Эхо песен Алтын-Кёля

«И снова говорю я: «Мой Алтай!
И повторяет эхо: «Мой Алтарь».
Борис Укачин

Благопожелание

Был на Алтае обычай: при встрече путники спешивались, чтобы поздороваться. Считалось, что неучтиво приветствовать, пусть даже незнакомого человека, с седла.

Частенько при этом, в знак любезности, обменивались люди раскуренными трубками и заводили неторопливую беседу, спрашивая друг друга: «Какой твой Алтай? Где твой Алтай?» И каждый рассказывал, из какого он рода­-племени, где находится и как называется его родовая гора.

Алтай был и остаётся единым для всех, но, как и прежде, для каждого человека он всё­-таки свой, собственный, такой, каким он его видит и слышит.

Даже с самой высокой вершины Алтая, Белухи, не окинуть взглядом весь его простор. Но среди этих гор, которые гонят из сердца, из души всё зло, есть у каждого влюблённого в этот край, свой особо дорогой уголок.

Мой Алтай – это Телецкое озеро.

«Славное ты, Золотое озеро,
Ты словно глубокое море.
Высокая тайга по берегам твоим.
И любуется в зеркало твоё –
Жёлтое и бездонное небо.
Хорошо смотреть на твои деревья,
Хорошо смотреть на летающих птиц.
Славное Золотое озеро, хорошее…»2

Так пели люди Алтая, принося свои благопожелания Алтын­-Кёлю3. До сих пор с горы на гору, по широким долинам и узким ущельям носят ветры эти протяжные с гортанным переливом песни. До сих пор в штормовом гуле озера или в шелесте тихо набегающих волн можно услышать легенды и предания прекрасного озера.

Эзен4, усталый путник! Присядем на берегу. Вот тебе моя раскуренная трубка. Струится из нее в далёкое небо дымок, лёгкий, как наша беседа. Отдохни, добрый человек, послушай, о чём поведало мне лунной ночью Телецкое озеро.

Сказка эта о нём, о студеном и чистом Алтын­Кёле, и, конечно, о любви.

Эхо песен
Алтын-Кёля

Сказка

В те стародавние благословенные годы мирно жил в сиянии добра народ по берегам Золотого озера.

Уже только древние старики помнили тот страшный неурожайный год, когда опустела тайга, погиб скот, и выгорел ячмень, а люди бродили в поисках пищи. Ещё помнили старики, что одному бедному пастуху повезло: нашёл он кусок золота, величиной с лошадиную голову. Радости его не было границ. Пошёл пастух по аилам, чтобы сменять золото на пищу, но люди жили так бедно, что не могли дать в обмен даже пригоршню ячменя. Видя, что и золото бессильно помочь ему, поднялся пастух на самую высокую гору над озером, бросил это никому не нужное богатство в пучину и в отчаянии сбросился сам. С тех пор озеро стали называть Золотым – Алтын-­Кёль, а гору – Золотой – Алтын­-Ту.

Миновали те бедственные времена, и спокойно потекла жизнь у этих вод и у этих рек, ведь давно подмечено, что от бедового часа уцелевший, долго жить будет.

Мирно и безмятежно шла жизнь людей.

В раздолье непримятых трав пасся разномастный скот, многочисленный, как карагана.5

Две сотни безымянных рек сбегали в Золотое озеро. Шесть десятков рек с именами несли свои воды в Золотое озеро. И там, где вытекала из Алтын-­Кёля единственная река – беглянка Бия, стояло раскидистое дерево Иогач.6 В тени его густых ветвей сидели две золотые кукушки, умевшие предсказывать будущее. Знали они наперёд судьбу каждого человека.

Но умиротворенно лежало Золотое озеро в сиянии солнца и луны. И молчали вещие кукушки.

Густая кедровая тайга, Великая Чернь, подступала к озеру. Богатый лес, Байрагач7, давал приют лесному зверью на берегу Алтын­-Кёля. И на краю этого леса, на раздольной поляне у быстрой реки Ойёр8, выдолбившей себе в горах русло, жил луноликий охотник Кокай9. Чёрные, как ягоды черёмухи, глаза его смело смотрели из-под мрака чёрно-­бархатных бровей. Податлива была его сильным рукам тугая тетива лука­-арагая10. Меткими были его летучие стрелы. Говорили про него, бесстрашного, что в его груди два сердца. Был он хорошего отца сыном, но давно уже осиротел и жил один. На охоте был Кокай удачлив. И хотя, как говорится, к счастливому охотнику птицы подлетают сами, он, верный обычаю, зверей с избытком не брал. Ни богат и ни беден был Кокай. Но на зависть многим имел он эрдине11 ­- драгоценного коня. Был тот конь легче огня и ветра. Имя ему было Кольджанат12. И казалось, сама луна играла на его лбу.

Пел Кокай, любуясь своим длинногривым скакуном:
«Мой конь, у гор ты для меня –
Моих подмышек два крыла.
У бурных рек ты для меня –
Моих подмышек два весла.
Судьбою нам с тобой дана
Земля и жизнь, и смерть одна»13

Так пел Кокай, сидя на берегу Золотого озера.

Слушал песню Кокая его сосед – богатырь Чепту14. Связывала их большая дружба, а разделяла только река Ойёр. Был Чепту стражем-­защитником Золотого озера. Зорко и неусыпно смотрел он на грань земли и неба, преграждая пути злым ветрам и недостойным людям, чтобы никто не мог нарушить покой священных вод Алтын-­Кёля. Такая сила была в лопатках богатыря, что мог он повалить гору. Золотая шлем-­шапка была надвинута на виски его, а по спине и плечам рассыпалась золотая кисть о шестидесяти прядей15. Золотой чум16 о шестидесяти шести пуговицах был надет поверх чёрного, как сажа, панциря о девяноста девяти пуговицах. Опоясан он был белым мечом, и за плечами у него был колчан со стрелами, похожими на лес, оголённый пожаром.

Так жили охотник Кокай и богатырь Чепту на двух берегах одной реки. Кокай в своем урочище, а Чепту у мыса Караташ17.

На этом же бескрайнем и бездонном озере, далеко за большим поворотом Алтын­-Кёля, за высокими и крутыми мысами жили брат и сестра. Синее ущелье укрывало их жилище от буйных ветров, гулявших по озеру.

Брата, рослого и удалого молодца, звали Балыкча18. И хотя умели его руки надежно держать охотничий лук, и стрелы в его колчане были меткими, но всё-­таки сподручнее всего были для него рыбацкие снасти. Знал он сто хитростей и сто повадок всякой живущей в озере рыбы. Вот и не было на озере другого, такого же везучего рыбака. Да только давно в народе говорится, что рыбак богатым не бывает, хоть подол у него и не просыхает. Молча посмеивался Балыкча на это. Он-­то знал, что богатство ума не приносит.

С той поры, как утащила громадная рыба­-чудовище Керь­балык19 их родителей в озеро, был Балыкча отцом и матерью для своей младшей сестры Кокши20.

Последней весной расцвела повзрослевшая Кокши, как яркий цветок чейне21. Все ближние и дальние женихи прознали о ней. Все богатые и бедные женихи мечтали взять её в жены.

Краса девушки была сравнима только с вешней звездой. А душа была чиста, как первый снег. Ведь не пришла ещё её пора, и молчало пока её сердце.

Не были богачами брат и сестра. Новое с бережью надевали, а старое с починкой носили, но никогда котёл на их очаге не бывал пуст. Жили они дружно и этим были счастливы.

С утра уходил рыбак Балыкча на берег озера, садился в свою лодку и крепко брался широкими ладонями за лёгкие весла. Быстро скользила лодка по глади Алтын-­Кёля. Спешил рыбак Балыкча уйти к заветным, богатым рыбой местам, к протокам большой речищи Чулышман.22 Надо было поторапливаться, пока не налетел с верховьев озера ветер Верховка23, пока не вздыбил крутые волны угрюмый ветер, прилетевший снизу, Низовка.24

А Кокши садилась на свою маленькую и выносливую лошадку Черлок25 и отправлялась в горы. Рождалась в её душе песня, и, как свирель-­сабыски26, звучал её голос. Неслышной рысью стелила шаг её любимая кобылка Черлок. Плавно, как волна, бежала она по тайге.

Большие горы Корбу,27 заросшие густым кустарником, вытянувшись, смотрели на прекрасную всадницу. Большие реки, выходя из берегов, пенились, хотели коснуться копыт ее лошадки. А та мчалась прямее летящей птицы. Достигнув пяток голубой горы, встряхивала лошадка Черлок длинной гривой и, танцуя подобно молнии, взлетала на вершину. Только развевался на ветру девичий платок, прекрасней, чем осенний лес.

