Мечты

Мечты. Мечты всецело поглащают меня.  Я уже и не вспомню, когда я в последний раз существовал в действительности. Говорят, людям нужен героин, чтобы погрузить себя  в грёзы, нужен морфий, нужно грёбаное еще что-нибудь. А мне отчего-то не нужно. Вы, наверное, подумаете, что я счастливчик, способный переживать все свои мечты вживую? Но и в этом я не уверен. С девушками у меня не растёт. Да и с чего бы? Конечно, поначалу они все боготворят меня, ну, а после… Я ведь только говорю, говорю и говорю. Но ничего не делаю. А зачем? Если в грёзах я уже всего достиг. Впрочем, и сами девушки не представляют для меня особого интереса, в своей голове я УЖЕ трахнул всех их так, как им и не снилось. Я работаю в поганом офисе, менеджером по продажам никому не нужного говна, и каждый раз идя с работы, представляю себя величайшим музыкантом, ездящим в турне по всему миру. Человеком, которого обожают, на которого равняются. Я прихожу домой, в ободранную однушку давно почившей бабушки (спасибо ей за это), ставлю кипятиться чайник, и пока он кипятиться, дрочу, дрочу так неистово, будто мне до сих пор 15, и девушек я видел только на плакатах из журналов ( знаете, какие раньше висели у каждого на стене?), дак вот, выдрачивая из себя все соки, я пью до безумия крепкий зеленый чай (если лечь спать в следующие десять минут после распития видишь до жути красочные сны). И перехожу к самой ожидаемой части дня, еще одной вариации просмотра грез я погружаюсь в сон. Подумать только, в последнее время меня беспокоит только то, как скоро я смогу лечь спать. Вам смешно? А мне ни капельки. Будь моя воля, я бы никогда не просыпался.
  Андрей допечатывал этот текст уже впотьмах, оборвано, торопливо, даже не перечитав написанное ни разу. Ему отчего-то казалась смешной мысль написать мемуары своей никчемной жизни, но он начал. Жертвуя на это драгоценные часы нереализованного сна. Время, в которое он мог быть кем угодно. Поставив точку в конце последнего предложения, Андрей с облегчением вздохнул. Вставая из-за стола, на котором стоял старенький ноутбук, годящийся разве что для офисных программ, сладко потянулся, и добредя до раскладного дивана, с головой забрался под одеяло. «Морфей, властитель всех неприкаянных , встречай меня! Я вернулся!». Ноутбук так и остался включенным, красные полосы автокоррекции, пересекающие бело-серый экран, так и светились в темноте бабушкиной однушки. Бабушки, которая , наверняка, даже и не знала, что «дьявольская машина» ( так она её называла), в некоторых аспектах, быть может, умнее человека.
     Серое утро ядовито резко ударило в глаза. 7:40 утра. Будильник надрывался звуком сирены. Андрей не хотел открывать глаза, он не хотел даже пошевелиться. Но мысли об увольнении и последующим за ним голодом, быстро вернули ему холодность рассудка. Он лениво перекинул ноги через край дивана, нащупав ими тапки и шаркая побрел на кухню.  Горячий сублимированный кофе ненадолго взбодрил Андрея, он впрыгнул в мятую униформу «офисного клерка» (потрепанная белая рубашка, оставшаяся еще с выпускного и брюки, купленные на ликвидации товара закрывающегося магазина), лениво зевнул, и с видом обреченного на вечные муки человека- вышел из дома. На улице его ожидала «дорогая» тойота. Дорогая по части воспоминаний, а не стоимости. Это была болотного цвета развалюха 93 года выпуска, с отсутствующими дворниками и неработающей правой фарой.  В сильный дождь Андрей на ней не ездил. Не любил рисковать. До работы можно доехать и на метро, а он у мамы один. Садясь в тойоту, он подумал, что вечером нужно непременно позвонить матери. Он не позвонит, как и всегда, но это ничего не значит. Тойота медленно курсировала в плотном транспортном потоке, по радио играла какая-то песня Ильи Лагутенко про Владивосток. Андрей прибавил звук, и барабаня ладонями по кожаной обшивке руля, представлял себя на концерте, горделиво выхаживающем взад и вперед по сцене, в гримерке его ждет охлажденное шампанское, девушки толпами рвутся к нему после концерта, а он, Андрей, только рад этому. О эти счастливые моменты упоения собственной славой. Он и не заметил, как выехал на проспект, свободный от транспорта, где тойота, размерено рыча, понемногу набирала скорость.  Крики из зрительного зала все сильнее, запредельно громкий звук и безмерно красивые женщины… Из грез Андрея вытянул глухой удар капота о что-то мягкое, определенно мягче, чем бетонные отбойники, как ему сперва показалось, и резкий удар его, Андрея, прекрасной, исполненной славы головы об руль. Он ударил по тормозам. Некоторое время находясь в каком-то странном ступоре, он сидел вцепившись руками в руль до того сильно, что костяшки его пальцев побелели. Кровь капала на белую рубашку, которая когда-то знаменовала начало новой жизни.
