***

5.
Лысуха наконец дотянула телегу до того скалистого уступа, который с телегой не преодолеть. Только пешим ходом. Но осталось совсем немного пути. Взяв лошадь под уздцы, Степан повёл её только ему известной тропкой, вспоминая события сегодняшнего утра.
Пораньше, с первыми рассветными блесками направился он сегодня силки проверить. Пока добрался до мест примеченных, солнце уже полностью раскрылось в безоблачном небе, умываясь быстро исчезающей росой. До основного массива леса от его хозяйства было три тропы. Смотря, в какие уделы попасть собираешься. Две длинные. В обход невысокого скального хребта, у которого он сейчас распряг Лысуху. И одна короткая, напрямки к зарослям, но тропа непростая, рисковая. Но тропу эту рассекала узкая, но длинная и глубокая расщелина, которую можно было перепрыгнуть в паре мест. Но только после предварительной подготовки, если хорошо известен каждый уступ, каждый поворот и правильное место для подхода. Без навыка и сноровки можно легко сорваться в каменную щель, поломав не только руки-ноги, но и шею свернуть. Потому не всякий решался. Себе дороже. Вот к такому месту и шёл сейчас Степан, похлопывая изредка по горячей шее Лысуху, фыркающую от незнакомых для неё запахов и новой тропы. Успокаивал. Раньше у него нужды не было с лошадью сюда тащиться.
А сегодня, поутру он никуда не спешил. Добирался до леса не спеша, в обход. Вынув из петель пару зайцев, проверив остальные силки, направился домой, в станицу. И внезапно именно в этом месте, утром, откуда он и сейчас свернул к расщелине, со стороны леса раздался выстрел. А потом человеческий крик. Нет. Не крик. Дикий ор, - а-а-а-а, помогите!
Через некоторое время крики продолжились, но глуше. Слабее.
Конечно, Степан бросился на помощь. Вскоре он оказался у расщелины, у одного из участков, где можно было через неё перебраться. Слабые подвывания исходили из самой её глубины.
Как только Степан заглянул вниз, он сразу понял, что оправдались его предположения, которые родились, пока он бежал на крики. Там, внизу, в позе болтающейся на швабре мокрой половой тряпки висел Миколка. Швабру заменяла ему его берданка, чудом во время падения успевшая расклиниться между краями расщелины. Ему повезло ещё и в том, что одной ногой он кое-как опирался на небольшой выступ скалы.  Положение его было критическое. Надолго сил у Миколы не хватит.
Держись парень, не ссы! Я быстро, - Степан понял, что длинны ремня не хватит. Верёвки не было. Топора тоже. Хрень какая-то собачья. Сгинет раб божий за нюшку табака.
Скинув карабин, Степан подбежал к юной сосёнке и несколько раз выстрелил в основание ствола. Крупная картечь почти полностью разнесла древесину. Дорезал ствол охотничьим ножом. Привязал к жердине ремень петлёй, как на зайца и опустил эту приблуду соседу. Тот уже совсем обессилел. Но, почуяв спасение, дёрнулся, обмотал правую руку петлёй и, пыхтя, пытаясь помогать Степану тянуть его, заполз, наконец наверх, на плоский край обрыва.
Пока Микола очухивался, Степан ещё раз подошёл к расщелине. Берданка того так и осталась там, внизу, метрах в трёх, удобно раскорячившись поперёк. Достать можно, но не сейчас этим заниматься. Присмотревшись, он отметил на самом дне, на десятиметровой глубине какое-то тёмное пятно, которого раньше там не было.
Микола стонал, слезливо подвывая. И было от чего. Правая нога у него была, вероятно сломана в голеностопе, левое плечо выбито из сустава, а на ляжке и части задницы зияла рваная рана. Крови было не много. Не то это место, чтобы кровью изойти. Плечо Степан вправил сам, уперевшись ногой в грудину Миколы, и дёрнув в правильном направлении. Навыки выживания за долгие годы скитаний у него были отработаны.
Пёс Степана время от времени подбегал к расщелине и возбуждённо лаял в её глубину.
Пока Микола плавал в бессознательном океане морфея после болевого шока, Степан выстругал рейки и наложил жёсткую шину на сломанную ногу. Что отдельно отметил Степан, так это то, что на поясе у Митька был добротный кавказский кинжал. Раньше у него кинжала он не видел. И вообще то совсем было не ясно, откуда оружие у Митька.
То, что в станице он его не покупал, однозначно. Все бы знали у кого и что приобрёл.
Очнулся бедолага тогда, когда Степан начал кромсать его рубаху, чтобы ляжку и задницу перевязать. Плечо у него почти не болело, нога приутихла,
- где он? – дрожащими губами медленно спросил сосед.
Кто это где? Кто это он? Апостол Павел?  – Степан дал ему отпить несколько глотков воды. Глазёнки Миколы прояснились.

Кабан! – Микола стал боязливо оглядываться.

Ну и хорошо. Кабан так кабан. Как скажешь, любезный.
Полегчало чуток? Терпи, жить будешь. А теперь рассказывай, во что опять вляпался? – Степан и сам присел, прислонившись к стволу старого сухого вяза, внезапно ощутив сильную усталость. Нервы сбросили напряжение ответственности за ситуацию. Поволока сна начала прихватывать глаза. Он даже отключился, заснув на несколько минут. Проснулся от прикосновения холодного мокрого носа пса, беспокойно начавшего лизать лицо Степана.
 