В то ясное и свежее утро поднялась девушка на своей лошадке под самое небо на самую высокую вершину Корбу.

Устала лошадка, и девушка устала. Спешилась Кокши и приникла к щеке верной кобылки Черлок своей разгорячённой щекой. Черны глаза у красавицы, как две луны при затмении. Пылают яркими цветами щёки. Развязался тугой узел платка. Рассыпались по плечам косы, зазвенели вплетенные в них цветные ракушки-­каури.28

Высоко над девушкой в знойном небе сияло солнце в золотой шапке. А кругом такой простор! За ближними горами стоят дальние горы, а за дальними горами снова горы до самого края неба и земли, и на их ладонях расплескалась внизу синь озера.

Не нарушая трепетной тишины поднебесья, далеко внизу оставался шум высоко вздымающихся волн.

Смолкла песня девушки, но откуда-­то издалека еле слышно послышалась другая песня. Из такого далека доносилась она, что слов нельзя было разобрать. Однако так взволнованно звучал молодой и сильный мужской голос, что встрепенулось сердце красавицы. Ещё ярче заалели её щеки.

Вдруг налетел, шквалом ударил угрюмый ветер Низовка, туч за собой натащил, песню разметал. Но, увидев смятение в глазах красавицы Кокши, сжалился неприветливый ветер Низовка, замер ненадолго. Шепнул он девушке на ухо, что песню эту пел охотник Кокай, чей аил29 стоит далеко, в начале Золотого озера, в урочище с высокими травами на берегу реки Ойёр. Ещё нашептал ветер, что ладен и строен молодой охотник, что лицом он красивее красивого человека. И, будто опомнившись, встрепенулся, зашумел ветер Низовка, снова начал тучи охапками швырять.

Задумчива вернулась Кокши в свой аил. Буря покой отнимает, а дума сна лишает. Лишь под утро заснула девушка. Снился ей луноликий парень со смелыми глазами, чудилась его песня. И сладкое смятение рождалось в её сердце.


Только скользнуло солнце по Синему ущелью рассветными лучами, а Кокши уже на ногах, поёт она и вьется, как речка. Заплетает она девять кос, а улыбка поднимает ей уголки рта. Из-­под мохнатых, как куржак,30 ресниц сияют глаза девушки, будто прячут в них звёзды свой свет.

Уже пританцовывает в нетерпении резвая кобылка Черлок. Садится Кокши в седло, и солнечным лучиком мелькает меж сосен ее платок, прекрасней, чем осенний лес. Как свирель-­сабыски, звучит её голос. Ручейком журчит он, льётся по горному ущелью. Неслышной рысью стелет шаг её лошадка, как свет над травами, плывет. Танцуя подобно молнии, взлетела она на вершину самой высокой горы Корбу.

Сияет внизу бездонной синевой озеро Алтын­-Кёль. Далекие реки остановили свой бег. Ближние ручейки утихли. Зазвучала в этом безбрежном просторе, нарушая звенящую тишину поднебесья, песня, рождённая у самого сердца юной Кокши. Подхватил лёгкий, счастливый ветер Верховка этот пылкий напев и унёс в урочище Кокая, туда, где росли высокие травы на берегу быстрой реки Ойёр.

Вздрогнула душа охотника Кокая, откликнувшись на манящую мелодию. А лукавый ветер Верховка ласково, как девичьей рукой, гладил щёки Кокая и нашёптывал про красавицу Кокши, чья душа чиста, как снег. Рассказывал ветер, что звёзды вечерние всходят и тихо гаснут рядом с красотой девушки. Слушал это Кокай, и рождалось нежное чувство в его груди. Лунный свет зажёгся в очах юноши. Подхватил Кокай напев красавицы Кокши. Поплыла их песня, закачалась на волнах Алтын-­Кёля. О любви и счастье была эта песня. В трех Алтаях отозвалась она эхом, до далекого Абакана31 долетела.

Донеслось эхо этой прекрасной песни и до ушей Кулюка Тестенгея32, жирного абаканского богача.

Взял он свою тридцатиглазую подзорную трубу и увидел вдали у берега Золотого озера на высокой, кустарником поросшей горе Корбу, небесноликую красавицу. Полиняло его кровяно­-красное лицо. Вздрогнул богач, как будто враз два уголька на него из костра упали. И хотя у нескольких ханов отнял Кулюк Тестенгей жизнь, а у других держал сердце в страхе, но тут понял богач с черно­серыми мыслями, что и под силачом земля бывает скользким льдом. Взревел он, как зверь, которого пронзила острая стрела. Ум сбился у него с дороги. Захотел он немедленно заполучить красавицу в жены.

А над Алтын­-Кёлем все звучала песня Кокая и Кокши, которые так счастливо обрели любовь.

Только вдруг из Большого залива вылетел ледяной ветер, взвыл, поднял высокий смерч на самом широком просторе озера. И грубым порывом жёстокий ветер скомкал нежную песню влюблённых.

В тот же миг опустился на озеро чёрный туман, такой чёрный, что ушей коня не видно.

«Э-­эй, э-­эй, Кокши! Души моей прекрасный свет!» – закричал во тьме Кокай.

«Э-­эй, э-­эй! Мой богатырь…» - только это и успела крикнуть в ответ испуганная девушка.

Но вдруг не стало ни горы, ни голоса любимого. Даже верная кобылка Черлок исчезла в темноте, словно растаяла. А девушка оказалась у дверей своего маленького, круглого, как сердце, аила.


Девять дней стояла тьма над озером. Девять дней не находили себе места бедные влюблённые. Изводились они и маялись, не имея вестей друг о друге.

С жертвенного дерева Иогач посыпался с грохотом лист. И две кукушки золотых, очнувшись от долгого сна, вылетели из его ветвей и запели. До реки Ойёр долетела их вещая песня. Разбередила она печалью слух Кокая и рассказала, что с далекого Абакана задумал идти на Золотое озеро Кулюк Тестенгей, чтоб взять в жены красавицу Кокши. Любой калым готов уплатить богач, а если не купит он девушку золотом, то поклялся забрать её силой.

Даже лес застонал, отозвавшись на эту песню золотых кукушек.

Почернел луноподобный лик Кокая от злого горя.

Услышали эту весть и трёхкрылые беркуты, полетели они к Синему ущелью, закружили над маленьким аилом. Вышла Кокши на их тревожный клёкот и узнала печальную новость.

Вскоре улетели беркуты, не в силах видеть, как полились из прекрасных глаз девушки горькие слёзы.

Увидело Золотое солнце эти безотрадные слёзы и стало сушить их своими лучами.

Протянула девушка руки навстречу ласковому солнышку, и села на её ладони ласточка Карлагач.33 Попросила Кокши ласточку лететь к Кокаю и передать ему, что никогда не станет она женой Кулюка Тестенгея.

«Пусть лучше сердце погаснет у меня», - ­ грустно добавила девушка.

Вспорхнула ласточка Карлагач с ладоней печальной Кокши, сделала три круга над печальным Синим ущельем и, поднявшись до самого дна неба, быстрее пущенной стрелы полетела над озером к долине реки Ойёр.

На самом просторе озера, на его крутом изгибе налетели на неё с разных сторон ветры. Кружат её, крылья заламывают. Забавляются ветры, а ласточка уже последние силы теряет. Закричала она, запричитала. Далеко по воде разнесся ее отчаянный щебет. А ветры и вовсе расшумелись, разбедокурились. Разбудил этот шум дремавшего богатыря Кара­-Корума.34 Выбрал он из каменной осыпи самый увесистый камень и швырнул в ту сторону, откуда шум раздавался. Зацепил камень хвостик ласточке. С тех пор он у неё раздвоенный. Присмирели расшалившиеся ветры. А камень со свистом полетел дальше, пока ни встретилась на его пути скала. От такого удара рассыпалась девятигранная скала, мошкарой разлетелись камни и рухнули в озеро кучей, отгородив высокой насыпью каменный залив Эльбирташ.35

А тем временем ласточка Карлагач полетела дальше, понесла весточку Кокаю. Поблагодарил он её, накормил зёрнышками с руки и отпустил в синее небо. Полетела добрая птичка, но раненный хвостик не дал ей улететь далеко. Там, где воды Золотого озера превращаются в воды реки Бии, упала ласточка в студеные волны и обернулась каменным порогом. Серебряной рябью заискрились речные струи. И до сей поры то ли шелест волн, то ли птичье щебетанье доносится отсюда тихими вечерами до самого Артыбаша.36

А Кокай, заручившись весточкой от любимой, как её обещанием, стал собираться в дорогу.

