Я помню...
То, что Ленка подлая скотина, я понял с первого взгляда. Это меня, конечно, совсем не расстроило, наоборот. Я люблю таких скотин, мне сразу становится интересно. Я их ценю, как коллекционер, возможно, ценит редкую монету или как профессор может обожать эксклюзивный экспонат Кунскамеры. Красивая и гладенькая девочка-гадюка. Она пришла в коктейльном платье чёрного цвета, с ярко накрашенными губами, с короткой светлой причёской и тёмно-фиолетовым веером в белой изящной ручке. Томным взглядом, оглядев собрание, она, не спеша, словно бы любуясь собой со стороны, вышла на середину зала, вздохнула, сделала вид, что подавила зевок и раскрыла свой веер: на сине-фиолетовом фоне ярко алела роза. Точнее, это была не роза, присмотревшись, я увидел, что это сердце, порванное и растерзанное так, что со стороны действительно напоминало розу.
- А барышня-то с большой претензией на высокий пафос, - подумал я, продолжая с любопытством наблюдать за ней из-за пальмы. - То, что она провинциалка, сразу видно, хотя старательно делает вид, что не лохушка и «женщина с прошлым». Хм, интересно, что она будет делать дальше? Себя она показала достаточно вызывающе, теперь ждёт, кто из нашего бомонда сдаст себя первым. Лениво посмотрела вокруг, сложила веер и медленно повернулась вокруг своей оси. - Грубый ход, грубый... Хотя всегда действует на некрепкие мужские нервы. Сейчас к ней кто-нибудь бросится. Посмотрим, кто первый? Первый, значит, точно мимо. С ним благосклонно поболтают, а потом торжественно и мило окунут в дерьмо, когда рядом окажется кто-нибудь другой, желательно поинтереснее. В таких случаях бросаться первым, значит, точно выставить себя дураком. Первый нужен, чтобы показать, что ты - штучка дорогая. Первый - это баран на заклание. И второй. И, наверное, пятый и шестой тоже. Интересно. – Я, не спеша пригубляя коктейль, продолжал наблюдать за ней, оставаясь незамеченным. Мужская половина, забыв про разговоры и разинув рты, наблюдала за новым явлением в центре зала.
Ага. Первым бросился наш «галантный» Михалыч. Сорокалетний дамский угодник и «жентельмен», как он любит себя называть. Схватил бокал шампанского и, быстро семеня ногами, поспешил к новому объекту своего внимания, даже бабочка съехала на бок от усердия - боится, как бы кто не опередил его. Ну и придурок. Ха! Так спешил, что расплескал шампанское. Подошёл, поклонился и сказал, что-то цветистое. Ну-ну, спорю, что-нибудь вроде: «Мадемуазель, позвольте выразить своё восхищение столь пленительным видением... невыразимая прелесть вашего небесного облика...» и так далее. Мол, донна Роза, я старый солдат и не знаю слов любви... Знакомо, сто раз избито, и всё равно многие не учатся. Но наш Михалыч по-другому не умеет. На деревенских дур действует хорошо, но наша дама ведь с претензией на «непростоту». Интересно, как отреагирует? Ага. Улыбнулась, но не слишком широко, так, краешком губ, слегка наклонив голову. Самую малость. Молоде-е-ец... Не отвергая, он ведь пока нужен, чтобы не стоять одной, но и не приветствуя слишком явно, минимум вежливости с лёгким оттенком презрения. Бокал не взяла. Умница. Наш жентельмен протянул шампанское, а она, стервочка, чуть опустив ресницы, развернула свой веер растерзанным сердцем к Михалычу, словно бы отгораживаясь от него. Тот так и остался стоять с полупустым бокалом в руке, продолжая изрекать патоку – «я помню чудное мгновенье...»
А вот и второй баран. Граф Игнатьев. Это он на своих визитках так пишет: «Граф Игнатьев». Худой и бледный, всегда в тёмно-сером костюме-тройке, надменный и строгий, как англичанин девятнадцатого века, граф-жираф. Точнее баран. Видать, решил, что на фоне медвежьей «жентельменности» Михалыча его чопорное достоинство будет выглядеть выгоднее. Он был бы совершенно прав, если бы их, мужиков, было двое, но нас тут человек тридцать. Примерно треть пришла со своими дамами, но остальные-то свободны и соблазнительную девочку в центре зала вниманием вряд ли обойдут. А девочка и вправду неплоха: белая, словно бы светящаяся изнутри, кожа, большие голубые глаза, и такая нежная детская припухлость. Причём некоторые выпуклости были совсем не детскими. Хм, мягкая девочка. Интересно, кто её привёл?
Опаньки! Очередь третьего. Ряды поклонников растут. Ещё один представитель наших бравых самцов-бездельников поспешил проявить интерес к новому объекту. Лопатин Юра, бывший лучший друг Илюши Горина, до этого о чём-то весело хохотавший с Климом Борисовичем, бочком отыграл в сторону стола с напитками, взял высокий красивый бокал с каким-то коктейлем и медленно, чтобы не расплескать, двинулся в центр зала. Подойдя с другого бока, он степенно поклонился новой девочке и торжественно протянул ей бокал. Я не слышал, что он ей при этом сказал, но готов спорить, что-то вроде: «В это время суток считается хорошим тоном пить коктейль такой-то!». Девочка состроила хитрую гримаску, что-то между улыбкой и сомнением, но коктейль приняла и даже пригубила. Забавно было смотреть, как Михалыч нелепо топчется с шампанским, граф-жираф пытается произвести впечатление своим лоском (как он о себе думает), а Юрка Лопатин, ободрённый первым успехом, что-то вещает ей, показывая руками вокруг. Так-ак. Вот наш медведь-Михалыч попробовал вставить реплику, а незнакомка, мило улыбнувшись, ответила (я не расслышал), и Юрка с Жирафом засмеялись. Михалыч покраснел, и хотел было надуться, но незнакомка неожиданно чокнулась с ним бокалом и в наигранном смущении прикрыла лицо веером. Теперь заулыбался Михалыч, а Юрка с графом растерянно переглянулись. Понятно. Девочка будет делать реверансы всем по-очереди, пока не определится лучший. Потом уйдёт с ним. Или наоборот - ни с кем не уйдёт, чтобы получше раззадорить. А они уже раззадорены и порядком заинтригованы, что-то выспрашивают у неё... ах, ну да, интересуются, кто же её сюда привёл. Хм, действительно, кто?
О-ля-ля, теперь сюда движется наш Джигит! Асса! Менуэт плавно переходит в лезгинку. Сейчас наш Алим Халаевич со своим горским юмором, острым как кинжал, настрогает делов. Надо бы переместиться ближе к эпицентру событий, а то всё удовольствие останется за порогом слышимости. Я осторожно, стараясь не бросаться в глаза, начал фланировать между кадками с пальмами и лианами, обходя неожиданное сообщество со спины незнакомки и перемещаясь на другой фланг, откуда вести наблюдение было гораздо удобней. Не успев занять своё место, я увидел, что к маленькому вулкану в центре зала движется сам Клим Борисович, отец-основатель, так сказать, нашего Альянса. Первый среди равных. Ого! И ты, Брут? Становится совсем интересно. Теперь уже туда смотрели все: мужики - облизываясь, а женщины - с плохо скрываемой злостью. Только Илюша Горин, мой ровесник и некогда мой враг (о чём он так и не узнал), сидел в своём инвалидном кресле и взирал на происходящее с грустной отстранённостью.
Наш Негластный Альянс собирался каждый месяц, такие были правила. В нём состояли в основном удачливые перекупщики. Те, кто в своё время, благодаря уму или фортуне, умудрились поставить свои имена и подписи в хороших договорах и теперь благополучно почивали на лаврах или продолжали с разным успехом осваивать новые пространства бизнеса. Например, граф Игнатьев поднялся на мусоре, да-да. Он в своё время, в самом начале девяностых, когда Москва напоминала большую грязную свалку, подписал, на первый взгляд, совершенно бессмысленный договор о единоличном праве на уборку мусора в столице и области. Каким-то образом протолкнул через друзей в мэрии эту бумажку, ему её подписали и поставили все надлежащие печати. Вы думаете, Игнатьев, получив «лицензию», кинулся убирать мусор? Держите карман шире. Он просто положил бумажку в ящик и на время забыл о ней. С мусором всё так же, с горем пополам, продолжали воевать муниципальные службы. В мэрии, такое впечатление, даже и не подозревали, что этим теперь должен заниматься частник граф Игнатьев, и продолжали исправно числить эту обязанность за собой, выделяя бюджетные крохи, которые чудом доходили до городских служб. Хороша у нас Отчизна. Правая рука ни в одном глазу о том, что делает левая. Потом, когда прошло несколько лет, и у нас смекнули, что мусор тоже может быть источником дохода, стали появляться компактные зарубежные заводики по его переработке, и на этом стали делать хорошие деньги (дешёвое сырьё валяется прямо на дороге), наш Игнатьев сдул пыль с бумажки и побежал судиться с фирмочками посягнувшими на его святое право. Начал он с маленьких компашек, быстро разорил парочку и тут остальные кинулись к нему договариваться. Граф, за неплохой процент милостиво передоверял свои полномочия на уборку и переработку мусора, но уже каждой фирме выделяя районы и райончики на своё графское усмотрение. Конечно, каждый год соглашения переоформлялись. По слухам, похожие сделки он провернул ещё в Воронеже и вроде бы в Туле. Другие убирали мусор, а Игнатьев богател.
Михалыч же умудрился в период всеобщего хаоса воткнуться «в мясо». Теперь он тоже толком ничем не занимался, а только ревностно следил за тем, чтобы кто не нарушил его прав, освящённых договором, где он предусмотрительно поставил своё имечко: Парчун Вячеслав Михайлович. Просто посредник. Никто, по сути, но обойти нельзя. Да здесь большинство было именно таких. Перекупщики прав и возможностей, которыми сами не пользовались, но за деньги давали попользоваться другим. Кто-то воткнулся в сотовую связь – влез в права на частоту, когда о сотовой связи большинство населения ещё и не подозревала. Кто-то умудрился залезть в алкоголь, кто-то даже в обёрточную бумагу. Я, кстати, не исключение, хоть я и более молодая формация – интернет. Платные библиотечные сайты - это моё, сборники советских кинофильмов на ДиВиДи, это тоже моя вотчина, ну и ещё кое-что. Подсуетился в своё время, а теперь мне платят. Понемногу, по процентику, по пол процентика, но в куче набегает неплохо. Причём большинство людей в этом бизнесе о моей скромной персоне и понятия не имеют. Просто в некоторых финансовых документах стоит некий банковский счёт, когда деньги со сделок падают на него, некая их часть, автоматически падает дальше на ряд других счетов. Один из них мой. И это осознавать очень приятно. Другие несколько - это счета господ из власти, так сказать, мой «административный ресурс». Крайне полезная штука для тех, кто умеет им пользоваться. Всё получилось очень удачно. Потом, когда экономика начала матереть, люди, которые работали, получая наше разрешение, стали испытывать, мягко говоря, «дискомфорт», от того, что вынуждены платить, по сути, ни за что. Начались разного рода поползновения: настойчивые попытки выкупить права, запугивание и т.д. и т.п. Потом случилась парочка эксцессов, и одного парня даже сбила машина. Была ли это случайность? Всё возможно, конечно, но я в это не верю. Это должно было рано или поздно случиться. Такова жизнь. Никто не хочет кормить задарма. Вот и пришлось нам всем таким объединиться в своеобразный «Альянс бездельников». Нет, по документам мы представляли собой Фонд с умным названием и ворохом сопутствующих документов и даже пользовались услугами хорошего охранного агенства. Задач у Альянса было ровно две. Первая – сохранить свои права и капиталы. Вторая – заработать ещё больше денег. Работали, конечно, не мы, работали наши деньги. Была своя консалтинговая контора, через которую мы крутили финансы, и которая раз в месяц отчитывалась перед нами. Ежемесячные сборы проходили за городом в старом особнячке (то ли чья-то старая усадьба, то ли бывший деревенский партком), который был куплен и отремонтирован на деньги Альянса. На втором этаже был офис, а на первом, кроме служебных помещений, был большой зимний сад, в котором и проходили наши вечеринки, ровно раз в месяц. С утра мы заслушивали отчёт о состоянии дел, а после начиналась неофициальная часть. Желающие могли попалить из ружей на заднем дворе, поиграть в бильярд или в пинг-понг, а могли просто, не спеша поедать то, что приготовили нанятые на наши деньги повара и официанты. На столах был разложен набор закусок и выпивки по особому стандарту. Когда темнело, обычно все собирались здесь, в зимнем саду и, разбившись на небольшие группы, решали свои дела или просто болтали. Членам Альянса не запрещалось иметь дела друг с другом, при условии, что это не вредит общим интересам и не противоречит задачам Фонда. В общем, шла обычная корпоративка для бездельников Альянса, когда к нам на огонёк залетела птичка-Елена. Ленка. Скотина.
Я уже говорил, что люблю скотин. И я решил, что она будет моей. Мне так хочется. А для этого требуется всего-ничего – перескотинить её. Я подождал ещё немного, пока наше общество окончательно не разделилось на мужиков без дам возле незнакомки и мужиков с дамами в стороне от неё. Когда вокруг залетевшей птички столпилось достаточно народу, посыпались остроты и началась битва болванов за сердце прекрасной дамы, я вылез из-за своего укрытия и не спеша подошёл к скучающим парам, которые, словно застыв в анабиозе, тупо пялили глаза на столпотворение рядом с незнакомкой.
- Мужики и барышни! Что это мы с вами скучаем?! – воскликнул я, подхватывая большую бутылку «Столичной» со стола и направляясь к ним. – Отдых у нас или где? А ну давай по маленькой!
Мужики и их дамы, как будто очнулись, они повернули глаза в мою сторону, похлопали ресницами и, словно стряхнув с себя сонную одурь, радостно потянули рюмки.
- Огурцов сюда солёных! – крикнул я официанту. – И чёрного хлеба ломтями наломай. И сала настрогай копчёного. Шнель-шнель, комераден!
Я с ходу сделал комплимент одной девушке, потом другой, похвалил её кавалера, заговорщически подмигнул другому, напоминая ему кое-какие совместные шалости. Потом сразу рассказал анекдот про двух голубых на необитаемом острове, и все облегчённо засмеялись. Выпили. Закусили по-советски - солёными огурцами и колбасой. Я рассказал ещё один анекдот, кто-то из парней ещё, и скоро наша компания веселилась и хохотала на всю катушку, забыв недавнюю неловкость. Потом те, которые стояли возле птички-щучки стали понемногу подтягиваться к нам. Почему?
Всё очень просто. Вы читали «Герой нашего времени»? Нет, а зря. Классику надо знать. Ситуация один в один оттуда. Когда вы стоите в толпе мужиков и наперебой стараетесь произвести впечатление на одну женщину, вы - болван, один из многих. Но и эти болваны неоднородны, кто-то удачнее шутит, кто-то не очень. Кому-то больше внимания, кому-то меньше. Сразу отойти в сторонку гордость не позволяет, и «болванус обыкновенус» продолжает стоять и давить из себя остроты, чтобы не выглядеть полностью капитулировавшим. Но... ему уже неловко и остроты вымученные. Он мечтает уйти, ему уже плевать на прекрасную даму, просто хочется выйти из ситуации с наименьшими потерями для достоинства. И тут – о, чудо! - рядом стоит другая компания и о чём-то весело гогочет. «Болванус обыкновенус» радостно делает вид, что ему стало жутко интересно и он, якобы увлечённый, сохраняя достоинство, уплывает в сторону новой компании. А в ней веселятся просто так, потому что делить там совершенно нечего. Там у всех дам есть свои кавалеры и наоборот, а у кого нет, ни на кого не покушается, соответственно, психологический фон совершенно иной. Там битва, а здесь веселье. Чувствуете разницу?
Вот так. Постепенно спутники незнакомки один за другим стали вливаться в наш круг, в центре которого стоял я. Краем глаза я замечал быстрые взгляды, которые иногда бросала на меня эта птичка-рыбка-щучка. Взгляды злые, досадливые. Это - наслаждение, если кто понимает эту ситуацию. Здесь-здесь кроется тайна власти над женщинами – «зацепи её самолюбие». А дальше всё пошло по накатанной. От незнакомкиной орбиты отпочковывались её спутники и переходили ко мне. О! Тут есть ещё одна деталь – оставшиеся у птичкиного трона болванусы начинают радоваться, думая, что с каждым ушедшим соперником их личные шансы возрастают. А всё совсем даже наоборот. Они просто путают свои желания с желанием женщины. Прекрасная дама не хочет найти одного, самого верного рыцаря, на балу она хочет быть в центре внимания. А это внимание уходит от неё в сторону...
Ха, вот умора! А я блистал, как говориться, «Остапа несло», - уподобившись великому комбинатору, я даже предложил выпить за ирригацию Узбекистана, чем вызвал новый взрыв хохота.
В конечном итоге, вокруг птички-щучки остались только несколько самых верных поклонников: Михалыч, Жираф, Алим Халаевич, Клим Борисович и ещё парочка... не помню. Потом она что-то спросила, указывая в мою сторону. Клим Борисович, сготовностью тыкая на меня пальцем (тоже мне, эстет),
принялся ей что-то объяснять. Она ещё что-то спросила и, улыбнувшись, пошла в мою сторону. Пора было уходить со сцены. Я сказал какую-то очередную шутку, кто-то в ответ незлобно поддел меня самого, я посмеялся вместе со всеми и, извинившись, достал телефон и отошёл в сторону. Её злой и разочарованный взгляд я чувствовал спиной. Интересный экземплярчик пожаловал на нашу собирушку. Что ж, тем слаще будет сбить с неё спесь, приручить и заставить есть из рук. Мужчины (не путать с мужичьём), меня поймут. «Позвонив», я поднялся на второй этаж зимнего сада, откуда прекрасно просматривался весь зал. Когда заводила исчез, то компашка, совершенно естественно, снова стала распадаться на группки. Кто-то продолжал травить анекдоты, кто-то снова сконцентрировался вокруг незнакомки, а кто-то уже засобирался домой. Я ещё немного посидел в кресле на балконе, наблюдая за движением внизу. Там самые стойкие почитатели женской красоты уже пили «за Леночку!». Так я узнал, что щучку звали Лена.
Сейчас... Декабрь 2004
Ну, всё. Вещи были собраны, и такси ждало у подъезда. Я с кряхтением разогнул спину и оглядел квартиру. Электропитание везде отключено, холодильник тоже почти пустой, окна везде закрыты, всё ценное убрано в сейф, сумки стоят у входа. Всё, можно ехать.
- ПрЫнцеса Елена, такси до лазурного моря ожидает вас у подъезда! Точнее, меня. Успеете ли вы на него, целиком и полностью зависит от вас лично. – негромко объявил я.
- Сейчас. – Ленка показалась из спальни. – Я вот думаю, что мне одеть...
Понятно, эта неистребимая Ленкина черта – сев в первый класс, она начнёт немедленно разоблачаться. Ей ведь неймётся - просто так расположиться в самолётном кресле и спокойно посидеть до посадки ей невмоготу. Её «я вот думаю, что одеть» понимать надо так - я стараюсь сообразить, что бы такое нацепить, чтобы на улице было не холодно, но в тоже время, чтобы это можно было легко сбросить с себя в самолёте, и явить пассажирам первого класса свои зрелые дыни в почти полном объёме». Ленка обожала дразнить мужиков. Я часто позволял ей это делать, мне тоже порой бывало интересно наблюдать, как отвисают челюсти у окружающих. Однажды на пикнике подвыпившая Ленка, оставшись в трусиках-стрингах и налепив по листику на самые соски, танцевала при свете костра и распевала песенку про солнышко лесное. Разумеется, имея в виду, что это она – солнышко лесное. Мои знакомые смотрели на неё, забыв проглотить шашлык, который был во рту. Я сидел и посмеивался, глядя как моя ручная Ленка трясёт своим белёсым телом, а мужики неотвратимо идут к сердечному приступу. А Ленка, довольная произведённым эффектом, продолжала кружиться возле костра. Тоже мне, Солнышко Мясное.
Но сейчас, когда я уже был готов ехать, ждать Ленку лишних тридцать-сорок минут мне совершенно не хотелось. К тому же мы опаздываем - если на Ленинградке пробки, мы рискуем не успеть на самолёт.
- Короче, я обуваюсь и выхожу – непререкаемым тоном объявил я. – Вызовишь такси и сама доедешь. – Я присел на стул и принялся зашнуровывать ботинки.
- Ну, котик, ну, подожди! – Ленка выскочила из спальни в свитере, кинулась к вешалке и стала торопливо натягивать куртку.
- Не хочу я тебя ждать, скучно – равнодушным тоном бросил я, вставая на ноги.
- Ну, всё, котик, ну не сердись, я ведь уже готова. – Ленка застегнула пуховик и встала по стойке смирно, глядя на меня преданными глазами. – Мон женераль, я готова к походу! – Дурашливо пуча глаза, выдохнула она. Я оценивающим взглядом осмотрел её снизу-доверху.
- Ладно, смотри у меня. Будешь себя плохо вести, закопаю под пальмой. Ясно?
- Так точно! – хихикнула Ленка, почему-то уводя глаза в сторону.
- Вперёд. – скомандовал я, открывая дверь. Ленка, подцепив свой саквояж на колёсиках, вышла на лестничную площадку и нажала кнопку вызова лифта. Мне оставалось только вынести свою сумку и тщательно запереть дверь. В лифте Ленка снова завела свою шарманку, которой мыла мне мозги уже неделю.
- Ну, кисуля, ну ты согласен со мной? Ну, как будто в первый раз...
Не знаю, что долбануло в её не самую умную голову, но она вдруг решила внести в нашу поездку элемент романтики. Сделать, значит, вид, что мы не знакомы, в самолёте сесть на разные места, в Тайланде по прилёту вместе, но якобы поодиночке, добраться до курорта, а потом, словно бы случайно, встретиться на пляже и с ходу слиться в любви прямо под шум прибоя и шелест тропической зелени. Ну да, обычная бабья блажь. Романтику ей подавай, видишь ли. Она, дура, особенно настаивала на том, чтобы мы всё время не то, чтобы не разговаривали, а вообще делали вид, что не знакомы и не подходили друг к другу. Ленка крутила эту пластинку каждый день в течение последней недели. Я сначала смеялся над ней, потом просто отмахивался от этих идиотских предложений, Ленка делала передышку и начинала по-новой. Вчера я даже сказал, что если мне понадобится чувство новизны, я просто найду другую бабу, хотя бы и в Тайланде, но для этого мне совсем необязательно тащить Ленку с собой. Она обиженно надулась, а я посмеялся и решил, что она к этой теме уже не вернётся. Выходит, что я ошибался, даже у меня такое иногда случается. Сегодня с утра она начала петь ту же песню. Я только устало морщился в ответ на это.
- Ну, вот смотри, котик, я даже свой телефон специально дома оставила, чтобы мы не созванивались, и как будто незнакомы. А ты свой оставил? Я же просила тебя. – Ленка обиженно надула губки и отвернулась в сторону дверей. – Ты как хочешь, а я вот до того как встречу тебя на берегу моря, даже в твою сторону смотреть не буду. И не рассчитывай на секс до курорта. Следующий раз, когда ты прикоснёшься ко мне, будет только там, на острове, где будем только ты и я. Вот. – Она искоса, но стараясь казаться максимально серьёзной, посмотрела на меня. Я только ухмыльнулся в ответ на этот бред.
Первый этаж. Дверцы лифта тихо скрипнули, разъезжаясь в разные стороны, Ленка подхватила сумку и бегом бросилась наружу. В такси она решительно плюхнулась на переднее сидение, всеми силами стараясь показать, что она не со мной. Да, прав был Папанов – «если человек идиот, то это надолго». Я вразвалочку подошёл к такси и, не спеша, угнездился на заднем сидении. Шофер тронулся с места.
- До двадцати ноль-ноль успеем, шеф? – обратился я к водиле.
- Должны… - шофер рассеянно покрутил настройку радиоприёмника, - с утра на Ленинградке пробка была, передавали... сейчас рассосалось вроде бы. Хотя с этой Ленинградкой никогда уверенным быть нельзя... тем более новогодние праздники начинаются, все на юг едут. А у вас, когда самолёт?
- В двадцать один тридцать.
- Думаю, успеем. – кивнул водитель.
Неожиданно встряла Ленка.
- Дяденька водитель, а вы можете и машину вести, и одновременно мою честь от посягательств вон того вон, - Ленка показала на меня, - оберегать? Вы заслоните грудью мою девственную добродетель от покушений?
Бедный водила, наверное, подумал, что ослышался. Он очумело посмотрел на Ленку, потом растерянно перевёл взгляд на меня.
– Не обращай внимания, командир. – сказал я, - она у меня дамочка специфическая, иногда взбрыкивает. – Водитель похлопал глазами, ухватился обеими руками за руль, будто отгораживаясь от сидящей рядом Ленки, и сосредоточился на дороге. Ленка бросила на меня уничтожающий взгляд (на который я ответил ей хамской лыбой) и отвернулась к окну.
На Ленинградке, к нашему общему облегчению, движение было напряжённым, но вполне поступательным, так что в срок мы успевали. Это очень хорошо. Значит дальше всё пойдёт нормально. Билеты в первый класс были куплены заранее, задолго до дня вылета, комфортабельное бунгало на Ко-Самоне забронировано, деньги, билеты и документы лежали в кармане, так что беспокоиться было не о чем. Впереди десять дней отдыха от московской снежной слякоти и от тупых рож, с которыми порой поневоле приходится общаться. А ещё море, песочек, и моё Мясное Солнышко, которое покочевряжится, да будет вести себя так, как я скажу. А куда она денется с острова?
Впереди уже виднелись огни Шереметьева 2, когда мой сотовый телефон замяукал, говоря, что пришло смс сообщение. Мне почему-то стало неприятно от этого звука. Какой-то он был несвоевременный, из светлых грёз вернул меня обратно в машину. Я полез в карман за телефоном.
- Котик, ты всё-таки взял телефон? – обиженно протянула с переднего сидения Ленка. Я полностью проигнорировал её реплику и раскрыл мобильник. Сообщение меня рассмешило: «Если ты ведёшь себя как слон в посудной лавке, то хотя бы иногда оглядывайся по сторонам, чтобы узнать, чью посуду ты растоптал». И подпись – «Невропроктолог». Я ещё раз перечитал сообщение и хмыкнул. Мне сначала показалось, что написано «невропатолог», потом вчитался и понял, что нет - написано было «невроПРОКТОЛОГ». - Остро. Кто это мне такие сообщения шлёт, любопытно... Я посмотрел на номер 8. 926-446-1917. Хм, номерок-то знакомый, точно знакомый. Где-то я уже его видел. Где же, интересно? – Я сложил телефон и посмотрел на освещённое здание аэровокзала. Ну вот, почти приехали. Машин было много, народу - тоже, везде висели поздравления с наступающим праздником, перед въездом даже стояла украшенная ёлочка. Всё-таки цивилизуется наша держава - толстячок, а приятно. Я расплатился с водителем, отдав почти все оставшиеся рубли, потом мы подняли свои сумки и, не торопясь, стали пробираться ко входу в аэропорт. Да, из-за грядущих новогодних праздников народу было ужасно много. Сам Новый Год обещал быть только через пять дней, но люди уже спешили покинуть холодную Россию, чтобы там, в тропическом краю, под шум прибоя, беззаботно расслабляться под текилу в объятиях доступных местных девок. Ну что ж, каждому своё. Кому-то бабы – «пучок за доллар» и дешёвое пойло, а кому-то - 17-летний Маккалан и холёная беленькая Ленка-скотинка. У моей стервочки наверняка много заготовок, как разнообразить отдых в чувственном плане, готов спорить, одна гаже другой. Не имея возможности издеваться надо мной, (бедняжка, ну не получается у неё...) она всеми силами старается не обойти этой сомнительной честью окружающих мужчин. Отдых обещает быть занимательным.
Мы прошли контроль на входе и поднялись по эскалатору на второй этаж. Регистрация билетов на наш рейс уже шла. Мы прошли в зону оформления багажа и посадочных талонов, Ленка, демонстрируя обособленность от меня, принципиально отодвинулась в сторону и встала в конец другой очереди на рейс тайских авиалиний «Москва-Патайя». Так мы и стояли, двигаясь параллельно в разных очередях на один и тот же рейс. – Жалко, что первый и бизнес-класс не регистрируют отдельно, - с сожалением успел подумать я, когда мой мобильник снова тихонько замявкал. Пришло ещё одно сообщение от загадочного НевроПроктолога, но гораздо короче предыдущего: «Ехай, не обляпайся».
- Хм, странно, кому это надо? - Я уже начинал чувствовать глухое раздражение и смутную тревогу, как бывает, когда выходишь из дома, и вроде бы всё в порядке, но постоянно кажется, что ты что-то забыл или куда-то не успел. Не очень приятное чувство. Хотя, оно всегда так бывает - когда готовишься к чему-то хорошему, обязательно найдётся ложка дёгтя, которая подпортит ощущение праздника. Вот как сейчас... Я снова посмотрел на номер: 8.926-446-1917. – Кто же ты, уродец? – Думал я, медленно двигаясь в очереди на регистрацию. – Ладно, вернусь в Москву, пробью через знакомых, посмотрим, что за загадочный НевроПроктолог такой. – Я снова перечитал оба сообщения. Какую посуду он имеет в виду? У кого я там что оттоптал? Я мысленно перебрал в памяти последние события. Нет... Никого из серьёзных людей я не задевал. А несерьёзные... Да плевать на них! Если кто-то из мелочи, то они СМСками и ограничатся. Что им ещё делать? Мелко гадить, находясь на безопасном расстоянии. - Может пихнуть мессягу в ответ? – подумалось мне. – Да ну, много чести, – решил я, убирая телефон в карман. Подходила моя очередь.
Я перевесил сумку на другое плечо и достал билет и документы. За праздничный билет, тем более в первый класс, пришлось отвалить ого-го – всё-таки Новый Год. Покупать надо было загодя. Сейчас, например, вздумай ты улететь в тёплые страны, билетов днём с огнём не найдёшь. Все рейсы, что летят южнее Шанхая забиты под завязку, хоть в эконом, хоть в бизнес-класс. Да и «у целом по стране» в это время с билетами напряжёнка. Так что, пришлось через знакомого турагента подсуетиться заранее. Зато приятно - сейчас закончится эта нудная очередина, и мы пройдём на посадку в самолёт. Красавчик Боинг-747 тайских авиалиний уже стоит, ожидая меня. В то время, как обычное быдло будет пихаться в эконом классе, рассовывая по ящикам свои мешки и куртки, я вытянусь в просторном кресле первого класса на второй палубе и закажу себе хороший ужин и напитки в ассортименте. Отличное чувство, когда внизу копошатся обычные насекомые, а ты летишь, находясь даже на большой высоте выше них. – Надо было Ленке билет в эконом купить, - пришла в голову озорная мысль. Вот Ленка бы взбесилась, а я бы посмеивался. Ха! Вот была бы умора. - Ленка важно идёт на посадку в ВИП-салон, а вежливые стюардессы её разворачивают и, улыбаясь с плохо скрываемым презрением, тычут пальцем в эконом, где копошится с дешёвыми баулами пьяное мужичьё и их, с позволения сказать, дамы. Я представил себе Ленкино лицо и громко прыснул. Переведя дух, я покосился в её сторону – она уже прошла регистрацию и торопливо направлялась к очереди на паспортный контроль. - Ну-ну, куда ж ты так спешишь? – подумал я. – Самолёт без нас не улетит, а в дьюти-фри сейчас от народу не протолкнуться. О, идея! В самолёте надо её затащить в туалет и хорошенько отодрать. Не спеша и со вкусом, слушая её возмущённое повизгивание. Туалеты в первом классе просторные, есть, где разгуляться. Чтобы не ставила ультиматумов, о том, когда у нас будет очередной секс. Точно, так и сделаем! Будет ей полный туалет романтики и новизны.
- Ваш паспорт и билет, пожалуйста.
Я, не спеша, с достоинством, протянул и то, и другое. Измученный наплывом пассажиров, сотрудник аэропорта устало развернул мои документы и принялся щёлкать клавиатурой. А я стоял и представлял, как разложу пищащую Ленку на унитазе.
- Ласточкин Владимир, рейс TG-725, сообщением Москва-Патайя, - непонятно зачем уточнил парень за стойкой.
- Да, - я кивнул. Сотрудник кинул на меня быстрый взгляд и снова уставился в экран. Прошла ещё пара минут. Парень пялился в экран, а я стоял и скучал. Всё-таки ВИПов надо пропускать отдельной очередью на регистрацию. А то пока он найдёт меня...
- Извините, - вывел меня из раздумий голос сотрудника аэропорта, - но вашего имени нет в списке пассажиров.
Я удивлённо посмотрел на него, потом вздохнул, досадуя на тупость рядовых исполнителей и небрежно сквозь зубы процедил. – Ты не в эконом, ты в первом классе проверь. - Парень пожал плечами, - Я и там и там посмотрел. Вашего имени нет в списке пассажиров.
Я раздражённо усмехнулся. Этого быть просто не могло. Билеты в турагенстве брал я сам. Всё было заранее оплачено и завизированно. Билеты были выкуплены и находились на руках. Парень что-то путал, этого просто не могло быть. Я набрал воздух в лёгкие и медленно выдохнул. Парень смотрел на меня поверх очков.
- Проверьте ещё раз, пожалуйста, - с преувеличенной вежливостью попросил я.
- Хорошо, - парень снова уставился в экран. Народ сзади уже тихонько возмущался по поводу образовавшегося затора в очереди. Уроды, никакого сострадания к чужим проблемам. Так прошло ешё минут пять. Я уже немножко начинал нервничать из-за этой дурацкой заминки.
- Извините, - парень снова поднял на меня свои очки, – вашего имени нет в списке. Мне очень жаль.
- Послушай, дружок, - я взял в руки свой билет, - вот это что, по-твоему, билет в сортир? Я ведь умею читать, и тут написано, что это билет на самолёт, в первый класс, между прочим.
- Я всё понимаю, - парень был явно уязвлён моим тоном. – Но вашего имени нет в списке пассажиров. Я тоже умею читать, и вас я там не вижу.
- Может тебе очки купить вторые? – Какое-то противное чувство поднималось из живота к горлу. Я понимал, что это не может быть правдой, но внутри разливалось гаденькое липкое ощущение какой-то неотвратимой подлянки судьбы.
- Успокойтесь, гражданин, и не грубите. – Парень тоже начинал злиться. – Здесь нет моей вины. Возможно, вы сами отменили свой билет, и ваше место продали кому-то другому. А вы просто забыли об этом…
- Ты чё мне паришь, мужик! – у меня стали сдавать нервы. – Я что, ненормальный по-твоему? Какой, в жопу, «отменили билет»!!! Я что, полный дебил, по-твоему? Что я не помню, отменял я билет или нет? – От возмущения я уже орал в полный голос. Парень устало прикрыл глаза. В очереди начали шуметь.
- Мужчина, отойдите, если вы не едете! – Протявкала какая-то толстуха со склочным лицом.
- Вот именно, - добавил пузатый мужик с красной рожей, - не мешайте другим. Другие, в отличие от вас, едут.
- Верно, - зашумели другие, - освободите стойку! Если у вас отменился билет разбирайтесь в тур-компании, аэропорт ни при чём!
Хорошо им было так рассуждать. Я бы посмотрел на них, если бы им перед самым вылетом вдруг показали дулю вместо отдыха. Дешёвое быдло из эконом-класса, только о себе и думают. Только один человек из очереди, высокий и крепкий загорелый парень в синем свитере крупной вязки сказал миролюбивым тоном что-то вроде: «Не мешайте человеку, может это просто недоразумение и сейчас всё выяснится». Единственный нормальный среди дебилов, хотя мне от этого не легче. Что же делать? Я вскинул голову, ища Ленку, но она уже давно прошла паспортный контроль и скрылась из глаз. Блин! Я повернулся к парню за стойкой.