-Блять, разбил нос! Да как так то? Сука, еще ведь и бампер…
     Он вышел, чтобы оглядеть повреждения и понять, сможет ли то, во что он врезался, покрыть расходы на ремонт этого сраного автомобиля. Но обойдя  машину  спереди, он увидел то, от чего внизу живота неприятно заклокотало, а от нарастающей тревоги ужасно пересохло во рту. В метре от правого колеса его тойоты, без сознания лежал человек, в голове его зияла кровоточащая рана, а серый асфальт мало- помалу окрашивало багрянцем. Андрей пытался было собрать последнее имеющееся у него самообладание и оказать пострадавшему первую помощь, но вспомнить получалось лишь то, по каким признакам можно определить инсульт.
«Специалист, блять, по сердечным болезням»- выругался Андрей. И прикурив сигарету, набрал номер скорой. Наскоро сообщив оператору нужные сведения, он прикурил еще одну сигарету и позвонил начальнику:
- Да, я заболел. Нет, не вру – закатывая глаза чеканил он –На улице, потому что вышел в аптеку.
Да. Всего доброго.
     Тревога понемногу отступала, он удовлетворительно кивнул сам себе в знак удачной лжи своему руководителю, и даже прошептал свое любимое «шалость удалась», но посмотрев на бездвижно лежащее на проезжей части тело, ему снова стало не по себе.
     Он присел на корточки возле тела, причиной обездвиженности которого сам и являлся, и легонько похлопал его по щекам, словно желая разбудить:
-Эй, чувак… Чуваааак- протяжно произнес он.
     Тело зашевелило головой, в нечленораздельном бормотании его все- таки можно было расслышать здравомыслие. Преобладающими были, конечно, слова «пидорасы» и «****ец». Но Андрей был рад и этому. «Тело» пришло в сознание. А это значит, что самый максимум, который выдвинут ему доблестные хранители киянок и черных мантий – это условный срок. В этом случае волноваться было нечего. Условный срок – не реальный, думал Андрей, да и чувак не так уж плох.
     С бригадой скорой, тут как тут, приехал экипаж ДПС, длительно, скурпулезно опрашивающий Андрея. Вопросы по типу: «А под каким углом относительно автомобиля находился пешеход?» - выводили Андрея из себя. Но он держал себя в руках. Конечно, не хватало еще получить штраф за свой неуёмный характер. Статьи, которая могла бы это осуществить, он не знал, но был уверен, что эти ребята в полицейской форме определенно знают, как получить свое. Задав свою тысячу и один вопрос, Андрея отпустили, выдав на руки повестку о том, что 6 числа этого месяца он обязан явиться в ГРУ. Сегодня было лишь второе число – времени предостаточно. Он наспех подбежал к уже отъезжающему экипажу скорой, в которую матерясь загрузили «тело», и взмахом руки, попросив водителя остановиться, узнал, куда повезут причину его сегодняшнего удивительного приключения. Он не спеша закурил новую сигарету, думая, что когда-нибудь одна из них станет причиной его скоропостижной кончины, сел в свою тойоту и поехал в областную больницу. Ехал он, явно представляя, как уже договорился с этим пресловутым проходимцем, и они, «хлопнув по ладоням», разошлись хорошими товарищами, которым никогда больше не суждено было встретиться. Солнце втихомолку слепило глаза, а в приоткрытые окна то и дело залетал теплый ветер, что в совокупности сложилось гримасой удовлетворенности на лице Андрея, с коей он и припарковался у главного входа в больницу. В регистратуре его приветствовал неприветливо угрюмый взгляд необъятных размеров женщины, что натянуто любезно объяснила, что привезенный с полчаса назад мужчина сейчас находится под чутким наблюдением лицевого хирурга, и что не стоит беспокоиться, ему всего лишь на всего  зашивают рваные раны, украшающие его славную голову. И как только хирург с ним закончит, его непременно можно будет лицезреть. Андрей поблагодарил необъятную женщину и решил, покурив еще разок, найти палату № 12, куда после посещения хирурга поместят этого безымянного парня. Андрей подумал, что надо все-таки спросить, как его зовут. Да, определенно надо…