Хотел бы и богатырь Чепту стать другу опорой в трудном пути, но нельзя ему уйти. Кто, кроме него, преградит врагам доступ к Алтын-­Кёлю? И всё же как­-то неловко ему. Не смотрит он на Кокая, как будто соль попала в глаз.

А с противоположного левого берега озера всматривался из­-под руки хромой старик Кейтек37. Как сына родного любил он Кокая. Чуяло его старое сердце беду. Да только какой из него помощник!. Да и советчик тоже никакой. Вот и вздыхал старик удручённо, ворча себе под нос: «Вверх подолом шубу не носят – умный у глупого совета не просит».

Вышел Кокай на середину широкой поляны, тряхнул золотой уздечкой, и прибежал к нему лунокрылый конь Кольджанат.

Надел Кокай свои лучшие одежды, и блеснули на нем сотни пуговиц солнечным огнем. Поклонился Кокай маленькой речке Ойрок38, поклонился большой реке Ойёр. Сняв шапку, приветливо помахал рукой хромому старику Кейтеку.

«Счастливых дней судьбе твоей», -­ пожелал охотнику Кокаю на прощание богатырь Чепту. У сердца­ сердце обнялись они и расстались.

Взлетел конь, как вихрь. Поднялся Кокай на гору и видит, что внизу стоит одинокий аил. Струится над аилом дымок, и запах вкусной еды плывёт над всей поляной.

Спустился охотник к аилу. Вышел навстречу ему сам хозяин. Коня под уздцы отвел к коновязи, гостя под руки проводил к очагу, где на закопчённом тагане сиял медными боками богатый котел – Бай казан.39 Усадил хозяин гостя рядом с собою и подвинул ему тепши,40 в котором горой лежало мясо, подал ему золотую чашку, в которой исходил золотым паром жирный суп. Подал гостю золотой чёчёй41 с белой аракой42. Кокай отпил глоток араки, отщипнул ароматный кусочек мяса, подал хозяину свою раскуренную трубку. Хозяин ответил тем же. И рассказал Кокай о себе: кто он, куда путь-­дорогу держит, и почему поспешать ему надо. Выслушал Кокая хозяин гостеприимного аила, головой покачал, возражая: «Ночные горы всемеро опаснее. Оставайся богатырь до утра. Сбереги свои силы для трудного пути». Накормил он Кокая сытно и спать уложил.


Лишь только посветлело небо на востоке, а Кокай уж на ногах. Седлает он коня, в путь тропится. Вынес ему хозяин целый арчимак съестных припасов в дорогу.

«Не забывай про мой богатый котел. Всегда буду рад видеть тебя, богатырь, у головы моего огня. А при хорошем госте и хозяин сыт будет», ­- так шуткой напутствовал Кокая хлебосольный хозяин.

Спустился Кокай перед дальней дорогой к озеру – воды напиться, студеной её бодростью жилы наполнить и видит: причаливает к берегу лодка. Выходит из неё старая вдова Самыш-­эмеген43 и подает богатырю небольшой узелок. Взял его Кокай и удивился. Невелик узелок, да увесист. Усмехнулась старуха, заметив это. «Золото в узелке, -­ сказала она просто, -­ добычлив был мой муж. Оставил он мне после себя золото самородное, в речках намытое. А вот деток не оставил».

«Да, -­ сказал, кивая, хозяин богатого котла-Бай­казана, – много золота добывал, добрым человеком был Колычак44, а детей после себя не оставил».

«Знаю я, какое у тебя доброе сердце, -­ продолжала Самыш­эмеген, – вот и хочу помочь тебе, как сыну. Не откажись, богатырь. Может быть, поможет тебе это золото».

Сказала так и вернулась старая женщина в свою лодочку. Поплыла она к своему берегу.


А богатырь уже в пути. Прошуршали под копытами коня Кольджаната лёгкие камешки галечного мыса Кумзир.45 Застучали копыта по большим валунам, по высоким хребтам. А с левого берега озера, спускаясь вприпрыжку со ста холмов, шумела, предупреждала речка Истебе46: «Берегись!»

Стеной перед всадником встали высокие медвяные травы в урочище Аюбалтырган.47 Медвежья пучка здесь вымахала такого роста, что с головой скрыла охотника Кокая, сидящего на пышногривом коне Кольджанате.

И тут из­-за мраморной громады мыса Ажи48, с далёкого крутого перевала раздался рёв потревоженного жёлтого медведя с золотой шерстью. Падали навзничь высокие травы, с треском валились могучие деревья. Это шёл, продираясь сквозь тайгу, жёлтый медведь с золотой шерстью. Насторожился охотник Кокай. Рука привычно лук взяла, и наготове держит он летучую стрелу.

«Э-­эй, медведь Аю49, ­- крикнул Кокай медведю, -­ останови свой грозный бег, иначе идущий ко мне след твой будет, а обратного следа не будет. Будешь убит мною».

Затих треск в лесной чаще. Привстал на задние лапы огромный медведь, с любопытством поглядел на охотника. И видит Кокай, что совсем состарился дедушка-­медведь, худой стал, золотая шерсть уже не лоснится, как маслом намазанная. Нужда его на разбой толкает.

Пожалел его Кокай, убрал в колчан стрелу, отстегнул из тороков арчимак50 с большими жирными кусками мяса, подаренный ему в дорогу щедрым хозяином Бай-­Казана, и бросил этот арчимак голодному рыжему медведю. Пожалел его старость.

Заплакал рыжий медведь то ли от обиды, то ли от немощи и остался на месте теребить неожиданный подарок.

А Кокай помчался дальше. Любимый конь-­эрдине передней парою копыт разбивал в щебень большие камни, а задней парою копыт куски откалывал от скал.

Издали заметил охотник Кокай, что впереди ждёт ещё одно испытание: коварные ворота Алтын-­Кёля, где могли смыкаться два мыса: Ажи и Нянскочь.51 Могут закрыться эти ворота, не пропуская дальше никого ни по воде, ни по прибрежным скалам.

Вспомнил охотник об узелке, который подарила ему Самыш-­эмеген. Лишь бы соблазнились на золото духи этих мысов. В большой вьюк переложил он маленький узелок, чтоб хорошо был виден его подарок. И когда, дрогнув, пошли мыс Ажи и мыс Нянскочь друг другу навстречу, изловчился Кокай и бросил свой вьюк. Замерли мысы, остановились удивлённые духи: «Откуда взялся этот единственный вьюк? Что в нём упрятано?»

А тем временем пышногривый конь Кольджанат уже спускался по склону мраморного мыса Ажи, преодолев непроходимый перевал.

Устал конь, и всадник устал. Солнце давно уже за дальние горы спать откочевало. Оступился в темноте длинногривый конь Кольджанат. С грохотом откололся большой кусок скалы и упал в озеро. Так появился на Золотом озере маленький островок Ортолык.52

Добрался Кокай до поляны, где протекала жертвенная река Юрга53. Путь ему указывала белевшая в темноте гора Аккая54. Плеснул богатырь из ташаура55 в жертвенную реку Юргу молочной водки араки, разбрызгал араку по поляне, чтоб умилостивить духов. Но даже костер не успел развести – сон сомкнул его глаза.

И крепко заснул под могучим кедром усталый Кокай.


А перед утром проснулся он от того, что до его слуха донёсся чей-­то стон и тихий разговор. Это разговаривали старый кедр, под которым спал охотник, с молодым кедром, стоящим рядом. Старый кедр стонал и жаловался молодому, что обессилел и не может больше стоять. Молодой кедр удивленно спросил:

«Что же ты не падаешь, ведь ты говорил об этом ещё вчера?»
«Да, -­ ответил старый кедр, -­ я упал бы ещё вчера, но подо мной лег спать уставший человек. Я пожалел его».

Пожалел и охотник Кокай таёжного старика, поднялся он и крепко обнял когда-­то могучий ствол. И только отошел Кокай в сторону, как закачался старый кедр и со вздохом облегчения упал на землю. А напоённый молодым сном богатырь дальше продолжил свой путь.

Впереди на мысе Кобухту56 возвышалась большая гора. Люди из рода кобёк считали ее своей родовой горой. Сидели они кружком у костра и глядели на котел, в котором почему­-то никак не закипала вода. Узнав, куда и зачем Кокай путь-­дорогу держит, долго качали они головами. Не советовали они охотнику Кокаю ехать дальше.