- Послушай, друг, - уже более спокойно обратился я к нему, - проверь ещё раз, ну, мало ли что? Может сбой в системе, а? – Но парень на мою просьбу не отреагировал, криво усмехаясь, он смотрел мне за спину. В тот же самый момент я почувствовал, как меня крепко взяли за локоть. Я дёрнул рукой.
- Спокойно, гражданин! – раздался металлический голос. Я обернулся, уже понимая, кого я там увижу. Ну, да, так и есть. Позади меня стояли два милиционера из охраны аэропорта. Я раздражённо попытался вырвать свой локоть из милицейской клешни. Не получилось, пальцы только сжались сильнее. Другой охранник сразу переместился мне за спину, готовый пресечь любое моё сопротивление. Вот б...ть!
- Что, гражданин, не живётся спокойно? Порядок нарушаете? – спросил первый, продолжая мёртвой хваткой держать меня за локоть.
- Да какой порядок?! Этот урод меня на посадку не пропускает. – Я ткнул пальцем в парня за стойкой.
- Не выражайтесь, гражданин. – Строго сказал мне милиционер, не отпуская моёй руки. – Что случилось? – обратился он к сотруднику аэропорта. Тот мотнул головой в мою сторону.
– Рвётся пройти на рейс, но его нет в списке пассажиров. Вот и всё. – Милиционер кивнул, и более ничего не уточняя, решительно потянул меня вон из очереди. Очередь одобрительно зашумела.
- Да, подождите вы! – Заорал я, вырываясь, - У меня же есть билет! Это какая-то ош... – Закончить фразу мне не удалось. Внезапно я почувствовал, как меня сзади обхватывают за шею, что-то твёрдое упирается мне в поясницу, меня выгибает вперёд, а первый милиционер делает быстрое движение рукой по направлению к моему солнечному сплетению. Дыхание моё пресеклось, в глазах потемнело, и я захлебнулся своим криком. Удерживаемый спереди и сзади сотрудниками милиции, я бессильно осел на пол.
- Так его! – сквозь шум в ушах услышал я чей-то одобрительный голос, – Расплодилось психов, нормальным людям пройти негде.
Я лежал и смотрел на грязный пол, на ботинки милиционеров и мне казалось, что всё это происходит не со мной, а я словно бы наблюдаю со стороны какое-то глупое кино. Только воздуха нет... и больно. Я лежал и разевал рот, тщетно стараясь поймать этот воздух – странное кино. Первый милиционер присел на корточки рядом со мной. – Ну что, гражданин, дёргаться больше не будем? – скучающим тоном спросил он меня.
- Не будем, - просипел я, силясь восстановить дыхание.
- Ну, тогда давайте вставать, - он потянул меня за руку наверх. Хватая воздух ртом, словно свежая рыба на разделочном столе в магазине, я кое-как утвердился на ногах. Перед глазами плыли тёмные круги. Сзади меня снова крепко ухватил за куртку второй охранник.
- Ещё раз дёрнешься, будешь в обезьяннике ночевать, понял? – сказал он мне. Я кивнул.
Я поднял свою сумку и под насмешливыми взглядами людей в очереди, блокируемый справа и слева милиционерами, вышел назад в общий зал. Мне было трудно поверить, что вот это вот только что случилось со мной. Меня не пустили на посадку, да ещё и избили на глазах у народа. Меня! Это случилось со мной! Мне хотелось думать, что это просто морок, потрясти головой и отогнать его. Однако, ни боль в дыхалке, ни сотрудники милиции, никуда не исчезали. Вместе с ними пришлось пройти в отделение, там меня посадили на скамью, просмотрели мои документы, что-то записали и, сказав больше не шалить, отпустили восвояси. Выйдя из отделения в общий зал, я устало опустился на пол и прислонился к стене. Меня всего трясло от унижения. - Почему, почему мой билет оказался отменён? Что за нонсенс? – Я залез в карман и достал телефон. Надо позвонить Ленке, сказать, что мы не едем. Я набрал её номер, но в ответ услышал лишь: «Аппарат абонента временно отключён или находится вне зоны действия сети». – Твою мать! Я ж совсем забыл, что эта дура решила оставить свой телефон дома. Вот идиотка! Теперь ждать, пока она хватится меня... - Ой, блин, - я даже застонал от отчаяния. – Она ж в свою дебильную игру играет, романтика, чтоб её... Идиотка. Тупая тварь. Скотина. Я весь кипел от позора и бессильной злости.
Я посмотрел на часы: 21.07. Сейчас полным ходом идёт посадка в самолёт. Ленка должна заметить, что меня нет на борту, бизнес-класс не такой большой. Должна заметить. Надо только подождать. Немного подождать. Я откинул голову на стену и закрыл глаза. Немного подождать.
Так я «немного подождал» до 21.30. Всё, посадка должна быть закончена и самолёт уже, наверное, отруливает от трапа. Значит сейчас выйдет Ленка и мы отправимся домой, а с утра я поеду в туристическое агенство разбираться, что это за бл...тво такое с билетами. Убью их всех, уродов. Твари, так обгадить отдых...
21.45. Ленки видно не было. Наверное, выходит из посадочной зоны. Пока предъявит документы, пока объяснит что к чему, пока выйдет... Ещё минут пятнадцать-двадцать, наверное, придётся прождать.
22.45. Я прождал час. Ленка не вышла. Я время от времени как дурак, звонил ей на мобильник, с тупой надеждой ожидая, что свершится чудо, и она поднимет трубку. Но чуда не произошло, совсем наоборот. Пришлось признать очевидную вещь – Ленка улетела без меня. Продолжая играть в свою тупую игру, она улетела одна. Вот в такие фекалины выливается тупая бабья блажь. Я сейчас ненавидел её, эту тварь, за то, что она летит в первом классе в то время, как я сижу здесь, в аэропорту, среди тупых люмпенов, простого мужичья, быдла. Они, радостные, стоят в очереди на свои рейсы, тупо ржут, мусолят в руках дешёвые билетики, передают друг другу водку в пакете. Уроды. Твари. Но они сейчас сядут в самолёт и полетят и завтра у них будет то, что по праву должно быть у меня. А я останусь здесь в этом вонючем аэропорту. Несправедливо униженный и лишённый своего законного права лететь сейчас высоко в небе и пить 17-летний Маккалан и Хеннеси Икс-О. А эти... Что они? Это тупое мужичьё даже не способно оценить аромат и вкусовой букет этого напитка. Им что - лишь бы алкоголь по дурной голове стукнул, и будет хорошо. Отребье, они и коллекционное вино выпьют залпом, а потом ещё поморщатся и пожалуются, что «кислятина». Уроды. Они недоразвитые уроды. Но они сейчас сядут в свой самолёт со своими тупыми толстыми жёнами-дурами и полетят на юг, а я останусь здесь, в этой грязной и холодной Москве. Это ведь несправедливо. Ненавижу их.
23.15. Всё, ждать больше нечего, пора домой. Я ещё раз оглядел зал с глупой надеждой, что может быть Ленка вышла и мечется сейчас между идиотов-пассажиров, разыскивая меня. Да, глупо, конечно. Никто меня не искал. Я повесил сумку на плечо и стал спускаться вниз по эскалатору. Сейчас приду домой, выпью чего-нибудь для успокоения нервов, а с утра поеду разбираться с козлами из турагенства. Я их по судам замотаю. Я этим сволочам такую антирекламу сделаю...
Но уехать домой оказалось не так просто. Почти все российские деньги я отдал таксисту по приезду в аэропорт. Осталась мелочь, с полсотни рублями. Твою, блин... За доллары таксисты ехать почему-то не хотели. Скрипя зубами, я снова отправился в здание аэропорта и стал искать обменник. Я обнаружил их аж целых три, но все они были закрыты. И на каждом была надпись, что они работают с 08.00 до 22.00. Что за тупые правила? Если аэропорт работает круглосуточно, то и обменники должны работать так же! Всё у нас через анальную жопу. Уроды!
В общем, я ничего не поменял, а таксисты за баксы ехать не хотели ни в какую. Я триста баксов предлагал, не хотят. Боятся, что фальшивые. Такое вот у этих козлов таксистское народное поверье под Новый Год случилось.
Потом мне кто-то подсказал, что можно уехать на рейсовом автобусе. На последнем. Обычном икарусе. Вот, блин, приехали. Делать-то ничего не оставалось, и я, дрожа от холода, сначала стоял на остановке с какими-то бабушками и толпой то ли турок, то ли армян и гадал, придёт автобус или нет. Автобус пришёл. А потом я ещё добрых два часа, стоя, растрясал кишки в обледенелом тарантасе до Речного Вокзала. Стоял и не верил сам себе – блин, бабла полные карманы, а еду как последний бомж. Вот жизнь, а? - На выходе заплатил 30 рублей.
Моя квартира располагалась недалеко от Речного Вокзала – хоть тут повезло. Хотя, тоже, как сказать... Возле метро стояло несколько такси, и ехать тоже отказывались. Причины было две: слишком близко (очередь они теряют, а денег не зарабатывают) и доллары, конечно. Не хотели брать, да что с ними такое? Под конец, мне, уставшему от всего пережитого, замёрзшему, голодному, пришлось унизительно умолять какого-то азербайджанца на убитой «копейке», чтобы он довёз меня до дома. Он в итоге согласился. За двести баксов! Мне уже было всё равно, лишь бы домой...
На этом мои приключения не закончились. Чтобы успокоиться, я решил выпить, но дома ни спиртного, ни закуски... ага, не было. Помня суету с долларами, я начал шарить по сусекам в поисках российских рублей. Во всяких карманах, в ящиках, в вазочке на холодильнике, где лежала всякая мелкая дребедень, я наскрёб порядка ста пятидесяти рублей с копейками. Это с учётом оставшихся двадцати. Вот и всё...
Ладно, на пару пива и чекушку какой-нибудь дрянной водки должно хватить. Раз уж начал сливаться с народом, то, видно, такова моя планида на сегодня. Уже плевать – нажрусь - и спать.
Однако с народом пришлось слиться гораздо ближе, чем я рассчитывал. На выходе из круглосуточного, немного в стороне мячили три тёмные фигуры. Я, притворясь, что их не вижу, попытался непринуждённо пройти мимо. Не получилось - один из них ловко заступил мне дорогу.
- Есть закурить? – Поприветствовал он меня дежурной фразой. Вот блин! Откуда они здесь? Зима на дворе. Ночь. Этим трём дебилам давно спать надо, какого они тут в холодину маячат...
- Не курю. – Ответил я чистую правду и попытался обойти его справа.
- Не спеши так, командир. – Другой парень встал с правого боку. На меня дохнуло кисло-прелым запахом табака и несвежего дыхания. А ещё остро запахло опасностью. Третий встал сзади. Сегодня со мной уже было подобное... в аэропорту. Но там была милиция, а эти... Свой травматик я оставил дома, людей вокруг не было, да и если бы были, какая разница, кто поможет? Я с ужасом понял, что меня сейчас будут бить и «возможно даже ногами», как Пашу Эмильевича. У меня, измученного и затравленного, начала падать планка. Эмоции с трудом удерживаемые внутри всё это время, требовали выхода. Страх и чувство зверя, загнанного в угол, ударили мне в голову.
- Поделись на пиво, командир. – Нависая надо мной, сказал первый парень.
- Хорошо, - проблеял я и, слегка сгинаясь, сделал вид, что полез во внутренний карман куртки. Спустя мгновение, рывком разогнувшись я ударил нависающего надо мной парня головой снизу-вверх в подбородок. Он охнул от неожиданности и упал на землю, а я стремительно рванулся вперёд... и тут же полетел вниз от подножки. Жалобно звякнули бутылки в пакете. Что-то разбилось. Я едва успел опереться на руки, как ощутил мощный пинок по рёбрам. Как будто поезд с разгону въехал в мои внутренности. Я хрипло хекнул, чувстуя, как сердце пытается вылететь через горло. Мне даже показалось, что меня подбросило. Но меня не отключило, я всё-таки встал, вернее, вскочил на ноги, каким-то животным инстинктом сумел увернуться от второго пинка, и вслепую несколько раз махнул пакетом зажатым в руке. Послышался удар, и скрежет разбитого стекла. Весёлый пинальщик схватился руками за лицо и страшно закричал. Я, всё ещё находясь в каком-то другом измерении, с размаху закатал ему ногой в пах и в этот момент сам поймал сильный удар в лицо. Я не упал, к моему счастью... я не знаю, кто ворожил мне, но я не упал. Я ещё раз махнул пакетом, но третий увернулся и снова попал мне кулаком по лицу. Я сделал рывок назад, парень бросился за мной и... подскользнулся.
Ноги несли меня прочь. Мне даже показалось, что у меня выросли крылья, так я быстро бежал. Заворачивая за угол, я бросил мимолётный взгляд на место сражения и успел увидеть, как один стоит на полусогнутых и шатается, а третий парень поднимает того, кому досталось по яйцам. Вернее, я потом, уже дома «прокрутил плёночку» и вспомнил то, что за мгновение успел запечатлеть мой перепуганный мозг.
Дрожащими руками я открыл квартиру, потом хорошенько, на все замки, заперев за собою дверь, опустился на стул. Я перевёл дух. Только сейчас я почувствовал, как ноют все кишки, и болит голова. Меня начинало тошнить. На подкашивающихся ногах я дошёл до ванной комнаты, взглянул на свою разбитую окровавленную рожу в зеркало и вдруг громко разрыдался. От всей этой несправедливости, от жалости к себе. От всего...
Я не знаю, сколько я так плакал, прошло минут десять, наверное. Потом, немного успокоившись, я смыл кровь с лица и, зашипев от боли, прижёг разбитые места перекисью водорода. Больно...
Губы с левой стороны оказались сильно разбиты изнутри, рассечена бровь (тоже с левой стороны), было больно дышать. Но зубы были на месте и даже, кажется, не шатались. Рёбра – я медленно вдохнул и выдохнул - вроде тоже были целы. И то радует. С одной стороны я бы хотел убить этих уродов, с другой - понимал, что ещё дёшево отделался. Мог бы там насовсем остаться. Что за день сегодня такой? Что меня ещё ожидает? Пожар? Наводнение? Русские погромы в Москве? Я постепенно успокаивался, дыхание моё выровнялось. Блин, сколько лет-то уже не плакал... Я отложил в сторону бутылёк с перекисью водорода, ещё раз взглянул на своё опухающее лицо, вытер слёзы и вышел из ванной комнаты.
В прихожей сильно воняло пивом. Я, постанывая, склонился над пакетом. Итог: одна бутылка с пивом была разбита, другая была целёхонькая, ну и водка, что ж ей сделается, была в норме. Это значит, я тому козлу по морде с размаху разбитой бутылкой въехал. Не слабо. Я впервые за последние часы улыбнулся и тут же зашипел от боли в разбитых губах. Теперь дня три-четыре придётся помучаться во время чистки зубов. Я поднял пакет, прошёл на кухню, вытащил целые бутылки, обтёр от пива и стеклянного крошева. Их я поставил на стол, а пакет с осколками выкинул в ведро.
Есть уже не хотелось, зато выпить – да. Но я всё равно открыл холодильник и посмотрел, что там осталось из еды. Так, всё скоропортящееся я выкинул перед отъездом в Тайланд. Хм, отъехал, блин... В холодильнике лежал сыр (пойдёт), кетчуп (посмотрим), маленькая баночка маринованых огурцов, Ленка покупала, вроде (тоже пойдёт), литровая полная бутылка пепси (однако, запивон) и маленький огрызок сырокопчёной колбасы. Тут надо сказать, что колбасу я с недавних пор не ем принципиально. Михалыч нам на очередной собирушке Альянса рассказывал про то, как её делают, с тех пор и зарёкся. Но сейчас она тоже пойдёт, как нельзя кстати. Хлеба не было.
Я кое-как накромсал найденное и бухнул кучей в одну тарелку. Налил себе полстакана водки и жахнул, не задумываясь. Дешёвая водка огнём ободрала саднящие губы и наждачкой проползла в желудок. Я схватил кусок колбасы с сыром, занюхал, прожевал... потом поднял глаза на пустую кухню, тёмную пустую квартиру... и снова заплакал. Мне стало так одиноко, так тоскливо. Даже мысль о том, что Ленка летит где-то там (через пару-тройку часов уже приземлится, наверное) не доставляла мне столько страданий, как это ощущение покинутости и одиночества. И я плакал. А плевать, меня же никто не видит. Минут через пять я проплакался и почувствовал себя намного лучше, бодрее. Я допил водку, открыл пиво, отхлебнул и понял, что мне уже хватит. Я встал и, забыв выключить на кухне свет, прошёл в спальню, как в тумане опустился на кровать. Кто-то в моей голове повернул выключатель, и я провалился в сон.
Утром я встал с ощущением тошноты и боли в желудке, с противным головокружением и, кажется, с температурой. Во рту был осадок от перегара и привкус крови. Нет, если на всё это обращать слишком много внимания, далеко мне не уехать. Я просто съел горсть таблеток, чтобы не отвлекаться на всякие глупости. За ночь мой организм хоть как-то, но отдохнул, психика приняла форс-мажор как данность, и настроение было мрачно-собранным. Мысли у меня потихоньку приходили в порядок. В уме начинала выстраиваться картина действий. Сегодня пятница – рабочий день. Так, первым делом в турагенство – спокойно, без криков и возмущений выяснить, что произошло с моим билетом. Второе – пробить через знакомых номерочек этого неизвестного НевроПроктолога. Я достал из ящика и внимательно осмотрел свой травматический «макарыч», искренне жалея, что это не настоящий боевой ПМ. Я ещё давно, сразу после покупки, отдал его одному знакомому специалисту, который путём нехитрых действий усилил его травматический эффект. Патрончики тоже были из «особых». Вместо обычных пятидесяти джоулей на выходе - сто двадцать. Из него я теперь готов всадить в харю каждой сволочи на пути. С некоторых сторон травматик даже лучше – его потом по резиновой пульке отследить невозможно. Как говорит тот же специалист по оружию, дядя Федор – «жизнь хороша, когда есть ППШа». Я поднял пистолет на уронень глаз и представил, как буду стрелять. Да, именно так – в харю! Вы думаете, я не смогу убить?
Вы меня плохо знаете.
Я помню...
С Илюшей Гориным отношения не заладились с самого начала. Он был такой весь... очень деятельный, никогда не сидел на месте. Сам открыл свою фирму по продаже канцелярских товаров из Китая, затем занялся одеждой. Потом на заработанные деньги выкупил какой-то развалившийся колхоз в Калужской области и начал заниматься свининой. Так он вышел на нашего «мясного» Михалыча, сумел с ним подружиться и даже влезть в эту сферу. Однако этого ему показалось мало, и кроме мяса, он начал организовывать «охоты». Да, именно так, в кавычках - «охоты». Милое, как оказалось, дело. Илья с Михалычем сначала дали маленький толчок, а дальше само пошло. Из нарождающегося среднего и «выше среднего» класса многие, пользуясь достатком, напокупали себе всяких ружей и карабинов, кто для самообороны, кто для охоты, и, конечно же, им очень хотелось пустить новую игрушку в дело. Ну, постреляли по бутылкам в лесу да на даче, но ни преступники, ни тем более дичь сама на выстрел не шла. Даже вороны – ушлые твари, при виде человека с «палкой» разом поднимались в небо. А ходить на настоящую охоту, это, извините, не каждому по плечу, да и по времени накладно. Так что пылились ружьишки, а гормон играл. Особенно пользовался любовью у «средних не очень новых русских» карабин Сайга-410. А что? Выглядит почти как автомат Калашникова, но сам по себе - гладкоствол. То бишь, по сути, охотничье ружьё. Разрешение получить легко. Покупает себе этот финансовый середнячок такой вот мальчиковый фетиш, и начинают у него чесаться ручки, завалить из него что-нибудь серьёзное. Поехать в тайгу и походить там пару-тройку суток, кишка тонка. А к зверю ещё незаметно на выстрел подойти надо... Ну не принимают лоси и косули кредитные карточки, ну тупые звери, что с них взять? Вот и предлагали таким, поохотится недалеко, в обширной лесополосе возле, якобы, заброшенного колхоза «Ленинский Фонарь», простите «Свет Ильича». Сочиняли сказку, что, мол, кабаны портят посевы и пугают нежных жителей из окрестных деревень. И особенно, про то, что завёлся там страшный зверь – ну просто огроменный кабан, прям как в песне - «то ли буйвол, то ли бык, то ли тур». И вот, значит, едет такой вот бизнесменчик-середнячок, лелеет в руках свой «автомат», горит желанием пристрелить зверя. В настоящей охоте, этот дядя понимает примерно столько же, сколько, допустим, в китайской грамматике. А работнички Ильи его по ходу накручивают. Страшный, мол, кабан, в прошлом месяце деревенского охотника порвал, тот еле жив остался, и далее в том же духе. Привозят они его в деревеньку, там встречат местный мужик (гид-экскурсовод, ага), идут они в баньку и... «ну, за охоту!». Когда осоловевший клиент засыпает крепким алкогольным сном, берут его Сайгу и меняют патроны с пули на мелкую дробь, причём подчас чередуя с пустышками (всё зависит от лохоуровня клиента). Сначала так не делали, но в целях экономии пришлось пойти на этот шаг - «дикие вепри» стали быстро заканчиваться.
Про свиней особо сказать надо. Это только на картинках они такие розовые и нежные, а в реальности этих самых свиней тьма сортов и видов, и некоторые из них выглядят весьма устрашающе, я уже не говорю про «мальчиков». Этих за год-полтора до двухсот килограмм раскормить можно. Выглядят они очень внушительно. Чёрные, здоровые, то ли хрюкают, то ли рычат - поди разбери.
Вот, а поутру, клиента будили ни свет - ни заря, давай, мол, в засаду - кабаны на жировку вышли. Тот, невыспавшийся, мало чего соображает, ещё и похмелье его точит, но, деваться некуда. Он встаёт, выпивает заботливо поданный рассол, одевается и идёт с местным в лесок. Сначал его поводят с пяток километров по округе, потом посадят «в засаду». Сидят они в кустах возле «кабаньей тропы», час проходит, полтора. «Охотник» уже клюёт носом, а «егерь» условленного часа ждёт.
И вот дальше начинается самая фишка. Наступает тот самый час, когда кабана «Мишку» или там «Пантелеймошку» выпускают «на тропу». Кабанчик, хоть и здоровенный, но кастрированный, нрава самого мирного, весело трюхает себе по известному ему маршруту, подбирая по пути кусочки чёрного хлеба, пропитанные чем-нибудь сладким. А наш охотничек уже заскучал, зевает, ему хочется поболтать, покурить и уже приходят мыслишки о том, что может зря он это всё затеял, может плюнуть на всё, да ехать домой... И тут вдруг на тебе! Из ельника, грозно топорща пятачок, вылезает огромная чёрная зверюга. Годовалый свин эдак на полтораста килограм. Подозрительно хрюкнув на сидящих в кустах людей, кабан чапает себе мимо. У «охотника» первую секунду шок. Потом он старается подавить в себе желание бежать далеко отсюда, и только в третий момент он судорожно пытается схватить ружьё, которое за ненадобностью уже успел прислонить к берёзке. И вот, наконец, оно в руках, приклад кое-как находит плечо. Выстрел. Как правило, мимо. Кабан замирает и с удивлением пялится на кусты. Второй, ба-бах! Третий! Дробь, расчитанная на уточку, как кипятком обдирает щетинистый бок «грозного вепря». Ужастный зверь издаёт не менее ужасное «Уи-и-и-и!!!» и бросается наутёк, в заросли, подальше от «меткого стрелка», домой, то есть в родной загончик, откуда был выпущен всего полчаса назад.
– Подранок, - сурово морщится «егерь», - Здоровый зверюга, жаль ушёл.
Всё. Охота окончена. «Охотник» дрожащими руками достаёт сигарету. Пытается прикурить. Потом с «егерем» они ещё с часок ходят по лесу ища следы крови. Обычно не находят. Но всё равно, у стрелка полные штаны радости и, конечно же, чувство, что в «следующий раз» обязательно повезёт.
Бизнес пошёл хорошо. Местные мужики с удовольствием нанимались к Илье разводить свиней и «ставить на маршрут». Единственно, что стройные ряды вепрей всё равно несли потери. Патроны не каждому удавалось подменить, да и порой нужно было, чтобы клиент оставался с добычей. Брали с них тоже прилично. В прейскурант входило и застолье, и банька, и услуги «егеря».
Далее об Илье. Наладив лоховскую охоту, он переключился уже на настоящую. В Московской и близлежащих областях, оказывается, немало мест, где есть зверьё. Илья сам увлёкся охотой по-взрослому. Ходил на волков с загонщиками. Параллельно привлекал к этому делу некоторых из нашего Фонда. Я уже говорил, что наши отношения как-то сразу не заладились. Ко мне Илья относился вроде бы ровно, но время от времени демонстрировал какую-то... не знаю, брезгливость, что ли. Не явно, а так, исподволь. Меня это поначалу не особо задевало, он мне был никто, не сват, не брат. Но как-то, на одном из собраний Альянса он дал себе волю чувствительно меня задеть. Выразился так... то ли бездельником, то ли маменькиным мальчиком меня назвал. Мол, он весь такой деятельный и вообще, неутомимый трудяга, а я диванный юноша, испорченный деньгами. Что-то в этом роде. Ещё не прямое оскорбление, но уже близко к вызову. И это меня задело сильнее. Потом прошло время, и собрались мы на охоту. На тетерева. Меня Лопатин Юрка потянул, он со мной тогда немного дружил, ну и с Ильёй тоже сходиться начал. Нас было пятеро на той охоте. Клим Борисович, Юрка, я и Илья со своей девушкой. Та тоже охотницей-рыболовкой оказалась. Илья, когда увидел, что я тоже пришёл, демонстративно скривился, но ничего не сказал. Перед выходом он долго и нудно объяснял нам правила охоты и стрельбы по тетереву. Что-то про тетёрку, про квохтание и ещё какую-то чушь. На меня он специально не смотрел, словно бы меня здесь и вовсе не было, поэтому я тоже к нему в рот не заглядывал. Встал себе в сторонке, вроде как плевать мне на то, что он говорит. Мне и правда, плевать было. Шарились мы по лесу долго, растянулись в цепочку, я с его девчонкой рядом оказался, ну перекинулись мы парой слов, что тут такого? А Илья шел, и взгляды косые на нас бросал. Меня это только радовало – пусть побесится, кто мне запретит с девушкой общаться, тем более она сама начала...
Потом мы тетеревов подняли. Они заухали, захлопали крыльями и на деревьях расселись. Все в жёлтой листве попрятались, а один давай каркать, надрываться. Наши стоят, глаза на деревья пялят и не стреляют, птицу, будто и не видят. Ну, я поднял ружьё, да по этой каркунье и засадил с обоих стволов. Попал, только перья полетели в стороны. И вот тут Илья повёл себя странно. Он отшвырнул своё ружьё и с матюками бросился ко мне, схватил за грудки и начал мне что-то орать в самое лицо. Я ничего разобрать не мог, попытался его от себя оттолкнуть, но он, мудила, подсёк меня ногой и швырнул на землю. Я от испуга и неожиданности так растерялся, что просто молчал. Клим Борисович и Юрка, конечно, вмешались, оттащили Илью, стали нас успокаивать. А я ничего понять не мог. Мы ведь на охоте, что ж такого произошло?
Юрка Лопатин мне потом объяснил, что перед выходом Илья нам именно подобную ситуацию и разжёвывал. Когда в воздух поднимается выводок – тетёрка со взрослыми уже детёнышами-тетеревами, то они рассаживаются на деревьях и тетёрка начинает квохтать, мол, сидите не высовывайтесь. В тетёрку стрелять нельзя, хрен знает, почему, но нельзя. Бьют мальчиков-тетеревов, но их надо разыскать на дереве, незаметно подкрасться на выстрел и тогда уже стрелять. Это было как раз то, что я так старательно прослушал. Но к Илюше Горину я с тех пор воспылал самой лютой ненавистью. За его заносчивость, за моё унижение. Он подошёл ко мне на следующей встрече Альянса, попросил прощения, сказал, что перенервничал накануне из-за своих дел в бизнесе. Мы пожали руки и разошлись. Но я его не простил. Я решил, что за такие фокусы ему полагается заплатить. И однажды я нашёл случай с ним поквитаться. У меня так интересно устроен мозг, что как только ему ставится задача, через какое-то время он сам выдаёт решение. Не надо напрягаться, не надо чертить графиков или устраивать напряжение интеллекта. Поставил задачу и отвлёкся. Потом, через какое-то время, от пары минут до пары недель голова сама выдаёт решение. Не всегда обычное, я оговорюсь, но всегда верное. Если, конечно, не морщить нос и не пасовать перед мещанской «моралью».
Я решил убить Илью Горина. Заодно и себя испытать, посмотреть, смогу ли. Да-да, прям по Достоевскому – «тварь я дрожащая или право имею». Главное, что и понимание, как это сделать, пришло само собой. Всё было просто, до банального просто. Это в фильмах показывают хитроумные комбинации по устранению кого-то там. Я же далеко ходить не стал. Чтобы убить человека, который про твоё намерение понятия не имеет, никаких изысков не требуется. Чем проще, тем лучше.
И как только я решил это сделать, мне сразу стало легче. Раньше, думая об Илье, я как бы говорил себе в уме: «Это тот человек, который меня унизил». Теперь же, встречая его на общих собирушках или ещё по каким делам, я говорил себе: «Это тот человек, которого я убью». Мне от этого было гораздо веселее.
Для начала я выждал время. Пусть всё хорошенько забудется, лишние ассоциации в головах у людей мне не нужны. Потом устроил всё, как обычное нападение шпаны. Подкараулил ночью Илюшу в закутке возле его дома, дал ему хорошенько битой по затылку, когда он закрывал свою машину. И вот, увидев его, даже не охнувшего, валяющегося у моих ног, я припомнил ему всё. Отвёл душеньку. Потом, чтобы отвести подозрения, забрал его бумажник, телефон, барсетку и прочую мелочь. Хотел даже забрать ключи и угнать его тачку, но решил, что это будет уже перебор. Я вернулся к своей машине, которую оставил аж за два квартала от места событий. Кошелёк с барсеткой выкинул в мусорку по пути, биту скинул туда же. Сердце весело билось во мне. – Йес! Йес! – радостно повторял я. – И нисколечко не страшно! Получил, гад, от маменькиного сыночка? Отбивная по-охотничьи...
Однако вышел прокол - Илья не умер. Врачи сказали, что, не считая ушибов и гематом, у него повреждён позвоночник, сильное сотрясение мозга и перелом правой ноги в области голени. Он оказался крепче, чем я думал. Вместе с Юркой Лопатиным мы даже сходили к нему в больницу. Я точно знал, что меня он видеть не мог, я ведь бил сзади, но какое-то тревожно-тянущее любопытство так и влекло меня к нему снова и снова. В больничной койке он был такой тихий и благостный, ну просто как сестра милосердия на пенсии. Куда подевался весь его гонор? С тех пор, про себя, я начал называть его не Ильёй, а Илюшей. Так как я к нему заходил достаточно часто, мы почти подружились, а вот Юрка Лопатин что-то к Илюше с тех пор подостыл.
Когда Илюша Горин пересел с больничной койки на инвалидную коляску, он первым делом отправился в церковь. Долго говорил о чём-то с батюшкой, молился. Откуда я это знаю? Так я сам его туда и привёз. Теперь в этой церкви Илюша частый гость. Я его уже не вожу, он как-то сам добирается, кажется, водителя нанял. Долгое время очень грустный был, всё переживал. А потом ничего, потихоньку к делам своим вернулся. Стал приезжать на ежемесячные собрания нашего Фонда. Я смотрел на него, такого тихого, и всё не мог для себя понять: как же всё-таки лучше - если бы я его убил, или так, как вышло?
Сейчас... Декабрь 2004
Это турагенство частично принадлежало одному из членов нашего Альянса, Анне Абрамовне. Мы звали её Анна Корефановна. То ли от того, что, по её собственному утверждению её отец был корифеем в какой-то там науке, то ли корефаном кому-то из советского правительства, то ли ещё почему, но большинство из нас не знало её настоящего отчества. Для всех она была Анной Корефановной. Она очень удачно вложилась в прошлые годы в туристический бизнес и так заключила договор с партнёрами, что, по сути, не рискуя, имела долю в этом деле. Агентство тоже очень известное, я бы даже сказал, слишком известное, чтобы я называл его вслух. Это отделение, куда пришёл я, находилось на Якиманке и обслуживало всех желающих из нашего Фонда. Не то, чтобы оно было особенным, просто сложилась такая практика, что все мы обращались именно туда. С лёгкой руки Анны Корефановны, разумеется. Я припарковал свой джип возле мебельного салона «Крафт» и бибикнул сигнализацией. Протопал мимо девушки на входе и сразу зашёл в ВИП-зал. Позвал знакомого менеджера. Сдержанным, почти ласковым тоном осведомился обо всём этом уродстве. В ответ меня сразу же огорошили. Оказывается, я сам позвонил и отменил свой билет. Вот так-вот!
- Владимир Сергеевич, я сам отменил ваш билет, вот этими вот руками. – Менеджер Никита, худенький белёсый мальчик, потряс кистьми рук. Руки бы эти ему отрубить... – Разве это были не вы? Вы позвонили и сказали, что это вы... – Он растерянно хлопал ресницами.
- Никита, это был не я. – С сухостью в голосе ответил я ему.
- Тогда я ничего не понимаю. – Удивлённо протянул менеджер.
- Я тоже ничего не понимаю, Никита. Поэтому и пришёл, чтобы понять. Вот и объсни мне, как это ты, без моего ведома, отменил мой билет, который я купил заранее. Через тебя же, между прочим, и покупал. – Не сводя с него угрюмого взгляда, процедил я.
- Владимир Сергеевич, - в отчаянии вскричал Никита, - я же вас лично знаю, вы всегда к нам приходите, вас Анна Абрамовна рекомендовала. Я ведь и подумать не мог, что это не вы. Вы позвонили, сказали, что из-за срочных дел не можете лете..
- Никита, сколько раз повторять – я не звонил! – Уже в голос рявкнул я. Никита осекся, судорожно вздохнул и закивал.
- Да... да, в смысле человек, назвавшийся вашим именем, сказал, что из-за срочных дел он не может лететь и попросил отменить его билет. То есть ваш билет. Вот...
- Та-а-ак, Никита, дружочек, я ещё раз официально заявляю, что это был не я. У меня не было никаких срочных дел, никуда я не звонил и ничего не отменял. Ты меня понимаешь?
- Тог.. тогда, кто же звонил? – по-детски глядя на меня, спросил менеджер.
- Никита, я не знаю. Я знаю то, что вчера в аэропорту мне пришлось пережить. Сначала был скандал у регистрационной стойки. Потом меня отлупили менты...
- Мамочка родная, это они вас так? – спросил Никита, глядя на моё лицо.
- Нет, это после них... Потом моя девушка улетела без меня, а я добирался домой на народном автобусе. И мне, между прочим, очень обидно от всего этого, - чеканя каждое слово, и глядя ему в глаза, со злобой произнёс я.
- Ой, мамочки, – испуганно по-бабьи протянул Никита.
- Да, вот именно, – согласился я с менеджером. – И что же мне теперь делать, скажи-ка, дружочек. – Сверля его глазами, спросил я.
- Простите, пожалуйста, - промямлил худенький Никита. – Я и подумать не мог... – Он беспомощно посмотрел на меня и упёр глаза в стол. Не хватало, чтоб он ещё расплакался. Наконец он поднял на меня свои глаза и, заикаясь, выдавил. – Это моя вина, я сообщу об этом Анне Абрамовне. Я готов понести ответственность. – Он весь съёжился и снова опустил глаза.
