сдаётесь! Вы зачем в зале столько времени провели, столько пота пролили? Чтобы мальчиками для битья быть? Забыли всё, чему учились? Идите, и покажите всё, что можете!

Выволочка подействовала, и следующие два ученика выиграли свои поединки. Настал черёд Моти, который теперь мог сравнять счёт. Вот только соперником был его обидчик по первенству города. Мотя поправил подаренное тренером и второй раз надетое кимоно, настраиваясь на бой.

"Когда стоишь перед противником, не думай о тысячах зрителей. Во вселенной есть только ты, меч и этот миг. Больше ничего не существует."

– Мотька, ну что, подкинешь Артурчику? – подначивал Витас.
– Давай, малой, жги! – хлопнул по спине Рома.

В этот раз Мотя вышел на бой со спокойной уверенностью. У него была цель, и он двигался к ней прямо, не отступая. Правильная стойка, лёгкие и быстрые движения, и, один за другим, резкие и жёсткие маваши. Разнообразная техника Артура не давала результата, Мотя ставил блок и снова пробивал: слева – справа, слева – справа. Из разбитого носа Артура потекла кровь. Бой приостановили, кровь утёрли, и Мотя опять попёр вперёд. Видно было, что оппонент уже плохо противостоит его натиску. В момент, когда они сошлись в ближнем бою, Артур провёл рукой под носом, а потом вытер окровавленную ладонь о белоснежное мотькино кимоно. И тогда Мотя пробил ещё один маваши, вложив в него всю свою мощь и поставив точку в поединке. Но у него не было радости от победы. «Запятнал, запятнал!» – стучало в висках. Встретившись с тренером на выходе с татами, отвёл глаза и горько произнёс:
– Замарал я ваше кимоно, Михаил Феофаныч! Извините!
– Ничего, Мотя, кровь – не грязь. Молодец! Так держать!

Следующим на татами вышел Гарри. От природы добряк и разгильдяй, в бою он менялся: становился собранным, действовал чётко. Противник много двигался, кружил, выкидывал ноги и руки, почти не задевая Гарри, но зато сопровождая каждое действие громким, эффектным криком. Гарри два-три раза хорошо попал ногой в корпус оппонента, но эти удары не изменили ход поединка. «Балет» с криками продолжался и рефери считал очки. Когда время боя закончилось, и «крикуну» подняли руку, в зале раздались протестующие крики:
– Нечестно! Позор! Не считается!
– Михаил Феофанович, засудили же! – апеллировали к тренеру ребята.
– Чтобы не засуживали, надо выигрывать явно. Отставить жалобы. – оборвал дискуссию сенсей.

Витас демонстрировал свою «коронку» – рубящий удар пяткой сверху вниз, который в народе называли «ножницы», против него мало кому удавалось защититься. Этим ударом он и закончил поединок, тем самым снова уровняв счёт.
– С Утюгом тоже скоро поквитаюсь... – негромко пообещал он самому себе.

После этого прошли ещё четыре боя, принёсших каждой команде по два очка. Перед встречей Романа, которая должна была стать решающей в матче, к Михаилу Феофановичу подошёл Лаврик и начал энергично говорить ему что-то на ухо. Сенсей в ответ лишь отрицательно качал головой. Мотя попробовал подойти как можно ближе, но сделать это, не привлекая внимания, было сложно, и он расслышал только, как Лаврик сказал сенсею:
– Ну смотри... Как бы не пришлось пожалеть...

Против Романа выставили бойца по кличке Рэмбо – тучного, но сильного и опытного спортсмена, часто «вырубавшего» противников тяжелым ударом. У него был чёрный пояс – сильный психологический элемент воздействия.
– Шварц против Рэмбо! – улыбнулся Виталик, первым из младших учеников выигравший свой бой на этом матче, техничный и талантливый мальчуган.
– Ничего. Не смотри на пояса. Делай наработанное, не распыляйся! – сопроводил Романа сенсей. – Дай ему подвигаться, а потом не упусти момент, он обязательно будет. Полная концентрация!

"Хороший ученик слышит то, что говорит учитель. Великий ученик слышит то, о чем учитель молчит."

Толстый здоровяк решил закончить поединок досрочно и обрушил на Романа всю свою мощь, поливая его градом ударов, но тот выдержал, перетерпел. Под левым глазом появилась гематома, от пробитий руками в груди неприятно ломило. Правая нога от удара навстречу тоже побаливала, но потом толстяк «сдох», задышал, движения его замедлились, первоначальный натиск ослаб. Роман имитировал усталость, но продолжал раздёргивать противника, не просто ожидая момента, но незримо готовя его.  В долю секунды, когда, сделав шаг назад после блока, оппонент на мгновение замешкался, Роман, резко подшагнув с дистанции, неожиданно пробил с разворота пяткой в челюсть. Рэмбо рухнул на татами.
– Иппон! – выкрикнул рефери.
– Уррра-а-а-а! – закричали, что есть мочи, воспитанники Михаила Феофаныча.
– Мешок! – разочарованно буркнул в сторону поверженнного Рэмбо Лаврентьев.