«Конечно, ­ говорили они, ­ может сильный победить сильного. Может богатый с богатым тягаться. Но чтоб сильный одолел богатого!?.. Такого даже старики не слышали».

Поклонился богатырь добрым людям, поблагодарил их за совет, но всё­таки отправился дальше. Где конь стоял ­- остался след, куда умчался - следа нет. Летит скакун, касаясь гривою небес, обоими глазами играет, головой до рёбер мотает. Горячо припекает солнце. Но встретилась на пути родниковая речка Карасу,57 напоила своей студёной водой. А когда снова стала одолевать жажда, то даже не пришлось богатырю по кручам спускаться к озеру, потому что ещё одна маленькая говорливая речка Чеченек58 встретилась на пути. И днем, и ночью поет она, никто не остановит. Пока раскуривал Кокай трубку, рассказала речка, что впереди лежит большая­-пребольшая поляна с пышными травами. Сорок четыре хана пригоняют свои стада летом на выпас в эту раздольную долину Яйлю.59 Так что и для могучего коня Кольджаната найдется там сочная трава и чистая вода. И правда, чуть отъехал Кокай, как увидел раздольное летнее пастбище, где тучный разномастный скот гулял на воле.

А солнце, опираясь на вершины высоких гор, уже клонилось на закат. Хотел Кокай дальше ехать, да остановила его маленькая трясина речки Ок­порок.60 «Не спеши, богатырь, -­ сказала речка, -­ ещё не весь путь ты преодолел. Самые большие преграды впереди поджидают. Отдохни, богатырь, и коню своему верному дай сил набраться на привольном пастбище».

Послушал охотник Кокай доброго совета. Снял со своего верного коня сбрую и отпустил его в ночное. Да и сам устроился на ночлег. Потник под боком, седло под головой – чем не постель? Жареным зерном над ним по небу рассыпаны звёзды. Дрожат их отражения на глади ночного озера.

Тишина стояла такая, что было слышно, как на левом берегу озера в затхлом углу, в заливе Идып61, шуршит вечный дождь из тучки, как вилами заброшенной на скалу. А рядом в заливе Колдор62, куда сходятся русла рек, прыгает, играет серебристая рыба сиг.

Но вот потянуло свежестью, легкий туман стал собираться над озером. И такой же лёгкий, как этот туман, сошёл на охотника сон.


Настало утро, солнце глаза открыло. Сытый и отдохнувший богатырский конь Кольджанат был готов в путь­-дорогу. Не тратя времени попусту, вскочил охотник Кокай в седло, и стрелой понёсся любимый конь, только ветер зашумел в его длинной гриве.
 
Вдруг словно сумерки среди ясного дня настали. Помрачнело всё вокруг. Поднялись на озере волны высотой с гору. Вспенилось, разбушевалось озеро. Шторм лютовал как на море-­океане.

Храпя, остановился верный конь посреди этой неуёмной стихии, как вкопанный. Вгляделся Кокай и увидел, что кончился берег, и стоят они на самом краю крутого мыса-­волнореза Чичелган.63 Разбивались о его каменную грудь могучие волны с такой силой, что их брызги до высокого неба долетали.

Призадумался охотник Кокай. С одной стороны бушевало озеро, что глубже моря, с другой стороны Большой залив, который за день не объедешь. И никакого броду не видно через эту пучину.

Но вдруг утихла буря так же внезапно, как и налетела. Снова ярко засияло солнце.

Направил Кокай своего коня по крутому склону вдоль большого залива. В самом дальнем углу залива увидел зоркий глаз охотника купающихся маралов. Хорошо видимые в прозрачном воздухе огромные лесные красавцы издали казались не больше тех маралов, которые украшали сбрую его коня. Могучие красивые звери отряхивали с себя воду, и взлетавшие капли соединялись в лёгкие невесомые радуги. Залюбовался Кокай такой счастливой картиной, но вдруг сорвались маралы с места и скрылись в прибрежных зарослях.

А на берег вышел толстый неуклюжий человек в белой одежде и сел у воды. Подъехал Кокай к нему, спешился и поприветствовал. Молчал человек.

«Нет ли где брода?» – спросил Кокай. Опять промолчал человек. Только злыми глазами сверкнул на Кокая да шапку поглубже на уши натянул. Не хотел отвечать Ак-­уул,64 парень в белой шубе и с белым лицом, только руками сердито замахал. И так основательно уселся он на берегу, что ни конному объехать, ни пешему обойти. Хотел Кокай выругать невежу, но укротил рассудком свой язык. Развернул он коня Кольджаната, чтобы ещё раз поискать броду, а угрюмый парень Ак-­уул, пока садился Кокай в седло, быстро и незаметно надрезал кожаные ремни конской сбруи. Не зря подмечено, что у худого человека восемь ног и девять голов.

Кипит черной водой залив. Ночь надвигается. Темнота по ущельям крадется. Только вершины гор еще светятся. Но брода так и не нашел Кокай.

Скосил глаза на хозяина верный конь Кольджанат и сказал богатырю: «Хозяин, попробую я с разбега перемахнуть залив. А если не получится, то, видно, здесь и закончится наш путь. Не страшись, хозяин. Это глаза твои пугают тебя, вот и закрой их поплотнее».

И взвился конь легче ветра и огня, ушами облака режет. Напряглись все жилы в его теле, и не выдержала надрезанная кожаная сбруя, лопнула. Передние ноги коня уже берега коснулись, когда сорвалось со спины аргамака красное седло – Кызыл ээр65 и упало в воду рядом с покачнувшейся скалой Энгилген66. Упал в бурлящие воды и охотник Кокай. Его кровью окрасился Большой залив.

Припал на высоком утёсе на колени могучий конь, опустил он на воду свою длинную гриву и спас хозяина, ухватившегося слабеющей рукой за сто прядей золотой гривы. Без чувств рухнул богатырь на берегу безымянной реки. Потом люди дали ей имя Ат­-Кечу – Конная переправа, а Большой залив, окрашенный богатырской кровью, с той поры называется Камгинским – Кровавым.

И тут сошла на озеро такая темная ночь, что можно было чёчёй мимо рта пронести. В этой непроглядной тьме оплакивала израненного богатыря Мать­Земля. «О, балачак!67 О, дитя мое! О, балачак!» – причитала она и всю ночь складывала один к одному жертвенные камни. К утру появилась на этом месте гора с названием Балачак.


Мрачнее дыма было то утро. Открыл глаза охотник Кокай и горестно сказал своему любимому коню: «Я не слабевший – ослабел, неутомимый – утомлен. Если умру, ты, верный конь мой Кольджанат, лети птицей в Синее ущелье, спаси красавицу Кокши, не отдай её в руки злого Кулюка Тестенгея».

«Э-э, хозяин, рано голову на рукав класть» – ответил ему любимый конь.

Помог он обессиленному Кокаю сесть на свою крепко сложенную спину и, осторожно ступая, снова отправился в путь.

С другой стороны озера смотрела на эту горестную картину высокая и статная женщина Кок-­Паш68, повязанная дорогим синим платком. Была она старшей сестрой Кокая. Давным-­давно выдали её замуж за почтенного человека, который увёз ее на другую сторону озера в свой девятигранный аил. Не бывала она с тех пор в родном урочище с высокими травами. Родились и подрастали её дети, которые держались сейчас за подол её чегедека: мальчик Куан69 с жесткими, как можжевельник, волосами и девочка Умак-­Таш70 в пёстром платье. Не узнала Кок-­Паш издалека своего возмужавшего брата, но такая жалость легла ей на сердце при виде израненного богатыря, что слёзы дождём потекли по её достойному лицу, и прижались к ней встревоженные дети. Долго она провожала взглядом коня Кольджаната, который бережно нёс на своей спине поникшего охотника Кокая, чьи силы таяли с каждым шагом.

Почувствовал верный конь, что не сможет он так донести хозяина живым до Синего ущелья. И решил он оставить Кокая у реки Киштэ71, где жили черно­серебряные соболя. Попрятались они, разбежались по укромным уголкам, когда укладывал конь своего хозяина на мягкий мох под скалой. Но потом взяло верх любопытство, и подошли они осторожно к израненному богатырю. Тесно сгрудились соболя и укрыли Кокая своим живым теплом, как одеялом.