- Ага, тебя за такой косяк вышвырнут на улицу с волчьим билетом. В другое тур-агенство тебя уже не возьмут. И поделом, если ты Ви-Ай-Пи клиентов так кидаешь! – Я, вспоминая вчерашние события, понемногу наливался холодной яростью. Значит, кто-то позвонил и отменил мой билет. Позвонил, представился моим именем, а этот тощий дурачок решил, что это я. Вот, значит, какая штука.
- Так, а что стало с моим билетом? Не мог тот человек поехать вместо меня? – спросил я его.
Никита затравленно посмотрел на меня, подумал и помотал головой. – Вряд ли. У нас в такие напряжённые сезоны всегда стоит огромная очередь. Заявки на билеты постоянно поступают. А на этот рейс они были раскуплены, ещё за месяц до отлёта, и очередь выстроилась сразу. Причём не только в нашем агенстве. Звонивший человек мог только отменить ваш билет, но гарантии, что он достанется именно ему или кому-то конкретному, не могло быть. За билетами следит очень много агентов, кто и для кого выхватит освободившийся билет, предсказать нереально. В нашем случае, даже я, отменяя ваш билет, вряд ли смог бы перебить его на другое лицо. Ну... в принципе смог бы, но с нарушениями. Система сама как-то срабатывает в этом случае, исходя из принципа очерёдности. Тот, кто позвонил, наверное, просто хотел отменить билет, а сам бы он не смог им воспользоваться.
- А когда был звонок? – спросил я. Никита потёр лоб.
- Ну-у, не знаю, примерно с неделю назад. Да, где-то так...
- А что ещё сказал звонивший? – я подался вперёд. Менеджер пожал плечами.
- Сказал: «привет, Никита», это я, мол, Владимир Сергеевич... дела срочные, мол... не смогу поехать, такая вот жалость. А! Ещё продиктовал номер рейса и дату вылета, чтобы я легче мог найти... и номер загранпаспорта.
- Он знал номер моего загранника? – переспросил я.
- Ну да! И номер рейса тоже. Поэтому-то у меня ни тени сомнений не возникло, – с жаром воскликнул Никита.
– Оп-ля! - сказал я себе, - вот это уже интересно, это уже гораздо серьёзнее. Когда кто-то располагает о тебе такими сведениями... поневоле становится неуютно.
- Никита, - спросил я, глядя ему в глаза, - скажи, кто-нибудь из персонала мог узнать и дать налево эти сведения?
Никита пошмыгал носом и сказал, - у нас предусмотрены административные и даже уголовные санкции за разглашение личной информации клиентов... но теоретически, любой наш сотрудник мог бы это сделать.
- Разве с Ви-Ай-Пи работает не ограниченное количество персонала?
- Всё так, и файлы ВИП-ов тоже хранятся отдельно, но в случае какой-либо неполадки, допустим, работник, обслуживающий туры ВИП-ов заболел и не вышел на работу, к файлам может иметь доступ рядовой сотрудник. Ну... чтобы обслужить, – с виноватым видом пояснил менеджер Никита.
- А мой файл только здесь хранится или с любого компа в любом филиале можно его найти?
- Нет, что вы, только здесь. – Никита показал на компьютер в углу стола.
- А за последнюю пару месяцев ты болел, или кто-нибудь сменялся? – Мне показалось, что сейчас можно зацепить конец ниточки. Но менеджер отрицательно покачал головой.
- Нет, ноябрь, декабрь и январь – очень горячие месяцы. Все ведь едут отдыхать...
- Угу, кроме меня... – вставил я ремарку.
- Что? ... а ну да, ...простите. – Никита снова замялся, поёрзал на стуле и продолжил, - вот... и из нас никто не болел и не уходил в отгулы. Начальство в эти месяцы болеть запрещает.
- Значит, болеть нельзя, а клиентов в дерьмо кидать можно. – Задумчиво произнёс я, глядя менеджеру в область переносицы. Он снова дёрнулся, и мне показалось, что он готов расплакаться.
- Значит так! – Я встал, собираясь уходить. – Есть у тебя возможность слегка загладить свой косяк. Первое – узнаешь, когда и с какого номера был этот звонок. А второе – мне всё равно как, достаёшь мне такой же билет, и чтобы я улетел сегодня-завтра. Ты меня понял?
- Но это невозможно, - Никита вскочил из-за стола и, заламывая худые руки, потянулся ко мне через стол. – Сейчас из-за праздни...
- А мне плевать, - я схватил его за грудки и рванул на себя, отчего бедный менеджер просто шлёпнулся животом на собственный стол. – Мне плевать, - повторил я, глядя в его круглые голубенькие глаза. – За то, что ты сделал со мною, сука, я не просто добиться твоего увольнения должен. За то, что мне пришлось пережить по твоей милости, козёл, я ещё и твою жизнь в кошмар превратить обязан. – Продолжал рычать я в белое лицо Никиты. - Хочешь, чтобы парни с битами тебе все ноги переломали в твоём же подъезде, чтобы сожгли твою новую квартиру или бабе твоей аппендицит через жопу удалили? – Так вот, это всё будет, если ты, сука, не достанешь мне билет. Понял?
Лицо менеджера было белым. Он смотрел на меня, не отрываясь своими широко раскрытыми глазами, и быстро-быстро кивал головой. Никита совсем недавно купил в Кунцево двухкомнатную квартиру в кредит. Кредит этот ему предоставила Анна Корефановна. И если он сейчас потеряет работу, это значит, что квартиры, куда он недавно перевёз невесту из своего Мухосвинска, ему не видать, как своих ушей. Снова окажется на улице, да ещё и без работы. На счёт пожара и аппендицита его бабе, я, конечно, добавил для красного словца, но с битой встретить его в подъезде я мог бы запросто. И если этот халдей не достанет мне билет, я, скорее всего так и сделаю.
- У тебя есть, скотина, шанс немножко подправить ситуацию. Мне нужен билет в Тайланд на сегодня-завтра. Ты меня хорошо понял? Ладно, - немного смилостивился я, - продолжая держать его за грудки на его же столе – хрен с тобой. Это может быть и не бизнес класс, а простой эконом. Но чтобы быстро. Сегодня-завтра. Понятно? – Никита лежал, замерев на столе и лихорадочно кивал. По его лицу катились слёзы – прорвало, наконец. Вид плачущего менеджера, невольного виновника моих бед, слегка пригасил мою злобу. Стало легче.
- Ладно, - сказал я, отпуская его, - хватит ныть. Давай, утирай сопли, и за работу. Найдёшь мне билет – всё забудем, даю слово. А не найдёшь... ну ты в курсе.
- Но Вла.. Владимир Сер-р-ргеевич, - заикаясь, выдавил он, - ка... как же я смогу достать билет, их же выкупают за месяц. Их нет, вы поймите, нет. Сейчас Новый Год.
- Ну, ведь кто-то отменил мой. Вот и ты отмени чей-нибудь. Или с пересадкой найди, мне плевать. Но, крайний срок – завтра, я должен вылететь. Иначе, сам знаешь.
- Хорошо, - пролепетал он, вытирая слёзы и успокаиваясь. – Я приложу все усилия, чтобы достать вам билет.
- Ну, вот и славно. Так бы сразу. – сказал я, разворачиваясь к двери. – Как найдёшь, сразу звони, мой телефон ты знаешь.
Хорошо, что ВИП-зал был с хорошей звукоизоляцией. Анна Корефановна, умница, распорядилась сделать, иначе всё тур-агенство было бы в курсе моих дел. Так, хорошо, пошли дела кое-как. В Тайланд этот щенок мне билет достанет, я не сомневался. Это в его интересах. Хотя закинуть удочку на счёт билетов и через других знакомых не помешает. Я вышел на улицу, сел в машину, достал телефон и задумался, кого бы ещё попросить. Перебирая в уме знакомых, я по ошибке нажал кнопку приёма сообщений. Мобильник пикнул, и на экране высветилась последняя мессяга – «Ехай, не обляпайся. Невропроктолог». Ах ты ж... Ёшкин кот! Я ведь про этого Проктолога совсем забыл! Уж не он ли ручку приложил к моим бедам? А что, очень похоже. Я ещё раз перечитал эти два сообщения. Так, ну ладно, с другими «билетными» друзьями повременим, сейчас важно узнать на ком висит этот номерочек – 8.926-446-1917. С этим не в пример легче будет, так что сейчас узнаем! Я зашёл в «телефонную книгу» и набрал один номер. Гудки шли долго. Я уже начал переживать, когда на том конце сняли трубку.
- Алло, Виктор Палыч, это Ласточкин беспокоит. С наступающими вас... Ага, спасибо. Никуда не едете на праздники? А-а... Сегодня улетаете? Ах вот как... Да-а, Гаваи - это мощно! Так мне повезло, что застал, ещё бы пара-тройка часов и всё? Ха-ха! Виктор Палыч, не в службу, а в дружбу, пробейте один номерочек 8.926-446-1917. Да, очень надо. Срочно, Виктор Палыч. Да. Что? В течении получаса? Ага. Отлично! Спасибо. Буду ждать.
Ну вот, все куда-то летят. А я тут, как говорит Мягков - «в Ленинграде, на полу...». То есть в Москве, конечно, но суть дела от этого не меняется. Ладно, номерочек я узнаю очень скоро. А сейчас, без лишних дёрганий надо ехать домой и попытаться ещё поспать, а то, что-то я себя не очень...
*****
По дороге домой я заехал в банк и снял со счёта двадцать тысяч рублей наличными. Доллары и кредитная карточка, конечно, дело хорошее, но и рубли, как показывает жизнь, сугубо неплохо иметь при себе. Я уже подъезжал к дому, когда мне перезвонил Виктор Павлович.
- Алло, Володя! – загудел в трубке его бас, - ты, часом, не дурачишься?
- Не понимаю, Виктор Палыч, при чём здесь «дурачишься»?
- Ты что меня попросил выяснить? Номер телефона? – В его голосе чувствовалось раздражение.
- Ну да, именно так - выяснить, чей это номер. А что случилось, в чём дело?
- Да в том, что это твой номер телефона. Владелец - Ласточкин Владимир Сергеевич, адрес твой, домашний телефон тоже твой. Ясно?
- Вот это, да! – Я был удивлён и растерян не меньше Виктора Павловича. - Виктор Палыч, алло! Я об этом понятия не имел, правда. Не сердитесь, тут никакого дурачества нет. – Наверное, мой голос и вправду звучал удивлённо, так что Виктор Павлович сразу подобрел.
- Ну, раз так, то ладно!
- Спасибо, Виктор Палыч, вы меня жутко выручили. Ещё раз с наступающим вас. Счастливо отдохнуть. – Сказал я.
- Ну и тебя туда же, Володя, – пожелал он мне и повесил трубку.
Я заехал на огороженную стоянку позади своего дома, поставил машину на её постоянное место, заглушил двигатель и призадумался. Интересная штука получается. Кто-то пишет мне мессяги с моего же номера. Да, теперь я вспомнил, что это мой номер. Не случайно, тогда в такси, он показался мне смутно знакомым. Я уж пару лет как поменял тариф, соответственно и СИМ-карту тоже. Тот старый номер был «лоховской» - народный. В нашем кругу принят другой тариф. Значит, когда я поменял номер, кто-то тихонько упёр мою СИМку. Стоп, нет. Я за последние два года сменил три или четыре модели телефона. Каждый раз я переставлял свою карту на новый аппарат, а та старая... куда же она делась?
Вспомнил. Тот телефон ведь куда-то пропал вместе с СИМ-картой. Точно. У меня просто пропал телефон. То ли потерял, то ли украли. Да-да, я ещё тогда подумал, что это к лучшему, так как всё не мог собраться и дойти до салона, чтобы поменять тариф. Поэтому, по поводу пропажи телефона я не особо переживал. Так, а теперь, что у нас получается? А получается, что кто-то, два, или около того, года назад украл мой телефон, а сейчас шлёт мне гадкие сообщения. Причём в тот день, когда мне надо было улетать. Нет, не так – неделю назад кто-то отменяет мой билет, система его моментально сдаёт другому клиенту (если верить Никите), а перед вылетом мне приходят мессяги с моего же старого номера, про который я совершенно забыл. Можно ли допустить, что это одно и то же лицо? Конечно, очень уж хорошо одно на другое накладывается. Тогда как у моего недоброжелателя, у Проктолога, (назовём его пока так) оказался мой номер телефона? Случайно так совпало? Или он ещё тогда, два года назад, планировал сделать мне каку? Если верно первое, то очень странно всё выходит. Кто-то ворует или находит мой телефон, (причём точно зная, что это именно мой телефон) а потом, после двух лет, (непонятно зачем) отменяет мой билет и шлёт всякие гадости про слона и посуду. Но почему? Мстит? По контексту первого сообщения выходит, что я больно отдавил кому-то посуду... Но когда? Два года назад или недавно? Если два года назад, то почему ждали до вчерашнего дня... Хотя нет, не до вчерашнего, а до недели назад. Выжидали момент? Целых два года? Вряд ли... Серьёзный человек нашёл бы способ поквитаться со мной. Скорее всего, это кто-то несерьёзный. Один звонок и пара сообщений. Хотя, стоп! Как тогда он узнал номер моего загранника? Я, кстати, получил новый загранник совсем недавно. Прошлые пять лет истекли... А новый загранник вышел с новым номером. Это в Америке, тебе продлят твой загранпаспорт с тем же номером, но у нас не Америка, у нас Россия. И чтобы узнать номер моего нового загранника, надо было подойти ко мне близко в течение последних месяцев. К тому же Никита сказал, что звонивший назвал ему и номер рейса, и номер билета. Хм, что-то непохоже на несерьёзного. И номер загранника, и мой номер билета, и, наконец, мой старый телефон. Телефон... телефон...
Вспомнил! Вот ведь ещё что - по поводу пропажи телефона... я ещё подумал тогда, что модель не жалко, а СИМ-карта аннулируется через три месяца. Если с неё не звонить, разумеется. Как у нас воруют телефоны? - Выбрасывают хозяйскую СИМку, ставят свою и пользуются, сколько влезет или продают. Карту всегда выбрасывают, она просто никому не нужна. Всё так, но моя старая СИМка, как мы видим, действует. - Что это может означать? – Да то, что тот, кто украл мой телефон два года назад, не давал моей СИМ-карте загнуться. Он аккуратно, не реже одного раза в три месяца делал с неё звонок. На любой телефон. Куда угодно. Просто посылал сигнал. И всё! То есть он это делал в течении двух лет, ожидая, когда подвернётся удобный момент? Так что ли? Хм, выходит, что так. – Я почувствовал, как на лбу выступил пот. Кто-то уже два года делает круги вокруг меня. Кто-то очень терпеливый...
- Стоп, - сказал я себе. - Не надо пока делать далеко идущих выводов. Возможно, все эти нестыкухи имеют другое толкование. Значит так: поднимаемся домой, обедаем, не спеша раскладываем все факты и спокойно думаем ещё раз. От мысли, что за мной могут следить, мне категорически не хотелось обедать в людном месте, к тому же моё состояние не располагало к выходу «в свет».
Так, а продуктов-то дома нет. За ними в магазин надо идти. Тьфу ты, блин! Я встал, закрыл машину и направился в сторону круглосуточного. Конечно, сразу вспомнилась вчерашняя драка возле магазина. Да, давненько со мной такого не случалось... Сейчас была не ночь, а день-деньской, но всё равно, я достал свой травматик, проверил, есть ли патрон в стволе и расположил его удобнее, чтобы сразу можно было выхватить и открыть огонь. Подходя к круглосуточному, я издалека видел, что никаких сомнительных личностей там не маячит, идёт обычная магазинная суета. Снуют тётки с авоськами и сумками. В общем, ничего подозрительного.
В магазине я взял бутылку дорогого коньяка, бутылку хорошей водки, несколько пива. Потом в хлебном отделе положил в тележку буханку свежего тёмного хлеба, ещё купил пару палок сырокопчёной колбасы, красной рыбы, сыра и сосисок. Я вообще-то не ем такие «народные» продукты, но сейчас у меня было ощущение, будто моя крепость подвергается осаде и надо запасаться всерьёз и надолго. Не до чистоплюйства, в общем. Затем, не забывая искоса поглядывать по сторонам на предмет возможной слежки, я прошёл в другой отдел и взял две полуторалитровые бутылки с квасом и одну с лимонадом. Дальше были какие-то конфеты, пачка чаю и бублики. Ну, и напоследок я взял две упаковки йогурта, пять консервных банок с тушёнкой, три с кукурузой и три с тунцом. Так, вроде всё. Тележка была полна доверху. – Ничего, - успокоил я себя, - до дома недалеко. Зато затаримся сразу и надолго.
Когда десять минут спустя, я шёл домой, неся в руках два тяжеленных пакета, то, проходя мимо места вчершнего побоища, я, к своему злорадству, увидел кровь на утоптанном снегу. Достаточно много. Это не могла быть моя кровь, это того козла, которому досталось пакетом с бутылками по морде. Сильно я ему разворотил, видать... В другой раз думать будет, прежде чем на мирных прохожих нападать.
Внезапно мой мозг обожгла очередная неприятная мысль. – А что если это всё: мой невылет и наезд этих козлов - звенья одной цепи? Что, если они ждали именно меня? – поражённый этой новой мыслью, я ещё раз оглянулся по сторонам. Вокруг всё было спокойно.
- Стоп. Нет, не может быть. Если бы расчёт был на моё бренное тело, то они ждали бы рядом с подъездом. Они не могли знать, что нелёгкая понесёт меня в магазин. Я ведь сам этого не знал. Нет, бред. Это просто хулиганы. Проктолог сам по себе, а эти сами по себе.
Однако, заходя в подъезд, я предусмотрительно переложил оба пакета в левую руку, было тяжело и неудобно, но другого выхода не оставалось. В правой руке я держал снятый с предохранителя пистолет. Патрон был в стволе, курок на боевом взводе, оставалось только слегка нажать на спусковой крючок. В подъезде было подозрительно тихо. Я осторожно дошёл до лифта. Поставил пакеты на пол. Нажал кнопку вызова. Лифт загудел спускаясь. Я ждал, не спуская палец с курка, готовый сразу выстрелить. И не один раз... Как говориться – предупредительный выстрел в воздух, который, как известно, находиться в лёгких.
Пришёл лифт. Не теряя бдительности, я со всеми предосторожностями загрузил продукты внутрь и нажал на девятый этаж. Лифт, деловито гудя, поехал вверх. Если меня ждут на моём этаже, то прежде чем до меня добраться они получат полные хари травматических пуль из усиленных патронов девятого калибра. Любо-дорого посмотреть будет. Обычный травматик, вроде моего, при попадании в лицо пробивает обе щеки и ещё может снять с места пару зубов – это если ты стреляешь обыкновенными 50-ти джоулевыми патронами, а у меня стояли, так называемые «служебные» - 120-ти джоулевые, да и канал ствола в моём «макарыче» был хорошенько проточен под них. Если кто сунется ко мне, им будет просто ну очень больно. Это как минимум. Как максимум - кое-кто «примерит деревянный макинтош, будет много цветов, и в его доме будет звучать музыка».
Дверцы лифта открылись. Никого. Не сводя палец с курка, я один за другим вытащил пакеты на лестничную клетку. Дверцы лифта с тихим шумом сошлись за моей спиной. Я стоял один с пистолетом в руке и двумя пакетами у ног и ждал чего угодно. Тишина. Постояв ещё с минуту, я левой рукой достал ключи и открыл квартиру. Тишина. Я взял один пакет и затащил в квартиру, потом другой... Захлопнул дверь и закрыл замок. Всё. Дома.
Я порезал хлеб, колбасу, открыл банку с кукурузой и запил всё это бутылочкой пива. Фф-фу... Только сейчас напряжение стало отпускать. Я вспомнил с какими предосторожностями я пробирался домой и фыркнул. Да, со стороны я, наверное, выглядел полным идиотом - с пистолетом в одной руке и с двумя кульками еды в другой. От сытости и от пива меня потянуло в сон. Тоже дело, сон - это лучшее лекарство. Я зашёл в спальню и лёг на кровать. Чувство тревоги прошло, я обнял подушку, накрылся одеялом и сразу провалился в сладкую сонную нирвану.
*****
Разбудил меня звонок телефона. Спросонья я не сразу нашупал его в кармане под одеялом. Провозившись с полминуты и потеряв остатки сна, я поднёс его к уху. Звонил менеджер из турагенства. Он, запинаясь, поведал мне, что с великими трудами установил время, в которое был сделан тот звонок, и определил через телефонную компанию, что звонили из телефона-автомата, где-то в переходе метро на станции Беляево. Звонили, действительно, неделю назад, в прошлый четверг после обеда, в четырнадцать часов сорок три минуты. Я зевнул, приказал ему искать билет и повесил трубку. Потом я окончательно открыл глаза, сел на кровати, сочно потянулся и посмотрел на часы – пол пятого. За окном уже темнело. Значит, я продрых примерно пять часов. Не слабо. Прислушавшись к своим ощущениям, я поздравил себя – гораздо лучше. Голова не болела, и состояние внутренностей было почти в норме.
Я встал на ноги и прошлёпал на кухню. Там я достал из холодильника квас, свинтил пластмассовую крышечку и с наслаждением выпил полный стакан. Хорошо. Я вообще-то не очень люблю квас, предпочитаю пиво, но пару раз покупал его для Ленки – вот кто любительница, это даже, по-моему, её любимый сорт: «Черепковский». - Странно, - вдруг поймал я себя на мысли, - а с чего это я вдруг купил квас? Я ж его не очень люблю. Была бы Ленка здесь, порадовалась... - удивлённо подумал я, как вдруг, отдохнувший мозг сложил в моей голове все кусочки головоломки.
- Это Ленка! – озарило меня. – Чтоб тебя налево!!! Это же Ленка! – от вспыхнувшей в голове догадки, я аж сел на табуретку. – Блин, как всё просто! Она. Она знала мой номер паспорта, (взяла да посмотрела – в чём проблема?), номер рейса и билета. Ну, конечно. Поэтому-то она и шарманку свою завела про романтическую встречу на морском берегу. Вот тварь! Как раз ближе к вечеру, в прошлый четверг. Ага, после того, как узнала, что звонок в турагенство состоялся и мой билет отменён, так сразу и начала почву готовить, чтобы оправданно улететь без меня. Так, но мы в четверг были вместе, ходили к Лёхе-Гусю на вечеруху. Там-то она и начала свою песню. Это получается, что ей позвонили и сообщили, что дело сделано, и моим билетом теперь можно только подтереться. Интересно, кто её сообщник... Можно голову позакладывать, что он тоже сейчас там с ней, в Таиланде. Они спланировали это задолго до поездки, и он просто заранее купил себе билет на другой рейс и, наверное, уже ожидал её там. Я схватился за голову. Ох, мама моя! Ох, кинули меня, кинули... «Ленка моя - гадюка ручная, с любовником Якиным на Кавказ... (тьфу ты!) в Тайланд убежала». Это ж надо, почему я раньше на неё не подумал? Ведь всё так очевидно, – спросил я себя. – Потому и не подумал, что не допускал за Ленкой такого фортеля. Думал, что приковал её к себе намертво, что сделал из неё ручную обезьянку, что я царь и хозяин... – ответил я на свой вопрос. Оказалось, что Ленка может взбрыкивать и ещё как. Потому же и телефон дома оставила, чтобы я не мог дозвониться ей и сказать не идти на посадку. Тогда бы ей пришлось или отказываться от отдыха, или открыто посылать меня подальше, тем самым, выдавая себя с головой. Стоп. Ленкин телефон! Он же дома, то есть здесь! Эврика! По нему можно узнать, кто ей звонил в четверг после обеда. Ну, всё, попалась, зараза. «Как поймают, Якина перво-наперво на кол посадить надо, а уж опосля...». Нет, я не очкастый ителлигентик Шурик, я не скажу: «Они любят друг друга, так что пускай будут счастливы», – думал я, бросаясь в спальню, где стоял Ленкин ящик.
Ага, ща-а-аззз! Ленкиного телефона в ящике не было, ровно, как и в других местах в квартире. Ленка просто насвистела, в числе всего прочего, и об этом тоже. Ну да, когда так кидают, то возвращаться назад не собираются, и уж конечно, не оставляют телефонов на память.
Вот почему она не звонила мне. Ладно, в самолёте не разобралась. Но потом-то должна была увидеть, что меня нет, а по прилёту в Тайланд позвонить. Да, держи карман шире. Позвонит она, ага.
Я машинально продолжал шарить по шкафам и ящикам. Не было не только телефона, не было всех более-менее ценных Ленкиных вещей. На видных местах валялась всякая мелочь, типа помад, флакончиков лака и т.д., создавая иллюзию Ленкиного присутствия в квартире. Серьёзных вещей, таких как добротная дорогая одежда, дома не было. Значит, Ленка её втихаря увезла куда-то. Кинула. Теперь у меня не оставалось в этом никаких сомнений.
Я устало опустился на кровать. Ну и ну... Во мне закипела такая злость, что я даже испугался, что меня хватит сердечный приступ. – Спокойно-спокойно, - сказал я себе. – Не хватало ещё и такой подарок Ленке сделать. – Я глубоко дышал, стараясь унять раздирающую меня лютую злобу. Кинула... Подтёрлась мною. А сейчас она сидит со своим «сукиным сыном Якиным» в бунгало, снятым на мои деньги, и радуется, как они ловко меня надули. К тому же бунгало, если уж и далее выражаться по фильму, «со всеми удобствами», «олл инклюзив» и всё такое... Я столько заплатил... Да-а-а, если я думал, что вчера, когда в аэропорту меня тащили менты, мне было обидно, то я ошибался. Обидно мне сейчас.
В Тайланд! Во что бы то ни стало, в Тайланд. Если я туда доберусь, я устрою им «райскую жизнь» под пальмами. Надо позвонить Никите, ещё раз припугнуть и сказать: «давай, кудесник, крути свою машину!»
Я помню...
На обламывание Ленкиных рогов у меня ушло чуть больше месяца. Но я не торопился, знал – торопиться в таких делах нельзя. Поспешишь, как говорится... У кого нервы покрепче, тот и побеждает. Главное сделать себя недоступным в её глазах. Своеобразным «запретным плодом», который, как известно, что? Сладок! Ну, конечно.
С той вечеринки я ушёл, когда увидел, что Ленка начала меня искать. Не явно, конечно, но так... словно бы интересуясь нашим особнячком. Я дал ей немного утомиться в её поисковых мероприятиях и под конец, когда она, бедняжка, почти выдохлась, я, уже одетый, мелькнул в прихожей перед её носом. Маленькая капелька мёда на прощание, так сказать. Она меня заметила, но виду не подала. Понятно, за ней ведь постоянно волочился шлейф из новых поклонников, которые в несколько голосов описывали ей наш расчудеснейший Фонд.
По дороге домой, я, мысленно поставив себя на щучкино место, набросал план возможных действий по укрощению меня. Тут вообще есть два варианта. Вариант первый - она плюёт на меня и приклеивается к самому достойному, на её, щучкин взгляд, из оставшихся почитателей. Но мною он не рассматривался. Я видел, что чувствительно зацепил её. Девочка привыкла к вниманию. Но именно этого внимания её посмели лишить. Я её раздразнил, зацепил за самолюбие и поставил перед вызовом. Такие вещи хорошо чувствуются. Итак, у нас есть вариант номер два. Что будет делать наша Елена? Сначала ей нужно будет подсобрать информации. Она станет спрашивать про одного, потом про другого, и как бы между ними, и обо мне тоже. Я тут же похвалил себя за то, что толком не сближался ни с кем из нашего Альянса. Никто ничего конкретного о том, какой я человек, рассказать не сможет. А это большой плюс. Её воображение, против воли, начнёт само «придумывать» меня, и вот тут есть один момент. Она будет придумывать меня таким, каким ей бы того хотелось. Не важно, какой я на самом деле, важно каким она будет меня видеть.
Так, значит, инфы обо мне она соберёт с гулькин нос. Что дальше? А дальше ей понадобится содействие, чтобы якобы случайно снова столкнуться со мной. Понятно, что следующего месяца она ждать не будет. Значит, что? Значит то, что она вскружит голову кому-нибудь из своей свиты, и уже с его подачи окажется на какой-нибудь собирушке, куда (вот так случайность!) пригласят и меня. И вот там она уже попытается взять реванш. Не важно, что и как она планирует делать, важно то, что я не дам ей ни малейшего шанса задействовать её стратегию, и все птичкины заготовки по моему приручению пропадут зря.
Смешно, но так и получилось. На Дне Рождения сестры Юры Лопатина всего через неделю мы встретились вновь. Меня пригласил сам Юрка и я не сомневался, что Юрка, сам того не подозревая, лишь посредник, а на другом конце ниточки находтся рыбка-щучка Лена. Я приглашение принял и заверил, что непременно буду.
На само торжество я самым диким образом опоздал. Специально, разумеется. Пусть-пусть подождёт, пусть помучается, в ромашку поиграет: придёт-не придёт. Телефон я предусмотрительно отключил.
Когда прошли все сроки ожидания, и гости усердно работали челюстями за накрытым столом, настал и мой эффектный выход. Неожиданно для всех присутствующих раздался бой барабанов, и в зал, приплясывая и вопя, ворвались четыре негра. Двое в набедренных повязках, прямо на глазах у изумлённой публики принялись отплясывать нечто первобытное, выкрикивая в такт там-таму что-то не менее дикое, третий бил в этот самый там-там, а четвёртый подбежал к имениннице и с нижайшим поклоном вручил огромный букет цветов. Народ был в шоке. Никто даже не увидел, как я зашёл и, скромненько так, встал около стеночки. Потом мои негры затянули что-то заунывное, подошли ко мне, подняли на руки, поднесли и поставили перед именинницей. Вот теперь моя персона владела вниманием целиком и полностью. Я принёс Юрке и его сестре извинения за опоздание, сославшись на неотложные дела, и сказал, что мне снова надо будет уходить. Но в качестве утешения, я вместе со своими друзьями приготовил ещё один номер. Мы с «друзьями» сели на стулья и «друзья» завели очередную песню, где моей ролью было в нужные моменты бить в бубен и протяжно подвывать «Уо-о-ой-е-е!». Народ давился от смеха и рукоплескал, а я после песни извинился ещё раз перед хозяевами дома за свой срочный уход. Потом «друзья» так же подхватили меня на руки и под всеобщие апплодисменты вынесли из зала. На Ленку я ни разу не посмотрел, но её взгляд чувствовал на себе постоянно. Она сидела между Климом Борисовичем и Юркой Лопатиным и давила из себя непринуждённую улыбку. После того как меня «вынесло», не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что разговоры велись только обо мне. Во всяком случае, первое время.
В следующий раз меня позвали на собирушку всего через три дня. В тот самый охотничий клуб. При этом мягко намекнули не убегать так быстро, как в прошлый раз. Я опять заверил, что буду непременно. И на этот раз просто не пришёл.
Потом снова прошла неделя, когда меня пригласили на очередное «пати». Я явился... но с дамой под ручку. Разочарованный взгляд Ленки я чувствовал кожей через весь зал. И тут же я сделал встречный ход – беззастенчиво бросив свою даму, я весело болтал с мужиками и совершенно не препятствовал Ленке «незаметно» фланировать ко мне. Теперь надо дать бедной девочке возможность пустить свои чары в ход и даже слегка поддаться на них. Когда нас познакомили, я благосклонно побеседовал с ней. Обсудил с ней некоторых присутствующих и даже дал свой телефон. Однако чуть позже исчез по-английски вместе со своей дамой. Ленка позвонила мне через два дня «просто так поболтать». Я поболтал с ней, и мы даже договорились встретиться. И на эту встречу я... ну да, самым свинским образом не пришёл. А когда Ленка позвонила поинтересоваться, что ж это я не иду, трубку взяла одна из моих знакомых. Дальше «Алло» разговор не зашёл. Взбешённая Ленка бросила трубку. Ничего, это хорошо, когда такого рода барышни испытывают бешенство. Это нисколько не вредит ни мне, ни моим планам. Наоборот.
Следующую встречу организовал я сам. Я позвал к себе на «коньяк и сигары» Юрку Лопатина, Клима Борисовича и ещё нескольких из Альянса. Нет, Ленки, конечно, не было, ещё бы, после такого щелчка по носу. Но приглашенные «джентельмены» без всякой моей подачи принялись живо обсуждать Елену. А я слушал и диву давался. Оказывается, эта щука за прошедшее время успела серьёзно вскружить голову и Жирафу, и Лопатину, и самому Климу. Причём эти господа, поднаторевшие в бизнесе и экономических уловках, в упор не видели уловок иного плана. Женских. Конкретнее - Ленкиных. Она почти каждого из них заставила поверить, что дело на мази и вот-вот, ещё немного и яблочко само свалится в руки. Ну вот, ну ещё чуть-чуть... но, почему-то не сваливалась. Ни в руки, ни в постель. Они не говорили этого прямо, конечно, но по интонациям и оговоркам всё становилось ясным. Лопатин, по-моему, вообще, был близок к тому, чтобы предложить ей руку и сердце. Ещё один из присутствующих как-то вскользь намекнул, что я успел заслужить Ленкину ненависть, на что я невинно поднял брови домиком, выражая своё полное недоумение в связи с этим заявлением.
На следующей собирушке Альянса я держался возле коляски Илюши Горина. Беседовал с ним о том - о сём, вместе пил чай с пирожными и не обращал внимания ни на Ленку, которая тоже заявилась (а как же), спорю, будучи приглашена не одним только Климом Борисовичем, ни на кого другого. А я сидел с Ильёй, веселил его, и чувствовал себя превосходно. Потихоньку вокруг нас собрались люди, Ленка тоже не заставила себя долго ждать. Встала рядом, но чуть позади меня. Стервочка. Потом, когда я отошёл в сторону, улучив момент, первая подошла ко мне и ледяным тоном осведомилась о правилах приличия в моём понимании. На что я удивлённо захлопал глазами и спросил чем же вызван сей вопрос. Она, улыбаясь самым ядовитым образом, напомнила мне о нашей встрече, которую я полностью проигнорировал. Дальше я сделал вид, что старательно пытаюсь вспомнить, о чём это она говорит, потом (якобы так и не вспомнив) неуверенно извинился и спросил, как я могу загладить свою вину. Она, презрительно хмыкнув, развернулась и отошла от меня. О, ещё один момент! По «ленкиному сценарию» я должен был с мольбой о прощении побежать за ней. Ага, ща-а-аз, только валенки зашнурую! Я пожал плечами и вернулся к заскучавшему Илье, чему тот только обрадовался. Под конец вечера Ленка опять подошла ко мне и сказала, что прощает меня (ну, спасибо, матушка). Я, с совершенно простой мордой лица, предложил довезти её до дома. Она согласилась, но взяла с меня клятвенное обещание встретиться ещё раз. На сей раз я... только опоздал. Вернее, пришёл раньше и, подождав пока она от злости начнёт жевать свои перчатки, появился, весь такой красивый и элегантный, но без цветов и прочих пошлостей. Пусть так радуется. Мы сходили в кино, на какую-то комедию, потом поужинали в ресторане, а затем, совершенно не интересуясь Ленкиным мнением, я посадил её в машину и отвёз домой. К ней домой, разумеется. Галантно попрощался, сел в машину и был таков.
Через два дня, она позвонила мне, но я не взял трубку. Я выждал ещё пару дней и потом позвонил ей сам. Позвал с собой на очередную вечеринку-застолье. Предложение было принято, и на банкете я появился с Ленкой под ручку. Причём, птичка-щучка всячески пыталась показать, что теперь она со мной. У тех, кто присутствовал там из нашего Фонда, тихонько отваливались челюсти. Ленка ни с кем не острила и вообще, вела себя очень примерно, поминутно заглядывая мне в глаза. После вечеринки, я совершенно привычно повёз Ленку к ней домой, что барышню, конечно, совершенно не устраивало. А я с любопытством ожидал, что же она такое придумает, чтобы свести знакомство в более близкий меридиан. Выходя из машины, Ленка что-то робко пискнула про чашечку кофе, на что я коротко сказал, что «пить кофе» удобнее у меня. Я снова посадил её к себе в машину, привёз домой и уже не церемонился. Она только ойкнула... и не один раз.