В итоге, после несвязанного рассказа, кое-что прояснилось.
В лесу сегодня Микола оказался затемно.
Для Степана всегда было загадкой, что так тянуло того в лес в ночное время. Да и вообще, частые и длительные скитания соседа по угодьям были загадочны. Особой добычи они не приносили. Стрелком сосед был тем ещё. Не дай Бог никому. Зайца брал иногда, утку, глухаря однажды. Ну ходит, ну охотится. Степану не до него, слежку устраивать некогда. 
Увидев на нём знатный кинжал, Степана вдруг понял, - не за зверем сосед по лесу рыщет. Схроны он бандитские ищет. Там и злато-серебро, и оружие. Вот ведь, как я раньше не сообразил!
Микола тем временем рассказывал, что уже возвращаясь из леса, направляясь к месту перехода через расщелину, заметил семейство кабанов, пришедших на водопой.
И ты не выдержал? Свежей кабанятинки, едрёныть, захотелось? Чем ружьё то было заряжено?  – Степан, предполагая его ответ, уже охреневал от дурости Миколы.
Дробью, - Микола тихо вздохнул.
М***дак ты, Микола! – сколько раз тебе говорено, без картечи к кабану не подходи. Да и то, поменьше зверя выбирай. А лучше пуля. Кожа дубовая у секачей. Дробинка лишь подранит и разозлит. Да и одному стремно на кабана. Ещё и с твоим хватом.
Вот я и разозлил! - Микола опять вздохнул, - он ведь совсем рядом был! Как на ладони. Не промахнёшься. Как тут не соблазниться. Я начал перезаряжать, а он меня заметил. Бросился. Я от него. Чуть-чуть не успел перепрыгнуть. Он догнал, пырнул, подкинул меня. Я и не удержался.

Степан опять подошёл к расщелине. Его пёс за ним. Глянули оба. Пёс опять зарычал.
Там он, болезный, на самом дне. Дурень ты парень, - Степан прикинул, что достать зверя со дна – себе дороже.

6.

Степан! А если бы не ты? Я бы помер, Степан! Всё! Сдох. Не было бы уже Миколы! Что же это!? - Микола, в порыве прояснения сознания попытался привстать, но завыл от боли.
Боже мой! Кто вёл меня против тебя, Степан? – Микола, обессилевший, задыхаясь, что-то говорил-говорил, хрипло и неразборчиво, - Отец Божий, твоя ли это воля, или дьявола? Стоял бы я сейчас у врат Адовых! Геенна огненная мой вечный дом. 

Что тебя повело то так? Бредишь что ли? -  Степан присел рядом, разломил ломоть хлеба и протянул половину Миколе, - ну ка, подкрепись, а то трясёт тебя всего.
Микола схватил хлеб дрожащей рукой, но есть не стал, - воды дай, воды!
Степан поднёс флягу к его губам. Микола сделал пару глотков. Трясучка не проходила.
Кончай сопли по щекам размазывать, - Степан вдруг заорал на соседа и с размаху дал ему тяжёлую пощёчину. Голова Митька метнулась в сторону, но через мгновение трясучка прекратилась.
Вот так-то лучше, соберись, - теперь уже спокойно продолжал Степан, - жив, и слава Богу, радуйся. Подумаешь, на жопе царапина и ножку прищемил. Будешь выть, уйду на хрен, сам тогда ползи домой, или ещё лучше, назад в пропасть сброшу, чтобы не слышать твоё бабское хныканье.
Микола не ожидал такой атаки от Степана. Он полулежал на подстилке из соснового молодого лапника, сжимая ломоть хлеба в руке.
Очухавшись от трясучки, вдруг заговорил вполне ровным и громким голосом,
- спасибо тебе, Степан! Спас ты меня от смерти! Век тебе благодарен буду!

- ну да, есть немного. Повезло тебе, что я недалече тут оказался. Сильно повезло! Кто – то тебя оберёг от смерти. Подумай, чего это ради? – Степан доел хлеб и аккуратно ссыпал в рот крошки, собравшиеся в пригоршне, - для чего-то ты, Микола, нужен пока среди грешных. Не доделал ты какие-то важные дела.

- Степан! Не могу молчать более! Степан! Знай, Степан, как я тебя ненавижу!
Как же ты меня бесил все эти годы! А ты меня спас, ты спас, ты, вражИна моя кровная. Я ненавидел тебя тысячу лет!
Ещё вчера. Да что вчера, ещё сегодня утром я хотел кончить тебя. Я шёл тайно за тобой. Высматривал, где ты новые силки понаставил, тропы твои новые, чтобы как-нибудь подстеречь в засаде и пристрелить тебя. Ты думаешь, пуль у меня с собой нет!? На кабана идти? Врёшь, Степан, есть у меня пули, посмотри на поясе, проверь. Не такой я дурак, как ты меня выставляешь. Да только пули те не на кабана. Для тебя, Степан эти пули припасены. Это я про кабана подумал, что и так сойдёт! А вот с тобой, Степан на авось нельзя. Ты умный, ты хитрый, ты удачливый. Тебя погубить спешить нельзя. Ой, каким осторожным надо быть!
Микола, ты что, опять бредить взялся? Никак жар у тебя со страху. Дай-ка лоб пощупаю, - Степан никак не мог взять в голову, что слова Митька какая-никакая правда, а не бред сдвинутого умом от шока, испуганного, загнанного в угол малолетки.