Почтительно склонил добрый конь Кольджанат голову перед слабеющим богатырем и пообещал ему спасти красавицу Кокши. «А потом, хозяин, вернусь к тебе, не медля ни минуты, и унесу тебя к волшебному оживляющему роднику», ­ так сказал верный конь и, взмахнув длинной гривой, полетел птицей, оставив седока.

Тут почуяла добычу волчья стая. И неслышными тенями стали подступать волки к ущелью, где лежал обессилевший богатырь. Ненужными лежали рядом с ним его лук-­арагай и колчан летучих стрел. Но твердыней стоял на пути волчьей стаи мыс Отог-­Таш72, надежный и крепкий, как кремень. А волки все ближе. Вот перемахнули они речку Малую Корбу, вот уже начали искать брод через реку Большая Корбу. И тут швырнул в них мыс Отог-­Таш увесистым камнем. Упал камень в самое русло реки. Обрушилось её дно. И прямо на головы злых хищников хлынула высоким водопадом река Большая Корбу и смыла их в озеро.

Долго бродило эхо от грохота падающей реки по горам. От одного берега озера к другому металось. Насторожили уши лоси у озера Буландукёль73. Вышел из своего шалаша охотник на мысе Чедор74. Приставил он ладонь к уху, прислушался, но всё уже утихло. И ничего он больше не услышал. Достал тогда охотник из-­за пазухи свою дудочку, умостился на крутом-прекрутом склоне Чаик75, и тихо запела дудочка о чём-­то своем.

А конь Кольджанат мчался к Синему ущелью, где ждала помощи красавица Кокши. Перепрыгнул он маленькую синюю речку Кокорёк76. Прошуршало под его копытами пересохшее русло реки Талду-­Коол77, сплошь поросшее тальником. Грозно зашумела впереди речка Аюкечпес78, которую и медведь­-то вброд не перейдёт, но и её перемахнул длинногривый конь Кольджанат. И почувствовав усталость в каждой жилочке, оттолкнулся богатырский конь копытом от рыжего кряжика Сары­сер79 и допрыгнул до ручья Аданыш.80 Встал перед ручьем взмыленный конь, упали на воду лошадиные слюни, пеной собрались в устье ручья.

Уже рукой было подать до Синего ущелья, но покорился конь своей усталости. Свалил его сон на мысе Бакты.81

А на другом берегу озера, на мысе Ижон82, неподалёку от берлоги, где они родились, барахтались и резвились в озере два медвежонка. Забеспокоилась их мать-­медведица, учуяв запах разгорячённого коня. Но зрение у нее было неважное и, ничего не увидев, решила она все­-таки увести в укромное место своих толстопятых ребятишек. Одного неслуха даже шлепнуть пришлось, так не хотелось ему вылезать из ледяной купели.

Тут и ночь спустилась. Тихо на берегу. Тихо и в Синем ущелье. Стоит маленький и круглый, как сердце, аил. Но никого-­то в нём нет.

Далеко в Чулышманские протоки за большой рыбой уплыл на своей лодочке рыбак Балыкча.

Где-­то в пути-­дороге и красавица Кокши.

Отпустив ласточку, долго сидела она на берегу Алтын-­Кёля. Лились в озеро её светлые слёзы. Притихло озеро, словно к чему­-то прислушивалось. Но тишина стояла кругом. Лишь с другого берега шел нескончаемый перегуд, похожий на биение испуганного сердца. Это грохотала, падая сплошными водопадами, река Куркуре.83 Утих, как оцепенел, ветер, бесстрастно внимавший громогласной реке. Далеко видно в горах, когда воздух так тих и прозрачен. Но заслонили сурово стоящие по берегам мысы тот край озера, куда улетела ласточка.

Зато, кажется, рукой подать до другого озёрного края. Будто бы совсем рядом стоит круглая гора Туалок84. И, сияя вершинами, на которых летом выпал снег, вознеслась над всей округой гора Алтын-­Ту.

В широкой долине, разделяющей их, вольно несет свои могучие воды Чулышман.

Бывало, в жертвенные ночи видела Кокши, как там, над шаманским островом Камаин85, метались всполохи костров, и доносился гул бубна­тюнгура.86 А шаманский маньяк87, увешанный сотней колокольчиков, закрывал своим крылом круглый месяц.

Там, задабривая духов, ждали люди их сострадания и помощи. Но от женщин духи жертв не принимали. Это было уделом мужчин.

«Неужели Ульгень88 не сжалится над моей бедой и не примет мои слёзы, как самое большое жертвоприношение?» – думала юная Кокши, боясь поднять глаза на сияющую вершину священной Алтын­-Ту.

Долго тянулась эта ночь. Грустные думы не давали девушке покоя.

Наконец пришло утро, солнце поглядело на мир с улыбкой, и красавица решилась на хитрость. Переоделась она в одежду брата, сплела из девяти своих косичек одну косичку на затылке, как у мальчика, натянула на голову старую отцовскую шапку и отправилась пешком вдоль Алтын-­Кёля к дальнему берегу, к шаманскому острову.

 Перешла она реку Ак­су89 с белой струящейся водой. Миновала она долину реки Чечене90, полыхающую цветущими пионами. Устали ноги Кокши на нехоженых склонах гор, но, когда дошла она до целительного ручья Аржан­Су91, вернул ей родник силы. И пошла Кокши дальше, легкая, как ветерок.

Поднялась она на скалистый мыс Саратки92, где жили дикие козлы-­теке93. Такой красой отсюда сияло озеро, что невольно запела девушка.

Стоя на обрыве, затрясли бородами старые козлы с метровыми рогами. Разрезвились пуще прежнего малые козлята, пробуя в детских играх крепость своих крошечных рожек. Даже у этих малышей сердце заиграло от нежной песни Кокши. Собрался весь табунок вокруг девушки, которая в мужской одежде была похожа на прекрасного юношу. Заслушавшись песней, проводили ее дикие козлы-­теке до говорливой речки Чольчу94. Закончила Кокши петь, и как будто очнулись козлы: остановились и, постояв немного, повернули назад. Сначала шли кучкой, а потом вытянулись цепочкой за вожаком и скрылись за выступом скалы.

Прилегла Кокши отдохнуть на мягкой травке у речки. Шапку под голову положила. Шумит речка Чольчу, о грустной любви рассказывает, и снова печаль легла на сердце Кокши.

Но тут вышел из тайги Белый марал и, раскачивая ветвистыми рогами, сказал ей: «Я иду на маленькую летовку к реке Челюш95. Недалеко уже осенний месяц марала96, и я должен набраться сил для битв с соперниками в эту пору любви. Садись ко мне на спину, я тебя подвезу, ведь нам по пути».

Поскакал Белый марал с юной наездницей на спине неслышным, плавным шагом. Как свет над травами, плыл могучий олень. И вскоре оказались они на маленьком летнем пастбище Яйлючак97, где с головой укрыли их пышные травы отцветающего лета.

Поблагодарила Кокши Белого марала и пошла на огонь костра, у которого сидел пастух. «Эзен», ­ поприветствовала Кокши.

«Эзен! Здравствуй!» – ответил пастух и усадил Кокши, которую принял за парня, у своего костра. Угостил он ее талканом98, дал старую шубу, чтоб устроиться на ночлег.

Ни о чем не спросил пастух, только улыбнулся в густой урман99 бороды. А усталая Кокши сама рассказывать ничего не стала.

Умостилась она на старой шубе, пригрелась. А ночь звезды по небу рассыпала. Месяц повис над распадком, как над окошком. Серебром в его лучах блестела с другого берега Алтын-­Кёля река Большие Чили100.

Глаза Кокши сами закрылись под шепот двух речек. Где-­то рядом, бок о бок Челюш и Боскон101 впадали в Золотое озеро и о чем-­то переговаривались.


Утром разбудил девушку истошный крик двух сорок. Ссорились они в кустах, орали, как сто дураков.

С чего спор начался, сороки, видно, и сами забыли, но так разорались – до драки дело дошло. Кусты закачались. Свалились с них скандалистки. Покувыркались и полетели. Но и на лету драться не прекратили. Так и откочевали куда-­то, сплетни свои дальше по озеру понесли.

И Кокши заторопилась дальше в путь-­дорогу. Одолев грозный мыс, крутой перевал Артал102, увидела она мыс Камелик103, место, где причаливали лодки. Совсем близким показался отсюда край озера.

Слепит драгоценным блеском, искрится ледяная река Муза104, падая с круглой горы Туалок. Теплый и коварный ветер Верховка вылетает из розового зарева над долиной Чулышмана. Вроде бы рукой подать до шаманского острова, но это прозрачный воздух над озером все далёкое обманчиво близким делает.