Потом, когда прошла пара недель, и Ленка уже вполне освоилась как в моей квартире, так и в моей постели, она попыталась медленно, но верно взять бразды правления в свои белые ручки. Ах, как это было мило. Стратегия таких щучек всегда одинакова. Они пытаются найти твои слабые точки и давить именно на них, чтобы привести тебя в подчинение. И начался второй акт Марлезонского Балета. Ленка пыталась нащупать эти самые болевые места. Она перепробовала всё, от шуток про «размеры» до того «как ей кажется должен вести себя настоящий мужчина». Ну а я обламывал её каждый раз. Тут ответный ход только один, посмеиваться над любыми её усилиями, что бы она ни говорила. Ленка, бедная вся извелась, а я раз за разом ставил её на место.
У неё ничего не вышло, и пошёл следующий акт под названием: «чисто искренняя любовь, в натуре».
Любовь! Такие как Ленка всегда вспоминают про любовь, когда не смогли с ходу нагадить тебе в душу и выбросить. Вот тогда они тебя любят. А параллельно всё равно пытаются взять над тобой вверх, и как только ты им это позволяешь – всё. Приехали. Любовь проходит, над тобой смеются, тобой подтираются и выкидывают, напоследок плюнув так, чтобы у тебя и сомнения не осталось – тебя кидают. Не «мы расходимся», и не «обстоятельства» и не «судьба-злодейка нас разводит», а именно «Я Тебя Кидаю» потому-то и потому-то... причина не имеет особого значения. Просто надо дать понять ограниченному самцу-неудачнику, что его бросили. В этом весь смысл. Для такого сорта баб очень важно обставить всё именно так. А потом, ощущая себя королевой, плавно и с достоинством заскользить к новой жертве.
Сейчас... Декабрь 2004
Нет, надо ехать. Во что бы то ни стало, ехать. - В Москву, в Москву! Как там говорили... чеховские сёстры, что ли. То бишь - в Тайланд, в Тайланд! Я оглянулся в поисках мобильника для звонка тощему менеджеру, как вдруг мой телефон зазвонил сам. На экране высветилось: «Никита-Билеты». Оп-ля! На ловца и зверь бежит.
- Алло. - Я поднял трубку.
- Владимир Сер... сер... сер, - раздался заикающийся голос Никиты, - Сер...
– Сам ты Сер! – перебил я его.
- Ге... геич, - продолжал икать Никита.
- Сам ты Геич!
- Вла-а-а-димир Сергеевич, - наконец выпалил он без запинки, - я имел в виду – здравствуйте, – поправился менеджер.
- И тебе не кашлять. Что хотел, говори!
- Не... я в смысле... хотел сказать, что билет есть один, но с тремя пересадками.
- Как лететь надо?
- Сначала в Хабаровск через Новосибирск, потом оттуда рейс Даль-Авиа в Сеул. Потом транзитом через Тайвань, тайваньской же компанией «Ева-эйрлайнс». Вот. Только такой билет. И то – это просто чудо, что я его нашёл. Невероятно.
- Так это же четыре пересадки, – хмуро сказал я.
- Что?
- Ничего! – крикнул я в телефон. – Когда вылет?
- Се... сегодня ночью, точнее даже утром, в четыре тридцать утра из Домодедова. Авиакомпания «Сибирь», добавочный рейс...
- Когда я буду в Бангкоке? – снова перебил я его.
- Утром тридцатого числа, – пропищал Никита, - Декабря, - зачем-то уточнил он. В ответ я лишь матерно прокоментировал такие путешествия. Двое суток в пути. Вот .....!
- Но билет только такой, - голос Никиты плаксиво дрожал, - вы же сами сказали, какой угодно, лишь бы в Тайланд.
- Ладно, не ной! Бери его, хрен с тобой.
- Да, и Владимир Сер... сер...
- Говори! – рявкнул я, уже не справляясь с нервами.
- Он только в один конец. Я не знаю, как вы назад поедете...
- Плевать, бери. Остальное я решу там, на месте.
- Да и ещё... общая стоимость будет равна...
- Ты чё, совсем дурак, про стоимость мне говорить! Или забыл, как кинул меня? Эту твою «стоимость», дружок, ты оплатишь сам. Вспомни, что у тебя есть мои деньги за билет в первый класс. Если их не будет хватать - доплатишь из своего кармашка. И это ещё дёшево отделался! По нулям со мной разошёлся. Понял? – Я бросил трубку. Пора было паковать вещи.
*****
В связи с, так сказать, вновь открывшимися обстоятельствами, я решил изменить концепцию упаковки вещей. То есть, брать, уже со вчера собранную сумку, конечно, не стоит. Цели и задачи на сей раз совершенно другие. Цель А: добраться до Тайланда, до острова Ко-Самон (желательно минимально отсвечивая своими паспортными данными). Инкогнито, ага. Цель Б: Найти Ленку и «сукина сына Якина», незаметно для них, разумеется. Цель В: Изучить обстановку и с её учётом устроить кидальщикам «незабываемый Новый Год». Ну и цель Г: тихонечко сделать ноги и притвориться, что меня там вообще не было. Вот такая вот программа, и такая вот диспозиция. Соответственно, брать с собой нужно по возможности лёгкое, практичное и самый минимум. Всякую всячину можно купить на месте за деньги. А деньги у меня есть, и это очень хороший аспект в любой ситуации, согласитесь.
Я распотрошил сумку, отбросил всякую ненужную в моём случае дребедень: разные расписные и дорогие рубашки с брюками, костюм с итальянскими туфлями ручной работы, галстуки (мы собирались встречать Новый Год культурно). Так, пожалуй, сумка мне вообще не нужна. Для моего трэвэла мне лучше всего подойдёт рюкзак. Где-то он у меня был – небольшой, но вместительный, весь пятнистый, цвета милитари. То, что надо.
Вновь закрякал мобильник. Ага, сообщение от Никиты: «Приобрёл электронный билет и выслал вам на и-мейл. Его можно распечатать на принтере, и этого будет достаточно. Счастливого пути». Ага, достаточно. Если очередной дебил не позвонит и, представившись мною, не аннулирует его. И я набрал ему ответ: «На этот раз билет не отменяй – козлёночком станешь».
Я прошёл в свою комнату, в кабинет, так сказать, включил компьютер и зашёл в свой ящик. Открыл письмо Никиты и, смахнув слой пыли с принтера, распечатал билет. Итак, в 4.30. утра отправляемся из Домодедово в Новосибирск, там ждём два часа и пересаживаемся на другой рейс до Хабаровска. Мать честная! Время, чтобы добраться только до Хабаровска – двенадцать часов. Ёлы! В Хабаровске надо ждать ещё десять часов, чтобы сесть на рейс Хабаровск – Сеул. В Сеуле вылет в четыре часа дня в Тайпей. Прибываем через три часа. Там ждём ещё... сколько-то там часов, в половину второго ночи по Тайваньскому времени садимся на ещё один самолёт, и только в четыре утра по местному времени я буду в Бангкоке. Двое суток пути! Я сяду в Домодедово 28-го декабря в 4.30. утра и приземлюсь в Бангкоке в 4.00. утра, но уже 30-го. Офигеть! Я очумело помотал головой. Вот так поездочка выйдет... А назад? Да, ладно, назад как-нибудь разберёмся, хоть через Антарктиду. Два-три дня – неважно. Я, к счастью, не работяга. Мне каждый день в 9.00. на завод не надо. Улететь-улетим. Я посмотрел на часы - 20.00. До самолёта почти восемь часов. Думаем, что взять с собой, собираем сумку, то бишь рюкзачок, и гоу ту в аэропорт.
*****
Я успел ещё раз плотно поесть, собрать рюкзачок, принять душ, понимая, что в следующий раз мне придётся мыться не скоро, и даже немного посидеть в интернете, а времени до вылета оставалось ещё много. Да и в предчувствии предстоящей тягомотной поездочки ничего меня не могло развлечь. В моём мозгу постоянно вставали картины одна другой краше: вот беломясенькая Ленка, абсолютно голая резвится в волнах прибоя. Вот к ней подбегает, по козлиному подпрыгивая на месте, Якин (совершенно естественно, что Якин прорисовался мне в образе актёра Пуговкина). Этаким похотливым сатирчиком подскакивает он к моей Ленке, томно закатывает глаза, берёт её за руку и со страстным придыханием говорит ей: «Битте-дритте, фрау-мадам, я урок вам первый дам. Надо к небу поднять глаза и запрыгать, ну как коза», – и Якин с Ленкой, оба голые, вдвоём начинают скакать на берегу, поочерёдно задирая то один, то другой глаз к небу. Или еще того хуже... Я периодически тряс головой, пытаясь отогнать эти дурацкие видения.
В 00.00. я решил – всё, хватит! Поеду в аэропорт, только бы не сидеть в этой опостылевшей квартире. Пусть уж лучше придётся скучать там, хоть среди людей повращаюсь. Надоело. Я схватил свой нетяжёлый рюкзачок, закрыл квартиру, проверил наличие пистолета и вышел на площадку. С собой я взял совсем мало. Так... пара носков, пара футболок, трусы, «мыльно-рыльные» принадлежности, лёгкие летние кроссовки и фляжка с коньяком. Ещё внутрь сунул парочку каких-то детективов, чтобы скоротать время в пути (потом можно будет выкинуть). В принципе и это мне было не нужно. Главное, я взял с собой побольше денег. В баксах, в евро и в рублях. Документы на месте (я похлопал себя по сумочке-банану на поясе), распечатка билета на месте. Самое важное – добраться туда, а с деньгами я разберусь. Уж в Тайланде не пропаду точно.
Я вышел из подъезда, завернул за дом, сел в джип и завёл мотор. Я решил ехать на своей машине. Всё, хватит всяких уродских такси, хватит зависеть от других. Берём судьбу в свои мозолистые руки. Оставлю джип на стоянке в аэропорту, пистолет спрячу в машине. Куртку, кстати, тоже с собой везти незачем. Всё это может спокойно подождать меня на стоянке. Дороговато выйдет, конечно, но зато надёжно. А для благородного дела мести можно не скупиться. Я уже чувствовал себя отважным воителем, который едет на правое дело. Точно. Очень важно подвести своеобразную идеологическую базу, тогда всё выглядит по-другому. Именно так: я - благородный мститель, несущий возмездие за поруганную честь. В моей руке карающий меч. И я обрушусь на вас внезапно, ибо высшая сила ведёт меня. В таком вот ключе... С этими мыслями я тронулся с места и выехал со стоянки.
Однако, плавная кривая моего пути сделала резкий скачок в самом начале. Проезжая мимо круглосуточного магазина, в полоску света от фар джипа попали тёмные фигуры, стоящие в стороне от входа в магазин, на том же самом месте, где мне пришлось пообщаться с ними вчера. Моё сердце резко подпрыгнуло в груди, а руки с ненавистью сжали баранку руля. Трое. В чёрных куртках, в чёрных шапочках, натянутых на лоб, они мелькнули в свете фар чёрными тенями на фоне чёрных деревьев, растущих рядом с магазином. И я почувствовал, что не имею права уезжать просто так. Негоже, ох, негоже народному мстителю оставлять такие хвосты за спиной. На часах было начало первого ночи, то есть времени – вагон, народу на улице – минимум. Ментов в нашем спальном районе поблизости не должно иметься... Решение созрело быстро. - И время проведу с пользой и повеселюсь, – мелькнула в голове злорадная мысль. Я недобро оскалился и повернул руль налево, заворачивая во дворы. Моё мщение начнётся с них. С этих трёх гадов, которые по ночам нападают на людей. Самая главная их ошибка в том, что они посмели напасть на меня. Они бы запросто могли забить меня до смерти, если бы я вчера был хоть капельку менее проворен. От этой мысли внутри что-то сжалось, я зашипел и стиснул зубы. Будет им урок. Я уже знал, что сделаю. Я даже уже точно представил, как я это сделаю. И у меня чесались руки, сделать это быстрее. Я выехал с другой стороны двора и пристроил машину на тротуаре, в закутке между домами. По резиновым пулям нельзя определить из какого ствола был произведён выстрел, но гильзы-то остаются, и я, по-моему, знаю, что с этим делать. Всё гениальное просто. Я буду стрелять через пакет. Пули – навылет, а гильзы - в пакет. В бардачке нашёлся и пакетик – очень мило. Тоненький, чёрный, даже цвет в тему. Я решил, что проделаю в нём дырку для ствола, чтобы пули вылетали и вовсе уж беспрепятственно. А гильзы остануться в пакете. - Во-о-от так, - Я произвёл необходимые манипуляции. Дёшево и сердито. Со стороны покажется, что в руке какой-то свёрток. Ну и ладушки – будут вам оладушки. Я запер машину и завернул во дворы.
Сердце колотилось во мне, в уши отдавал гул ударов – бум – бум – бум. Подходя к магазину с задней стороны, я накинул капюшон на голову. Узнать они меня, конечно, не узнают, но, на всякий случай...
*****
Я стоял за деревьями и смотрел на них. Тихонько пропуская воздух в лёгкие через приоткрытый рот, я слышал, как глухими толчками бежит кровь по моим жилам. Живая. Весёлая. Кровь. Я представлял, что я сейчас собираюсь сделать, и у меня захватывало дух. Как перед прыжком с парашютом, когда ты весь сгруппировался и ожидаешь команды «пошёл» - тот, кто прыгал, меня поймёт. Они стояли прямо передо мной, оставалось обогнуть скрывавшее меня дерево, сделать ещё пару шагов, и я бы мог дотронуться до макушки ближайшего. Три крепких парня стояли спиною ко мне, лицом к дороге, пили водку из горлышка и тихо переговаривались между собой.
- Я ж говорю, их надо брать до магазина, пока они бабло не слили, – сказал один, пониже.
- Зато водку взяли, – простуженым голосом ответил другой. – Вот, пьём.
- Ага, а с памперсами что делать? – Закусывать ими будем? – ответил тот, что пониже. Они тихо заржали.
- Вчера тот тоже с магазина шёл. Бухло прикупил, – сказал третий, голос которого я сразу узнал. Это он сказал мне тогда: «не спеши так, командир». У меня машинально сжались кулаки, и я чуть было не выпалил в землю.
- Он Володьке, сука, всю харю разворотил, – сказал второй (Ого! Тот, кому вчера не повезло, мой тёзка, однако). - Я был сегодня у него – пять швов на роже, и нос сломан. – Он глотнул из бутылки. – Мне чуть челюсть не сломал. Ничего, он точняк, в этом районе живёт, так что попадётся нам ещё, куда денется...
Я стоял, слушал их мечты о том, что они сделают со мной, когда поймают, и мстительно ухмылялся. Увы, их мечтам не суждено сбыться, потому-что...
Я ссутулился, сгорбился и, покачиваясь, враскоряку вышел перед ними на дорогу. Капюшон скрывал моё лицо, куртка на мне была другая, и я был уверен, что они не смогут понять, что я и тот, вчерашний - одно и то же лицо. Они удивлённо уставились на меня, не понимая, откуда я взялся. Нас разделяло метра три-четыре.
- Здравствуйте, мальчики-гомики, – поприветствовал я их нарочито писклявым голосом. Они продолжали очумело таращиться на меня и молчать. А я наслаждался моментом.
- Здравствуйте, мальчики-гомики, говорю, - повторил я, - И не холодно вам маленькими пиписьками сношать друг дружку на морозе? – Они недоумённо переглянулись. Эта их обалделось заводила меня ещё больше.
- Ну что же вы молчите, козлики? – я добавил в писклявость побольше трагизма. – Тяжела, ох, тяжела ваша гомосячья судьбинушка.
Только сейчас они встрепенулись и двинули мне навстречу. А тот, вчерашний «командир» успел даже открыть рот, - Ах ты, ссу...
Больше он ничего сказать не успел, потому что в следующее мгновенье я распрямил спину, резко поднял руку и дважды быстро нажал на спуск. – Бах! Бах! – оглушительно грохнул пистолет в моей руке. Не успевая рассмотреть, что случилось с «командиром», и, действуя почти на автомате, я отступил на шаг и одновременно смещая руку вбок, снова нажал на курок, - Бах-бах! – пистолет ещё раз выдал дуплет. Снова шаг назад, смещение вбок... снова два выстрела. Ещё два шага назад, пистолет перед собой ищет цель. В магазине ещё два патрона... Только сейчас, сквозь звон в заложенных ушах я услышал истошный крик – первые двое извивались на земле, держась за лица, третий же, закрывая голову руками, пытался удрать на полусогнутых ногах. Ополоумев от неожиданного грохота, он вслепую шарахнулся назад. Ага, в стену дома... - Получай фашист гранату! – я выпустил в сторону его задницы последние две пули. Он взвизгнул, подпрыгнул и, вроде бы, даже попытался взбежать по стене дома наверх. У него почти получилось...
Я, чувствуя через пакет, как пистолет встал на затворную задержку, не мешкая, развернулся и тоже покинул поле боя. Метнулся во двор за магазин, повернул налево, быстро прошёл вдоль дома, перешёл в соседний двор наискосок и нырнул в арку. Спокойно, стараясь не дёргаться, я открыл машину, сел на переднее сидение и перевёл дух. Ффу-ух. Я сделал это! Ай да Вовка, ай да сан оф э бич!
Тихонько, не включая фар, я съехал с тротуара и двинул в объезд района. Примерно через километр я снова остановил машину и заглянул в пакет. Ага, все гильзочки были на месте. Все восемь. Красота. Собрав в пригоршню, я бросил их через открытую дверцу далеко в снег, а пистолет обернул другим пакетом и положил в бардачок. - Вот и усё! – сказал я себе, трогаясь с места. – Теперь, с чувством выполненного долга, можно ехать дальше.
- Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, - бодро напевал я, направляясь в аэропорт, - преодолеть пространство и простор. Нам Сталин дал стальные руки-крылья, а вместо сердца пламенный мотор. – Впервые за эти два злополучных дня моё настроение поднялось до отметки «хорошо». Объехав район, я взял курс на Домодедово. Сейчас ночь, дороги пустые, до аэропорта долечу вмиг. Выезжая на большую дорогу, я услышал вой сирен и минуту спустя мимо моего джипа пронеслась машина скорой помощи. - Оперативно среагировали, однако, – не без некоторого уважения подумал я. Вой сирен удалялся в сторону круглосуточного магазина. Я посмотрел вслед таящим огням в зеркальце заднего вида и усмехнулся, - С Новым Годом, уроды. Вовке привет!
*****
Ту-154 натужно выл старыми двигателями. В самом салоне было тихо. Никто не болтал, не орал песни, и даже не было видно пьяных – сказывалась бессонная ночь, и все пытались наверстать упущенное, сидя в креслах. Посадка прошла нормально, правда, сонные охранники пару раз обалдело косились на мой свитер и полупустой рюкзак. Что ж, я их могу понять – за окном зима, минус пятнадцать, к тому же парень летит в Новосибирск, а там, можно предположить, погоды стоят ещё круче. - Надо было всё-таки куртку с собой прихватить, - запоздало думал я, проходя на посадку. Ещё я решил на всякий случай позвонить Никите и строго наказать ему, держать рот на замке. – Если что, я никуда не уезжал. – Я посмотрел на часы. – Ну вот, по прилёту в Новосибирск надо будет сделать звонок. – За иллюминатором было темно, свет в салоне был притушен, и все вокруг спали. Что ж, пора и мне присоединиться к коллективу. Адреналин в моих жилах после нескольких часов ожидания в аэропорту сошёл на нет, и я чувствовал усталую тяжесть во всех конечностях. Надо было поспать. Я зевнул, глотнул коньяку из фляжки и закрыл глаза.
Как прилетели в Новосибирск, я помню плохо. Во-первых, я спал. Во-вторых, мне не надо было возиться с багажом – мой рюкзачок был при мне. Ну, и в-третьих, когда я вышел в зал прилёта, на табло я увидел, что регистрация билетов на мой рейс в Хабаровск уже начата. Я, всё ещё находясь в состоянии полудрёмы, встал в конец очереди, зарегистрировался на посадку, прошёл паспортный контроль и успел с помощью пары глотков из фляжки подремать где-то ещё с часик. Потом позвали в самолёт, я сел в кресло и снова отключился.
Проснулся я, когда разносили еду. За иллюминатором ярко светило солнышко, а внизу выпукло топорщились белые как снег облака. Я смачно, с хрустом потянулся и чуть не задел пожилую женщину в строгом брючном костюме и очках. Или даже задел. Она укоризненно посмотрела на меня через плюсовые линзы. – Подумаешь, какая цаца, – хмыкнул я про себя, - прям, не дотронься до неё. Знала б с кем сидишь... Аз есмь Владимир Ласточкин, народный мститель и... и ещё раз народный мститель. Всея Московский и Сиамский. Вот.
- Айм сорри! – громко сказал я ей, вставая и протискиваясь к выходу. Ей пришлось поднять свой поднос с едой и задрать откидной столик. Она недовольно посмотрела мне вслед.
В туалете я умылся, почистил зубы и, вернувшись на своё место, с каким-то звериным наслаждением съел весь обед. Чувствовал я себя превосходно. Мозг был ясный и отдохнувший, рукам и ногам было легко. Я раз за разом прокручивал в уме события прошлой ночи, и это доставляло мне немалое удовольствие. - Правильно я поступил, если бы я не наказал их, то, наверное, не дотерпел бы до Тайланда. Точно бы сорвался где-нибудь по дороге. А так хорошо – и за себя поквитался - стресс снял, и злодеев наказал, получается. К тому же, они стояли и обсуждали свои гнусные планы, что лучше нападать перед магазином, а не после. Хотя, если бы они даже обсуждали планы о том, как вступить в общество сестёр милосердия, я бы не поменял своего намерения. Потому что они посмели тронуть меня. Ну а то, что заодно я поквитался за кучу другого народа, придавало моей миссии благородный оттенок. «Они сражались за Родину» и всё такое... Робин Гуд одним словом, защитник простых людей. А они - бандюги. Водку с памперсами, вон, отняли у кого-то. – Я усмехнулся, представив себе эту картину. Идёт, значит, мужичок покупать детёнышу памперсы. Дай, думает, заодно и водочки себе куплю, в подъезде быстренько выпью, пока жена не видит. Выходит, значит, он из магазина и семенит себе торопливо к подъезду, чтобы поллитру свою заглотить... а тут, вдруг, откуда ни возмись, дорожку ему заступают три молодца. Сходу, только одним своим видом, избавляют его от запоров на много месяцев вперёд, отнимают водку, заодно и памперсы – «шоб знал», и оправляют восвояси менять штаны. Себе и ребёнку. Тот-то остался без памперсов. Тут из-за деревьев нарисовываюсь, весь такой красивый, я. Ножки согнуты, коленки врозь, тело шатается, голосок попискивает... и начинаю их маленько взбадривать словами. Они и взбадриваются... ну а потом... – Я громко, в голос фыркнул, чем заслужил ещё один неодобрительный взгляд соседки по креслу. Плевать.
*****
В Хабаровск прилетели, когда уже стемнело. Хотя по московскому времени было только три часа дня. Оказывается, между Хабаровском и Москвой ажно семь часов разницы. Едва только шасси коснулись посадочной полосы, пассажиры повскакивали и дружно полезли за сумками и одеждой. Тётка тоже вскочила, всем своим видом демонстрируя, как ей хочется побыстрее избавиться от моего общества. Все торопливо нахлобучивали шапки и пихались в проходе. По громкой связи, конечно, сказали - всем оставаться на своих местах до полной остановки самолёта, но когда это такие объявления на наше быдло-то действовали? Не-е, пыхтели, давили друг друга в проходе, как-будто это приблизит прибытие. Ещё ведь багаж получать, а его всё равно с полчаса дожидаться придётся. Я один никуда не спешил. Улетать из Хабаровска в Сеул мне надо будет только под утро, так что я сидел, откинувшись в кресле и, не скрывая ухмылки, с удовольствием наблюдал, как мою соседку мнёт между людей. Её сместило вперёд, задние напирали, и вернуться на место она уже не могла. В давке её шапка сползла на ухо, а очки повисли на одной душке. Тётка потела, краснела и злилась, потом она поймала мой злорадный взгляд и смутилась ещё сильнее.
В Хабаровском аэропорту мне пришлось ждать аж десять часов. Первую половину ночи я просидел в баре. Потом, в час ночи, когда бар закрыли, мне пришлось идти в зал ожидания. Опять те же дурацкие правила... ну объясните мне, почему всё в аэропорту закрывается на ночь, когда пассажиры сидят там круглые сутки? Ругаться было бесполезно и я, злясь на тупое устройство нашей рассейской жизни, вышел из бара. И понял, что Хабаровский аэропорт - это, прежде всего, холодно. Мой тёплый шерстяной свитер потихоньку начал давать сбой, коньяк тоже не спасал, и под конец я основательно задубел. Мысль о том, что я могу заболеть и слечь с температурой, заставила меня двигаться. Пришлось встать и на глазах у клюющих носом пассажиров, одетых, в отличие от меня, в тёплые дублёнки и куртки, делать зарядку. – Я должен был лететь первым классом! – Приговаривал я, разжигая в себе чувство мести. - Я должен был сейчас загорать на белом песочке, - приседая, повторял я. – Я должен был сейчас гонять Ленку по произвольной сексуальной программе. – Раз-два! Раз-два! – А сейчас они с любовником Якиным на морском песочке вдвоём нежатся! – Айн-цвай-драй! – Повинны смерти! – Уан-ту-фри!
Под самое утро открылась какая-то кафешка и мне удалось упросить молоденькую официантку вскипятить большую кружку чая. – Бр-р-р – Мне казалось, что я так задубел, что отогреть меня может только пожизненнная сауна. К счастью, вскоре объявили регистрацию билетов на мой рейс, и мои действия вновь приобрели осмысленную поступательность. – Ничего, полпути уже пройдено, – успокаивал я себя. – Меньше чем через сутки, ты будешь в Тае.
*****
До Сеула летели где-то около четырёх часов. Судя по времени на билетах, может чуть больше... или меньше. Не знаю – я спал. В самолёте я согрелся и сразу, ещё до взлёта, заснул. Ни суета пассажиров, ни взлёт-посадка на меня не подействовали. Я спал и, видимо, спал очень глубоко, потому что когда меня разбудила стюардесса, я увидел, что сижу в пустом салоне, а все пассажиры уже вышли. Мне даже показалось сперва, что я никуда не улетал. Как в стишке про Рассеянного: «А с платформы говорят: Это город Ленинград». – Не-е, платформа точно другая, - я посмотрел в иллюминатор, кивнул стюардессе – встаю, мол, и, подхватив свой рюкзачок, направился к выходу.
- Ну, здравствуй, родина Самсунга! – пробормотал я, ступая на корейский пол, покрытый серым ковролином. Да, сеульский аэропорт ни с новосибирским, ни даже с московским, сравнить было нельзя. Здоровый, светлый и главное – тёплый. Хотя и погоды в этих широтах уже не русские. Я посмотрел сквозь огромное стекло на аэродром – снега нигде видно не было. - Хорошо им, на снегоуборочной технике экономят, – подумал я, оглядываясь в поисках своего пути на посадку. Я прошёл в транзитную зону, получил ещё один штампик в паспорт, а потом, улыбающаяся тётка в синей униформе провела меня к воротам под номером 48. Она сначала поклонилась, а затем, тыча пальцем сначала в табло, потом на часы, что-то пролопотала на своём.
- Ду ю спик инглиш? – осведомился я.
- Йес! – радостно ответила она и снова забулькала на корейском.
- Е-е, - покивал я головой.
- Е-е! – оптимистично ответила она мне, на этот раз тыкая своим пальцем в распечатку билета.
Она ещё пару раз поклонилась и затопала куда-то по своим делам. В общем-то, понятно, что она имела ввиду: «Стой здесь, белая свинья, покуда не прилетит железная птица и не заберёт тебя. А то понаехали в Корею-матушку... Страна, чай, не резиновая».
– И вам спасибочки, - пробормотал я, глядя ей в спину.
Так, ждать мне тут... я посмотрел на распечатку, ёксель-моксель, ажно целых пять часов. Итак, извечный русский вопрос - что делать? Можно посетить туалет, а потом поспать. Мест вокруг много, аэропорт огромный и почти пустой. Во всяком случае, этот отсек. - Ладно, осталось ещё немного подождать. - Я сходил в туалет, и свершил обряд «ничего хорошего из тебя не выйдет». Посвежев душой и телом, я снова вышел в серо-металлический дизайн отсека ожидания. Блин, хорошо здесь. Тот, кто прождал десять часов в вымерзшем Хабаровском аэропорту, меня отлично поймёт. Итак, у меня в запасе почти пять часов. Можно поспать, потом пожрать, а потом... снова поспать. Но спать пока не тянуло, и я решил пройтись по зданию аэропорта. Сначала походил по дьюти-фри магазинам, даже прикупил ещё коньячка – для пополнения фляжки. Потом пообедал в «Бургер Кинг», я просто ткнул пальцем в картинку на стенде, и уже через минуту мне выдали здоровенный гамбургер, колу и картошку. Рядом была какая-то корейская забегаловка, судя по иероглифам (или что у них там...), но рисковать я не стал – ещё подсунут собачатину, хитрые азиаты.
*****
Послонявшись по аэропорту ещё с час, я решил вернуться к гейту номер 48 и попытаться поспать. А что? Солдат спит – служба идёт. Народу ещё не было, я снял с себя свитер, сложил его рулоном, положил его под голову и с наслаждением вытянулся на сером полу. Наверное, мой организм уже начинал приспосабливаться к такой жизни, к тому же сытный обед располагал к покою.
Проснулся я от гула голосов – народ потихоньку собирался возле гейта. Я сонно похлопал глазами и взглянул на часы. Пол третьего. Итого, я проспал где-то с час. Ну и ладно, впереди два перелёта, ещё посплю. Посадка начнётся через час, за полчаса до вылета. Я хрустнул суставами, потягиваясь, и с наслаждением зевнул во весь рот.
Большинство пассажиров были китайцами... или корейцами. Или и теми и другими – поди, разберись. Я сел в сторонке, чтобы не слушать это мяукающее лопотание. Неожиданно рядом со мной приземлился какой-то дедок. Европеоид. Маленький, сухощавый, с оттопыренными ушами, в большом синем пуховике. – Охохонюшки, - вытягивая ноги, вдруг выдал он на русском. Оба-на! Вот так, здрасьте. Я, наверное, выдал своё удивление взглядом, потому что дедок почти сразу перевёл глазки на меня, пошарил по моей персоне своими хитрыми буравчиками и вдруг спросил.
- Москвич?
- Что? – я сначала просто не въехал в вопрос.
- Я спрашиваю, москвич? – с лёгкой ехидцей в голосе повторил он.
- Д-да. Москвич. – Сбитый с толку я, хлопая глазами, смотрел на него. Он удовлетворённо кивнул и отвернулся в другую сторону. Вот так поговорили. Я почувствовал детскую обиду. Спросил и отвернулся. Ни здрасьте тебе, ни до свидания. Я подложил свитер под спину, чтобы было удобнее сидеть, и полез в рюкзак за детективом.
- Обиделся? – долетел до меня ещё один вопрос. Я недоумённо поднял глаза. Дедок снова смотрел на меня с хитрым прищуром.
- Нет, не обиделся, – ледяным тоном ответил я. - Вот, хрен старый, допросы устраивает, – подумал я, доставая книжку.
- Я ж вижу, что обиделся, - не отставал дедок.
- Да за что мне на вас обижаться? – я вдруг принялся оправдываться непонятно в чём.
- Ладно, ладно, не держи зла на старика. – Он вдруг встал и пересел ко мне. - Очень надо, - подумал я, - развлекай теперь его разговорами. Как он всё-таки догадался, что я из Москвы? Что во мне такого московского? Заспанная рожа или шерстяной свитер? - А старичок между тем пододвинулся ещё ближе, снова улыбнулся и опять задал вопрос.
- Гадаешь, небось, как я про москвича скумекал?
- Блин, он что, мысли читает? – я посмотрел ему в глаза, но почему-то почти сразу отвёл взгляд. Не знаю, не смог я смотреть в них, что-то внутри бунтовало. – Ну, хорошо, - сказал я, решив поиграть в его игру. – Как же вы догадались, что я из Москвы? Каюсь, заинтриговали.
- О! – воскликнул дедок, - Каяться - это правильно! Порой, это единственый выход!
- Вы на что-то намекаете? – неприязненно спросил я. – Блин, что за дед такой? Что ни слово, то разговор об колено ломает.
- Нет, не намекаю. Прямо говорю.
- О чём? В чём я перед вами каяться должен? – Разговор вошёл в стадию стихийного бреда.
- Да передо мной, вроде, пока не за что. – Испытующе глядя на меня, ответил дедок.
Я мысленно сплюнул. - Ну, всё, хватит! Пересяду, а он пусть сам с собой разговаривает. – Я, стараясь не смотреть на чокнутого старикашку, нагнулся за рюкзаком, стоящим у моих ног, как вдруг дед опять открыл рот.
- А то, что ты москвич, я по твоим глазам понял... И не только это, а ещё кое-что.
- Что ещё? – Я сел обратно. Что-то было не так. Неуёмный дед как-будто вертел мною, а я не знал, что делать. Какая-то неправильная, неестественная ситуация. – Надо плюнуть, да уйти, - думал я, но дед словно бы не отпускал меня. Он опять щупал меня своими глазками, а у меня внутри всё сморщивалось от неприятного ощущения.
- Что ещё? – повторил я, не в силах вынести затянувшееся молчание. Дедок вздохнул.
- Нехорошее дело задумал ты, отрок. Вот что. И про покаяние не напрасно сказалось. Бог от нас именно покаяния и ожидает.
Только сейчас я заметил, что старичок держит в руке потрёпанную Библию. – Так вот в чём дело! – подумал я. – Вот теперь всё и объясняется. Дедок-то из тех шизиков, которые ходят по улицам с выпученными глазами и вопят: «Придите к Иисусу. Покайтесь. Бог ждёт вас». Как их там... Белые Братья Мормонов Седьмого Дня, что-ли? Во всяком случае, дедовский рентгеновский взгляд теперь понять можно.
- Ага, понятно, – усмехаясь, протянул я.
- Что? – опять ни к селу, ни к городу заулыбался дед.
- Вы из этих... ну, которые про Апокалипсис твердят на улицах. Белые братья, да?
- Нет, отрок. Христианин я. – Дедок покачал в руке Библию.
- Православный? – сам не понимая зачем, уточнил я.
- Если тебе так легче будет, то православный, – кивнул дедок, не сводя с меня пытливого взгляда. Надо было брать ситуацию в свои руки. С такими пристёгнутыми субъектами лучше всего идти напролом.
- Дедушка, - начал я, - вот если честно, чего вы ко мне привязались?
- Поговорить захотел, - не моргнув глазом, ответил мне дед. Я опять запнулся и не нашёлся, что ответить.
- Меня, кстати, Никанор Петрович зовут, – сказал вдруг дед, протягивая мне руку. Пришлось пожать. Ладонь была маленькая, горячая и сильная.
- Очень приятно, - соврал я, - Владимир.
- Ну, вот и познакомились, - удовлетворённо протянул дедок. – А поговорить я как раз о тебе и хотел. Сначала просто думал проверить, угадал я с москвичём или не угадал. А потом, чувствую, помощь нужна тебе, вот, затеял разговор этот.
- Мне? Ваша помошь? – я был искренне возмущён.
- Тебе, Володя, тебе, - закивал он.