     Андрей вздрогнул от звука захлопывающейся двери. Он задремал ненароком, в коридорчике, по обеим сторонам которого роились дверцы, каждая из которых скрывала свою удивительную историю, сродни сегодняшней. И проснувшись с дебильной улыбкой, покрывающей его физиономию ( ему снилось что-то похожее на любовь. Что именно, он не помнит, но это было несомненно что-то чистое, всеобъемлющее и нестерпимо ноющее приятной истомой в груди, сон из разряда тех, после которых оправляешься до конца дня), с минуту пытаясь понять, где он находится, и кто вдруг осмелился нарушить его мирный, теплый сон. Андрей заметил двух санитаров, провожающих мужчину с перебинтованной головой. Да, это точно был он! Андрей еще тогда, в растекающейся крови отметил необычайной крутизны красные «Джорданы» последней модели. Вот и сейчас он приметил их на провожаемом. Дождавшись пока санитары пройдут мимо, он тихонько прошмыгнул к двери, нерешительно постучался, ещё более нерешительно отворил дверь и прошел в палату. В трехместной, тускло освещенной палате лежало двое-храпящий, как заведенная бензопила «Дружба» мужик, с животом таких размеров, что в него с легкостью поместится футбольная команда, со всеми их запасными, тренерским составом и экипировкой. И нам уже донельзя знакомый «человек с забинтованной головой». Андрей присел на край его кровати, доблестно выдерживая любопытный взгляд, направленный прямо на него.  Они бы так и смотрели друг на друга, если бы раскашлявшись, оппонент Андрея вдруг не рассмеялся.
     -Ну, о чем говорить будем?- улыбнувшись спросил он- Меня Максом, кстати зовут!- и приподнявшись на локтях, опершись на одну из рук, он протянул другую для рукопожатия.
     Да разговаривать то особо и не о чем. Я так, извиниться приехал. Знаю, долбоёб! Знаю, виноват! Но блять, ничего ведь уже не изменишь, а? И извинения мои тебе наверное нахуй не сдались. Странная у людей нынче привычка, извиняться за последствия не предупреждая причин.. Меня, кстати, Андрей зовут- тоже улыбнувшись проговорил он.
-Да, а потом делать вид, как будто у человека, перед которым ты извинился, вдруг все стало нормально- он ухмыльнулся- да ладно ты, не парься, все прошло как нельзя лучше- серьезных повреждений у меня нет… И к тому же , я все утро придумывал как отмазаться от поездки на студию, а тут и отмазываться не пришлось. Пойдем покурим, что ли. Куришь?
- Курю.
И не спеша, оба отправились на лестничную площадку, чтобы «покурить без палева» (как выразился Макс), ведь курилки на этом этаже не было, и по-видимому, не планировалась.
- А что за студия? – спросил Андрей.
-Да как это? Я ведь что-то типа продюссера- улыбнулся Макс- веду молодых, талантливых ( и не очень) музыкантов по проторенной дорожке к столь обожаемой ими славе.
- Интересно, наверное?
-Да не очень. Куча вложенных бабок, миллион лицемерных разговоров, и еще больше мнимых инфо-поводов, война с капризами и алкоголизмом, и моим, и артистов - сказав это, Макс звонко рассмеялся - и прочее, прочее, прочие. И вот, у одного из моих протеже - безталанного придурка, за которого просил его богатый папочка,  сегодня планировалась запись альбома, на которой присутствовать я, естественно, не хотел. В чем ты мне и помог. Огромное тебе спасибо! Только больше так не делай, второго такого раза я могу и не пережить. А ты чем занимаешься?