Всегда стояла на мысу причаленная лодка, но, видно, буря унесла её куда­то. Огляделась Кокши кругом. Лето, буйное и знойное, уже шло на убыль. Последние деньки отсчитывал месяц большой жары – июль. Уже наливались терпким соком, рубиновыми бусами украшали таежную поляну трепетные рябинки105. Небольшой ручей Барчик106 щебетал, как скворец, нежась в солнечных лучах. Да и сам скворец тут же перелетал с ветки на ветку.

Попросила Кокши скворца унести весточку брату Балыкче, чтоб переправил он её на шаманский остров Камаин.

Долго качал головой рыбак Балыкча, увидев сестру в необычном наряде, курил задумчиво свою трубочку. Не одобрил он хитрости младшей сестры, но, сжалившись наконец-­то, посадил ее в лодку.

Сердце Кокши трепетало, как пойманный мышонок в ладони. Теперь прямо над ней простиралась бездонная синева, где на двенадцатом небе восседал в белые одежды одетый добрый дух Ульгень. Слаб голос девушки, чтоб долететь до его двенадцатого неба. Только голос бубна может достичь ушей белобородого Ульгеня. Но бубен-­тюнгур послушен лишь каму.107


И осторожно заскользила легкая лодочка к острову Камаин. Вот уткнулась она в берег. Вышли на остров брат и сестра.

Робея, остановилась Кокши, переодетая юношей, поодаль от шаманской березы, а Балыкча подойдя к каму, почтительно припал лицом к земле и положил у его ног ташауры белой араки. Большая сладкая рыба таймень легла у ног шамана. Белую ткань толу108 передал Балыкча в руки шаману.

Блеснули черной молнией глаза кама из­-под налобной повязки с бахромой из медвежьей шерсти. Шестым шаманом по счету был в своей семье кам Алтынчы.109 Пять великих камов передали ему свою силу. Белый плащ-­маньяк кама мог закрыть и солнце, и месяц. Медный бубен-­тюнгур, гудел в руках Кама, как зимние вихри в самой темной тайге. Вся Вселенная была внутри его огромного бубна.

Сверкнуло зеркало на груди кама. Мелькнул яркий лучик по лицу взволнованной Кокши. Загорелось её лицо под строгим взглядом кама. Склонилась она почтительно.

«Зачем забросила тебя сюда судьба? – спросил кам Алтынчы, ­- Дороги из какой земли привели тебя ко мне?».

«Я здесь для того, чтобы узнать судьбу свою, великий кам. Мой дом в Синем ущелье, на том берегу Алтын-­Кёля, куда приходят самые большие волны, где самые сильные ветры, где вода ледяная от поверхности до глубокого дна, где почти никогда зимой не замерзает Алтын-Кёль», – ответила Кокши.

Взял кам в руки бубен-­тюнгур. Еще одну красивую ленту повязал на его рукоятку и ударил колотушкой­-орбу110. Загудел, заговорил бубен в руках кама.

Гудит бубен, мечется шаман…

Но упала чашка с аракой кверху дном. Значит, не принял Ульгень жертвы.

Спустились с неба черные тучи и укрыли плотной завесой гору Алтын­-Ту.

Всё замолкло, всё замерло. Как подкошенный, навзничь упал кам Алтынчы. Долго лежал он, как мёртвый. Оцепенел кам, и только веки его дрожали. Когда встал кам, стопудовой была его поступь, как у тяжелобольного человека. Взял он дымящуюся ветку можжевельника и окурил ею белую ткань толу. Превратилась она в оживляющий платок тьада111, тонкий и лёгкий, как дыхание ребенка. Молча подал кам Алтынчы волшебный платок поникшей Кокши, а потом повернулся и обреченно ушел вглубь шаманского острова. Звон колокольчиков на его одежде становился все тише и, наконец, совсем растаял, как радуга.


Слезы застилали лицо прекрасной Кокши, когда возвращалась она домой. Горестно скользила лодка по воде, как призрак. Даже всплеска вёсел не было слышно.

Онемело, притихло всё озеро.

Замерла рядом с галечной отмелью Кырсай112 скала Ак-­Кочко113, похожая на белый обвал.

Даже такая бурная речка, как Аюдарты114, на которой и медведь-­то убьётся, как будто оцепенела, видя горе девушки.

Зловеще вздыбился вдалеке над озёрной гладью огромный плавник страшной рыбы Керь­-балык, блеснула её спина, похожая на днище перевернутой лодки. Но даже не вздрогнула Кокши, увидев её. И ушла, канула в пучину кровожадная рыба Керь-­балык.


А пока беда за бедой ходили по следам влюбленных, далеко на Абакане Кулюк Тестенгей, решив жениться на красавице Кокши, собрал своих друзей на весёлый той. Стоят у его коновязи их жирные кони. Сидят у его огня толстые гости. Жаркий пот, как сало жидкое, течёт по их красным лицам.

Готов к походу клыкастый конь Тестенгея, и надо бы жениху-­самозванцу поторапливаться, да не понимает этого пьяный ум Тестенгея.

«Сейчас не пить – когда же пить? Сейчас не есть – когда же есть?» – пьяно хохочет он, подпирая руками бока.

Рычит, обгладывая жирные кости, собака Тестенгея, его черный тайгыл115 Сёлёк.116

Бахвалятся друг перед другом подвыпившие гости, а больше всех хвастает хозяин. Не зря говорят, что худой конь любит впереди ехать. Девять дней не утихал той, а на десятый день тоя свалил всех сон. И приснилось Кулюку Тестенгею, что пыль, от земли клубясь, поднялась до небес, что черные снега по брюхо лошади упали на поляны, что лежащие леса ломались лёжа, а стоящие леса ломались стоя. Закричал Тестенгей во сне. И от своего же звероподобного крика проснулся в какой-­то смутной тревоге. Позабыл он и про гостей, и про той. Быстро в дорогу собрался.

Застоявшийся конь мчался так, что горы проламывал. Дыхание его горело, как раскаленное добела железо. Лесное, водное зверьё по сторонам разбегалось, слыша топот клыкастого коня. И наконец­-то с высокой горы увидел Кулюк Тестенгей Синее ущелье.

Блестела внизу гладь Золотого озера. Грустно приближалась к берегу лодочка с поникшей девушкой. И дрожащей от усталости и нетерпения рукой яростно стеганул Кулюк Тестенгей своего коня по небитым ногам.

Вот уткнулась лодка в берег. Вышла из нее красавица Кокши. Подняла она заплаканные глаза и увидела: с одной стороны летит к Синему ущелью длинногривый конь Кольджанат. Метнулся к нему под ноги с грозным лаем, роняя злобную пену, черный тайгыл Сёлёк. А на другой стороне ущелья на запалённом клыкастом коне восседает хозяин страшной собаки – сам ненавистный Кулюк Тестенгей.

Ужаснулась бедная Кокши его вида. Но еще больше обомлела она, когда поняла, что нет на спине длинногривого коня Кольджаната ни седла, ни седока. Нет на коне любимого Кокая. Подсказало ей чуткое сердце, что стряслась с Кокаем в пути беда.

Метнулась испуганная Кокши назад к лодке. Но преградил ей путь Кулюк Тестенгей, взгромоздив на дороге перед девушкой огромный златокованый сундук, набитый монетами, жемчугами да камнями самоцветными. Сердито толкнула Кокши сундук. Опрокинулся он. Распахнулась его тяжелая крышка. Покатились со звоном монеты. Разбежались круглые бусинки. Поскользнулась на них девушка. Взмахнув рукой, разжала она ладонь, и легким лебедем взлетел с ладони белый волшебный платок-­тьада.

А Кокши, не устояв на ногах, упала на землю и в тот же миг превратилась в Синюю реку.
 
Подхватили ветры, Низовка и Верховка, волшебный платок и понесли его над озером. Каждый ветер в свою сторону тянет. Заблудившимся облаком метался над вспенившимися волнами платок­-тьада. Увидел его Кокай, и надеждой засветились глаза охотника.


Но внезапно непроглядная тьма вновь упала на Алтын­-Кёль. Полыхнула, разорвав эту тьму, молния. И таким раскатом грома заполнилась темнота, что закачались горы, и брызгами взметнулись реки.

И снова раз за разом, как огненные стрелы из богатырского колчана, вылетали и вспыхивали ослепительные молнии, прожигавшие небо. И перекатывался над озером рокот грозы, как будто сотня шаманов без устали била в свои медные бубны­-тюнгуры.