- Так, и в чём же дело? – с сарказмом спросил я. Но почему-то во мне предательски сжались внутренности. Не исключено, что дед владел навыками гипноза. Всякие фанатики часто обладают чем-то таким. Умение оказывать влияние на психику и всё такое прочее...
- Неправильный ты путь выбрал, Володя, и я это вижу, – дедок смотрел на меня, как главный врач психбольницы смотрит на очередного поступившего Наполеона. С пониманием и сочувствием, но в то же время, как будто думая что-то своё.
- Какой ещё путь?
- Не знаю, но чувствую я, как от тебя затаённой злобой и ядом тянет. У меня на такие дела нюх хороший. Может, расскажешь мне, посоветуешься?
- Вы о чём, дедушка? – я правда был удивлён. – Чем это я вам так не глянулся.
- Задумал ты что-то, что потом не исправить будет. – Дед, как там его, Никанор Петрович, укоризненно смотрел на меня и покачивал головой.
- Вы это в Библии вычитали? – я старался казаться спокойным.
- Да, и там тоже, – ответил он.
- А где ещё? – обостряя разговор, спросил я.
- В глазах твоих, Володя. Верующему человеку многое увидеть даётся, что от неверующего за семью печатями.
Я сидел, смотрел на него и не знал, что сказать. Вот так попал я, и не послать его, и не уйти, и что делать непонятно. Разговор пошёл - только держись. Про тайны за семью печатями... Что он мне ещё, про Землю Обетованную расскажет?
- Извините, Никанор Петрович, - сморщившись, спросил я, - как про это вообще с таким серьёзным видом разговаривать можно? Вы меня простите, вам самому не смешно?
- Нет, - он отрицательно повёл головой. – Самая большая тайна нашего мира это то, что Библия говорит правду. И ничего кроме правды. – Негромко, но очень веско проговорил он.
Я рассмеялся. Наивный старенький дедушка Никанор Петрович. Жил себе в деревеньке, доил коровушек, кушал кашу с молоком и ходил в церквушку, потому как ничего другого вокруг и не было. Отсюда и такая убеждённость, потому как ни с наукой, ни с образованием он не знаком в принципе. Бывают же ещё такие. Динозавр дедушка, однако. Махровый Кондовозавр, вырождающийся вид, потому и маленький такой. И я решил сделать встречный ход конём.
- Дедуль, дайте теперь, я угадаю по вашим глазам. Первое – вы не москвич.
- Хм, верно, – кивнул дед, продолжая держать лёгкую улыбку.
- Родились в деревне.
- Ага.
- Вокруг была тайга, – добавил я.
- И это верно, - согласился дед. Я торжествовал. Я всё-таки прав – он Глупозавр Таёжный.
- Вы всю жизнь проработали в лесу со скотиной! – Уверенно припечатал я деда. Никанор Петрович вдруг весело засмеялся. Тарахтел и трясся он примерно с пару минут, потом вытел слёзы и сказал.
- Ну, удружил, Володя, и тут ты почти прав – ой, со всякой скотиной работать приходилось. Только больше о двух ногах экземпляры были. И не в лесу я работал – вот тут ты промашку дал, и не скотником, кстати.
- А кем же? – недоверчиво спросил я.
- Следователем Особого Отдела Армии при КГБ СССР, – всё ещё утирая слезы и посмеиваясь, ответил мне он. – Так что про скотину ты, в общем, прав, приходилось иметь дело, приходилось...
- Ах вот оно, что! – Тут меня озарило. Оба-на. Появился более реальный шанс поквитаться с дедом. – Теперь понятно, почему вы в религию ударились. Теперь всё ясно.
- Что же тебе ясно, отрок Владимир? – спросил дед.
- Да то, что это схватки совести у вас, - я решил не нежничать. – Накрошили с Берией народу в 37-м году, а теперь грехи замаливаете, – мстительно улыбаясь, сказал я ему. Дед Никанор крякнул и покрутил головой.
- Эвона, ты куда плюнул. Не-е. Это от незнания. Во-первых, 37-ой год, раз уж про это разговор зашёл, это нарком Ежов. Берия пришёл позже, после него. Он-то, кстати, репрессии и свернул, и весь аппарат НКВД поменял. После войны Абакумов был... и ведомство МГБ называлось... А когда я на службу поступил, вообще 1961-й год шёл. Так что сам смотри, где 37-ой год, а где я.
- Тогда не понимаю, почему вы, человек с таким опытом, во все эти сказки, - я кивнул на Библию, - верить можете?
- Потому и верю, что это правда. – Серьёзно сказал Никанор Петрович.
- Ну, что, правда? Что Земля на трёх китах стоит? – презрительно улыбаясь, спросил я.
- В Писании сказано, что Бог создал Землю круглой и повесил её ни на чём. Так говориться в книге Иова, – глядя мне в глаза, ответил Никанор Петрович. – А вот про то, что землю киты держат, там ни слова нет.
- Да? – Я почему-то всю жизнь был уверен, что в Библии говориться про трёх китов. Хотя ни Ветхий, ни Новый Завет я никогда не читал. Врёт, небось, дед. Самому удостовериться бы неплохо. Как-нибудь на досуге... Не сейчас.
- Ну, знаете, это несерьёзно, – бросил я. - Я проверить вас не могу, а вы этим пользуетесь. Сейчас кто-нибудь с Кораном или с Бхадават-Гитой прибежит и своё качать начнёт. Всей жизни не хватит разобраться с этим.
- А всей жизни и не надо. Достаточно внимательно смотреть по сторонам и быть честным с самим собой, чтобы понять несколько достаточно простых вещей.
- Это, каких же? - я злился на себя, что втянулся в этот дурацкий разговор и не мог скинуть с себя невидимые путы, которые удерживали меня на месте.
- Ну, во-первых, у Земли и у всей Вселенной есть Творец. Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять такую простую истину. Достаточно поглядеть вокруг незамутнённым взглядом. Во-вторых, в каждом из нас есть моральный закон – совесть. Понимание, что такое хорошо и что такое плохо.
- Как по Маяковскому! – съязвил я. – Кроха сын к отцу пришёл...
- В третьих, - проигнорировав мою реплику, продолжал дед, - Все мы понимаем, что делаем много плохого, а за это, по справедливости, должны понести наказание. Поэтому и необходим Спаситель, Тот, Кто получит наказание вместо нас. Иисус Христос – Единородный Божий Сын. В других религиях нигде и никто не умирает за наши грехи. Нигде и никто, – Голос деда звучал тихо, но в то же время он как-будто крючком цеплял меня изнутри. Гадкое чувство. Особенно бесило меня, что я не мог просто встать и сказать – А не пошёл бы ты, дедуля... к своей бабуле! Да всё лесом! – Учит он меня тут, просвещает. Старый хрыч! – Внешне я, конечно, держал марку и ничем своих чувств не выдавал. Старался казаться расслабленным и делать вид, что веду этот разговор, потому что я сам не прочь скоротать время за болтовнёй.
- Дед Никанор, вы, когда это мои грехи подсчитать успели? – я насмешливо улыбнулся.
- Грехи твои я не считаю, они у всех нас имеются, а вот про тебя мне видно немного.
- Ну-ну... – подбодрил я деда. – Просветите подробнее.
- Деньги у тебя водятся. Заносчив ты сильно, только себя признаёшь, другие для тебя как бы и не люди вовсе. Едешь ты куда-то из-за чувства сильного своего, из-за злобы. Много злых дел натворить можешь, потому как моральных препонов нет у тебя вовсе. (Тут я усмехнулся) Только не знаешь ты, отрок, что сам в опасности большой находишься.
- Никанор Петрович, а откуда опасность, не подскажите?
- Отчего не подсказать, подскажу. – Он с готовностью кивнул, продолжая смотреть на меня сочувственно-изучающим взглядом. – От тебя самого опасность и исходит. Позволил ты силе тёмной вести тебя. Попросту говоря, бесам... – дедок смотрел на меня очень серьёзно. А я почувствовал, как неприятно сжалось что-то в животе. – Этот дед, точно чокнутый, всё настроение изгадил. Есть такой закон подлости: если где-то ходит сумашедший, его обязательно вынесет на тебя.
- Знаете, дедуля, это уже ни в какие рамки не лезет! Что вы вообще говорите, вы сами слышите? Бесы какие-то... Я между прочим сидел и вас не трогал, а вы подошли и наговорили мне кучу гадостей. Не кажется ли вам, что вы себя ведёте, как минимум, непорядочно. – Я собрал сил и посмотрел ему в глаза.
Дедок покачал головой. – Откажись сейчас, Володя, не губи себя, – только повторил он. Я молчал. – Ладно, наконец, сказал он, - извини, если чем обидел. – На этот раз он сам отвёл глаза. - Только увидев тебя, не смог молчать я. Может, ещё одумаешься...
Вокруг зашумел народ, все начали подниматься и становиться в очередь. Я как- будто очнулся и с удивлением обнаружил, что нахожусь в аэропорту, на другом конце земного шара. Это уже час пролетел так незаметно? Вот дед-а. Во – заболтал.
- Посадка, – сказал я ему. Он кивнул и поднялся. – А вы куда летите? – спросил я его. Он пожал плечами.
- В Корее работал несколько лет, вот, домой через Таиланд хочу... На пальмы посмотрю, в море окунусь. Все хвалят, решил вот съездить. Кстати, а ты сам до Тайпея или дальше?
- А вы угадайте. Вы же сквозь череп видите. – Радуясь, что последнее слово осталось за мной, я поднялся, подхватил рюкзак и направился к очереди. Надеюсь, его посадочное место будет не рядом.
*****
Не, деду досталось место дальше по проходу. А со мною рядом оказался румяный толстячок с жирными щеками, круглыми очёчками и реденькой козлиной бородкой. Тоже европеоид. Я его видел мельком в очереди на посадку, он стоял позади меня. Я слегка, чтобы не показаться невежливым, окинул его взглядом. В серых джинсах, в толстом расстёгнутом пиджаке он деловито запихнул одну сумку в ящик над сиденьем, другую поставил под ноги, плюхнулся рядом и вдруг, повернувшись ко мне, спросил.
- Из России?
- Да-а... – Я слегка напрягся. Во-первых, не многовато ли русских за один раз в месте, ни коим боком к России отношения не имеющем. Во-вторых, не хватало, чтобы он теперь меня спросил, не москвич ли я.
- И я с России, с Питера. Здорово! – он, улыбаясь, протянул мне пухлую пятерню.
- И вам здорово!
- В Тай? – сразу же спросил он.
- Ага. И вы туда же?
- Ага, все дороги, как говориться... – Он достал платок, вытер взопревший лобик и улыбнулся на сорок два зуба. – В Корее весь этот шухер с билетами после Нового Года начнётся, тогда тикеты не достать будет. Уф! – он принялся обмахиваться газетой.
- А вы в Корее живёте? – задал я вопрос. Толстячок снова улыбнулся и сказал.
- Друг, давай на-ты, а? А то лететь вместе долго, оба пока не старые.
- Давай, - слегка настороженно, ещё не отойдя от разговора с дедом, ответил я. Может они все тут в Корее с промытыми мозгами... Впрочем, скоро выяснилось, что мои опасения были совершенно напрасными, и мы с ним стали болтать как два старых приятеля. Его звали Лёха, и он оказался абсолютно нормальным парнем. Весёлым и полностью адекватным. Я обрадовался. Впечатление от неприятного разговора с дедом ещё не выветрились из моей головы, а разнообразить свой бесконечный перелёт непринуждённой болтовнёй очень хотелось. Лёха жил в Корее уже восемь лет, про свою профессию он выразился так: «гуманитарий широкого профиля, а по существу – менеджер-переводчик». Он был женат, имел одного ребёнка. Его задержали на работе из-за какого-то срочного дела, и его семья вылетела, как и планировалось изначально, а он был вынужден задержаться на два дня. Теперь жена с дочкой ждали его в Патайе. Новый Год они собирались встречать на Ко-Самете.
- Слушай, а Ко-Самон оттуда далеко, не знаешь? – спросил я его.
- Нет, не очень. Можно с Патайи паромом, хотя там даже не паром, а так... пароходик. Часа четыре будет. Можно с Банг-Пэ сначала до Самета, потом до Самона. А тебя там, что, тоже кто-то ждёт?
- Очень надеюсь, что нет, - тихонько ухмыльнулся я, и сразу же спросил его снова. – Леха, а ты как ехать на свой остров собирался?
- Ну как... сначала автобусом в Патайю, там встречусь с семьёй, и в тот же день катером на Самет.
- И долго оттуда на Самет?
- Ну, не очень, где-то с два с половиной часа будет...
- А, от Самета на Самон?
- Ну, где-то ещё с часик... Самон с Ко-Самета увидеть можно, так-что, наверное, час-полтора, не больше.
- Понятно, – я продолжал задавать Лёхе вопросы про Тайланд. Он сам там был уже шесть раз, этот – седьмой. Оказывается, в Корее есть сезоны, когда билеты в Тай стоят дёшево, вот он и катался, когда был студентом. Про эту страну он знал много, и я, радуясь такой возможности, задавал ему вопросы про всё: про такси, про валюту, про цены, про отели и т.д. и т.п. Как я сам до сих пор умудрился там не побывать, даже не знаю. Вся Россия там уже была, а я нет. В Европу больше ездил, в Чехию, в Швейцарию...
Наш аэробус, между тем, выехал на взлётно-посадочную полосу и стремительно набрал скорость. Салон мелко завибрировал, потом последовал лёгкий толчок, и самолёт плавно оторвался от земли. Через три часа с копейками будет Тайпей, немного тоскливых воплей там, далее последний самолёт и... долгожданный Сиам.
- Слушай, Лёха, как здорово, что мы вместе оказались, прямо даже не вериться, я-то в Тайланде ни разу не был, хоть спросить теперь есть у кого.
- Это, кстати, не случайность, они тут специально вегугинов вместе сажают.
- Кого вместе сажают? – не понял я.
- Вегугинов, иностранцев, то бишь. Ну, принцип такой – корейцев сажают с корейцами, китайцев с китайцами, а бледнолицых с бледнолицыми.
- Ну, что ж, неплохой принцип. А то бы сидел сейчас с китайцем... сам-сунь-вынь.
Начали разносить еду. Была курица с рисом и ещё что-то корейское на выбор. Я решил не рисковать и выбрал курицу. А то, кто его знает, ещё скрутит животик, только этого нам не хватало – Новый Год в сортире встречать. Сосед Лёха же, напротив, выбрал что-то красновато-страшное и с удовольствием ел.
- Не собачатинка? – с лёгким подколом спросил я. Лёха оторвался от тарелки и сокрушённо вздохнул.
- Увы, мой друг, увы. – Он с упрёком во взоре посмотрел вглубь тарелки. – Банальнейший «пи-пим-паб», а проще говоря – рис с овощами. А собачатину на неблагодарных бледнолицых никто расходовать не будет, – он опять печально потупился. – Кстати, я бы с удовольствием, - добавил он чуть погодя.
- Да ты просто дикий азиат какой-то, Лёха. Как же друга человека на вертел можно? – я засмеялся. Леха философски погладил своё пузо и сказал.
- Да вот, можно, оказывается. Здесь и правда... Азия. Кроликов они в квартире как кошек держат, а собачек едят. Всё наоборот.
- И у тебя дома кролик вместо кошки? – не выдержав, прыснул я.
- Не, у меня дома как раз-таки кошка. Я ещё не совсем потерянный для белого общества человек, – Алексей с достоинством наколол на пластмассовую вилку кусок чего-то красного и отправил в рот.
- Ага, если ты её не съешь! – хохотнул я.
- Ты, Володя, в сердце смотришь, – вздохнул Лёха. - Мелькают мыслишки, чего уж там.
Мы ещё немного посмеялись над бедной кошкой, посочувствовали местным барбосам, потом Лёха рассказал несколько смешных историй про корейцев, и моё хорошее настроение, испорченное дурацким дедом, вернулось на прежнее место. Обед, точнее ужин, закончился, и по проходу заскользили стюардессы с тележкой, собирая грязную посуду. Потом подали чай-кофе на выбор. Я вспомнил про свою заветную фляжку с коньяком. Сейчас было время приобщиться к прекрасному. После обеда самый момент для конька и сигар, это вам любой светский лев подтвердит. Альзо...
- Плеснуть вам колдовства в хрустальный мрак бокала? – Я потряс фляжкой.
- Ну, давай, - он протянул свой стаканчик. Я набулькал ему на два пальца из фляжки. Он поднёс напиток к носу, понюхал и кивнул.
- Хеннеси... – протянул он, моментально определив марку, - дорогой отравой балуешься.
- Помилуйте, почему же отрава? Немножко всегда полезно, – удивился я. А он только рукой махнул.
- Враньё это всё. Ничего полезного в этом нет. Как и в наркотиках, и в табаке. Никто ведь не говорит, что немножко колоться героином - это даже полезно, или слегка баловаться сигаретами – это помощь здоровью, – он задумчиво болтал пластиковым стаканчиком в руке. – Неправда всё это, – повторил он, глядя на янтарную жидкость.
- Да? – я был искренне удивлён его словами. – Постой. А как же говорят, что в малых дозах - это лекарство. Если алкоголь качественный, разумеется. И даже врачи, вроде, сами рекомендуют.
- В том-то и дело, что «вроде». Мне один знакомый врач тет-а-тет буквально на пальцах объяснил, что алкоголь в любом его виде – это, именно, что яд, который убивает живые клетки. Клетки мозга в том числе. В этом его основной эффект. И полезен он может быть только в рассуждении, сколько клеток мне нужно сегодня убить, чтобы помочь своему здоровью, – он улыбнулся и слегка пригубил коньяк. – А словоблудие про качественный и некачественный алкоголь, это похоже на разговоры про качественный и некачественный героин. Мол, качественный героин в малых дозах полезен в любых количествах.
- Но постой... я всю жизнь слышал, что у вина и у пива есть много полезных свойств. И даже у водки...
- Это мифы, мифы... – вздохнул Лёха и поставил стаканчик на откидной столик. – Уж не знаю, как они возникли. Для оправдания или от незнания, но многие поддерживают их существование.
- Первый раз слышу, – я хмыкнул, пожал плечами и пригубил из своего стакана.
- Это потому, что ты никогда не интересовался этим специально. А когда начинаешь копать, то находишь очень много интересного, – он улыбнулся, взял со столика свой стаканчик, понюхал его содержимое и снова поставил его на место. – Оччччень много.
- Да, а что ещё? – Мне стало интересно. – Заинтриговал, расскажи.
- Ну, практически во всех общеизвестных истинах присутствует огромный процент лжи... Вот хотя бы взять историю.
- Да? А что история? – я откинул спинку кресла, слегка повернулся набок и всем своим видом показал, что готов внимательно слушать собеседника. Не сказать, чтобы он меня захватил полностью, но мне очень нравилось, что поток новой информации замывал неприятный осадок, который всё ещё оставался после разговора с дедом. Хоть хорошое настроение и вернулось, где-то в глубине сознания до сих пор было слегка не по себе. А Лёха усмехнулся, почесал круглый животик и как-то грустно сказал - Ты, Володя, не поверишь мне, боюсь.
- Да? Почему же?
Он замялся, потрепал свою жиденькую бородёнку и снова сказал – Слишком много новой информации, в корне противоречащей современным представлениям о жизни. К тому же многое объяснять придётся.
Я кивнул – Хорошо, давай так: ты мне говоришь суть, а я задаю несколько вопросов. Если ответишь, то ответишь, если нет, то каждый останется при своём мнении. Идёт? – Меня начинало потихоньку увлекать. Он согласно кивнул.
- Хорошо, - сказал он, вновь беря стаканчик в руки. Ему, похоже, просто нравилось во время разговора что-нибудь вертеть в руках. – Я скажу тебе суть. Она проста: история точно ничего не знает. Это огромное белое пятно. Более или менее она известна про последние двести-триста лет, и то - самые основные события. А глубже – тёмный лес. Смутные обрывки. Потом, очень многие учёные сходятся во мнении, что нам нет десятков тысяч лет. Нам даже нет и десяти тысяч. А то, что в учебниках... это просто ряд гипотез, которые только выдают за истину, не более...
- Так, - я выпрямился в кресле. – А как же всё то, что мы учили про древние цивилизации? Про все эти культуры...
- Они были, но не так давно. История наша гораздо моложе, чем мы думаем, – он грустно улыбнулся.
- Постой, а этот, как его... ну, учёные анализ делают...
- А, датирование через принцип распада углерода? Всякие калиево-аргонные? Фигня это всё. В интернете об этом информации полно. Живым пингвинам этот метод дал восемь тысяч лет. Живым пингвинам! Живому моллюску две тысячи семьсот лет. Некоторым современным вещам, возраст которых заведомо не может быть большим, этот метод даёт по десять тысяч лет или того больше. Учёные это знают, но почему-то продолжают ссылаться. Принцип такой: когда мы точно знаем, сколько лет предмету, этот метод неверен, но когда мы не знаем, сколько ему лет, этот метод считается верным. Это какая-то чушь собачья. Хотя я зря обижаю собак... Эволюция, та же штука. Все думают, что это давным-давно доказано, а на самом деле, реальных доказательств – ноль. Есть притянутые, уж не знаю за что, за уши или за яйца. Никто не знает, как появился человек, да и вообще жизнь. Ты знаешь, что учёные на самом деле даже понятия не имеют, насколько далеко от нас находятся звёзды? Он говорят, что знают, что до этой звезды сорок миллионов световых лет, до той сто миллионов, но на самом деле они не знают.
- Да, ладно! – усмехнулся я. - Как это не знают? Они же там что-то высчитывают.
- Нет никакой возможности это просчитать, просто нечего взять за критерий. Даже в самый-самый сильный телескоп нельзя увидеть ничего нового о конкретной звезде. Всё та же яркая точка, что и невооружённым взглядом, понимаешь? А насколько она удалена от нас, какого она размера, как проходит свет эти расстояния, никто не знает.
- Стоп, а почему же учёные не говорят об этом? Что-то я ничего не пойму? – он правда меня удивил. Странный парень - Лёха из Кореи.
- Да, нет, почему же, некоторые говорят. Правда «учёный мир» сразу открещивается от них. Просто ты этим тоже специально не интересовался. А в учебниках пишут так, потому что, во-первых, писать что-то надо, а во-вторых, гуманитарные науки, вообще, это проститутки, политические, в том числе, как Троцкий. В большинстве своём, это просто скопище утверждений, которые очень трудо доказать или проверить. История – то же самое. Есть немного обрывочных сведений и горстка фактов, которые могут иметь очень много вариантов толкования. Просто, рано или поздно, по тем или иным причинам, выявляется какая-то ведущая линия. По ней пишут монографии, защищают диссертации, и, если появляется хоть целая куча фактов, свидетельствующих об ином варианте, то её просто игнорируют. И уж конечно, не признают в «учёном мире». Историки - это как тоталитарная секта с очень жёсткими догматами. Но на самом деле, это большое белое пятно. Вот и всё. – Он опять улыбнулся глядя на меня.
- Хм, вот это да. Но тогда в учебниках надо говорить об этом.
- О чём? – он насмешливо приподнял бровь.
- Ну, что относительно нашей истории есть несколько версий. – Неуверенно сказал я.
Он засмеялся, снова поднёс стаканчик к носу, потом подумал и опять пригубил.
- Володя, ну вот представь себе учёных мужей-историков. Вот ты на их месте позволил бы молодым выскочкам защищать диссертацию о том, что в корне противоречит их учению, за которое они, между прочим, всю жизнь получали неплохие деньги, выступали на конференциях, делали «открытия».
- Нет, не позволил бы, – с ухмылкой сказал я. – Точно бы не позволил, – повторил я медленнее. - И сейчас не позволю всяким Якиным забирать моё, – сказал я снова, но уже про себя.
- Ну вот, – он опять улыбнулся и поднёс стаканчик к губам. Тут мне в голову пришла одна мысль. Догадка.
- Послушай-ка, друг, - спросил я его, - а ты по образованию кто?
- Я как раз историк и есть, – он посмотрел мне в глаза.
- Так, теперь понятно. И у тебя нашла коса на камень, так?
- Так, – спокойно согласился он. – Было дело в аспирантуре... здесь в Сеуле, - он махнул головой назад, словно показывая на Сеул, который уже более часа как находился далеко отсюда. – Я писал свой диссер об исторических доказательствах возраста корейской истории. Пять тысяч лет, – он вздохнул. – Они очень любят это повторять, к месту и не к месту. Мы, мол, древние – ого-го! Куда ни сунься «о-чён-нён ёкса» да, «о-чён-нён ёкса»... даже на магазинных кульках пишут...
- Пардон, что? Не расслышал.
- А-а, - он вздохнул, - это по-корейски «пятитысячелетняя история». Это у них на первом месте. Потом, конечно, идёт «кимчи».
- Что? – опять не понял я.
- Да, неважно, – он махнул рукой. – Я про историю их речь веду. Документальные источники, максимум на полторы-две тысячи лет вглубь показывают. Со всеми возможными поправками и допущениями. Это я, конечно, потом обнаружил, когда над диссером своим работать начал. Да... меня корейские профессора сначала все хвалили, просто налюбоваться не могли. Дали кучу работ своих авторов, мол, вот – пиши по ним, и будешь-таки молодец. Я их добросовестно прочитал и увидел, что они просто ссылаются друг на друга. Пошёл искать доказательства - не нашёл. Единственное, что есть, это хроники, которые относят к 13-му веку, где рассказывается про то, как медведица превратилась в женщину и родила Тангуна, который, якобы, и основал Корею. И всё. Полез в другие источники и обнаружил, что всего каких-то пятнадцать лет назад считалось, что истории Кореи четыре тясячи лет. Видно, решили не мелочиться и накинули ещё тысчонку. Обратился за разъяснениями, и тут вдруг меня прессанули. – Он вздохнул, - да так сильно, что я просто растерялся. Просто отовсюду прижали. Нет, я поначалу пытался, конечно, объяснить, что просто не нахожу никаких свидетельств, просил мне помочь... Потом понял, что именно это-то их и бесит. В общем, вылетел я из своего «Корё». Спиппендии тоже лишили и всё...
- Прости, вылетел, откуда? – снова услышав незнакомое слово, задал я вопрос.
- Из универа моего. Из аспирантуры. – рассеянно, видимо полностью уйдя в воспоминания, пояснил он. – Хорошо, что мистер Сон к себе устроил и рабочую визу организовал. Вот, уже три года, как у него работаю менеджером-переводчиком. Он нормально платит, нам с Алинкой хватает. – Лёха помолчал, снова отхлебнул из стаканчика и продолжил. – Во-от, а потом я в других источниках рыться начал. Другие вопросы поднял – та же картина. Потом психолог мне один из «Ёнсе» сказал, что в его вотчине всё тоже самое. Ну, а потом я уже зажёгся и сам копать начал.
- И что? – спросил я, решив не уточнять на сей раз про непонятную «ёнсу». Город, наверное.
- И много чего, куда ни плюнь. От всего до всего, за редким исключением. Про точные науки я не говорю, там всё хорошо проверяется, они именно поэтому и называются точными. Я стольких иллюзий лишился. А они везде. Даже фильмы возьми. Про добрых плачущих убийц и всяких там искренних и чистых душою шлюх. Смотришь и понимаешь – он же хороший, он просто людей убивать любит. А так, он чистое золото. Ах, люди были жестоки к нему. – Он, немного нервно, как мне показалось, хихикнул. Похоже, он слегка захмелел. Невезучий историк Лёха.
- Не бывает с серединки на половинку. – Он шумно втянул носом воздух. - Не бывает искренних и честных шлюх. Или убийц с чутким и нежным сердцем. Добрых и справедливых воров. То, что мы делаем, меняет нас. А в фильмах нам говорят, что можно быть шлюхой, но оставаться честной и любящей женщиной. Нельзя. Просто не получится. В каждой шарашке свои законы, и либо она изменит тебя согласно им, либо отторгнет. Другого просто не дано.
- Не знаю, допустить, наверное, многое можно, – я пожал плечами.
- Допустить-то можно всё, но вот только конкретная жизненная ситуация и ситуация абстрактная, приведёная для примера, это две большие разницы. В жизне же, каждая ситуация сплетается из миллиона других ситуаций, и несёт в себе множество ньюансов. В фильмах, допустим, ситуации сплошь выдуманные. Но мы учимся по ним, цитируем. Вздыхаем по тем красивым картинкам, которые нам преподносят. Эх, Володя, - он одним махом допил коньяк, - мы живём среди иллюзий. Среди лжи. Вот и весь сказ. – Он поставил пустой стаканчик на столик и замолчал.
Я тоже молчал и ждал продолжения. С этим парнем, похоже, всё было ясно – «у кого, что болит, тот о том и говорит». Выгнали злые профессора беднягу из университета, оттоптали «учёное достоинство», вот и обиделся наш историк. Начал кривду везде выискивать. Осталось одеться в рваньё и по Руси босым податься – ослеплённый народ просвящать. Мда, что ни собеседник, то свой таракан в голове. Фильмы ему не нравятся... и всё вокруг - ложь. Ёжик в обмане.
Молчание затягивалось, и я решил его нарушить.
- И к чему это всё выводится? Везде обман, понятно, а правда где, в чём же тогда фишка?
- А вот этого-то я и не знаю, – он снова грустно улыбнулся. – И мне от этого грустно. Не знаю я, ничего не пойму сам.
Я с серьёзным видом покивал головой. - Знаю я вашу породу, знаю, - думал я, - «философствующий ботаник» называется порода эта. Мыслитель нашёлся, тоже мне. «Ах, я знаю, что я ничего не знаю». Сократ, понимаешь. Рассуждает обо всём сразу, а чёткого вывода или итога нет. Наговорил кучу, а концы с концами не свёл. Просто из пустого в порожнее. Обычное интеллигентское трепло – «мир катится в пропасть, спасите его кто-нибудь!» Не, по мне, куда уж лучше знать свою маленькую цель и размеренно идти к ней. Я бы ему весь смысл сразу, одной фразой объяснить смог: выживает сильнейший, вот и вся суть. Историки эти тоже – кто сильнее оказался, тот свою «правдочку» и протолкнул. Без разницы, что и как было на самом деле. Вот и всего-ничего. Естественный отбор, дружок. Выживает сильнейший. Вот тебе и весь сказ.
Наверное, что-то такое отразилось у меня на лице, потому что мой сосед по самолётному креслу печально вздохнул, - я же говорил, что ты не поверишь.
Я ответил лёгкой гримасой – извиняй, мол. – Потом решил добавить в словах. - Да я не то, чтобы не поверил. Я конкретный вывод ожидал услышать. Если это не верно, то, что верно. А то... иллюзии-коллюзии и другие поллюзии.
Толстячок Лёха хмыкнул, снял очки, положил их на откидной столик и растёр лицо руками. - У-о-о-ох, – сказал он, откидываясь снова на спинку кресла. – Нету у меня конкретных выводов, не обессудь. Вопросов масса, а ответов ноль.
- У одного вопросы, у другого ответы, - подумал я, отворачиваясь к иллюминатору, – а поговорить по душам не с кем. - За окошком уже сгустилась темень. Аэробус летел ровно, даже лёгкой турбулентности не ощущалось. А завтра будет Бангкок, я до него как до Берлина...
- И у кого же ответы? – спросил вдруг меня Лёха. Я еле удержался, чтобы досадливо не сморщиться. Видать, я вслух подумал, вот он и услышал.
- Да так, - я поёжился и полез за одеялом, - пристал тут, перед вылетом ко мне один старче. Говорил, что все ответы в Библии есть, – я скривился, показывая своё отношение к такого рода заявлениям.
- Да? Интересно, – с загадочным выражением лица вдруг протянул Лёха. – И что за старец такой? Скажи-ка, может, пообщаюсь.
- Да вон! – показал я дальше по проходу, – Видишь дедка с оттопыренными ушами? Вот это он и есть. Никанор свет Петрович, общайся, мне не жаль.
Я помню...
Дядя Гриша жил в квартире напротив нас. Я с его сыном Сашкой в одной параллели учился. Не то, чтобы друзьями особыми были, нет, но друг к дружке заглядывали часто. Он по химии и физике соображал неплохо, а я по английскому, вот и получился у нас своеобразный симбиоз по домашним заданиям. Сашка вообще очень старательным был, на медаль нацеливался. Но вот иностранный язык ему не давался, ну хоть ты тресни. Про медаль-то я больше от дяди Гриши слышал, чем от самого Сашки. А Григорий Николаевич Полунин человек был серьёзный – настоящий майор милиции. И решил он, что сын обязательно на медаль школу закончить должен. Мы в ту пору только в восьмом классе учились, я вообще резоны про медаль понимал плохо. Во-первых, до одиннадцатого класса, как до Китая на карачках, во-вторых, я уже тогда думал, что заниматься нужно тем делом, которое лично тебе интересно, как однажды и сказал Сашке. Он как-то вяло возразил мне, сказал что, мол, медаль покажет его потенциал к выживанию. Он так и сказал: «потенциал к выживанию». Я от таких слов пришёл в обалделость, ничего не понял, но что он имеет ввиду, спросить постеснялся. Хотя Сашка и сам сказал это очень неуверенно. Что понималось под этими словами, я узнал совершенно случайно, когда зашёл к нему в очередной раз по поводу домашней работы. Дверь мне открыл дядя Гриша.
- А, сосед, – Григорий Николаевич стоял в дверях пошатываясь. – Ну, проходи. – Он посторонился, давая мне пройти. – Нет, не туда, - сказал он вдруг, увидев, что направился в Сашкину комнату. – На кухню давай.
Я прошёл на кухню, но Сашки там не увидел. Там вообще никого не было. На столе стояла ополовиненная бутылка водки, ещё одна, уже пустая, стояла под столом.
- Садись, – дядя Гриша шлёпнул рукой по табурету, – разговор у нас с тобой будет. Взрослый разговор. Настоящий.
Я, ничего не понимая, послушно приземлился на табуретку и вопросительно взглянул на Сашкиного отца. Он сел, звякнул бутылкой, налил себе полстакана и вдруг спросил – Вот скажи мне, Володька, что в жизни самое главное? – Он уставился на меня мутным взором.
Я, сидя на табурете, скромно пожал плечами.
- Не знаешь? – Дядя Гриша, наклонился ко мне через стол и насмешливо осклабился.
- Не знаю.
- Во-о, не знаешь! – пьяно ухмыляясь, заключил он. – А почему? – его указательный палец ткнул меня в грудь.
- Почему? – чувствуя себя неуютно, переспосил я.
- Да, потому, что дурак, как и мой Сашка, – твёрдый палец продолжал тыкать меня под ключицу, – дурак. А старших всё равно слушать не хотите. У-у-ухх. Да, старших... – Он икнул, его качнуло, и он, к моему облегчению, убрал свой палец.
- Ладно, скажу я тебе, – он снова икнул, пододвинул к себе стакан, о чём-то коротко задумался, сплюнул на пол и залпом выпил.
Я сидел и ждал, что он скажет.
- Володька, – он заговорщически подмигнул мне, – в жизни самое главное - это хорошо устроиться. В нашем мире выживает сильнейший. Это я тебе точно говорю, как милиционер. Даже у нас в милиции так. И у преступников тоже так. Вот я их в тюрьму сажаю, почему, думаешь?
- За преступления. – ответил я.
- А вот и нет! – Дядя Гриша громко хмыкнул. – За то, что слабее меня оказались. Как эта... – он снова икнул, - пословица-то говорит – «не за то вора бьют, что украл, а за то, что попался». Вот это верно оно. Если ты сильный, ты всё сможешь. Вот. А сила, это что, Володька?
- Мускулатура.
- В первобытном обществе - да. Но сейчас, сила - это то, как ты умеешь добиваться своего, Володька. Ум - это сила. Деньги - это сила. Воля - это сила. Связи с нужными людьми - это сила. Сумел своего достичь, значит, ты сильный, а как ты это сделал, не имеет значения. Вот я про преступников знаю, они много наворовали, а доказать не могу, это значит что?
Я опять пожал плечами.