После награждения, в раздевалке, Роман надел солнечные очки и поставил на плечо полученный «Сони»:
– Ну как, пацаны? Как вам? Круто, а? Двухкассетный! Переписывать можно!
– Ромыч, «Пикник» перепишем, у них новый альбом скоро выйдет – «Харакири»! – обрадовался Мотя, у него на шее поблёскивала заветная медаль.
– У «Кино» уже новый альбом вышел! – добавил Витас.
– Запишем! Надо кассет хороших достать.

***

Как только сенсей вырулил с территории техникума на своей белой «шестёрке», ему преградила путь бежевая «Волга» ГАЗ-24. Из неё вышел Лаврентьев и ещё двое незнакомцев. Тут же подъехали три другие автомобиля, из которых повылезали крепкие парни в спортивных костюмах. Сенсей вышел из машины:
– Что за дела, ребята?
– Поговорить надо, Мишаня... – начал выдвинувшийся вперёд Лаврик.
– Ну давай поговорим, Коля.
– Навыращивал ты «терминаторов», блин! Когда успел только?! Понимаешь, серьёзные люди поставили на исход встречи большие деньги. Я тоже поставил. Придётся тебе возместить потери.

Рядом с ним встали двое типов, по внешнему виду – сидельцев. Первый – небритый, с золотой фиксой на переднем зубе, второй – сутулый, в белой кепке и адидасовском костюме с полосками.
– Растут лимоны на высоких горах, на крутых берегах... Сечёшь? – процитировал популярную песню сутулый.
– В ваши «лотереи» я играть не подписывался, и платить вам ничего не буду.
– Вот тут ты не прав, – включился в разговор фиксатый, видимо старший из блатарей. – Лаврик вон регулярно в «общак» загоняет, зону «греет». А ты что?
– Придётся заплатить, Миша. Ещё немного, под нами весь город будет, – добавил Лаврентьев. – Не выкобенивайся. Гуру себя возомнил?
– Такие, как ты, Лаврик, никогда не будут хозяевами в нашем городе. Думаешь, я не знаю, что в заброшенном гараже автобусного депо водку палёную катаете, что девчонками на трассе торгуете?
– Ты чё-то, лысый, много базаришь! Каратист, твою за ногу! Лучше нету каратэ, чем заряженный Тэ Тэ, – фиксатый оскалился, вынув из кармана пистолет.
– Пукалку свою убери. Небось куда нажимать-то не знаешь.
– Слушай сюда, рожа автоматная! – урка ткнул ствол ТТ под ребро тренеру.
В одно мгновение сенсей прихватил кисть фиксатого вместе с пистолетом, и, вывернув её наружу, нанёс удар жёсткий удар основанием ладони правой руки снизу вверх в челюсть сидельца, отчего тот подлетел в воздухе, и описав дугу, грохнулся на землю, словно мешок с костями. Пистолет брякнулся в стороне.

Сутулый пытался достать из адидасовских трико наган, зацепившийся курком за ткань. Остальные громилы полукольцом приближались к тренеру.
– Рвите его, – процедил Лаврентьев, сплюнув.
– Там сенсей, пацаны!!! – раздался поблизости голос Моти. – Все сюда! Бегом!Гарри!!!

«Путь самурая обретается в смерти. Когда для выбора есть два пути, выбирай тот, что ведет к смерти. Не рассуждай!»

***

Микаэру*-сенсей пришпорил своего боевого коня Курокаге*, и бросился в самую гущу противника. Его верный меч сверкал, как молния, однако враги окружили его. Один из них выстрелил в упор – пуля пробила доспех сенсея, и он, пошатнувшись, упал с коня. Курокаге встал над ним, защищая своего господина копытами и зубами. Ученики уже мчались к нему.
– «Не сдавайтесь!» – прохрипел Микаэру, и его голос, слабый, но полный решимости, стал последним приказом.

Мота-сан, верхом на своём гнедом самурайском коне Акацуки*, отчаянно ринулся на помощь учителю. Клинок его катаны* сверкал, как молния, рассекая врагов, которые падали, как скошенная трава. Акацуки, храпя и брыкаясь, топтал вражеских пехотинцев, а пороховой дым окутывал их, словно саван. Битасу Сиротоки, на белом коне Сиракадзэ*, нёсся по флангу, его нагината* вращалась, словно крылья демона. Сиракадзэ, быстрый и лёгкий, как ветер, уворачивался от выстрелов, но одна пуля всё же задела его холку, и конь взвился на дыбы, обагрённый кровью. Битасу, спрыгнув с седла, продолжал сражаться пешим, его клинок плясал в облаках дыма, оставляя за собой лишь смерть.