Долго бесновалась буря над озером. И грохот взбунтовавшейся стихии перерастал в песню. Из глубины, из самого сердца озера поднималась она. Песня эта, песня отчаянья, пронзительной тоски и несбывшейся любви, звенела, наполняя собой весь простор, тревожа самые высокие небеса. Все покорилось печали ее звуков.

Туман, тихий и ласковый, смягчая безутешность мелодии, осторожно спустился на озеро. Все живые звуки увязли в нем. И, как слезы облегчения, вернулась на землю тишина.

Поднялась над этим белым безмолвием большая луна, похожая на круторогого барана, и, разглядев в маленьком ущелье угасающего Кокая, забрала его к себе.


Растаял утром туман. Солнце в золотой шапке взошло над Алтын-­Кёлем и увидело, как неузнаваемо изменились его берега.

Окаменел богатырский конь Кольджанат.

Каменной громадой нависла над чистой зеленоглазой рекой Кокши тень суровой горы Кулюк.

Монетки из опрокинутого сундука, став бесполезными камешками, круглыми и плоскими, усеяли весь берег заливчика.

Далеко в начале озера замер, окаменел в печали хромой старик Кейтек.

Каменным от огорчения стал богатырь Чепту. Опустив могучие плечи, еще ниже надвинул он на брови свою шлем-­шапку.

Кок­-паш, видная и статная женщина в синем платке, наконец-то узнав в раненом богатыре брата, тоже превратилась в каменную гору, но от её сердца, даже окаменевшего, так и не отступает печаль.

Поникли цветы и травы в осиротевшем урочище Кокая.

А Кокши, холодная река с горячим нравом, не утратив своей юной красоты, с шумом вырывается из тесного ущелья. На простор озера летит она, неукротимая, чтобы порадоваться тому, как лунными ночами глядит на неё с небес и никак не наглядится Синий месяц – Кокай.

Отраженьями ярких звёзд украшает он её струи. То радостью, то грустной нежностью светится его лик.

И в этом тревожном лунном свете ещё красивее, чем в сиянии дня, становится река Кокши, ликуя каждой своей волной, как девичьей улыбкой.

Многие годы прошли с той поры, но искренние и тревожащие душу песни этих тайных свиданий до сих пор качает на своих ладонях золотая колыбель Алтын­-Кёля.




Ну, вот, дорогой путник, подошла к концу сказка о красавице Кокши и охотнике Кокае.

Подернулись пеплом угли нашего костерка. Побледнела «журавлиная дорога»117, пересекающая небо. Хотя таится ещё мрак в ущельях и распадках, но уже чётким контуром обрисовал рассвет вершины гор, обступивших Золотое озеро.

Каким-­то будет новый день?

Какие новые сказки поведает Алтын-­Кёль?







Пояснения к сказке

1. Гора Белуха – самая высокая вершина Алтая.
Высота 4506 м.

2. «Благопожелание». Записано А.В.Анохиным.

3. оз.Алтын­Кёль – Золотое озеро.
С приходом русских озеро получило название Телецкое по племени тёлёсов, живших на его берегах.

4. Эзен – алтайское приветствие.

5. Карагана – дикая желтая акация.

6. Иогач – дерево.
Такое же название носит поселок на левом берегу озера у истока р.Бии и река, впадающая в Бию.

7. Байрагач – богатый лес.
Так называется лесной массив на правом берегу озера, расположенный между с.Артыбаш и р.Ойрок.

8. Ойёр – выдолбит, пробьет.
Название реки. По реке Ойёр проходит граница Алтайского государственного природного заповедника.

9. Кокай – Кок­-ай – Синий месяц.
Кокаиха – урочище на правом берегу озера между реками Ойрок и Ойёр.

10. Арагай – лук.

11. Эрдине – благодать, драгоценность.
Так называли верного богатырского коня в алтайском фольклоре.

12. Кольджанат – лошадь со светлым пятном на лбу.
Название горы.

13. «Маадай­-Кара». Алтайское героическое сказание.

14. Чепту – преграда. Название горы.

15. Шлем-­шапка с золотой кистью – мужской головной убор.

16. Чум – короткая мужская одежда.

17. Караташ – черный камень. Название залива.
Есть легенда, которая рассказывает, что когда-­то давным­-давно проезжала в этих местах дочь богатого хана. Говорят, дорогая соболья шуба покрывала плечи ханской дочери, восседавшей на богато убранном коне. Говорят, многочисленная свита сопровождала ее. Но когда на караван напали разбойники, разбежалась трусливая свита. Разграбили злодеи караван, а беззащитную девушку убили. Долетела горькая весть до хана­-отца. Приехал он похоронить дочь на берегу озера, там, где берега Алтын-­Кёля близко подходят друг к другу. А еще говорят, чтобы не потерялось место, где покоится его любимая дочь, положил хан большой черный камень Караташ на дорогую могилу. Так горячи были слезы несчастного отца, что прожгли они скорбную землю, как стрелы, а безутешный крик его достиг самой глубины небес. Стих крик, и замер старик, уронив голову на рукав*. Но слезы его отцовские пробились родником. И с тех незапамятных времен каждый год до самой глубокой зимы долго не замерзает вода в заливчике, над которым возвышается черный камень Караташ.
*Примечание: Выражение «уронить голову на рукав» в алтайском фольклоре означает «умереть».

18. Балыкча – от алт. «балыкчы» – рыбак.
Название села недалеко от устья реки Чулышман.

19. Керь­-балык – мифическая рыба­чудовище.

20. Кокши – Кок­ши – голубая вода.
Название реки, самого крупного притока Телецкого озера на правом берегу.

21. Чейне – дикий пион, марьино коренье.
Название реки.

22. Чулышман – Название самого крупного притока Телецкого озера. Оно имеет два варианта перевода:
1) речища;
2) от «чолуш» – класть крест накрест.

23. Верховка – ветер, дующий с верха озера, т.е. со стороны Чулышмана по озерной долине в сторону истока Бии. Обычно приносит с собой ясную погоду.

24. Низовка – ветер, имеющий противоположное направление. Дует снизу, т.е. со стороны Бии в сторону Чулышмана. Как правило, несет с собой тучи и осадки.

25. Черлок ­ капля.
Название мыса в южном плесе озера.

26. Сабыски – свирель, дудочка.

27. Корбу – это название носит горный хребет и две реки: Большая и Малая Корбу; Водопад Корбу высотой 12,8 м находится на р.Большая Корбу.
1) кустарник;
2) гора с продолговатой плоской вершиной.

28. Каури – мелкие ракушки, из которых делали традиционные девичьи накосные украшения.

29. Аил – конусообразное жилище алтайцев из жердей, покрытых древесной корой или шкурами.

30. Куржак – густой иней.

31. Абакан – река Абакан, приток Енисея; Абаканский хребет на юго­-востоке Западной Сибири.

32. Кулюк Тестенгей – кулюк – богатырь, удалец.
Тестенгей – здесь имя собственное, означает «медные деньги».

33. Карлагач – ласточка.
Название первого порога в русле Бии.

34. Кара-­Корум – черная россыпь камней.
Скалистый участок левого берега Телецкого озера.

35. Эльбирташ – лохматый с выступом камень. Название залива, который чаще называют Каменным заливом.

36. Артыбаш – голова порогов.
Название населенного пункта на правом берегу озера у истока Бии.

37. Кейтек – хромой.
Название горы на левом берегу озера неподалеку от пос.Иогач.

38. Ойрок – маленькая речка.

39. Бай­казан – богатый котел.
Так называется один из кордонов заповедника – Байгазан.

40. Тепши – деревянное блюдо­-корытце для мяса.

41. Чёчёй – чашечка для вина.

42. Арака – молочная водка.

43. Самыш-­эмеген – Самыш – река, левый приток Телецкого озера, название переводится как воткнутая, поставленная.
Эмеген – пожилая женщина.

44. Колычак – название золотоносного притока р.Самыш.
1) речка;
2) закрытый, замкнутый.

45. Кумзир – песчаное возвышение.
Название мыса.

46. Истэбе – сто холмов.
Название реки.

47. Аюбалтырган – медвежья пучка (дягиль, борщевик) – растение из семейства зонтичных.
Название урочища.

48. Ажи – труднопроходимый перевал с высоким подъемом и трудным спуском.
Название мыса.

49. Аю – медведь.

50. Арчимак – вьючная дорожная сума.