- Ха. А это значит, что они сильнее меня оказались, понимаешь? Не важно, преступили они закон или нет, важно то, что в тюрьму они не сели и живут себе хорошо. Идёт естественный отбор. Кто сильнее, тот и выживает. И не важно как он выживает, главное - результат. Понял?
- Понял, дядя Гриша, – я с примерным видом закивал головой.
- Да? Молодец. А вот мой Сашка не понимает. Выживает сильнейший, умнейший, хитрейший. Если хочешь взять то, что желаешь, есть только один способ – надо отсечь всё лишнее и сосредоточиться на цели. Всё, что мешает –отрубить на хрен. В жизни два типа людей: которые берут, что хотят и которые этого сделать не могут. Решай сам, кем ты будешь. Запомни это, Володька, больше я тебе такого не скажу. Да и другой не скажет. Всё, это секрет. Взрослый секрет. Настоящий. Тссс, – он поднёс палец к губам и подмигнул мне.
- Дядя Гриша, а Саша когда придёт? – я вспомнил о цели визита и о завтрашнем уроке по химии.
- Саша? – он удивлёно поднял брови, покосился на стакан, наполнил его и опять одним махом выплеснул водку в рот. – Не знаю. Он уехал, но наверное скоро приедет, – он снова перевёл мутный взгляд на меня. – Ты это, Володька, иди домой. И о нашем с тобой разговоре никому ни гу-гу, понял?
- Понял, дядя Гриша, – я послушно слез с табурета.
- Вот, молодец, иди домой... и будь сильным, потому что прав именно сильный и только сильный. Да, и дверь за собой захлопни.
Домой я вернулся в недоумении. То, что сказал Сашкин отец, никак не помещалось в моей голове. Да и взрослые ещё ни разу так со мной не разговаривали. А дядя Гриша ещё сказал, что это тайна. Секрет. В ту ночь я долго не мог заснуть. Да и в следующие дни я постоянно думал об этом.
Причину, по которой дядя Гриша в тот вечер так со мной разоткровенничался, я тогда не по понял. Что-то такое осозналось лишь спустя две недели, когда Сашку выписали из больницы. За день до моего разговора с дядей Гришей мы с родителями ездили в гости к нашим знакомым и задержались допозна. Сашка приходил ко мне за помощью в домашке, а меня дома не оказалось. Пришлось ему самому разбираться с «past perfect continious». На следующий день англичанка посмотрела его работу, ужаснулась и с ходу влепила ему в тетрадь жирную двойку. За это отец избил Сашку армейским ремнём с пряжкой, да так, что пришлось вызвать скорую. Мать уехала с Сашкой в больницу, а дядя Гриша остался дома один. А потом... я уже не помню, как там было, но, кажется, они с Сашкиной матерью развелись, разменяли квартиру и разъехались по разным домам.
Сейчас... Декабрь 2004
- Это что, какой-то закон притяжения чокнутых друг к другу? – раздражённо думал я, глядя как дедок и Лёха уже который час чешут языки. Сперва болтали в самолёте, потом о чём-то спорили, теперь здесь сидят как родные. Скоро вылет, а они никак не отлипнут друг от дружки. Смешно, но я ощутил что-то вроде ревности. Как будто дедок отобрал у меня соседа по самолётному креслу. Да ну их. Плевать! Пусть хоть поженятся, мне до них никакого дела нет. У меня своя цель и я к ней всё ближе и ближе.
Тайпейский аэропорт мне напомнил аэропорт Сеула. Наверное, по похожему проекту строили – махина из стекла и стали. Стояла ночь, народу было мало, даже в магазинах дьюти-фри не было посетителей. Только сонные продавщицы осоловело таращились, когда я проходил мимо них. Все, кто дожидался ночных рейсов, либо мирно спали на сидениях в отсеках для ожидания, либо, как я, неприкаянными тенями слонялись по огромному освещённому пространству аэропорта.
Судя по рассказам историка-неудачника, в аэропорту Бангкока можно будет сразу взять такси и ехать до Патайи с ветерком. Стоить это будет баксов сто пятьдесят-двести. Сам Лёха собирался добираться туда на автобусе, экономил. У меня мелькала мысль предложить ему поехать вместе со мной на машине, раз уж я всё равно беру такси, но потом я передумал. Пусть теперь со своим дедом едет, если он ему так полюбился. А я пока прикину, как буду действовать.
Итак: до Патайи – на такси, тут даже думать нечего. Там с утра надо будет разобраться, Лёха говорил, что там есть целая куча частных турфирмочек. Прям, вдоль бережка сидят тётки и предлагают всякие туры, с ними можно договориться о катерке на любой близлежащий остров. Хотя Ко-Самон не так уж близко. Ладно, там договоримся. По ситуации... Потом приеду я на остров... в турагенстве мне говорили, что Ко-Самон - это национальный заповедник и территория охраняется... с этим тогда сложнее. Интересно, если это в то же время туристическое место, то насколько сильно его могут охранять? Надо думать, что там всё-таки не Кремль и не Форт-Нокс. Если просто заплатил и прошёл, то нормально. Если попросят предъявить документы, то это уже не желательно. Мало ли, как сложится ситуация... Ладно, будем посмотреть.
Телефон я включал и проверял и в Новосибирске, и в Хабаровске – от Ленки, да и вообще, звонков не было. Ни сообщений, вообще ничего. В Сеуле же и в Тайпее, похоже, была другая система связи, и мой телефон показывал отсутствие сети. Ничего, в Тайланде должен пахать, там у них тоже GSM.
*****
- Вот! Последний перелёт. И мотор ревёт... – напевал я про себя, когда огромный Боинг, легко, словно ласточка, оторвался от тайваньской земли и взмыл в ночное небо. Всё, теперь нужно поспать, через три часа будет Сиам – Терра Инкогнита и зона возможных боевых действий.
Историк и дедок сели вместе и продолжали разговаривать. Точно слиплись. Ну и ладно, пускай языки точат, а мне нужно спать.
Я, видимо, уже начал привыкать к такой жизни, потому что мой организм, измотанный двумя сутками пути и предыдущими переживаниями, уже не возмущаясь неудобным креслом, послушно вырубился. И приснился мне почему-то офис фирмы «Прилив» и Лёнька Старченко, её босс и мой однокурсник. Эх, славные были деньки, сколько лет-то прошло... Вернуть бы сейчас ту бесшабашную весёлость хотя бы на миг. Тогда всё было так свежо: и деньги, и девушки, и первые победы...
*****
Колёса самолёта коснулись бетонного покрытия аэродрома. Я открыл глаза. Ну, вот и приехали.
Я сладко, во весь рот, зевнул, потом потянулся и размял затёкшую спину. Хорошо. Мой рюкзачок был при мне, и я, дождавшись, когда основная масса народа пройдёт мимо, легко подхватил его и двинулся на выход.
Аэропорт Бангкока оказался вообще огромным муравейником. - «Су-вар-на-пу-ми», - прочитал я по слогам. Ага, только что отгрохали. Не спеша, пройдя вслед за остальными пассажирами по длинному и широкому, как футбольное поле, коридору, я очутился у стойки иммиграционной регистрации. Ах, да... виза тут ставиться по прибытии. Пришлось заполнить бланк и заплатить двадцать баксов. Офицер, принимавший документы, выдал мне жёлтый пластиковый квиток с номером. – Ждите, – хмуро, с диким акцентом, по-английски сказал он мне. Я присел в сторонке и огляделся по сторонам. Видно, только что прилетел рейс из России, потому как откуда ни возьмись, вдруг навалило много наших. Шум, гам, возня, одни и те же тупые вопросы... да, это из России. Им-то что, приехали свеженькие, без кучи ненужных перелётов, вот и галдят, как галки на помойке. Быдло...
Я сморщился и отошёл в сторонку от гомонящей стаи. Сел так, чтобы видеть, когда высветится мой номер. Неожиданно сзади себя я услышал странный шёпот. Я удивлённо обернулся. Ха, так и есть! - Дедок Никанор и мой бывший сосед Лёха сидели вместе и... молились. Причём горе-историк, по-моему, плакал. Не, точно, психи отыскали друг дружку на планете Земля.
Впрочем, я недолго наслаждался этим зрелищем, бямкнуло электронное табло, и среди прочих высветившихся номеров я увидел свой. – Прощайте, дремучие психи, - негромко пропел я, вставая со своего места.
Бангкокский аэропорт «Суварнапуми» действительно был огромным, просто гигантским. Я несколько раз сбивался с пути, выходя наружу. Даже ночью он кишел пассажирами со свех концов света. Столько этажей, столько магазинов, я даже был слегка подавлен этим размахом. Блин, да где же выход на волю? Ага, судя по стрелочке - по эскалатору вниз.
Как только стеклянные двери с фотоэлементом разъехались в стороны перед носом, на меня дохнуло влажным тропическим жаром. Как-будто зашёл из предбанника в сауну. Я остановился перед скамеечкой на выходе, стянул свитер и запихнул его в рюкзак. Одел на плечи обе лямки, сделал несколько шагов из- под козырька входа и полной грудью вдохнул мяслянисто-пряную влагу ночного воздуха. - Ну, здравствуй, Сиам!
Как меня и предупреждал Лёха, ко мне тут же подбежал коричневый человечек в оранжевой спецовке и попытался посадить меня на лимузин. – Такси, са! Такси, са! – кричал он, пытаясь схватить меня за рукав футболки и подтащить к стоянке белых машин представительского класса. Я покачал головой и, помня инструкции, повернул налево, к стоянке обычных такси. Пройдя метров двести вдоль здания аэропорта, периодически уворачиваясь от каких-то индусов с огромными тюками на багажных тележках, я в конце концов набрёл на здоровенное стадо красно-синих такси с надписью «taxi-meter» на крыше. Там, в отличие от предыдущей стоянки, народ был. Имелся даже намёк на маленькую очередь. Итак, Патайя. До неё ещё два часа, а в машине тоже можно покемарить.
- Извините, - вдруг услышал я голос сбоку, - вы русский? – Я удивлённо повернул голову. Передо мной стояла какая-то неопрятная курица с сумкой на колёсиках и смотрела на меня сквозь толстые линзы очков. На вид лет двадцать пять, худая, бледная, с сальными волосами, выбившимися из пучка на макушке, и каким-то затравленным овечьим взглядом в глупых глазёнках.
- Что, простите? – сохраняя минимум вежливости на лице, переспросил я.
- Я просто первый раз в Тайланде, я спросить хотела... – неуверенно проблеяла та.
- Слушаю вас, - я, изображая высшую степень терпения, приподнял брови и поджал губы. Лохматая курица нервно потеребила ручку своей сумки, поозиралась и ответила.
- Мне сказали, что от аэропорта автобус в Патайю идёт, но я уже два часа, как остановку ищу... тут всюду, – как-то по-детски, беспомощно промямлила она. - У всех спрашивала, но они не понимают по-русски.
- Интересно, почему, да? – ухмыльнулся я. Она виновато пожала плечами. Своей овечьей непосредственностью она меня рассмешила и где-то даже приподняла настроение. Интересно, откуда она? Какой-нибудь Свинодрищенск, в Липецкой или Урюпинской области... По ней сразу всё понятно, с первого взгляда. Из своего «мегаполиса» никогда в жизни не вылезала. Проучилась десять классов на стабильные тройки. Потом работала где-нибудь на заводе в отделе выдачи талонов на мыло. И вот... угораздило ж её попасть за границу. Еще, небось, не хотела, всем заводом выпихивали. Откуда у неё деньги на путёвку, интересно? Зарплаты на заводе должно хватать на то же мыло, ну, и ещё на валенки.
- Вы путёвку в Тайланд в лоттерею выиграли? – улыбаясь, спросил я. Под толстыми линзами проглянуло изумление.
- Откуда вы узнали? – удивилась курица. – Вам что, кто-то рассказал про меня?
- Да нет, - мне стало смешно, - я просто немного экстрасенс, вот и всё. Вас как зовут?
- Дина, - проблеяла она.
- Очень приятно, - слукавил я, - а меня Владимир. И вы едете в Патайю?
Она согласно кивнула головой. Я улыбнулся. Ладно, она хоть и не прекрасная дама, но я-то, в глубине души, благородный рыцарь, пускай уж едет со мной. А то одна она точно не доедет, потеряется ещё прямо здесь...
- Вот что, Дина. Про автобусную остановку я ничего не знаю, так как подобно вам, первый раз в Тайланде. Но я тоже еду в Патайю, правда, на такси. Могу вас взять с собой. Бесплатно, разумеется.
- Не-е-ет, - овца Дина помотала головой. – Я не могу в машине с незнакомым мужчиной ехать, мало ли что. – Она сделала шаг назад, словно бы прячясь за свою сумку.
- Да? – я так удивился, что даже не нашелся, что сказать в ответ на это целомудренное заявление. Она видно себе очень льстит, что предполагает по отношению к себе это самое «мало ли что». Что-то мне неимоверно везёт на встречных. Ни одного нормального попутчика, ну что за напасть?
- Ну, смотрите сами. Моё дело предложить, ваше дело отказаться. Значит, вам придётся дальше искать автобус. – Я сделал шаг по направлению к стоянке такси.
- Подождите, - она нерешительно посмотрела на меня, потом подумала и вышла из-за сумки. – А вы можете пообещать, что не будете приставать ко мне?
- Могу! – почти торжественно ответил я. – Ты даже не представляешь, как легко мне это обещать, - добавил я мысленно.
- Ну, хорошо, - сделала она одолжение, - я поеду с вами, но помните – вы обещали.
- Да-да, не волнуйтесь, - уже не скрывая сарказма, покивал я головой, - давайте сумку возьму.
- Нет-нет, - она с подозрением посмотрела на меня, - я сама.
Толстая тайская тётка на стоянке такси выписала мне какой-то квиток, и мы пошли к машине. Пугливая курица Дина, класть сумку в багажник отказалась наотрез, она вцепилась в ручки и так, в обнимку с ней, полезла на заднее сидение. Я только головой покрутил – встречаются же экземпляры. В каких только заповедниках их выращивают?
В машине мы молчали, и каждый раз, когда я оглядывался на заднее сидение, ответом мне было одно и то же – встречный испуганный взгляд из-за сумки. Я мысленно сплюнул, опустил спинку своего кресла и откинулся назад. За окном была сплошная темень, только вдоль трассы стояли редкие фонари. Смотреть было не на что, от мерной езды меня сморило, и я снова заснул.
*****
- Пуа-та-йяаа, - промяукал водитель и легонько постучал мне по колену. Я открыл глаза. Уже было светло, мы ехали по широкому автобану, с обеих сторон которого, тянулись кокосовые плантации. Я первый раз в жизни видел кокосовые пальмы. Вот, значит, они какие. Очень приятно. Впереди по курсу стоял большой щит, на котором красовалась надпись на английском языке «Добро пожаловать в Патайю». Вдали уже виднелись строения.
- Подъезжаем, - я обернулся к своей попутчице. В ответ, я получил всё тот же испуганный взгляд исподлобья. Дда-а-а...
– Скажете, где остановить, хорошо? – сказал я, уже не оборачиваясь.
- О времена, о, нравы... – в притворной печали вздохнул я, когда шугливая газель Дина, по-моему, даже не сказав спасибо, выпорхнула из такси. Вот и делай после этого добро людям. Ну и ну. Её, значит, подвозят, а она всю дорогу боится, что я, прямо в машине, не сходя с переднего сидения, начну её насиловать. По-моему, она просто плохо разбирается в мужской анатомии. Про правила приличия я вообще молчу.
- Вот она, степень морального разложения современной молодёжи, - назидательно сказал я таксисту по-русски.
- Фаланг, мэй лу-у, – ответил тот и вопросительно воззрился на меня.
– Гоу ту зе бич, – и я неопределённо ткнул пальцем в пространство перед собой.
*****
Катерок, по-стариковски пыхтя мотором, подходил к берегу. На моих часах, подведённых под местное время, стояло двенадцать часов дня. Неплохо укладываюсь во времени. Итак, где-то, в четыре часа я прилетел. Потом виза-шмиза, туда-сюда... и в такси я сел в пять часов утра. В семь уже был в Патайе. С час-полтора слонялся по набережной. В круглосуточном «Севен Элевене» купил попить и каких-то чипсов, подождал пока откроются турфирмочки и быстро договорился о катере до Ко-Самета. Сразу до Самона они ехать не захотели, сказали, что на Самете можно пересесть на рейсовый, я как раз успею. На том и порешили.
До первого острова, на скоростном катере мы долетели за сорок пять минут. Ко-Самет, оказывается, находился гораздо южнее Патайи, если смотреть по береговой линии. Я никогда не участвовал в таких морских прогулках, и меня захватило. Море было чистейшее с изумрудным отенком, песок на острове белым-белым, а зелени и пальм было столько, что я с трудом поборол в себе искушение плюнуть на всё и остаться здесь. Но мне надо было ехать... там, там, ближе к горизонту виднелась небольшая зелёная ягодица другого острова Ко-Самон, где меня, увы, совсем не ждёт моё ненаглядное Солнышко Мясное. - Ну-ну, Ленка, будет тебе сюрприз, - подумал я, садясь на небольшую, то ли яхточку, то ли катерок. На нём, в тёплой компании тайских тёток неопределённого возраста, дедушки, опять же тайца, стайки галдящих детей, двух жирных канадок и тощего малого европейского вида, пришлось растрясать кишочки ещё с полтора часика. И вот, я здесь. «Welcome to Koh-Samon Island» - гласила полустёртая надпись на деревянной вывеске на берегу. Маленький порт, длинный бетонный пирс, несколько катерков - родных братьев того, на котором я только что приплыл. Человек десять смуглых тайцев-носильщиков в рваных рубахах и засаленых шортах разгружали с нашего катерка ящики с водой и провизией. Я подождал, пока сойдут остальные пассажиры, потом, пропустив одного из носильщиков вперёд, вышел последним. И вот, моя нога ступила на пирс. Я приехал.
*****
На пристани, под выцветшим на солнце деревянным навесом я нашёл карту острова. Ага, на этом берегу пристань, а чуть правее от неё маленькая рыбацкая деревушка. Все курортные зеведения находятся в так называемой «зоне национального парка», на противоположной стороне острова. – Так, так... – я всматривался в карту, - что там у нас? White sand resort... нет, это не то. Далее у нас идёт White shark resort, ага, «белая акула», понятно, но тоже не то. И вот, в самой дальней части острова, напоминающего вытянутый треугольник, я нашёл то, что искал - Bamboo bangalow beach. Оно! Осталось только в лучших традициях пометить это место крестиком, а ещё лучше - черепом с костями. Теперь найти будет легко. Сам по себе остров был небольшим. Четыре километра в длину и в самом широком месте с километр, не более. Ну и хорошо. Я купил карту у очередной толстой тётки, сидящей под деревянным навесом, и вышел за ограждение. Жарко. Сразу за пристанью была небольшая площадка с магазинчиком и складом, а за этими посторойками начинался лес. Причём, он на вид был самым обычным, без всяких там лиан, бананов и бандерлогов, скачущих по ветвям. Лес как лес. Мне стало даже чуточку обидно – а где же дикие джунгли?
Я не спеша огляделся и двинул дальше. Асфальтированная дорожка вела от пристани наискосок, разрезая зелёное месиво прибрежных кустов и деревьев. Когда я покупал путёвку, меня отдельно заверили, что на острове будет охрана. И вот эта самая «охрана» привела меня в полный восторг. Нет, правда, я чуть не прослезился. Значит, от пристани идёт себе всё та же асфальтированная дорожка. Вдоль горочки, наискосок от линии берега, вглубь острова. По обе стороны от дорожки стоят маленькие кафешки и магазинчики. Далее, метров через двести, дорожка упирается... даже не упирается, а проходит сквозь такую деревянную арочку, сделанную под местный колорит... ну, там дракончики всякие... Сверху написано по-английски: «Зона Национального Парка Курортного Острова Ко-Самон». При арке стоит пожилой дядька в одежде, напоминающей форму, а рядом с аркой в землю вкручен большой зонт от солнца. Под ним сидит ещё одна толстая тётка и продаёт билетики в эту арку. На столике надпись по-английски и по-тайски: «Вход на территорию Национального Парка – 400 бат». Итого: десять баксов. Ладно, деньги... но никакой тебе ни ограды, ни сетки и в помине не было. Просто, как в мультике – стоит дверь посреди поля и всё. - Очень мило, ничего не скажешь, охрана! – с весёлым недоумением пробормотал я. Я задержался возле какой-то кафешки, купил нарезанных ананасов в пакетике (есть и вправду очень хотелось), а сам краем глаза наблюдал за тем, как покупаются билеты на вход в арку. Судя по тому, что я видел, никаких документов предъявлять не требовали. Просто платили, брали квиток и проходили. Что ж, одной проблемой меньше.
Однако мне почему-то было неохота проходить как барану под этой деревяшкой. Дело не в деньгах, просто захотелось посмотреть, как они охраняют. Доев ананас, я спокойно, как ни в чём не бывало, зашёл за магазинчик и сразу оказался в лесу. Пройдя немного в гору, я двинул вдоль дорожки и, спустя минут семь, оказался на той же самой тропинке, но... правильно, по ту сторону арки. – Молодцы! – я несколько раз вяло хлопнул в ладоши.
Эти гады из турагенства, заламывая цену за бунгало, особенно напирали на то, что это будет «охраняемый объект». Вот твари-а! Я сплюнул на тайскую землю и пошёл по тропинке по направлению к противоположному берегу. Лес и вправду походил на наш обычный широколиственный, и если не приглядываться, вполне может показаться, что идёшь где-нибудь в Подмосковье в разгар лета. Только деревья, как мне показалось, были гораздо выше наших. Шёл я совсем недолго, минут двадцать от силы и, между прочим, совсем не один. Несколько раз на тропинке попадались люди, в основном тайцы, а впереди пару раз маячили жирные спины белых иностранок с моего катерка, прошедших под аркой. Потом скозь деревья забрезжил свет, до меня долетел шум прибоя, размытый и смутный разноголосый гвал и неповторимый запах моря.
Я снизил скорость и пошёл очень осторожно. Наступал самый ответственный момент – выход к объекту. Мне опять, в который раз пришла в голову мысль, что... ну, не знаю, может быть, я и правда что-то не так понял, и если сейчас Ленка одиноко ждёт меня на берегу, роняя слёзы... то может быть выйти открыто к ней и... ну не знаю, помириться, что ли... Во мне боролись два чувства: усталость, желание плюнуть и отдохнуть от всей этой нервотрёпки и потребность увидеть, что я на счёт Ленки был совершенно прав, и она действительно заслужила наказание - и уж тогда держись!
*****
Практически весь противоположный берег острова представлял собою пляж. Длинный и белый-белый, как в рекламе Баунти. Вдоль линии пляжа, как-бы отделяя его от домиков и бунгало, во множестве стояли кокосовые пальмы. Было очень красиво. Народу на берегу было порядком – к моей радости в основном белые. Тем лучше, не буду бросаться в глаза. Территории разных домиков и бунгало друг от друга отделены были чисто условно. Просто, между лесом и пляжем, утопая в зелени, прямо в белом песке, стояли рядком милые домики. Потом шли заросли какой-то буйной растительности, как-бы проводя между ними границу, и снова - домики. Очень хорошо. Если верить карте, то наш «Bamboo bangalow beach», то бишь «Пляж Бамбуковых Бунгало» должен находиться во-о-н там, вдоль по линии берега. И очень удачно, что домики вдоль пляжа обсажены кустами и пальмами, можно будет подойти совершенно незаметно.
Держась немного позади домиков, чтобы меня не было видно со стороны, и в то же время, стараясь не упускать из вида пляж, я пошёл в сторону наших бунгало. Было жарко, я весь вспотел, немытое уже более двух суток тело напоминало об этом запахом, ноги, обутые в ботинки на толстой подошве, вязли в песке, а с моря тянуло такой прохладой... Да, путь мой был тернист, ничего не скажешь.
При виде Ленки-изменницы, идущей за ручку с какой-то особью мужского пола, не скрою, я ощутил прилив весёлого злорадства. И вдруг отчётливо понял, что слишком хотел отомстить, чтобы отказываться от этого дела, даже если бы Ленка была одна. Ну и ладно, задний ход врубать не придётся. Ленка шла в хорошо знакомом мне светло-зелёном сарафане, в голубых сланцах и... с представителем «хомо-мужикус» за ручку. Они не торопясь топали по белому песочку и о чём-то мило беседовали, даже отсюда, из зарослей, по Ленкиной роже мне было видно, что настроение у неё отменное. Ещё бы, за мои-то деньги.
- Поздравляю. Ваш расчёт был верен, – сказал я себе. – Ленка-изменница и парниша при ней. Билет, значит, и вопрос при нём. При нём! При нём! То есть, при ней! При ней!
А вот и он - сукин сын Якин, наш заскорузлый мачо. Ну-ка, ну-ка, что за экземпляр... – Я слегка отодвинул в сторону ветку с крупными мясистыми зелёными листьями и пригляделся внимательнее. - Высокий, вкачанный – мечта деревенской дуры. Песочного цвета шорты, белая майка-безрукавка. Тёмные волосы. Даже в лице что-то знакомое мелькает. Да повернись же ты нормально, - прошептал я. В следующую минуту парень, словно бы услышав мою просьбу, повернулся ко мне в анфас... и я почувствовал, как едкая противная горечь наползает на мой язык. Я узнал его моментально. Это был тот самый парень, что в очереди на регистрацию пытался что-то сказать якобы в мою защиту. Ах ты, мразь! – у меня затряслись губы. Я почувствовал, как на глазах выступили слёзы. – Ах ты, мразь! – снова сквозь зубы повторил я. Если бы у меня сейчас был в руке мой пистолет, я бы не смог удержаться. С воплем вылетел бы, и, не разбирая, стрелял, стрелял, стрелял в эти ненавистные лица, а потом бил бы по ним как кастетом, превращая их в кровавую кашу. Да, я бы бил, бил, бил... В такие минуты ни о чём не думаешь. Эта скотина ещё попыталась меня пожалеть. Ненавижу, мразь! Я представил, как он в самолёте, попивая шампанское, рассказывает Ленке о том, как меня тащили менты. Как я упирался, как меня били, и как вся очередь наслаждалась этой картиной... Я словно бы воочию увидел как они с Ленкой, удобно откинувшись в широких креслах первого класса, смеются надо мною. – Сво-олочи... – вырвался из моего рта то ли шёпот, то ли шипение. В следующую секунду меня согнуло пополам, и я упал на песок. Меня трясло от рыданий, как-будто выламывало изнутри. Я рыдал, но не плакал, я сипел, но не мог закричать. Хотя больше всего мне сейчас хотелось кричать. От всего. И больше от этого видения... Какое оно было ясное... Как весело они смеются...
Песок забился мне в рот и за шиворот. Казалось, что от ненависти и позора у меня сводит кишки. Сердце билось, будто в стороне от меня. Горячий пот прошиб меня насквозь. Я лежал под кустом и хватал ртом воздух. Точь-в-точь как тогда, в Москве, когда милиционер ударил меня кулаком в солнечное сплетение. В моих глазах снова встал шереметьевский аэропорт, заплёванный пол, ментовские ботинки перед носом и злорадные лица в очереди. Да... и ещё сочувствующая рожа этого Якина. Ненавижу! - меня снова согнуло.
- Стоп. Тихо-тихо... – успокаивал я сам себя. – Ещё крышей поехать не хватало. Нервишки-то надо беречь. - «Ибо гигнусь я кубарем аки вересень вешний», - всплыла в памяти странная фразочка. Хватит соплей, хватит. Где они живут, я знаю. Бунгало номер восемь, помню ещё. Глубже дышим, глубже... Кто её Якин, я тоже увидел. Надо теперь придти в себя, надо успокоиться и всё хорошенько обдумать. Теперь уже спешить некуда, теперь спокойно... И ещё, надо как-то устроиться самому, что-нибудь придумать, в смысле, поесть и умыться. Побриться тоже надо бы. Ещё шортики прикупить, очёчки солнечные и футболочку со слоником и надписью «Tailand», которые здесь все носят, кросовочки одеть и кепочку... Чтобы, мимикрировать, понимаешь, чтоб не выделяться из всего окружающего.
*****
Бродить по длинному, как кишка пляжу я не стал. Оставив парочку купаться и нежиться на песочке, я вернулся назад по тому же пути. Спокойно пройдя между домиков, я вновь вышел к лесной тропинке, ведущей на пристань. Теперь уже не таясь, я прошёл под аркой в обратном направлении, кивнув дядьке-охраннику, как старому знакомому. Тот кивнул мне в ответ и даже слегка поклонился. Толстая тётка вообще никак не отреагировала.
Прямо там, на виду у «охраны», в ближайшей кафешке (фанерный навес и пара пластиковых столиков со стульями), я съел тарелку какой-то лапши с не совсем понятным мне вкусом и запахом, пять куриных крылышек и закусил это всё ананасом. «Саппарот», как обозвала его хозяйка кафешки, подавая ананас в уже нарезанном виде. К «саппароту» она зачем-то дала мне соль с красным перцем, и жестами показала, мол, посыпай, да ешь. - Вот извращенка.
После обеда я вернулся на пристань, зашёл в другой магазинчик и прикупил всё необходимое. Китайские трикотажные шорты с карманами по бокам, маечку со слоником, бейсболку с длинным козырьком и солнечные очки. Сложив покупки в рюкзак, я спустился к воде и немного прошёл вдоль моря. Побережье острова со стороны пристани было каменистым, но, пройдя немного вперёд, я наткнулся на залысину маленького пляжа. Людей вокруг не было, и я решил пересидеть здесь до вечера. Первым делом я швырнул свой рюкзачок в тень, скинул одежду и бросился в море...
Как мне было хорошо! Это не описать словами. После двух с половиной суток пути через полмира, уставший, грязный и небритый, с измочаленными нервами я с наслаждением погрузился в прохладную чистую воду.
*****
- На морском песочке я Марусю встретил, в розовых чулочках, талия в корсете, - с предвкушением предстоящей мести напевал я знаменитую арию Папандопалы, наблюдая, как эта парочка угощается за бамбуковым столиком. Тот парень (ладно, пускай уж, будет Якиным) взял Ленкин бокал, слегка перегнулся через стол и начал поить моё Мясное Солнышко. Ленка запрокинула голову, зажмурилась и стала пить. Вот она улыбнулась, и вода пролилась из уголков губ двумя ручейками на подбородок и шею. Они оба весело засмеялись. Уписаться, ну просто картина маслом - «Свиньи на водопое». Ах, какие мы ласковые, какие мы нежные. Вот Якин поднялся, отставил в сторону свой стул, обошёл столик и, наклонившись сзади над Ленкой, стал поцелуями снимать капли воды с её белой кожи. Ленка томно выгибала шею и счастливо жмурилась.
- Ути-пути, какие мы сладенькие, – прошептал я. - У меня сейчас просто слипка попнется от ваших нежностей... Ладно, радуйтесь пока. Недолго осталось. Кидальщики весёлые...
Я с каким-то мазохистским удовольствием наблюдал, как Якин и Ленка пьют апперитив в ожидании заказанных деликатесов. А что, пикантно! Я ведь так близко от них. Как говориться: «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй». - Ничего-ничего, - успокаивал я себя. – Я уже здесь, и час за часом я ближе к цели. А цель моя – месть! Именно за этим я сюда и приехал. Я читал где-то изречение, что месть - это то блюдо, которое надо подавать холодным. Мститель, мол, в горячке может ошибок напороть, а объект мести будет опасаться её и внутренне ожидать, готовиться к худшему, а это испортит всю картину. Другое дело, когда прошло время, обидчик и думать забыл о неплаченных долгах, живёт себе спокойно, весь в мармеладе катается и вдруг, как гром среди ясного неба... На тебе! Конечно, ощущения совершенно другие. Но я ждать долго не могу, да и не стоит это того, чтобы ждать годами. К тому же эти идиоты и понятия не имеют, что я нахожусь так близко от них. Они-то остались в полной уверенности, что я, побитый милицией, сижу в холодной Москве и уныло смотрю по телеку программу про старые песенки о главном. Но я здесь, я уже делаю круги вокруг них. Как орёл, я парю над ними, и мои круги всё уже и уже. Скоро они станут совсем небольшими, орёл увидит с неба цель и всё. Крылья сложены, хищный клюв устремлён вниз, на жертву. Гордая птица атакует добычу, а той не уйти, не спрятаться – поздно. Воздух свистит в ушах, когти готовы вонзиться в мягкую плоть...
Нет, скорее я полководец. Полководец во главе армии. Армии Возмездия. Армии Отмщения. Вот стоят стройные колонны прекрасных белокурых юношей в чёрной форме. Серебрятся на широких плечах погоны, разумом и волей светятся голубые глаза. Крепкие руки сжимают винтовки. До боли в глазах сияют на солнце штыки. Плечо к плечу. Ряд в ряд. Колонна в колонну. Все как один. Чёрные береты заломлены на бок. На беретах кокарда – атакующий орёл.
- Ура, солдаты! Я ваш командир, и я поведу вас в бой!
- Трепещите враги! Мы атакуем вас!
- Вперёд!
Шагом высоким,
Ботинком форменным.
Превозмогая, в душе раздрай
Бьют подковы по каменной площади.
- «Ленка-гадина!»
Айн – Цвай – Драй.
- Пойду работать вторым Маяковским, - подумал я, отгоняя видение с площадью и войском. - Надо же, сколько талантов могут проснуться в человеке, наступи ты ему хорошенько на хвост.
Кафе стояло прямо на берегу. Когда начало темнеть, тайский персонал прямо на песке расставил бамбуковые столы и стулья. Тут же поставили большие жаровни для барбекю, вынесли лотки со свежей рыбой, креветками, лобстерами. Чуть позади виднелись пирамидки фруктов и овощей. Народу было и не много, и не мало, но больше половины столиков были заняты, в основном те, что стояли близко к морю. Ленка с Якиным обосновались на самом лучшем, на мой взгляд, месте. Ближе всего к кромке прибоя, под кривой пальмой, обвитой гирляндами. Красота, да и только. Им подали рыбу с лобстерами, бутылку белого вина, минералку и ещё что-то там, мне с моего места хорошо видно не было. Парочка сидела, пила вино, клевала дары моря и весело щебетала самым беззаботным образом.
Я же сел под навесом за стойкой бара, на другой стороне, ближе к пальмам и зелени. Кепка была надвинута на лицо, да и сам я, сидя в своём уголке, в глаза не бросался. Я полностью пришёл в себя, успокоился, переоделся и сейчас с наслаждением пил холодное пиво из высокого бокала, прокручивая в уме возможные варианты моей мести подлым прелюбодеям и кидальщикам. Причём, наиболее предпочтилен вариант, при котором я сам остаюсь в тени. – Не было меня там, гражданин начальник! Не верите – обыщите. Вовка-Антилигент за базар отвечает!
Так прошло с полтора часа. Ленка с Якиным жрали всякие вкусности, я тоже успел выдуть две большие бутылки пива и съесть штук пятнадцать креветок-барбекю с пряным тайским соусом и картошкой-фри. Мне, несправедливо брошенному и униженному, теперь доставалось радость иного плана – смотреть со стороны на тех, кто и подумать не может, что я вот тут, под самым бочком... И за этот бочок я совсем скоро очень чувствительно ущипну. Придёт к вам, милые мои, серенький волчок и укусит, да-да-да... за бочок. Вам это, боюсь, не очень понравиться. А не ложитесь на краю.
Хорошо и удобно следить за двумя людьми, которые и понятия не имеют об этой слежке, держатся вместе и никуда не бегут, да и при желании убежать, всё равно некуда – остров, видите ли.
- С какого боку бы мне вас... – откинувшись на высокую спинку стула, размышлял я, - «токмо надобно решить, как верней его решить: канделяброй оглоушить, аль подушкой задушить». – Немного погодя негромко выдал я ещё одну цитату оттуда же, – «Думай баба, думай дед, трое с боку, ваших нет. Туз бубновый, гроб сосновый, мне про Ленку дай ответ...». Прямо заклинание, понимаешь.