- Да мне после твоего рассказа как-то и не хочется об этом говорить. Сижу в офисе, обзваниваю озлобленных мужиков и баб, пытаясь впарить абсолютно не нужное им дерьмо. В общем развлекаюсь на всю катушку…  Кстати в детстве я безумно хотел стать певцом. В школе мне говорили, что у меня хорошие данные. Ну, типа слух там и голос. А потом суровые реалии взросления и праздности смели эти мечты в мусорный бак…
- А ну-ка, спой что-нибудь.
-Да ну, ты чего. Как-то неудобно, что ли
- Давай, давай. Знаешь, сколько дерьма я выслушал за свою жизнь? Готов поспорить, ты не в силах заставить меня сморщиться от отвращения. Давай!
     И Андрей, вздохнув побольше воздуха, запел. Чистейшим тонким голосом, лишенный той будничности, в которой Андрей прибывал ещё секунду назад. Он пел так, будто делал это всю свою жизнь. Обшарпанная, обветшалая штукатурка на потолках лестничного проема, донельзя истертая бледно-зеленая краска , окурки на полу и невыносимый смрад больничного обеда, что разносили медсестры – все это не имело сейчас никакого значения. Все раздражители будто вмиг выключили, стерли, унесли отсюда. Был только Андрей. С него начиналась вселенная, он был пламенеющим, всеведущим ядром земли, он был сингулярностью, шаг влево или вправо от него в любом случае означал бездну. Но смотря на него Макс чувствовал то, что чувствовал всего пару раз прежде. Мурашки покрыли его с ног до головы, а мелодия- мелодия проникала настолько глубоко, что хотелось рыдать, а после- смеяться до изнеможения. Макс, завороженный, прикурил ещё одну сигарету и дождавшись окончания представления проговорил:
- Я в ахуе! Честно, в полном ахуе, чувак!
- Все так плохо?
- Да о чем ты? Это прекрасно! У тебя талант! Талант, чувак!
- Спасибо, что ли… - смущенно пролепетал Андрей.
- Нет, это тебе спасибо! Короче – быстро затараторил Макс – мы должны сегодня же добраться до студии. Да, непременно должны! Я познакомлю тебя с одним парнем. Мудак редкостный, конечно, но какую музыку он пишет. Ты просто не представляешь. И короче, твой вокал, его инструментал и сведение, немного моей медиа-магии и вуаля – Макс щёлкнул пальцами.
- И… что?
- И ты, горделиво выхаживающий по сцене, внимающиий рукоплескающей толпе… А? Звучит?
- Звучит… Наверное… Правда мне кажется, что ты торопишься с выводами.
- Да ты не дрейфь. У меня глаз на это наметан. Я тебе точно говорю, не пройдет и полгода, как о тебе будет знать вся страна.
- Ну… давай попробуем.
- Все, договорились! Встретимся у главного входа в эту мерзопакастную  больницу ровно в 20:00. Больше здесь я все равно не вынесу.
- Договорились!
     Развернувшись, Андрей, всё время разговора сдерживающий ликование, заулыбался так широко, как не улыбался, наверное, никогда прежде. И в припрыжку, перескакивая через несколько к ряду лесенок, помчался к выходу из больницы к своей старой тойоте. Тойоте, которую вскоре он никогда не увидит. Долой развалюху! Долой шмотки с выпускного! Долой бабушкину однушку и ненавистную работу! Скоро все будет по-другому, прикурив сигарету и растянувшись на водительском сиденье своего авто – думал он.
     Вечер, вопреки ожиданиям Андрея – наступил скоро. Бытует мнение, что событие, которое ждешь с нетерпением, с трепетом и благоговением смотря вперед, навстречу предстоящему счастью – отказывается показываться своевременно, вопреки всем существующим и несуществующим законам. Будто эфемерный гадкий человек, видя предвкушение блаженства, сверяет свои карманные, старинные позолоченные часы с часами, существующими вне рамок человеческого понимания, и, щелкнув незатейливым механизмом – замедляет ход времени. Целые империи взрастали и увядали, сменялись монархи и президенты, рождались и умирали династии, а человек всё ждал. Ждал назначенного часа…
     Впрочем, так дело обстояло с большинством. Но не с Андреем. Грёзы. Они позволяли ему переносить ожидания в сладостном забытье, где время столь скоротечно, что не успев Андрей толком насладиться этим самым забытьем, доехав до дома и присев на диван, как яростно шумевшее напоминание на его телефоне - возвещало о том, что нужно снова собираться в путь.
