За чашкой кофе

  После работы я не тороплюсь домой, потому что там меня никто не ждёт. Хорошо это или плохо, пока не знаю — ещё не разобрался, но жениться в ближайшее время я точно не собираюсь. Меня и так всё устраивает. Каждый вечер я захожу в небольшую кофейню. Примерно год назад я облазил, наверное, полгорода в поисках места, где варят приличный кофе, и как всегда бывает — местечко это оказалось за углом моего дома. Кофе тут классный, а румяные пышные круассаны выпекают прямо при тебе. На стенах крупные фотографии Эйфелевой башни, собора Парижской Богоматери, Лувра и других достопримечательностей Франции.

Пять круглых столов, за которыми вчетвером уже тесно, стоят близко друг к другу, поэтому, чтобы протиснуться между витыми спинками стульев, потребуется особая изворотливость. Из колонок, стоящих по углам, сменяя друг друга слышны песни Азнавура, Дассена, Матьё и Адамо. Когда зал полностью заполняется, голоса посетителей вытесняют музыку, и она становится лёгким фоном, дополняющим интерьер.
Чужие вечерами заходят редко. Заглянув через окно, они видят тесноту зала и проходят мимо в поисках заведения побольше и попросторней, где можно разгуляться большой компанией. Всех постоянных посетителей, которые приходят сюда в одно и то же время, я знаю в лицо. И они меня знают. Но мы никогда не разговариваем, не спрашиваем, как дела, а лишь приветливо киваем, встретившись взглядами. Я люблю рассматривать сидящих за столиками людей, да что греха таить — и прислушиваться к их разговорам.

Примерно месяц назад компания завсегдатаев пополнилась — появился Марк. Нет, мы с ним не знакомились, просто бариста Дима с первого дня называл его по имени. Марк абсолютно не вписывался в душевную атмосферу кафешки: его громкоголосость и резкость движений нарушали спокойную размеренность обстановки. Думаю, что в пивнушке с потолками, затянутыми смолой от сигаретного дыма, он смотрелся бы намного гармоничнее.
Марк приходил ежедневно. Дверь ещё не успевала полностью открыться, а я уже знал, что пришёл он.
— Всем привет! — орал он с порога. — Димон, мне эспрессо и, смотри там, водичку похолоднее.

Марк втискивался за столик, расправлял скрученную в смятый рулон газету и принимался за чтение. Я разглядывал Марка украдкой, чтобы невзначай не напороться на его суровый, колючий взгляд. На вид ему лет шестьдесят, хотя даже, скорее, шестьдесят пять. В этом возрасте старость обычно начинает доказывать своё превосходство: округляет и сутулит плечи, чуть склоняет человеку голову и, взобравшись к нему на шею, делает походку тяжёлой, уставшей.
Шевелюре Марка можно было позавидовать — густая львиная грива зачёсанных назад волос. Седина полностью отбелила их, но при этом не смогла выпрямить крупные, задиристые кудри. Брови сохранили черноту, но пробивались одиночными ниточками бисени. Глаза широко посажены, над переносицей две глубокие прорези морщин. Прямой нос и чувственные полноватые губы. На Марке всегда был потёртый джинсовый жилет, надетый поверх красной, словно специально мятой футболки, а также старые, выцветшие джинсы и запылённые туфли.

Как-то вечером, когда я уже подумывал уходить, колокольчик над дверями кафешки задрожал перезвоном. Я поднял глаза, чтобы посмотреть на очередного посетителя, и увидел Марка. Он без громогласного приветствия молчаливо подошёл к стойке, дождался маленькой чашки кофе, взял стакан с водой и сел за столик. Газеты в этот раз у него не было. Марк постукивал пальцами по столу. Лицо его застыло в ожидании, только напряжённый взгляд метался от часов на стене к входной двери.
«Натуральный старый лев, — подумал я. — Величественный, насторожённый и сосредоточенный. Только кого он ждёт? Добычу или врага?»