Вскоре парочка расплатилась, встала, и, не спеша, держась за руки, отправилась в сторону бунгало. Со стороны они, наверное, выглядели очень мило. Она, вся такая стройно-фигуристо-нежная. Он, весь такой мускулисто-благородно-мужественный. Ах, это достойно слезы романтика. Ласково сжимая ладошки друг друга, они зашли по щиколотку в море и побрели вдоль берега домой. Да, у них был дом, мой дом, а у меня?
Но я не романтик, слёз умиления ронять не буду. Вернее у меня своя романтика, пожёще вашей. И посильнее тоже. Бесплатно издеваться над собой я не позволю. Я бесплотной тенью скользил от пальмы к пальме позади них. Рядом на пляже шумели ресторанчики под ночным небом, играла музыка, гулял народ, и среди всей этой ленивой и беззаботной суеты заметить меня было бы просто невозможно. К тому же, мягкий белый песок надёжно глушил все звуки шагов. Поэтому я тоже следил за ними без спешки и дёрганья, деваться-то им всё равно было некуда. Вот они дошли до домика, встали и принялись целоваться под ночным звёздным небом. Понимаю, та самая новизна ощущений, а как же? А ещё море, пальмы и жеребчик Якин... Целовались они страстно и упоённо, минут десять, а потом зашли в домик. Я тихонько приблизился к бунгало. Оно было построено интересно: не стояло на песке, а было приподнято над землёй на толстых опорных брёвнах. От пляжа, берег сразу поднимался под лёгким углом и, чтобы уравнять этот угол многие домики стояли как будто бы на невысоких сваях-подпорках. Зазор между полом «нашего» бунгало и землёй, точнее песком, составлял, что-то около полуметра или чуть больше, как раз, чтобы пролезть народному мстителю. Я снял с плеч рюкзак (всё своё ношу с собой, а как же) и по-пластунски пролез под домик. К моей радости, там был песок, а не почва. Я положил свои пожитки под голову, устроился поудобнее и обратился в слух.
Подлые кидальщики, как и следовало ожидать, после романтических поцелуев решили предаться плотской страсти. Я лежал и со злым весельем слушал Ленкины стоны, такие знакомые, такие страстные. Я даже, наверное, мог бы угадать, что и как подлец-Якин вытворяет с её беленьким телом. А парочка, видно, завелась всерьёз и надолго, и после первых минут их стоны стали меня уже не на шутку злить. К тому же мне надо было думать, как самому устраиваться на ночлег.
- О, идея! – Я, по-моему, брякнул это вслух и испуганно прижал ладонь ко рту. Но на реплику «из зала» мои подопечные никак не отреагировали, продолжая с энтузиазмом заниматься своим делом. – Я буду с вами, дети мои, – прошептал я уже гораздо тише, по-пластунски выползая из-под бунгало на волю. – Сейчас, один момент, и всё устроится самым наилучшим образом. – Я вылез, повертел по сторонам головой, убедился, что меня никто не видит, и сквозь кусты скользнул на дорожку между домиками. До пляжного магазинчика я добежал минут за пять. Там я купил себе большое покрывало, расписанное всякими тайскими народными узорами. Такие продавали на пляже, я видел сегодня мельком. Народ брал охотно, и как подстилку, и как накидку, чтобы укрыться от палящего солнца. Вот, а мне оно сойдёт за одеяльце. Я заплатил сколько-то там тайских копеек, обернулся им и поспешил обратно. Проходя мимо того самого ресторанчика, в котором мы так идиллически сидели «втроём», я прихватил ещё пару пива – иногда меня по ночам мучает жажда. Чтобы, значит, не бегать два раза...
Аллюром проскакав между кустами, я снова вышел к бунгало № 8, посмотрел по сторонам, и, никого не видя, кто бы мог заметить мой новый приют, тихонько прополз под домик. Шумела вода. – Голубки нежатся в душе, - ухмыльнулся я в темноту. – Ну-ну, это правильно, нечистым-трубочистам стыд и срам... Пока они там, в душе, я устроюсь поудобнее и откупорю себе бутылочку, а потом послушаю, что говорят, может про меня что скажут, интересного.
Я скатал свитер в тугую колбаску, положил его под голову, подгрёб под себя песка и устроился на нём как на мягкой перине, кажись, как раз под их кроватью. – Ну вот, вся семья в сборе, – удовлетворённо прошептал я. Слушать, как разговаривают «за жизнь» двое влюблённых, против которых ты испытываешь «сыльную лычную нэприязнь, аж кушать нэ магу», удовольствие весьма специфическое, я бы даже сказал, изысканное. Вот и сейчас каждая их реплика вызывала во мне прилив весёлой злости и побуждала воображение вставлять свои дополнения и коментарии. К моему большому сожалению, не все слова долетали очень разборчиво, да и ни о чём таком голубки не трепались, так что ничего интересного я не услышал. Так, уси-пуси, трали-вали и всё. Ни про меня, ни про свои планы эти гады не сказали ни слова. Даже как зовут парня, мне не удалось узнать. Ленка называла его «ко-о-отик». Как и меня, и, как, надо полагать, многих других до меня. Под конец Ленка захотела коньяку и упросила Якина сходить за ним. Судя по звукам, доносившимся до меня, парень был не очень расположен одеваться и идти в магазин, но Ленка несколько раз выдала своё фирменное «ну, ко-о-о-отик», и Якину пришлось выйти. Да-да, узнаю Ленкину манеру – ей подавай все тридцать три удовольствия сразу. Значит, надо от пуза пожрать морепродуктов, потом попить вина, натрахаться с мальчиком и под конец, чтоб уж совсем разомлеть, ей необходим коньяк в постель.
Ленка лежала на кровати, что-то напевала под нос и вдруг, витиевато, с форшлагами пукнула. Одновременно с этим звуком меня озарило!
- Пукушка-пукушка, сколько тебе жить осталось? – тихо прошептал я. В ответ Ленка, словно услышав меня, снова затейливо испортила воздух. – Правильно, жить осталось мало, но увлекательно! – уже понимая, что и как собираюсь сделать, так же шёпотом, согласился я. Решение, казалось, само пришло в голову. Как будто кто-то неведомый подавал мне замечательные идеи. И тогда с теми парнями возле ночного магазина, и с этим придурком Илюшей, и сейчас. - Ага. Всё гениальное просто, как обычно. Парочка гадин в деревянном домике ночью... элементарно, Ватсон. Будет вам-таки весело, - я широко оскалился в темноте.
Снова раздались шаги, в домик вернулся Якин. Звякнуло горлышко бутылки о край стакана – коньячок-с. Ну-ну... Вскоре шёпот и вошканье утихли и Ленка с Якиным заснули. Я тоже прикрыл глаза.
*****
Разбудила меня утренняя прохлада. Я приподнял веки и прислушался. Вокруг было тихо, на часах стояло 7.49. утра, и из моего укрытия никаких посторонних ног в округе не просматривалось. Ну и отлично. Зажав лямки рюкзака в одной руке, а накидку в другой, я осторожно высунул голову из-под бунгало. Кустики, пальмочки, цветочки, всё стояло на своих местах, и в окрестных домиках тоже никакого шевеления видно не было. Мысленно расчитав траекторию выхода «в мир», так, чтобы не попасть под случайный взгляд из окна моих подопечных, на тот случай, если они уже встали, я рывком выкинул своё тело из под пола, быстро сделал несколько шагов в сторону, за кусты, и уже оттуда, не спеша и не оглядываясь, пошёл по тропинке вдоль пляжа. Путь мой лежал через лес, в сторону дороги, ведущей на пристань, где вчера я видел вывеску о сдаче мотоциклов в аренду. За неполные сутки пребывания на этом острове мне довелось несколько раз видеть, как туристы гоняют на мопедах и мотоциклах по дорожке вдоль острова. Значит мне туда. Зачем? Не-е-ет, меня интересует не мотоцикл, вовсе нет. Меня интересует нечто сопутствующее, а именно – бензин, без которого мотоциклы, сами понимаете... Островная специфика мне в этом очень поможет – по причине отдалённости и малого размера острова, нормальной заправки здесь и быть не могло. Но мотоциклы-то ездят на бензине, соответственно что? Правильно! Бензин на острове продавался в пластиковых литровых бутылках из-под всяких пепси-фанты. Причём выставляли его не только там, где давали мотоциклы. Бутылочки с жёлтым горючим я мельком видел несколько раз на маленьких выносных столиках возле всяких магазинчиков и кафешек. То, что мне надо! Дёшево и сердито. Месть, из холодного блюда превращается в сугубо горячее.
*****
Сделав необходимую покупку, я прошёл с пару километров вдоль берега в другую сторону острова. В принципе всё было одинаково: белый песок, белые же туристы, пальмы, зелень и утопающие в этой зелени домики. Маленькие бары и ресторанчики под навесами от солнца и изумрудное чистое море. Красота.
Я решил остановиться здесь. Мне ведь тоже немножко отдохнуть не помешает, не дёргаясь и не переживая, что на меня могут случайно наткнуться Ленка с Якиным. Так далеко-то они точно не зайдут. И место здесь хорошее: зелёные кусты с яркими тропическими цветами примыкают почти к самой кромки воды, как бы отгораживая тебя от остальной части острова, с другого боку маленькая деревянная пристань (поверх нескольких стволов от кокосовых пальм, вбитых в дно, настелены доски), пара-тройка деревянных лодочек, несколько скутеров и один катерок побольше, который, впрочем, вскоре отбыл в неизвестном направлении. Туристов тоже было немного. Вот и хорошо – уютно и тихо.
Дело уже клонилось к обеду, отставив в сторону пакет с фруктами, я в очередной раз шёл купаться, как вдруг какая-то девушка, возившаяся у причала с небольшой деревянной лодкой, окликнула меня.
- Владимир?
Я сбился с шага и, моментально напрягшись, повернул голову в её сторону. Видел я эту милашку впервые в жизни. Спортивное стройное тело в апельсиновом бикини, распущенные пушистые светло-русые волосы, озорные зелёные глаза, милая и трогательная улыбка. На вид, года так двадцать три. Хорошенькая была девушка, что и говорить. Но вот только откуда она меня знает? Не хватало ещё сюрпризов. Я стоял и, внутренне сжавшись, смотрел на неё.
- Не узнали? – пленительное видение рассмеялось.
- Не-е-ет... – я помотал головой. Меня потихоньку отпускало. Что-то такое было в ней, что я понял – эта пуля мимо. Девушка снова звонко рассмеялась.
- Я - Дина, помните, вы меня до Патайи на такси подвозили? Вчера дело было...
- Дина? – очумело переспросил я. – Что-то я не понимаю.
- Да-да, я знаю, – улыбалась она, - я в этих очках ужасное впечатление произвожу. Немытая, страшная, после поезда и самолёта. – Она снова весело рассмеялась. Я стоял и хлопал глазами.
- Владимир, - она улыбнулась и сделала два шага ко мне, – вы простите меня, я тогда сбежала из такси, ни спасибо, ни до свидания. Просто, когда я не высыпаюсь, я вся неадекватная, а потому и вежливая как кувалда, ну а вчера так вообще... – она снова рассмеялась, видимо, вспоминая своё поведение. – Я ни в поезде до Москвы не поспала толком - никогда ещё за границей не была и от того немного нервничала, ни в самолёте. Летела-то я тоже впервые в жизни, ну вот и натерпелась страху. Ой, да что говорить, - она махнула рукой, - вы вчера сами видели как меня клинило.
- А где собственно... – я сделал круговое движение пальцем вокруг глаз.
- Очки? – понятливо улыбнулась красивая девушка Ди... нет, у меня мозги не поворачивались признать, что вчерашняя овца и вот эта вот прелесть один и тот же человек. - Очки лежат в футляре, в сумке, – она махнула рукой в сторону домиков, - сейчас я в линзах. Я вообще-то всегда их ношу, но вот в дальнюю дорогу не рискнула надеть, ну, мало ли, выпадет линза где-нибудь... Вот и была в этих ужасных очках.
- Ну, тогда... – я окинул её восторженным взглядом, - позвольте выразить восхищение столь дивными метаморфозами. - Она слегка потупилась, смущённая тем, как мои глаза откровенно прошлись по её фигуре.
- А я, - она застенчиво уперла взгляд в песок, - проснулась утром, вспомнила вчерашний день, как я себя ужасно повела с вами. Мне так стыдно стало: хороший человек встретился, даже на другом конце земли свою помощь предложил бескорыстно, а я... Помощь приняла, но повела себя как дура последняя, – она подняла на меня взгляд, - вы простите меня, ладно?
- Дина, – я сделал строгое лицо и выдержал трагическую паузу, - что и говорить, вы нанесли мне ужасную душевную рану, – я снова вздохнул, - но так уж и быть, я попробую простить вас, если вы согласитесь разделить со мной скромные дары ресторанов этого острова.
- Хорошо, - поведясь на мой трагический тон, она тоже было сделала серьёзную мину, но не удержалась и прыснула. Я широко улыбнулся в ответ. Ах, провинциалочки, как же с вами легко.
Следующие несколько часов мы провели весело общаясь. Она и вправду была из... в общем, из провинциального городка, блин, уже забыл название. То ли в Воронежской, то ли ещё в какой там области. Вопреки моим опасениям, гламурную околостоличную штучку она из себя не корчила, типа «ой, у нас в деревне хоть и не Москва, но про вычурный пафос мы тож понимаем», наоборот, общалась очень мило и естественно. Над моими шутками смеялась, интересовалась моим мнением по поводу Тайланда и видов отдыха. Дина, оказывается, остановилась на Самете, а не на Самоне, сюда она приехала просто посмотреть остров и сделать, так сказать, кружок вокруг. Когда кружок был сделан, ей пришла в голову мысль «отметиться» здесь и пару раз окунуться в лазурные воды. Чтобы, как она сама выразилась, потом сказать: «А, Ко-Самон? Как же, как же, бывала». И надо же было так случиться, что Дина вдруг увидела меня. Увидела и очень обрадовалась, так как переживала по поводу своего невежливого поведения, а теперь выпал шанс принести извинения и поблагодарить. Она говорила очень просто, без капли жеманства, но вместе с тем, с какой-то детской чистой наивностью. По её тону и взглядам я понял, что в её глазах я предстаю чем-то вроде такого современного рыцаря, готового всегда помочь и поддержать в трудную минуту. Ну что ж, я и правда почти такой и есть.
- Прямо не знаю, что бы я делала, если бы не вы, – сказала она мне. – Наверное, до сих пор стояла бы возле аэропорта и искала остановку автобуса.
Когда Дина покинула моё такси, она отправилась на пристань, где и уснула прямо на скамейке, ожидая парома на Ко-Самет. Приехав на остров и разместившись, она проспала весь остаток дня и следующую ночь. Сегодня утром, как только она встала, то первой её мыслью было то, что хорошо бы снова встретить Владимира (то есть меня), поблагодарить, да и вообще пообщаться, так как «человек, кажется, хороший» (ну, спасибо). Дина взяла в прокат лодку, покаталась рядом с Саметом, потом ей стало скучно, и она решила проехаться подальше... вот так вот мы и встретились. Удивительно. Хотя нет, ничего удивительного, если на меня бы вынесло какую-нибудь страхолюдину, ну, хотя бы вчерашний вариант Дины, я бы не удивился и сказал, что это закон подлости, который, между прочим, выпадает в нашей жизни довольно часто. Так что ж тут удивляться, если этот закон один раз сработал в другую сторону. Я был не против, мягко говоря. Девочка была очень милая.
С нею было легко, я даже сам не заметил, как включил обаяние на всю катушку. Она нравилась мне, и я чувствовал, что нравлюсь ей. Мне даже стало как-то беззаботно на душе, я словно бы снова был юн и свеж душой, рядом с этой доброй и непосредственной девушкой.
- Дина, а почему именно лодка? Откуда такая страсть к водным прогулкам? – спросил я, надев самую искреннюю из своих улыбок. – Просто мне становится немного страшно, - интимно понизив голос, пояснил я, - когда я представляю, как вы, такая хрупкая и нежная, ведёте борьбу с волнами. А если вдруг буря... – я добавил в голос «бархатистости», - вообразить вас с центре бушующей стихии... – я оборвал фразу и посмотрел ей в глаза. Сработало. Она ответила мне таким тёплым взглядом, что я окончательно понял – дело выгорит, и в эту ночь я буду не один. Она в ответ ещё что-то говорила про свой городок на реке, про то, как с детства плавала с родителями на лодке, ещё что-то про то, что, мол, водная стихия гораздо надёжней воздушной и ещё про пятое и десятое... Но я уже слушал рассеянно, я думал о том, как бы ловчее увязать свои Ленко-Якинские дела с новыми обстоятельствами. А «новое обстоятельство» сидело рядом со мной и так доверчиво смотрело на меня почти влюблёнными глазами, что в моей душе что-то предательски защемило.
- Слушай, - я доверительно наклонил к ней голову, - а какие у тебя планы на вечер?
- А что? – она по-детски залопала пушистыми ресницами.
- А то, что я хотел бы провести его с тобой, – просто сказал я, глядя ей в глаза.
- В смысле, вместе встретить Новый Год? – её голос дрогнул. (Блин, точно! Сегодня же Новый Год, совсем из головы вон. Ладно, тем лучше).
- Да, я хотел бы вместе с вами встретить Новый Год. Нас тут двое знакомых, никого другого рядом нет, так что давайте встречать этот праздник вместе, – мягко улыбаясь, предложил я. Она, словно боясь поверить или спугнуть удачу, повернулась ко мне, и так, несмело кивнула.
- Давайте.
- Дина, - я взял её за руку (она слегка вздрогнула), - как хорошо, что я вас встретил, по-моему, вы просто удивительная девушка. – Я, не отрывая взгляда от лица Дины, поднёс её ладошку к своим губам и мягко поцеловал. У неё что-то вспыхнуло в глазах, она сбилась с дыхания, отвела взгляд, но спустя мгновение снова посмотрела на меня.
- Да, я тоже рада, – еле слышно, шёпотом прошелестела она и покраснела.
*****
А, в общем, где-то даже правильно. Ведь в конце как должно быть? Хеппи Энд! Главный герой, расправившись с ворогами, встречает любовь всей своей жизни. А что, справедливо. В конце концов мой план надо осуществлять, когда все уснут, и эта парочка тоже. А всю новогоднюю ночь мне тоже надо что-то делать. Смотреть из кустов, как веселяться Ленка и Якин? Увольте, уже насмотрелся и даже наслушался. Тем более, что с острова им всё равно деваться некуда, и под утро они вернутся в бунгало. Тогда почему бы не встретить праздник по-человечески, в обществе приятного индивидуума, если судьба столь милостиво посылает мне эту девочку. А девочка хороша, единственно плохо, что с ней всё будет легко. Я сразу чувствую, как пройдёт с очередной красоткой. И наперёд могу сказать, как будут развиваться события. Какие фразы будут сказаны сначала, какие потом. Она слегка намекнёт, что она, мол, «не такая», но волею судьбы вмешались сильные чувства, и только поэтому... при этом она позволит мне вести свою партию, немного покряхтит, поотнекивается для вида и всё... А потом... потом я смогу ощутить этот комочек нежной плоти у себя в руках. И, кстати, с другой стороны, это даже ничего, что всё пройдёт предсказуемо, мне сейчас не до хитрых стратегий. Мне нужно отдохнуть, расслабиться и немного вознаградить себя за все мои страдания. Одна ночь, потом можно будет оставить её спать в лодочке на другом конце острова, тихонько совершить своё мщение и вернуться назад. Вместе с ней, сразу же после этого, можно уехать на Самет, тем более транспорт имеется. Здорово, как всё сходится, даже лодка есть... Нет, положительно, мне везёт, судьба вознаграждает меня за мои страдания. Началась полоса везения. Всё прямо один к одному.
Мы договорились с ней встречать Новый Год в лодке. А что, прикольно! Набрать с собой деликатесов и напитков в ассортименте, отплыть немного от острова, чтобы можно было удобнее наблюдать новогодний салют. Потом бросить якорёк и... Кстати, и моим пылким планам ничего не помешает. Дина обещала привезти жаровню и угли. А я ещё захвачу с собой пару покрывал – ночью ведь (ха-ха!) бывает прохладно. Дину тоже можно понять, во-первых столичный парень, по всему видно, что не бедный, да и собою ничего. К тому же удачно выступил в роли бескорыстного рыцаря. В своей провинциальной простоте она, наверное, думает, что очень ловко затягивает меня в свои сети. Ну и ладно, ну и пусть. Сегодня ночью будем только я и она. А все остальные мысли по боку.
Мы должны были встретиться в половину одинадцатого ночи, на том же причале, где так неожиданно познакомились во второй раз. На всём острове царило предпраздничное возбуждение. Вдоль по длинному пляжу, везде, где стояли рестораны наблюдалась оживлённая суета. Тайцы устанавливали большие мониторы, выносили стулья, кое-где даже ставили маленькие сцены. Из пляжных заведений, в стороне от меня, доносилась музыка, в основном рождественско-романтического содержания, типа «Ласт крисмас» и так далее. А здесь, за зелёным закутком, на маленькой деревянной пристани никого не было. Тропическая ночь влажно обнимала меня за плечи. Мне было очень уютно на душе. Состояние лёгкой и вместе с тем тёплой сладостной грусти. Когда я в последний раз чувствовал это? Давно. Даже необычно, будто вся моя жизнь отодвинулась куда-то в сторону, и здесь, со своего места я видел только море, звёздное небо и круглую, как блин луну, которая единственная разделяла моё уютное ожидание. Шум предпразничной суеты постоянно доносился до меня сквозь стену зелени, и ещё там, чуть дальше, где пляж делал сильный изгиб, мигали огоньки ресторанов. Но мне они не мешали. Я сидел, свесив ноги вниз, и ждал мою Дину. Рядом стояли два пакета: один с напитками, другой с едой и фруктами. В кармане моих шортов лежали презервативы, и в сердце плескалось сладкое предвкушение того, как я ими воспользуюсь. Да, это упоительное чувство, когда ты мягко преодолеваешь робкое и несмелое сопротивление. Славная девочка Дина из провинции, наверное, ещё совсем неопытная и неумелая. Ничего, совсем скоро я смогу ощутить твоё нежное тело в своих руках.
Вскоре я увидел, как из-за правой оконечности острова показался огонёк, а спустя всего несколько минут, я уже смог различить звук маленького мотора. Моя Дина ехала ко мне.
Тарахтение движка пошло на убыль, деревянный борт лодки тихо стукнулся о сваю причала. Дина сидела на конце лодки, держа руку на моторе. Вся такая свежая и лучистая, в белых шортиках на стройных ножках, в лёгкой джинсовой курточке, она сидела и застенчиво улыбалась, глядя на меня. Я сидел и любовался ею – какая же она была хорошая.
- Будешь садиться или как? – хихикнула Дина.
- Подожди, - шёпотом ответил я ей, - дай полюбоваться.
Она улыбнулась и немного откунула голову назад. Керосиновая лампочка, прикрученная с левого борта, бросала на неё тусклые блики, отражающиеся от мелкой прибрежной ряби, и в этих неясных всполохах света Дина была как русалка, как нимфа, красивая и вместе с тем нежно-невинная. Она смотрела на меня из лодки снизу-вверх, а мне хотелось сказать заветное Фаустовское - «остановись, мгновение!» Я смотрел на неё, не скрывая своего восхищения, и понимал, что это будет, наверное, мой самый необычный Новый Год.
- Ты не хочешь идти ко мне в лодку? – с напускной обидой спросила она.
- Нет, почему же, я иду, – я спустился в лодку сам, потом по очереди погрузил большие пакеты, рюкзак и два покрывала.
- А я взяла свежую рыбу, жаровню и уголь. – Гордо сообщила мне Дина, явно ожидая моей похвалы.
- Какая же ты умница, красавица, и ещё такая хозяйственная, – с ласковым почтением промолвил я, глядя на неё. Даже в блёклом свете керосинки было видно, как она зарделась от сказанного. Я сел напротив неё и скомандовал, - Отдать швартовый!
- Есть, отдать швартовый! – весело крикнула Дина, поворачивая ручку мотора. Деревянная лодочка, деловито тарахтя мотором, отплыла от берега.
- Видишь тот маленький островок? – Дина показывала на чёрное пятнышко на фоне стыка звёздного неба и лунной дорожки, где-то в километре напротив острова.
- Да, а что?
- Думаю, что лучше бросить якорь именно рядом с ним, там волна самая маленькая, – ответила она.
- Откуда ты знаешь?
- Всегда так, между двумя объектами в воде, есть места с самым слабым волнением. Якорь будет удобнее бросать именно там.
- Тогда давай, - я кивнул. Дина повернула лодку, и мы помчались прочь от нашей пристани к темнеющему вдали островку. Как только мы удалились на приличное расстояние от берега, волна действительно стала более высокой, и нашу деревянную посудину порой чувствительно покачивало. А Дина была молодцом, она, сидя возле мотора, умело направляла нашу лодку, порою смущённо опуская глаза от моего любующегося взгляда. Минут через двадцать мы уже подплывали к островку. Даже не островок, а так, плоская скала с кучкой деревьев. Не доплывая до него метров двести, Дина остановила лодку. Волн здесь действительно не было.
- Посмотри назад, - сказала мне Дина. Я оглянулся и присвистнул – всё побережье Ко-Самона было ярко освещено праздничной иллюминацией. По всему пляжу словно бы тянулся разноцветный огненный шлейф. Но шум праздничной суеты до нас уже не долетал.
- То ли ещё будет после двенадцати, – я глядел на остров, который остался позади нас и понимал, что основные фейрверки припасены на полночь. И ещё, где-то там, среди пьяных и веселящихся туристов сидят и Ленка с Якиным. Я скривился от неуместной мысли. Плевать, на всё плевать, всё по боку. Есть только я и эта милая девочка Дина. Я повернулся к ней.
- А сколько до берега? – я мотнул головой в сторону острова.
Дина пожала плечами. – Не знаю, чуть больше километра, наверное, – она нагнулась к носу лодки, открыла яшик и достала оттуда верёвку. – Володя, помоги мне, надо бросить якорь, - попросила она.
- Хорошо, - я встал и сделал два шага на нос лодки. Дина стояла спиной прямо передо мной.
- Тяжёлый, - успела пожаловаться она, когда мои руки легли ей на хрупкие плечи. – Ой, – тихонько сказала Дина и повернулась ко мне лицом.
- Ой, - шёпотом повторил я, целуя её в губы.
Она тихонько охнула, в первое мгновение инстинктивно, по-девичьи смущаясь, сделала было движение назад, но потом, слегка подавшись вперёд, несмело ответила на поцелуй. Я провёл ладонью по её лицу. Её глаза были такими большими и бездонными, как море, которое окружало нас. Большие глаза, так близко от моих... а губы были такими тёплыми. Я снова мягко прильнул к ним. Она только вздохнула. И этот полувздох-полустон всколыхнул во мне, казалось, давным-давно потерянную остроту восприятия общения с женщиной. Я представил себе её смущение и стоны, когда я, мягко преодолевая несмелое сопротивление, проникну в самую охраняемую девичью цитадель. Моя рука скользнула по её талии. Дина тихонько вскрикнула и, отстраняясь, сделала полшага вбок. Лодка накренилась, нас сильно качнуло влево, Дина снова вскрикнула, но уже испуганно и, пытаясь удержать равновесие, резко выставила руки вперёд. Получилось, что в меня... Теперь уже настала моя очередь издать протяжный крик... с которым я... рухнул в воду.
- Володя, ты цел? – раздался взволнованный голос Дины. Её голова торчала над лодкой. – С тобой всё в порядке?
Меня, резко перешедшего из одной стихии в другую, вдруг разобрал нервный смех. – Поспешишь, людей насмешишь, вот уж точно, - похохатывая (из воды это слышалось как буль-ха, буль-буль, ха-ха-буль) подумал я. – Нашел места для поцелуев – на краю маленькой лодки.
- Да, всё нормально, – я хохотнул уже в голос. Солёная вода попала в рот и в нос, заставив закашляться. Смех пришлось прекратить.
- Извини, я равновесие не удержала. К тому же якорь, ещё не поставили... – голос Дины звучал виновато.
- Ой, ха-ха, ничего. – Мне и вправду показалось, что так даже забавнее. Главное – есть кому отогревать.
- Подожди, не залазь сразу, можешь лодку перевернуть, - Дина наклонилась и стала возиться с чем-то на дне лодки. – Я на другой край облокочусь, чтобы сильного крена не было, и как скажу, медленно лезь. Хорошо?
- Хорошо. – Я, промаргиваясь от солёной воды, попавшей в глаза, ухватился правой рукой за борт. Внезапно я услышал глухой стук и одновременно с ним острая боль, прошив мою ладонь, ударила в мозг. От резкой и неожиданной перемены я заорал в полный голос и, ничего не понимая дёрнул руку к себе. Не получилось. Рука, не слушаясь меня, осталась держаться за борт лодки, а глухой удар повторился ещё несколько раз. Меня скорчило, ничего не видя перед собой, я дёрнулся с новой силой и захлебнулся криком вперемешку с солёной водой. – А-а-а-а-а! – Во всю силу лёгких снова заорал я. Но я услышал только, как от моего крика вокруг кипит морская вода. Рывком, подняв голову вверх, я почти вплотную увидел деревянный борт лодки и свою руку, всё так же лежащую на нём. В следующее мгновение, при неясном свете керосиновой лампы я увидел, что произошло – из моей ладони, проникая глубоко в дерево лодки, торчал толстый железный гвоздь.
*****
Я не помню, что я орал, но я орал сильно. Моё сознание отказывалось принять тот факт, что меня прибили гвоздём к борту. Этого просто не могло быть! Это неправильно! И я кричал. Кричал от боли и от несправедливости. Кричал от злости и разочарования. Мне было очень больно. А Дина сидела на скамье в лодке и, подперев кулачком подбородок, задумчиво смотрела на меня. Она сидела так близко... так близко... Но я не мог даже попробовать дотянуться до неё. Потому что из моей ладони торчала шляпка глубоко вбитого гвоздя. Я отказывался признавать это. Но мои глаза и дикая боль в руке, говорили мне, что это правда - меня прибили гвоздём к лодке. И я не понимал почему.
- Не устал ещё орать? – буднично, словно бы даже нехотя поинтересовалась Дина, наклоняясь в мою сторону.
- Ты чё, ....... драная, опять не выспалась?!!!
- Да нет, почему? – она пожала плечами. – Отлично выспалась, нормально себя чувствую. А откуда такой вопрос?
- Ты что, бл...., совсем ......? Ты чё сделала .....? – я выл от непонимания ситуации.
- Ну, во-первых, хватит матер...
- Да пошла ты на .....! Ты что наделала ....!
Дина поморщилась, отстранилась от меня, погремела чем-то на дне лодки, подняла оттуда какой-то толи колышек, то ли колотушку и несильно шлёпнула меня по прибитой руке. Я снова захлебнулся воем. Меня даже вырвало от новой порции режущей боли. Следующие пять минут я пытался прокашляться и восстановить дыхание.
- Ну что, перестал ругаться? – Дина лениво швырнула деревянную колотушку на дно лодки. – Просто меня что-то не тянуло заниматься с тобой любовью. Ну, не «уродосексуалка» я, извини уж. ... Ой, якорь же не брошен, - внезапно спохватилась она. – Ты погоди, не уходи пока, ладно? – она встала, повернулась ко мне спиной, охнув от усилия, достала из носового ящика якорь и перевалила его за противоположный борт. Раздался плеск воды и из ящика быстро-быстро заструился тонкий капроновый канатик.
- Уф, - сказала Дина, снова приседая на скамейку. – Глубоко, метров двадцать пять будет. Ты тоже не всплывёшь. – Она чуть склонилась ко дну лодки и продемонстрировала мне две железные чушки. – Не, не всплывёшь. Так что можешь ещё поорать, если хочешь – время есть. Но только не ругайся, не выношу грубых слов. – Она взяла одно одеяло сложила его несколько раз и подстелила себе на сидение. Потом закатала рукав и посмотрела на часы, - половина двенадцатого, - вздохнула она и посмотрела на огни острова. – Скоро Новый Год.
- Слышь, козёл, - обратилась она ко мне, - ты как хочешь, до Нового Года умереть или после? Мне интересно просто. Думаю, что Новый Год, всё-таки, надо встретить нормально с шампанским там... и звоном бокалов, а потом уже скучные итоги подбивать. Хотя нет, подожди – она подняла руку, будто бы я и вправду хотел её прервать. – Может логичнее как раз наоборот - подвести итоги ушедшего года, в твоём случае, ушедших годов, и потом, так сказать, с чистой совестью встретить год грядущий. Как ты думаешь? – она вопросительно уставилась на меня.
- Она же сумашедшая, - понял я. – Точно! Блин, угораздило же так влипнуть! Нарвался на психованную идиотку. - У тебя с головой проблемы, да? – с ненавистью спросил я её.
Дина вдруг рассмеялась, - Знаешь, где-то ты, наверное, прав. Сейчас мало кто психически полноценен, тем более такие великие деяния вершить приходится, - она кивнула на мою руку.
- Вот, я и говорю, с башкой у тебя беда. Лечиться надо, – вставил я свою реплику.
- ...но ты в одном ошибаешься, – она улыбнулась мне с лукавинкой в глазах, - видишь ли, Володя, я не маньячка-убийца хороших милых мальчиков, как таковых. Данный капканчик был приготовлен для тебя персонально. Такого умного, хорошего и красивого. Понимаешь?
- Ну и на хрена тебе это? – я уже немного пришёл в себя, насколько это можно было в моей ситуации. Рука всё ещё дико болела, сознание тоже бунтовало от таких сюрпризов, но я старался терпеть. Дина насмешливо смотрела на меня и не отвечала. Однако в следующую минуту, больше чем болью или злостью, я вдруг начал проникаться всей серьёзностью момента и чувствовать «интересность» своей ситуации. До меня постепенно, как до жирафа, начинали доходить реалии окружающей действительности. А именно: я на другом конце света и никто (размазня Никита не в счёт) об этом не знает, а ещё я нахожусь в километре с лишним от берега, и кроме Дины ни одна живая душа не услышит моих криков. Их уже никто не услышал, ведь я только что орал отнюдь не по-детски. Ну, и совсем гадко было осознавать тот факт, что Дина и вправду может сделать со мной всё что угодно, и никто не в состоянии ей в этом помешать. Только сейчас я начинал чувствовать, как из глубины живота поднимается липкий холодный страх, запуская ледяные иголки в сердце и голову.
- Дина, - не желая верить в самое ужасное, позвал я, - ну зачем тебе я? Что я тебе сделал?
Дина засмеялась, точь-в-точь, как тогда на берегу, так непринуждённо и весело, словно не умела смеяться по-другому. – «Что я тебе сделал?» - передразнила она меня. – Да-а, «вот в чём вопрос», как говорит Шекспир! Ты ведь, кажется, любишь цитировать классиков, не так ли? Эх, Володя, Володя, что ты мне сделал? – Она посерьёзнела. – Сделал, Володя, сделал. – Она наклонилась ко мне низко-низко, и, заглядывая в глаза, медленно произнесла, – Ты всю меня, ты всю жизнь мою изломал и опоганил – вот, что ты мне сделал, урод.
Она снова вернулась на сидение и распрямила спину.
– Хуже всего, для тебя хуже, конечно, - поправилась она, - что ты понять не можешь, где и когда ты мог мне навредить. Верно?
- Я никогда не делал тебе ничего плохого, я тебя первый раз в жизни видел возле аэропорта, – ответил я Дине, действительно не находя за собой никакой вины перед ней. Может это всё и вправду какая-то чудовищная ошибка и сейчас всё вернётся на свои места. Я вдруг почувствовал смутную надежду «разрулить проблему на базаре».