51. Нянскочь – единственный вьюк.
Название мыса.

52. Ортолык – остров.

53. Юрга – жертвенная река.

54. Аккая – белая скала.

55. Ташаур – кожаный сосуд.

56. Кобухту – происходит от названия одного из многочисленных алтайских родов «кобёк».
Название мыса.

57. Карасу – родниковая вода.
Название реки.

58. Чеченек – маленькая, говорливая.
Название реки.

59. Яйлю – летнее пастбище, летовка.
Название поселка.

60. Окпорок – маленькая трясина.
Название реки.

61. Идып – имеющий затхлый, зловонный запах.
Название залива.

62. Колдор – протоки, русла реки.
Название реки.

63. Чичелган – волнорез, разбрызгивающий.
Название мыса.

64. Ак-­уул – белый парень.
В Камгинском заливе есть Акулов мыс.

65. Кызыл­ Ээр – красное седло.
Название камня, отделившегося от мыса Айран (Айран так и переводится – отделившийся).

66. Энгилген – наклонившийся.
Название горы.

67. Балачак – ребеночек.
Название горы.

68. Кок-­Паш – Синяя голова.
Название горы на изгибе озера. Русское название этой горы – Купоросная.

69. Куан – от названия растения «Куган» – можжевельник.
Название мыса на изгибе озера.

70. Умак-­Таш – заплатанный, пестрый камень.
Название мыса.

71. Киштэ – с соболями.
Название реки, в устье которой есть живописный водопад высотой 8 м.

72. Отог­Таш – кремень.
Название мыса.

73. Буландукёль – лосиное озеро.
74. Чодор – название мыса.
1) шатер, палатка;
2) приподняться вверх.

75. Чаик – потоп.
Название крутого склона части побережья Телецкого озера.

76. Кокорёк – маленькая синяя речка.
Название реки.

77. Талду-­Коол – русло, заросшее кустарником.
Название реки.

78. Аюкечпес – медведь вброд не перейдет.
Название реки.

79. Сары­Сер – желтый кряжик.
Название небольшого мыса.

80. Аданыш – название реки.
1) названный, имеющий имя;
2) лошадиные слюни (по пене в устье).

81. Бакты (пектым) – покорился.
Название горы.

82. Ижон – название мыса.
1) берлога, логово;
2) победитель, владыка.

83. Куркуре – грохочущая, шумливая.
Название реки.

84. Туалок – круглая.
Название горы.

85. Камаин – шаманская береза.
Название острова в устье Чулышмана.

86. Тюнгур – шаманский бубен.

87. Маньяк – ритуальная одежда шамана, похожая на плащ.

88. Ульгень – согласно алтайской мифологии он является главным добрым духом, создателем и покровителем верхнего мира.

89. Ак­су – белая вода.
Название реки.

90. Чечене – маленькая, говорливая.
Название реки.

91. Аржан-­Су – лечебный, минеральный источник.

92. Саратки – имеющий диких козлов.
Название мыса.

93. Теке – козел.

94. Чольчу – говорливая.
Название реки.

Об этой реке и о Телецком озере
есть прекрасная легенда, записанная Т.Г.Дулькейтом.
Вот ее краткий пересказ:

В давние времена на месте озера от гор Туалок и Алтынту до гор Кибетек и Чепту была большая равнина, по которой протекала река Чулышман. Во главе племени, населявшего долину, стоял хан Теле.

Богат был хан Теле. Несчитаны были его табуны и отары. Не было счёта его золоту и серебру. Но самым главным богатством хана был золотой меч. Идя в военные походы, хан Теле не расставался с золотым мечом и не знал при этом поражений.

Богатства хана Теле не давали покоя его соседу – хану Богдо, и он решился идти войной на хана Теле. Но навстречу ему хан Теле вывел своих храбрых воинов. И никто не мог победить войско хана Теле, пока был в его руках золотой меч.

Войско хана Богдо дрогнуло и обратилось в бегство. А вероломного хана Богдо, связанного и обезоруженного бросили к ногам хана Теле. Заплакал, взмолился о пощаде хан Богдо. Клялся стать отныне не врагом, а верным другом. Поверил ему хан Теле и отпустил на свободу.

Спустя некоторое время, прислал хан Богдо дорогие подарки и приглашение в гости.

Пришло время, и хан Теле засобирался к новоявленному другу. Перед самым отъездом любимая жена Чольчу подала мужу золотой меч. Но хан Теле был настоящим мужчиной. Он не принял меча, сказав: «Я еду не на битву, я еду в гости к другу. Не оружие должно быть в моих руках, а дорогие подарки».

С богатым караваном тронулся хан Теле в путь. И вот, наконец, увидели путники шатры хана Богдо. Навстречу каравану двигались всадники. Хан Теле ожидал воинских почестей, но, к своему удивлению, был принят как пленник.

Лелеял коварный Богдо в своем сердце жгучую мечту. Хотел он отомстить хану Теле за свое унижение, хотел увидеть слёзы в его глазах. Но хан Теле был настоящим мужчиной. Ни одно постыдное слово о пощаде не сорвалось с его крепко сжатых губ, ни одна бесславная слеза не скатилась из его гневно блестевших глаз. И тогда в бессильной ярости хан Богдо, схватив свой меч, отрубил голову хану Теле.

Когда окровавленная голова доверчивого хана Теле покатилась с могучих плеч, сорвался со стены родного аила золотой волшебный меч. Падая, он рассек острием землю и ушел вглубь, образовав огромную зияющую пропасть между гор. Ханская жена Чольчу поняла, какая страшная беда случилась с её мужем, и почернело от горя её красивое лицо. Хлынули из прекрасных глаз слёзы. Наполнили они пропасть, и образовалось озеро. Даже в лютые зимы не даёт ему замёрзнуть жар любящего сердца. А чтобы не забыли люди про её возлюбленного, превратилась красавица Чольчу в поток, неумолчно говорящий о хане Теле.


95. Челюш – маленькая река.
Название реки и мыса.

96. Осенний месяц марала – так в алтайском календаре называется сентябрь, время гона у маралов.

97. Яйлючак – маленькое летнее пастбище.

98. Талкан – мука из жареного ячменя, смолотого на каменной зернотерке.

99. Урман – обширная, темная тайга.

100. Чили – названия рек Большие Чили и Малые Чили.
1) река стекающая с верхней части хребта;
2) окно.

101. Боскон – бродяга.
Название реки.

Челюш и Боскон

Так близко расположены устья этих двух речек, что факт этот отмечен в ряде легенд и сказок. Послушайте и мою.

Когда­-то Челюш была красивой, но своенравной девушкой, которая не в меру кичилась своей красотой да богатством отцовским. А богатырь Боскон был хоть и богат, но чудаковат. Любил побродить по Алтаю, надев, как бедный тастаракай*, старые одежды. Узнал он о красавице Челюш и заспешил в ее долину. Издали, увидев девушку, он сразу полюбил ее. Всей душой, всем благородным сердцем стремился Боскон к неприступной красавице. Может, не понимала она того, что коня по потнику, а человека по одежде не узнаешь. Но даже в глаза богатырю Боскону не соизволила глянуть, увидев его небогатые, поношенные одежды. Остановился обиженный Боскон и резко повернул к озеру.

Ледяной холод упал на пылкое сердце Боскона, и превратился он в реку. Пришло к Челюш позднее раскаяние. И хлынули из её прекрасных глаз горькие слёзы. Нескончаемо лились они, пока и сама Челюш не стала рекой.
       *Примечание: Тастаракай – неприглядный бродяга, плешивый глупец.

102. Артал – перевальная сторона, менее трудная, чем Ажи.
Название мыса.

103. Камелик – место, где причаливают лодки.
Название мыса.

104. Муза – ледяная.
Название реки.

105. Рябинка – по-­алтайски «Беле».
Беле – название одного из кордонов заповедника.

106. Барчик – скворец.

107. Кам – шаман.

108. Толу – белая ткань, которая подносилась каму во время обряда жертвоприношения.

109. Алтынчы – шестой.

110. Орбу – колотушка, которой кам стучал по бубну.

111. Тьада – оживляющий платок.

112. Кырсай – галечная отмель.
Так называется коса у южного края озера.

113. Ак-­Кочко – белый обвал на склоне Алтын-­Ту.

114. Аюдарты – медведь убьется.
Название реки.

115. Тайгыл – крупная сторожевая собака.

116. Сёлёк – бородавочка.
Название невысокой горы вблизи устья р.Кокши.

117. «Журавлиная дорога» – Млечный путь.