Женщина, которую ждал Марк, пришла минут через пять. Она остановилась у входа, оглядела зал и, чуть наклонив голову, подошла к столику Марка. Тот с какой-то молодецкой прытью поднялся и протянул женщине руку.
— Марк, — полушёпотом сказал он.
— Надя, — так же тихо ответила женщина. — Вот и встретились.
Марк суетился. Он схватил стул за спинку. Скрипя его ножками по плиткам пола, отодвинул от стола и помог гостье сесть.
О чём они говорили, я не слышал, их голоса сплелись в каком-то голубином ворковании. Дима принёс женщине кофе.

Я рассматривал её. Мне показалось, что она была помладше Марка, но ненамного. Невысокого роста, с хорошо сохранившейся фигурой. Движения рук и головы лёгкие, плавные, без возрастной суеты и усилий. Волосы цвета бархатистого пепла уложены один к одному. Чуть подкрашенные глаза. На губах неброская помада. Кремовая блузка с большущим пришитым цветком и длинная плиссированная юбка, вышедшие из моды лет сорок назад, смотрелись на ней превосходно. Она постоянно перебирала в руках небольшой белый носовой платок с мелкими кружевами по краям и с любопытством поглядывала на Марка. Ей хотелось скрыть трогательную неловкость, но жесты предательски выдавали её.

От напористого Марка не осталось ничего. Он говорил вполголоса, медленно, не размахивал, как обычно, руками. На моих глазах из грозного царя зверей он превратился в симпатичного, покладистого львёнка. Я напрягся и прислушался: Марк говорил о романтизме, реализме и авторитете французской литературы девятнадцатого века, а Надя, широко открыв глаза, слушала его. Одним глотком я допил остывший кофе. Как же обманчиво первое впечатление! Внешность Марка и французская литература казались мне понятиями несовместимыми.

На следующий день, когда я пришёл в кофейню, Надя и Марк уже пили кофе. На этот раз больше говорила Надя. Судя по тому, что она не теребила платок, вчерашнего напряжения уже не было. Марк улыбался, и как бы невзначай касался ладонью её руки. Надины тонкие пальцы нервно вздрагивали, но руку она не убирала.
Они встречались в кофейне раза четыре, а потом пропали.

«Жаль, — подумал я. — Интересно было за ними наблюдать. Наверное, и у Марка, и у Нади раньше были семьи, но по какой-то причине они остались в одиночестве, а тут подступил возраст, когда кажется, что впереди уже ничего нового не ждёт и остаётся только смириться с тем, что есть. Но судьба распоряжается по-своему, и появляется надежда. Как же хочется, чтобы общение за чашкой кофе переросло во что-то очень важное для них».
Быстро закончилось лето. Зашлёпала лужами дождливая осень. Из постоянных посетителей заведения я остался один. И хотя объектов для изучения у меня было достаточно, я частенько вспоминал эту пару и хотел увидеть их вместе.

Поздним вечером Дима закрыл кофейню и вытирал вымытую посуду. Я стоял у стойки, допивал свой кофе и развлекал его простенькими анекдотами. В окно скромно постучали. Через рифлёное, ломающее свет уличного фонаря стекло я увидел их.
Дима открыл дверь.
— Мы на минутку, — смущаясь, сказал Марк. — Нальёте по старой памяти пару стаканчиков с собой?
— Конечно! Заходите! — ответил Дима. — Куда вы пропали?
— Куда мы пропали, Надюша? — Марк перевёл взгляд на спутницу.
— Да как-то всё времени нет, — она пожала плечами. — Мы купили домой небольшую кофемашину, но у вас всё равно вкуснее.
«Ничего себе! — подумал я. — Домой купили? Значит, всё у них сложилось прекрасно!»

Узнать их было сложно. Прежней осталась лишь седая шевелюра Марка. Оба в спортивных костюмах, новеньких добротных куртках и одинаковых кроссовках «Найк». Надя выкрасила волосы в какой-то вызывающий огненно-рыжий цвет, и сразу помолодела лет на двадцать. Раньше я часто слышал выражение: «человек светится», но вот сейчас, глядя на эту славную пару, я наконец понял, что это такое. Казалось, что они и вправду светились. Уходя, Марк оглянулся, посмотрел на меня и озорно подмигнул. Я улыбнулся в ответ.

И как-то вдруг стало тоскливо, и жутко захотелось домой. Домой, где тебя кто-то ждёт.

04.04.2025