     Макс ждал его у входа в больницу, то посматривая на нервно шагающего в его сторону Андрея, то окидывая взглядом вечернее небо, в котором по кромке, в направлении, где садится солнце, еще виднелись следы его недавнего присутствия. В то время, пока они ехали по забитому Максом в навигаторе адресу, Андрей, в нужный момент,  кивая головой болтовне Макса – размышлял. Он хотел было привычно помечтать, будучи в дороге, как резко, в один миг понял, что как бы он не старался – грезы не приносили ему должного наслаждения. Как вдруг новое понимание, вслед за предыдущим, принесло ему наслаждение действительностью. И именно сейчас! И всё вокруг, включая старую тойоту, приобрело такой теплый оттенок, что, казалось, нет ничего милее сердцу этого вечера, этой машины и Макса, с энтузиастом рассказывающего о музыке.
-Эй, ты меня слушаешь вообще?- улыбнувшись,  спросил Макс.- я говорю правее возьми, сейчас во дворы надо заехать.
     Тойота остановилась у административного здания в два этажа высотой и в ширину не больше пяти метров. Этакая кирпичная коробка с тонированными окнами, притаившаяся средь жилых домов. Макс позвонил в домофон с функцией видео. Два быстрых гудка и дверь тут же отворилась. Андрей замер, в удивлении наблюдая представшую перед ним картину: первое помещение являлось чет-то вроде ресепшена, с длинной барной стойкой, описывающей полукруг вдоль стены, уставленной всевозможными напитками, с выкрашенной черной матовой краской бетонными стенами, зеркальным полом и потолком, в которых навязчиво отражался свет неоновых огней, кои, по видимому, заменили здесь освещение. Проходя вдоль этого ресепшена, дальше по коридору, Андрей, все еще глупо улыбающийся своему счастью, вдруг остановился. В метре, справа от него , находилась неприметная стеклянная дверь, ведущая в небольшую комнату, увешанную шумоизоляционными панелями. За этой дверью находилось много различных музыкальных инструментов, но Андрея интересовали только барабаны, за которыми сидела девушка с ярко-рыжими волосами и колошматила по установке с такой отдачей и неистовством, что, казалось, полотно инструмента под её тонкими, изящными руками, в любую секунду готово разразиться пламенем. Она мельком бросила взгляд на Андрея и улыбнулась ему. Он бы так и стоял, смотря на два бездонных, цвета лазури глаза, на её игру, исполненную страсти, на волосы – огонь, дарующим тепло всем страждущим, но Макс, пройдя вперед, уже звал его за собой, и Андрей лишь неуверенно поднял большой палец вверх, в знак одобрения девушке и двинулся дальше.
- Это Соня, чувак. Она тебе обязательно понравится! Я познакомлю вас немного позже. А пока- Макс указал рукой на последнюю дверь на их пути, что покоилась в конце коридора – мы наконец добрались!
     За непроницаемой дверью покоилась святая - святых этого храма музыки. За монитором, окруженный микшерами, качая головой в такт играющему биту, делая будто магические, одному ему известные манипуляции со звуковой дорожкой, отображенной на мониторе, сидел довольно молодой на вид парень. Тело его было усеяно татуировками, а глаза горели азартом в тот миг, когда он повернулся на вошедших.
- Ну что, бандит, как продвигается?- Сказал подходя и хлопая его по плечу Макс – Это Андрей, я писал тебе о нем сегодня. Андрей - Марк. Марк - Андрей.
Макс подвел Андрея, все еще вспоминавшего Соню, и думающего в основном о том, что же у неё под одеждой, к Марку, и они пожали друг другу руки.
- В общем, Андрюх, мы тут песню тебе написали - Увлеченно начал Макс.
- Не надо.
- Как?
- Дак у меня это… Есть несколько – смущенно сказал Андрей.
-Серьезно? И ты молчал?
- Значит, пол работы сделано – сказал Марк – за музыку ручаюсь, напишем так, что люди будут испытывать оргазм от одного лишь воспоминания от прослушивания этой работы – он легко и непринужденно посмотрел в глаза Андрею, у которого к тому времени почему-то не оставалось сомнений – этот человек знает, что говорит.
     Макс, спустя время покинул их под предлогом непредвиденных дел, заверив, что непременно вернется в самое ближайщее время.