Холодные и ясные глаза Рома-но Акиры, сэмпая и стратега, видели всё:
– Мота! Отбивайте сенсея! Гари-сан, держи строй! — его голос был спокоен, как поверхность озера перед бурей.
– Мы не отступим, аники*! – прозвучало в ответ. Гари-но Цуёши, на могучем вороном коне Куроками*, прорывался через центр вражеских рядов. Его тати*, тяжёлый и острый, как гнев богов, рубил врагов, будто деревья в лесу. Другие достойные самураи, из числа младших учеников, в том числе Итару Мидзуши и Серу Хотеки тоже бросились в бой, сверкая катанами.
Противник, во много раз превосходивший числом и вооружением, видя, что самураи не сдаются, замедлил свой натиск. Известно, что раненый зверь опасен. Внезапно с холма донёсся звук рога – то ли сигнал к отступлению, то ли призыв новых сил. Враги замерли в нерешительности, а самураи, воспользовавшись моментом, бросились в последнюю атаку.

Говорят, что в ту ночь над долиной Тэнгу поднялся густой туман, скрывший всё произошедшее далее от глаз. Когда туман рассеялся, на поле боя не было ни живых, ни мёртвых. Лишь следы копыт, ведущие в горы, да несколько обломков клинков, лежащих среди камней. Одни говорят, что самураи пали, сражаясь до конца, и их духи вознеслись к небесам. Другие верят, что они исчезли в тумане, чтобы однажды вернуться, когда их клан снова будет в опасности. А третьи шепчут, что их увёл сам Тэнгу – горный дух, который забирает к себе только самых достойных. И пусть потомки помнят их имена, ибо они стали легендой, которую не сотрут ни время, ни пороховой дым.

***

Все совпадения с реальными людьми и событиями совершенно случайны.

Примечания:

В рассказе использованы цитаты из японских трактатов:
«Сёбогэндзо» (Догэн, XIII век),
«Хагакурэ» (Ямамото Цунэтомо, 1716 г.),
«Книга пяти колец» Миямото Мусаси,
Свод самурайских принципов «Бусидо».
Цитаты выделены курсивом и заключены в кавычки.

Гичин Фунакоши* – мастер каратэ, который первым широко познакомил японцев с этим окинавским боевым искусством, начав пропагандировать каратэ в 1921 году. Является основателем одного из самых распространённых стилей – Шотокан. Считается родоначальником японского каратэ.

Ката* – формализованная последовательность движений, связанных принципами ведения поединка с воображаемым противником или группой противников, не имитация поединка в формате боксерского «боя с тенью», а именно четко зафиксированная последовательность движений. Цель выполнения ката – переформатировать ваше тело под задачи поединка.

Ги* – кимоно, традиционная японская одежда для единоборств.

Киба-дачи* – стойка всадника в японских боевых искусствах. Получила своё название от положения, принимаемого при езде верхом на лошади.

Маваши-гери* – круговой удар ногой в каратэ. Обычно он наносится в голову, но может быть нанесён и в корпус или даже в ноги.

Уширо-гери* – прямой удар ногой назад в каратэ.

Йоко-гери* – прямой удар ногой в сторону (вбок) в каратэ.

Майе-гери* – фронтальный базовый удар ногой в корпус (реже – голову) в каратэ.

Макивара* — тренажёр для отработки ударов, представляющий собой связку из соломы, прикреплённую к упругой доске, вкопанной в землю.

Микаэру* – японский аналог имени Михаил

Имена самурайских коней:
Курокаге* – Чёрная Тень
Акацуки* – Рассвет
Сиракадзэ* – Белый Ветер
Куроками* – Чёрный Бог

Тати* – один из самых древних видов японских мечей, который предшествовал знаменитой катане. Тати был создан для использования в конном бою. В отличие от катаны, тати носили подвешенным лезвием вниз, что делало его более удобным для нанесения ударов с коня.

Катана* – японский меч, характеризующийся изогнутым однолезвийным клинком с круглой или квадратной гардой и длинной рукоятью для двуручного хвата. Разработанный позже, чем тати, он использовался самураями в феодальной Японии и носился лезвием вверх.

Нагината* – японское холодное оружие с длинной рукоятью овального сечения и изогнутым односторонним клинком. Рукоять длиной около 2 метров и клинок от 30 до 50 см.

Аники* – обращение к старшему брату, старшему члену группы или авторитетному человеку.

Тэнгу* – существо из японских поверий. В японских верованиях тэнгу тератологическое существо; представляется в облике мужчины огромного роста с красным лицом, длинным носом, иногда с крыльями. Тэнгу очень часто носит одежду горного отшельника (ямабуси), он наделён огромной силой.