     Марк с Андреем четыре часа к ряду записывали и перезаписывали отдельные части придуманной Андреем песни. Музыка действительно получилась отменной. Марк, услышав, как поет его собеседник, минут на пять замолчал и ушел в себя, после чего бормоча что-то о том, что это будет лучшая его работа, принялся яростно бить пальцами по клавишам и щелкать мышью. Ровно четыре часа, минута в минуту, происходило это удивительное действо. Андрей пел, Марк писал музыку.
     Макс, проталкивая Соню перед собой, прошёл в студию. От тех парней, которых он здесь оставил, не осталось и следа. Друг напротив друга, удовлетворенно кивая в такт только что записанной, наполовину сведенной песне, уже где-то раздобыв пиво, сидели, словно боги древнегреческой мифологии, спустившись с Олимпа, внушая своим видом благоговение и трепет, Андрей с Марком. По крайней мере, лично им все так и казалось. Впрочем, никому и в голову не придет ставить под сомнение представление ребят сейчас в глазах Макса и Сони, отчетливо слышащих раздающиеся из колонок звуки. Макс, не прерывая царящего безмолвия, показал рукой, что всем следует направляться за ним. И тем же неприметным коридорам  музыканты прошли к очередной двери, открывающей долгожданный апофеоз сегодняшнего бесконечного дня.
     В комнате, освещаемой, конечно же, исключительно неоновыми лентами (фетиш у них какой-то на это что ли – подумал Андрей), в половину свободного пространства громоздился необъятный диван, хранящий на себе бессчетное множество, вышитых золотом на восточный манер, подушек. Несколько телевизоров, сопряженных с игровыми приставкам, обрамляли стены, выкрашенные в черный же цвет. В дальнем углу комнаты стоял американский бильярд, за которым на вкрученной в стену полке громоздились всевозможных видов, цветов и фактур кальяны. А поодаль находился громоздкий дубовый стол, чье убранство состояло из, казалось неограниченного количества алкогольных напитков, на любой, даже самый изощренный вкус. Сюда Макс и привел всю компанию.
- Друзья! – Он налил себе бокал виски и, подняв его в руке, как бы возвещая тост, произнес – Сегодня знаменательный день! Мы принимаем нового человека в нашу семью. И надеюсь, он принимает нас так же, как мы его – он лукаво посмотрел на Андрея – так давайте же выпьем за взаимопонимание!
     Марк с Максом на пару, разом опустошили свои бокалы и принялись наливать новые. Андрей сделал лишь глоток, поверх своего бокала улыбаясь Соне, которая тоже лишь пригубила налитое ей вино.
- Вообще, я пью водку – подойдя к нему и рассмеявшись сказала Соня – Но сегодня я должна быть «девочкой», чтобы понравиться одному «мальчику» - подмигнув ему она похлопала по карманам своих джинсов – Блин, сигареты где-то оставила. У тебя есть? – Андрей утвердительно кивнул, мечтательно смотря ей в глаза – пойдем тогда покурим? – Она взяла его за руку и повела за собой.
     Они оказались с обратной стороны здания, на заднем дворе, обнесенным забором из профнастила, защищающим от любопытных глаз прохожих. Это был только лишь закуток, размером три на три метра, хранящий на своей территории две стоящие друг напротив друга садовые качели под навесом, защищающем от дождя, да мусорку, одиноко стоящую ровно посередине между оных.
     Они сели на одну из качелей и прикурили по сигарете. Едкий дым витиевато кружил вокруг их лиц, обволакивая словно вуаль. Небо было поразительно ясным, и огромная луна, где-то далеко-далеко, прибитая к небосводу создателем – самодуром, бесправная и бессильная в своих попытках сойти с места – ложила мягкий свет на шпильки небоскребов, гладкие крыши многоэтажек, на автотрассы и лужайки, и веяла беспощадной тоской каждого смотрящего. Андрей невольно обнял Соню. Сердце его бешено забилось, все вокруг закружилось, замерцало. Он начал слышать отвратительный звон в ушах. До боли знакомый и до жути отвратительный…
     В сознание его привел звон будильника. Отвратительный, ненавистный звук сирены. Он нащупал ногами тапки и, прикурив сигарету, побрел на кухню за столь необходимым ему сублимированным кофе.
     «Боже, какой же ахуительный сон» - подумал он – «Жаль, что я никогда не умел петь…»