- Нет, Володенька, нет, – Дина откинула голову назад и засмеялась своим серебристым смехом, который так ещё недавно нравился мне. – Нет, Володя, - повторила она, глядя на воду. – Просто ты привык делать гадости и спокойно идти дальше, совершенно не думая о том, что ты, может быть, разбил кому-то жизнь. Это тебя никогда не тревожит. Ты просто не видишь этого, не хочешь видеть. Для тебя выпить рюмочку коньяку и искалечить кого-нибудь - это совершенно одно и то же. Ты не задумываешься, ты идёшь дальше, обгаживая всё на своём пути. Точно так же ты обгадил и мою жизнь, обманул, сломал и убил во мне душу. И сам не заметил этого... – Она глубоко вздохнула и медленно выпустила воздух, успокаиваясь. – А я запомнила тот день, мгновенье в мгновенье. И тёплую погоду, и свою радость, и надежду, которая наполняла моё сердце... и ещё я очень ясно помню, как умирала во мне душа. Я это до сих пор хорошо помню. И тебе, Володенька, на этот раз придётся умереть самому.
- Но я тебя никогда в жизни не встречал! – В отчаянии, боясь потерять последнюю надежду, закричал я.
- Да нет, Володя, встречал. Ты меня встретил, убил во мне душу и дальше пошёл... – безразличным тоном ответила мне Дина.
- Что, что я тебе сделал? Скажи, может это и вправду был не я, – Мне отчаянно хотелось оправдаться, но я не находил в чём. А то, что эта ненормальная может меня убить, я уже не сомневался. Когда говорят таким тоном, это не шутки. Всё идёт всерьёз.
– Скажи, что я сделал тебе? – снова прокричал я.
Но Дина не ответила мне на мой вопрос, а когда она, глядя в даль, заговорила снова, и речь её звучала по-другому: буднично и отстранённо. - Знаешь, правду говорят, что месть - это то блюдо, которое надо подавать холодным. Смотрю вот на твои глазёнки и вижу, как ты гадаешь, за что тебе такие пряники... Ехал сюда, думал, что мстить едешь, а что тебе самому могут мстить, не догадывался. Небось, каким-нибудь воином-возмездителем себя вообразить успел. Я тебя за эти годы хорошо изучила. Я даже представляю себе, как ты рассуждал внутри себя, собираясь ехать и наказывать свою Ленку. - Испорченное жестокое дерьмо. Если хочешь, про Ленку могу тебе сказать, что её вины во всём произошедшем нет. Ну, разве что в твоё отсутствие решила немного порезвиться с красивым мальчиком. Мальчик, кстати, тоже случайный. Он просто летел с ней в одном самолёте, вот она к нему и приклеилась... или он к ней, не суть важно. Теперь ты понимаешь? Кто отменил твой билет, и кто заставил тебя совершить такой перелёт? Я, кстати, была в Шереметьево и имела подлинное наслаждение наблюдать, как на твоей физиономии сначала проступала лёгкая досада, потом раздражение и, наконец, как ты, покраснев, начал визжать на бедного парня за стойкой регистрации. Я так пожалела, что не запаслась маленькой видеокамерой на этот случай. Особенно когда менты начали возить тебя по полу. Я думала, что ты сразу подумаешь, что это Ленкины козни, но нет. Ты ещё как последний дебил ждал её два часа. Ах, Володя, ты – самовлюблённый урод, был таким предсказуемым. Я заранее не сомневалась, что ты будешь всеми силами рваться в Тайланд. Этот идиотский перелёт через Сеул и Хабаровск я купила заранее специально для тебя, чтобы на следующий вечер после твоего «невылета», зайти в турагенство на Якиманку и сдать билет, – Дина усмехнулась, - Ты бы видел, как обрадовался тот суетливый тощий мальчик, что там работает... Видать, сильно ты его напугал.
- А как номер паспорта узнала? – угрюмо поинтересовался я. Дина снова рассмеялась.
- А ты думаешь, это так трудно? Володенька, я следила за тобой не месяц и даже не полгода, а гораздо дольше. Не каждый день, конечно, мне ведь тоже надо было работать и жить, но твои основные телодвижения я отслеживала. А иногда и следом за тобою топала, чтобы злости не потерять. Что-то вроде развлечения, все остальные по кафешкам, да дискотекам, а я за тобой. Телефончик, кстати, тоже я подобрала, когда ты по рассеяности оставил его на столике в кафе. Ты-то, дурачок, всегда считал себя самым умным, и подумать не мог, что за тобой, оказывается, следить могут. Ты ведь свято веришь, что один всего достойный в этом мире. Ты так спокойно можешь изгадить жизнь человеку, а потом даже и не подумать, что тебя за это могут наказать. Самое смешное, что ты, словно маленький ребёнок, делаешь это естественно, будто искренне полагая, что у тебя есть на это законное право, – Дина перевела взгляд на меня, - Знаешь, я видела, как ты битой избил своего приятеля. Вот тогда я ужаснулась по-настоящему и проявила к тебе более пристальный интерес. За это время, ненависть-то моя, как я ни старалась её в себе поддерживать, всё-таки ослабла, но увидев, как ты обошёлся с дружком, тем более ещё и навестил его с цветочками в больнице, я поняла – тебя надо давить, как гадину. И чем быстрее, тем лучше. Хоть меньше жизней исковеркаешь. Вот тогда-то я и взялась за свой план. А тут ты ещё и новой подругой обзавёлся. С Ленкой твоей я тоже познакомилась, но только через форум в интернете. Лица моего она так и не видела. Мы мнением о своих парнях обменивались. Я о своём несуществующем... – она запнулась и вздохнула, - ...парне делилась с ней выдуманными переживаниями, а она своими, но уже настоящими, о тебе, козле. Это я её, между прочим, накрутила на все эти романтические бредни для освежения чувств.
С побережья Самона до нас донеслись хлопки петард, и на несколько минут берег озарился вспышками и фейрверками. Упруго, наискосок, в воздух ушла ракета и лопнула высоко в чёрном небе, разорвавшись на множество огненных дождинок. Ещё одна ракета с гулким свистом ушла с берега под косым углом в сторону моря. Она рванула высоко над нашими головами, с шипением расцвели огненные снежинки, и, казалось прямо на нас, пролился искрящийся дождь. С острова еле слышно доносились крики и восторженное улюлюканье. Потом вдруг, озаряя весь весь пляж, на острове вспыхнула и заиграла всеми цветами радуги огромная, в половину берега, праздничная надпись – HAPPY NEW YEAR! До нас донёсся очередной взрыв восторженных воплей.
– Ну что, с Новым Годом, козёл? – Дина пошебуршала в пакете, нашла петарду, щёлкнула зажигалкой и подбросила её в воздух. - «Бах!» - раздался негромкий взрыв. Морской ветерок сразу же унес едкий дым. – Ну вот, и мы с тобой в стороне от праздника не остались, – она, удовлетворённо улыбаясь, покачала головой. Потом снова полезла в сумку.
- Глоток шампанского в честь Нового Года? – как ни в чём не бывало, предложила она. – О-о! Я смотрю, у тебя и бокалы припасены.
- С-сука, - с ненавистью выдохнул я.
- Да? – она словно бы даже удивилась. – В смысле, ты не хочешь шампанского, или тебя что-то тревожит? – Она невинно изогнула брови и пожала плечами. – Ну, ладно, ты как хочешь, а я выпью, – она достала бутылку, повозилась с фольгой на пробке, потом, опасливо покрутив проволоку на горлышке, со вздохом протянула шампанское мне.
- Нет, открывать шампанское - это не женское дело. Володя, ты не мог бы... Ах, да! – Она разочарованно посмотрела на меня, - Я и забыла, что одна рука у тебя немного занята. Ну ладно уж, попробую сама. Вечно вот так, - наклонив бутылку в мою сторону, откручивая проволоку, приговаривала она. - Как до дела дойдёт, мужики сразу в кусты, а нам, слабеньким женщинам всю работу делать приходится. – Хм, не открывается...
Она встряхнула бутылку, снова наклонила её в сторону моего лица, немного сдвинула пробку... – Ну-ка, а сейчас? - громко хлопнуло шампанское, пробка с шипением пролетела мимо моего уха, а моё лицо обдало пенной струёй.
- Хм, не попала, - мимолётно расстроилась Дина. – Ну да ладно, раз уж вы уже выпили шампанского, то позвольте и даме. – Она плеснула себе в бокал и с удовольствием сделала большой глоток.
- О-ой, хорошо! Я, оказывается, так пить хотела, - доверительно обратилась она ко мне. – Из-за всех этих треволнений такая жажда открылась, кто бы мог подумать.
А я слушал её и не чувствовал своей руки. Вся правая конечность ниже локтя была как будто ничем. Глухим пространством боли. Я не скажу точно, что я чувствовал в тот момент. Внутри было пусто, или это просто я не ощущал себя самого. Словно бы это было не со мной. Боль в руке я чувствовал, а боль и страх внутри, словно переросли меня самого.
- Так, - она потёрла ладошки, - вина мы выпили, фейрверк пустили, что там у нас дальше в нашей новогодней программе развлечений? – Она призадумалась, глядя сквозь меня. – Ах, ну да! Вы ведь хотели любви. Ну что ж, возможно и я не против… Только надо сначала разогреть меня стихами и комплиментами. И пожалуйста, - капризным тоном добавила она, - переодень морду лица, праздник ведь как-никак. А то ты своей недовольной миной мне всё настроение портишь.
Я полувисел-полуплавал в воде, держась за лодку обеими руками, и молчал.
- Итак, я слушаю, – она облокотилась на борт лодки. – Ну же, начинайте, кабальеро. Введите меня в любовную дрожь разнузданными памфлетами и пылкими взглядами.
Я, боясь разозлить, и всё ещё надеясь на то, что всё обойдётся, безмолвствовал. А Дина продолжала издеваться. – Ну же, не молчите, синьор, расскажите, как вы собирались совращать беззащитную девушку. А то, мне, право, уже становится скучно, – томно проговорила она. Я не говорил ни слова. Дина хмыкнула, - Мда, как-то тоскливо проходит у нас новогодняя ночь, - она огорчённо вздохнула, - может хоть потанцуем? – Она протянула руку и немного стравила капроновый тросик якоря. – Ну вот, теперь зал для танцев готов! – торжественно объявила она, на малых оборотах запуская мотор. – Не знаю как ты, а я обожаю классику. «Вальс цветов» Чайковского знаешь? – Конечно, знаешь, ты ведь у нас образованный мальчик. Да? Вот под него и потанцуем.
- Па-ра-ра-ра-ра, паррап-па, па-ра-ра-ра-ра, - пела Дин,а откинувшись на борт рядом с мотором. Наша керосинка горела еле-еле, в её свете пушистые волосы Дины казались светлым облаком над её головой. Она напевала «Вальс цветов», а наша лодка медленно кружилась по тёмной воде. Шума с острова уже слышно не было, все фейрверки давно потухли, даже мотор шелестел едва-едва. Стояла тишина. И только лодка легко и бесшумн, скользила по кругу под Динино пение. Мы танцевали.
*****
Мне хотелось только одного, чтобы кто-нибудь разбудил меня и сказал, что это просто дурной сон, и никто мне не причинит боли. Я молчал, а Дина, прищурившись, наблюдала за мной. Внезапно в моём мозгу мелькнула мысль раскачать лодку. - Действительно, а что если скинуть Дину в воду, что тогда? – Я надавил здоровой рукой на борт. Лодка накренилась, а потом резко закачалась на воде. Это сразу же отдалось резкой болью в прибитой руке, и я, не сумев сдержаться, застонал.
- Ну и что тебе это даст, кроме лишних мучений, дурачок? – Дина наклонилась ко мне. – Ну, перевернёшь ты лодку... она же тебя и накроет. Я поплаваю вокруг, подожду, пока ты захлебнёшься, потом снова переверну её, отстегну твою руку, да поплыву назад. – Она засмеялась. – Да-да, это очень в твоём стиле. Сразу поддаваться злобе и совершенно не думать о последствиях. В этом ты весь. Маленький злой уродец, сколько же в тебе дерьма.
Я зашипел от злости.
- Нечего, нечего на меня ноздрями скрипеть. Думать надо, перед тем как что-то делаешь. А будешь и дальше рожи корчить, прибью вторую руку. Хочешь? – Дина вновь помахала деревянной колотушкой перед моим носом.
- Сука драная, - я зарычал от злости. Дина хмыкнула и несильно взмахнула колотушкой. – «Бум» - сказала деревяшка.
- А-а-а-а-а-а! – закричал я вслед за ней. – Сво-о-о-олочь! – Из моих глаз невольно брызнули слёзы. Было так больно...
Дина с кривоватой, и, мне даже показалось, слегка сочувствующей улыбкой смотрела на меня. - Ты, Володя, как будто остался маленьким ребёнком. Когда тебе плохо - плачешь, когда злой - не можешь успокоиться, пока не нагадишь. Маленький и капризный избалованный уродец, ты, наверное, таким был в детстве. Таким, конечно, и остался.
Дина ещё что-то говорила, но я её уже не слушал. Точнее не слышал. Новый поток боли словно отшвырнул моё сознание куда-то далеко. Да, я был как будто далеко. Даже нет... Это был не я. Это было не со мной. Нет, не со мной... Я вдруг неожиданно для себя тихо заплакал. Так со мной уже было. - Однажды меня маленького отправили в пионерлагерь. Дома мне наговорили всяких чудесных небылиц о том, как там будет хорошо, какие замечательные и дружные ребята будут в лагере. И я загорелся, представлял, как мы будем ходить в походы, играть в индейцев, как меня все полюбят и будут восхищаться мной. Я, конечно, буду самым главным. Меня распирало от нетерпения, и под конец я уже не мог дождаться, когда же мы поедем туда. Мама мне дала с собой много сладостей и сказала поделиться с новыми друзьями, отец подарил классную заграничную панаму, мы сели в нашу «Волгу» и поехали к Дворцу Пионеров, где уже стояли красивые автобусы. Там родители отдали меня какой-то тётеньке и пожелали хорошо провести этот месяц. Но я уже их не слушал, я бежал к ребятам, мне не терпелось показать свою панаму и рассказать о том, какой я хороший. Но ребята почему-то не стали восхищаться мною. Один сорвал с меня панамку и сказал, что хочет примерить, а все остальные засмеялись. Тогда я сказал, что они должны со мной дружить и слушаться меня, но они сказали, что не хотят. Тогда я решил, что никому не дам своих сладостей. Я открыл пакет и стал есть один. Я думал, что сейчас они немного подумают и поймут, что я хороший. Тогда один мальчик на год старше меня сказал, что это не хорошо, есть столько много одному и не делиться с другими. А я ответил, что можно, потому что я самый хороший. Он отвернулся и перестал разговаривать со мной. А когда мы приехали в лагерь, на линейке я сказал, что хочу быть в отряде самым главным, но пионервожатые главным почему-то выбрали того мальчика, который сказал, что надо делиться. Потом в комнате, где мы спали, я стал говорить, что я самый хороший, и они должны слушаться меня, а не то я никому не дам сладостей. Ребята не захотели меня слушаться, а мальчик, которого выбрали главным, взял пакет с конфетами и печеньем и выбросил на улицу. Я закричал и стукнул его кулачком. В ответ он толкнул меня, и я упал на пол, а другие ребята засмеялись. Я заплакал и побежал на улицу за пакетом. На улице было темно, и шёл дождь. Я, плача, собрал сладости с земли и хотел вернуться в кроватку, но ребята заперли дверь, и я стоял в одних трусиках и маечке под дождём и плакал. Плакал потому, что мои папа и мама обманули меня. Ребята в лагере плохие и злые. Они все плохие. И если мама с папой меня завтра не заберут, они тоже плохие. Я стоял и плакал, один, в темноте, под дождём. Стоял и плакал.
Нет, это было не со мной. Это было с кем-то другим... И сейчас, просто было похоже одно на другое – то, что было не со мной маленьким и то, что происходило сейчас не со мной взрослым. Я лежал в море и плакал... а вокруг валялись разбросанные конфеты и пряники. Ребята закрыли дверь в домик. Потому что они плохие. И Дина тоже прибила гвоздём мою руку к лодке, потому что она плохая. Она плохая. Я плакал. Это происходило не со мной.
*****
- Ну и долго ты реветь собираешься? – Дина наклонилась к моему борту и посмотрела на меня сверху вниз. Потом взяла бутылку с остатками шампанского и вылила мне на голову. Пряники с конфетами, которые валялись вокруг, исчезли, и вместо них вокруг снова появилось море. Вместо деревянного летнего домика была деревянная лодка, и из моей ладони снова торчал гвоздь. Всё вернулось на свои места. Я встряхнул головой, несколько капель шампанского попали мне на губы. Я провёл по ним языком. Язык был совсем сухим.
- Дай пить, – я старался, чтобы мой голос не звучал жалобно. Она посмотрела на меня с усмешкой. Потом наклонилась к моему пакету.
- Так, что ты у нас тут на ночь страсти приготовил... Пиво будешь? Или мартини?
- Пиво давай, - сухой, словно обёрнутый наждачкой, язык с трудом шевелился во рту. Она улыбнулась, откупорила бутылку с двумя слонами на этикетке и протянула мне. Пришлось оторвать левую руку от борта лодки. Боль шилом прошла через плечо и царапнула мозг. Я застонал и снова ухватился за край лодки левой рукой.
- Не, Володя, так не пойдёт. Ты либо бери бутылку, либо сиди так. Или-или! Ну? – Она помахала пивом перед моим носом. – И не надо мне тут жалостью на сердечный клапан давить. Ты же мужчина, ну подумаешь – маленькая дырочка в руке. С кем не бывает?
Я стиснул зубы и медленно, стараясь ровно держать тело на плаву, протянул левую руку. Пиво было прохладным и таким вкусным. Я пил и пил, пока не выпил всю бутылку. Потом я разжал пальцы и снова ухватился за борт. Пустая посуда осталась плавать рядом со мной.
- Если ещё захочешь, только скажи. Это ведь ты покупал. Мне чужого не надо. Своё вот только возьму... – она снова мило улыбнулась мне.
- Дина, - позвал я.
- Ну?
- Скажи, что я тебе сделал? – тихо спросил я.
- Ох, Володя, ты понимаешь, этим самым вопросом ты злишь меня гораздо сильнее... Я не стану напоминать, пока. Всему своё время. А его у нас много. – Тоже что ли пивка дерябнуть? – Она наклонилась и зашуршала пакетом. – Ты, кстати, есть не хочешь? А то тут столько еды, жалко будет выкидывать, – совершенно обыденно обратилась она ко мне. Есть я, разумеется, не хотел и отрицательно помотал головой. Мне опять хотелось пить, но я промолчал. Она откупорила себе пиво, развернула скамью вдоль лодки и полулегла-полусела, облокотившись на носовой ящик. Мы молчали.
- Дина, - снова позвал я её.
- Что?
- Не убивай меня, пожалуйста, – тихонько попросил я её.
Дина хмыкнула и ничего не ответила. Было очень тихо. Она долго молчала, и я молчал тоже, понимая, что в эти минуты решается моя судьба. Наконец Дина пошевелилась и опять, глядя куда-то мимо меня, сказала, – Ты знаешь, сначала я хотела немного покататься с тобой на скорости и послушать, как ты будешь орать. Потом, по кусочку, по пальчику, отстегнуть твою правую руку. Ну, ведь, ни к чему она тебе теперь, согласись. Потом, я то же самое сделала бы со второй рукой. А когда бы ты накатался, я собиралась устроить новогодний фейверк. Вот, смотри - китайские петарды. Ты знаешь, как они весело бабахают в ноздрях? Нет? Так я собиралась тебя просветить... Такие весёлые забавы вполне в твоём духе, правда? За это время я многому нахваталась от тебя... сама того не желая, конечно. – Дина грустно рассмеялась. - Но я всё-таки передумала. В последний момент. На твоё счастье. Нет, не так, - поправилась она, – на своё. Мне встретились хорошие люди. Да-да, просто хорошие люди, - она повторила это снова, словно пробуя эти слова на вкус, - просто хорошие люди. - Они поговорили со мной, достучались до сердца, которое умерло, и я, послушав их, передумала. - Так что, благодаря им, ты лишён многих новых ос-чус-че-ний, - по слогам проговорила она. – И ещё, я думала, что гнуснее и гаже тебя нет человека на земле. Только один раз лёгкое сомнение ворохнулось во мне. Когда ты, предложил бесплатно довезти до Патайи незнакомую тебе девчонку-неряху. Я была уверена, что ты посмеёшься и не предложишь мне поехать с тобой. Но ты захотел помочь, и, кто знает, может и это сыграло сейчас в твою пользу. Может ещё осталось в тебе, хоть что-то человеческое, за что тебя стоит оставить жить.
Я молчал.
- Хорошо, послушай меня, – Дина распрямила спину, сидя на скамье. - Я расскажу тебе это, чтобы не убивать тебя. И чтобы, кто знает, может быть оживить то, что ты убил. Только молчи и не перебивай. Я расскажу тебе две притчи. Одну древнюю и одну новую. И они обе об одном. Я не стану убивать тебя. Слушай внимательно и услышь то, что я хочу тебе сказать. Я кое-что поняла. Это было непросто, но я поняла, что убив тебя, подниму очередной виток несправедливости и может быть, пересеку некую черту, за которой уже не будет возврата. У меня в голове как будто сложились кусочки мозаики. Один кусочек - это моя прошлая глупость и растерянность, другой - это ты и то, что я знаю о тебе, третий - это моя жизнь с растоптанной душой все эти годы. Я думала, что душа во мне умерла, но сейчас чувствую, что нет. Жива она, жива, она будто глубоко уснула – сейчас я это вижу. Четвёртый - это те слова, что я услышала от хороших людей, и пятый кусочек мозаики - это твоя пробитая гвоздём рука. Все вместе эти кусочки говорят об одном, но мне нужно было время, чтобы собрать их воедино и понять.
Так слушай же. Я буду говорить тебе о Справедливости.
Два рассказа Дины.
Рассказ первый: «Эй, карыс!»
«Я познакомилась с этой девушкой случайно. В самолёте она сидела рядом со мной. Кореянка, Аня Сон. Очень красивая. Рядом сидел её муж – русский парень, бизнесмен. Восемь часов лететь было скучно, и мы разговорились. Слово за слово, разговор зашёл о справедливости. Я летела в Бангкок уже зная, что стану убийцей, но искренне надеясь, что через своё зло я совершу полезное дело. Конечно, мне нелегко было думать об этом, и может быть, где-то в душе я жаждала услышать оправдание свим действиям со стороны... Я сказала, что справедливость, это то, что человек должен творить сам. И другой справедливости на земле нет и быть не может. Но моя соседка со мной не согласилась. Она сказала, что наша жизнь справедлива во всём, просто мы не всегда можем заметить это со стороны. Мы часто думаем, что человек, творящий зло, остаётся безнаказанным только потому, что мы сами не видим, как свершается возмездие. И вот, что она мне рассказала: Она родилась в Таджикистане, в городке Ленинабад. Они очень дружно жили всей семьёй в своём частном доме. Мать с отцом, старшая сестра Светлана и она, младшая, Аня. По соседству, прямо через забор жила таджикская семья, и был у них сын, Файзулло на пару лет старше Ани. Она часто видела его на улице, всегда здоровалась. Когда в девяносто первом году Таджикистан стал независимым государством, старшая сестра уже училась на первом курсе в педагогическом институте, а Ане Сон едва-едва стукнуло двенадцать лет. Тогда волна «патриотизма» настолько захлестнула страну, что русским пришлось бежать. Кому сразу в Россию, кому ещё дальше. Как-то сразу так получилось, что почти все русские покинули город, но страсть к «национальному самоутверждению», с попустительства властей, продолжала пылать. Особенно среди молодёжи. А тут и про корейцев вспомнили. Ребята на улице и в школе будто изменились в одночасье, стоило Ане выйти за калитку, как отовсюду доносились крики – «Эй, карыс!» (Эй, кореец!), «Убирайся!». В школе учителя худо-бедно сдерживали детей, но на переменах Аня перестала выходить из класса. Но дорога от школы до дому превратилась в жестокое испытание. Ей уже не просто кричали «Эй, карыс!», в неё кидали камнями. Среди подростков самым активным травителем был мальчик-сосед Файзулло. Он после уроков вместе с друзьями сидел возле школы, ожидая, когда Аня пойдёт домой. Камни были готовы, и день ото дня их становилось всё больше. Из учителей уже никто не заступался, и в один день, выйдя из школы через служебный выход столовой, Аня уже почти добежала до дома, когда за спиной услышала крик – «Эй, карыс!», и камень разбил ей голову. Она закричала и упала прямо возле своей калитки обливаясь кровью. А Файзулло весело кричал по-таджикски: «Я попал, я попал!». Ещё несколько камней ударили лежащую Аню. Она смутно помнила, как из дома выбежал отец и, подняв её на руки, занёс во двор и запер калитку. Ане сильно разбили голову, крови было очень много. По телефону попытались вызвать врача, но к корейцам никто идти не хотел. Мама сама, как умела, перевязывала Ане голову, а она плакала и всё спрашивала: «За что, мамочка, за что?». На следующий день Аня осталась лежать дома. В школу она не пошла. Родители ещё надеялись, что скоро беспорядки прекратятся и всё уляжется, но тут прибежала старшая сестра вся в слезах и рассказала, что прямо возле института Файзулло и его старший брат с друзьями попытались затащить её в машину. По словам сестры, рядом стояли милиционеры, но они только с усмешкой наблюдали, как тащат в машину девушку кореянку. За Свету вступились однокурсники-таджики, но старший брат Файзулло пообещал, что всё равно поймает её, не здесь, так возле дома. Стало ясно, что ждать больше нельзя, никто им здесь не поможет и никто не защитит. Ночью вызвали такси и за большие деньги уговорили водителя отвезти их в Душанбе. В Ленинабаде остался только отец – нужно было продать дом. А Аня вместе с мамой и старшей сестрой всю дорогу от страха не могли сомкнуть глаз. В Душанбе знакомые купили им билет на поезд до Волгограда, и они сразу покинули Таджикистан. Отец приехал к ним только через два месяца, совсем седой. Он рассказал, что уже на следующий день им камнями выбили все окна. Дом он в итоге продал за смешную сумму и еле-еле смог выехать из Средней Азии на одной машине с русским знакомым. И вот, они с нуля начали обустраиваться на новом месте. Сначала жили в вагончике на пустыре. Потом постепенно, потихоньку жизнь наладилась, они немного заработали и сняли квартиру. А Аню Сон ещё долгое время мучили одни и те же сны: толпа таджикских подростков кричит: «Эй, карыс!», и сразу летит град камней, они больно бьют по телу и один попадает в голову. Она падает на землю и не может встать, а камни летят и летят... Потом прошли и эти сны. Они жили новой жизнью на новом месте, и только кривой бугристый шрам на Аниной голове иногда напоминал о тех событиях. Но у Ани были длинные волосы, и эту старую рану никому видно не было, только когда Аня мыла голову, порой её пальцы натыкались на извилистый бугорок шрама.
Через несколько лет, частично скопив, частично заняв денег, они смогли купить собственный дом на окраине города. Так прошло ещё какое-то время. Света уже окончила институт и устроилась на работу. Аня выросла и превратилась в эфектную красавицу-брюнетку. С золотой школьной медалью она без проблем поступила на экономический факультет Волгоградского Государственного Университета. Заканчивая пятый курс, устроилась работать в филиале одной крупной московской компании. Однажды к ним на работу нагрянула комиссия из Москвы из центрального офиса, с проверкой их деятельности. В составе этой делегации был молодой парень, один из соучредителей компании, он увидел Аню и потерял голову. Аня сначала отнеслась с опаской к вниманию такого высокого начальства, но намерения парня были самые серьёзные, и в итоге Аня вышла за него замуж. Они переехали в Подмосковье в хороший дом, Аня продолжала работать вместе с мужем... И вот однажды у них случилась поездка в Санкт-Петербург по делам фирмы. Быстро завершив всю работу в первой половине дня, после обеда они с мужем гуляли вдвоём по центру города, как вдруг их внимание привлёк какой-то шум. Толпа подростков пинала продавца сухофруктов. Перевернув лотки на землю и вдоволь избив его ногами, мальчишки быстро растворились в близлежащих дворах. А продавец, с трудом встав на колени, зажимал руками разбитую в кровь голову и повторял только одно: «За что? За что?». Неожиданно Аня узнала в нём Файзулло, мальчишку-соседа из своей прошлой жизни. Вдруг перед её глазами, словно это было вчера, встали улочки Ленинабада, жаркий Таджикистан, толпа подростков, крики «Эй, карыс!», камни и кровь... Круг замкнулся. Аня, поражённая, прошла мимо, но до неё ещё долго доносились рыдания Файзулло: «За что? За что?»
Рассказ второй: «Лопоухий дедушка».
Выскочив из твоего такси на перекрёстке, я сразу же вернулась в свой отель. Смыла с головы гель и лак, сняла эти страшные очки, переоделась. Затем я выписалась из гостиницы и пошла на пристань, чтобы доехать до Ко-Самета. По моим расчётам ты уже должен был быть на Самоне, но я не торопилась, знала, что ты никуда не денешься, тем более сутки у меня были. И вот там, на пристани меня окликнул какой-то дедушка. Маленький, сухощавый, с оттопыренными ушами, он просто подошёл ко мне и завёл разговор. Я даже сама не поняла толком, как так получилось, что мы с ним разговорились... и снова разговор зашёл о справедливости, только уже по-другому. Этот интересный дедок так необычно говорил, будто мысли читал. Я даже испугалась сначала. Но он оказался ничего... добрым. И вот, рассказал он мне старую притчу из Библии. Жил да был один царь, и захотел он собрать долги со всех своих должников. Пошли его слуги по городу и начали требовать вернуть деньги с тех, кто был должен. И нашёлся один человек, который должен был царю очень много ...ммм... ну не знаю... пусть будет сто тысяч динариев. Все сроки прошли, а отдавать было нечем. И привели его к царю, и бросили перед ним того человека. Царь, разгневавшись, приказал продать его в рабство, и жену его, и детей за долги, но человек тот упал к ногам царя и умолял пощадить его. Он просил царя не губить его, говорил о своих маленьких детях, о своей жене, о тяжёлой судьбе и молил дать ему ещё немного времени. В ответ на это царь умилосердился и пожалел его, и не только отпустил того человека с миром, но и долг его полностью простил. И вот, выходит тот человек от царя, с радостным сердцем, свободный от долга и всех своих обязательств, и вдруг, встречает на улице своего должника, который должен был ему пятьсот динариев. Он схватил его за горло, стал душить и требовать назад свой долг. Тот упал к его ногам и молил дать ему немного времени, чтобы он смог вернуть эту сумму, но тот человек не захотел. Он позвал стражу и приказал бросить того человека в темницу пока он не отдаст ему всей суммы долга. Увидели это царские слуги, очень опечалились и донесли о том своему государю. Сильно разгневался царь. Он снова приказал доставить к нему того человека, и когда его привели, царь сказал ему: «Я простил тебе огромный долг и с миром отпустил тебя. Не должен ли был, и ты простить тому человеку малую сумму? Почему же ты, получив милость от меня, не помиловал своего должника?» И приказал царь бросить его в темницу, пока он не вернёт ему всей суммы долга.
Этот дедушка с оттопыренными ушами, сказал, что эта притча о Боге и людях. Когда люди молят Бога о прощении, Он прощает их, но требует, чтобы и люди, в свою очередь, прощали других людей, которые согрешили против них самих. Мы говорили с этим дедушкой всю дорогу до Ко-Самета, он мне рассказывал об Иисусе Христе и его смерти за наш грех, которой куплено прощение. А я слушала его и думала, почему эти две истории я услышала именно сейчас, когда уже всё почти готово к тому, чтобы убить тебя. И знаешь... я думаю, что Бог, всё-таки есть, и всё, что происходит с нами, не случайно. Всё идёт по кругу. Если мы творим добро, то спустя годы оно возвращается к нам. Если мы творим зло, то и оно неизбежно найдёт нас. Пусть мы забыли о своих грехах, пусть мы стали другими, сменили имя и образ жизни... где-то там, на небесах ведётся запись всего, и хорошего, и плохого. И человек жнёт то, что он сеет. По-другому просто не бывает. Мы не видим этого во всей полноте, но так происходит. Я чувствую, что это правда. И я благодарна Богу за то, что он удержал мою руку от убийства. И сейчас, Владимир Ласточкин, я прощаю тебе всё то, что ты мне сделал. И прошу прощения у тебя за ту боль, что успела тебе причинить. Прости и ты других людей, что может быть, плохо отнеслись к тебе.
Сейчас... Январь 2005
Дина замолчала, мне тоже сказать было нечего. Она вытащила якорь, завела мотор, и мы тихонько поплыли по направлению к Самону. Я крепко держался левой рукой за борт и, скрипя зубами, старался, чтобы правая рука, прибитая гвоздём, оставалась неподвижной. Поняв, что моя смерть откладывается, я испытал странное чувство. Не знаю, как его объяснить. Не знаю... Я был будто между сном и явью.
Дина специально вела лодку медленно, помня о моей больной руке. Когда мы подплыли к берегу, там было уже темно и тихо. Гирлянды были потушены, рестораны закрыты, а весь народ, пьяный и довольный разошёлся спать по своим домикам. Небо начинало приобретать свинцово-серый оттенок. Скоро будет рассвет.
Немного не доплывая до берега, Дина остановила лодку, достала тяжёлый, замысловато изогнутый гвоздодёр. Поддев шляпку гвоздя, и уперев инструмент одним углом в борт лодки, она всем телом надавила на рычаг. Послышался натужный скрип – гвоздь выходил из дерева. Я, не сумев сдержаться, громко застонал. В следущее мгновение я ощутил, что моя правая рука соскальзывает со ставшего почти привычным борта лодки. Сжав зубы и подавив в себе желание снова застонать, я с головой опустился в воду. Наконец-то я был свободен.
Лодка, взвыв мотором, обошла меня по широкой дуге и подплыла к берегу. Что-то тёмное шлёпнулось на песок. Мой рюкзак. Снова, уже громче взвыл мотор и лодка, вспенивая воду, по-прямой ушла прочь от берега и скоро скрылась из глаз.
Морская вода, как огнём обжигала рану. Глухо постанывая и шипя от боли, я поплыл к берегу. Он был близко, не прошло и минуты, как мои ноги ощутили дно. Пошатываясь, я выбрался на берег и без сил лёг на землю рядом со своим рюкзаком. Мне не хотелось думать о случившемся. Я просто лежал на песке и смотрел, как с неба по одной исчезают звёзды. Самый глухой час ночи, перед самым рассветом.
- Прочь, прочь. Надо уходить. Домой, домой. Зализать раны. Думать потом, – я, пошатываясь, встал. Рюкзак оказался неожиданно тяжёлым. Опускаясь на колени, я расстегнул его левой рукой. Большая пластиковая бутыль с бензином с глухим шуршанием упала на песок. Мысли рублеными кусками неуклюже ворочались в голове, – Есть время. Ещё есть время. Месть. Потом домой. Прочь, прочь... Все спят, никто не видит. В огонь их. Я должен их убить. Прочь. Прочь. Никто не видит. Убить...
Я уже не помню подробно, как так получилось, что дом Ленки и подлеца-Якина я всё-таки поджёг. Моя память как в тумане... или в дыму... да, она в дыму. Предрассветный час не был туманным, по всему моему пути стлался едкий дым, он закрыл собой мою память. Очень размыто я помню, как поливал их бамбуковый домик, как пытался левой рукой чиркнуть зажигалкой, как жарко, в самое лицо, дохнуло пламя… Лишь одно воспоминание, как яркий росчерк красного пера сквозь мешанину мутно-серой дымки сна и размытых образов, пронзает мою память. Когда я уходил в лес, к пристани, оставляя за собой потрескивающее пламя пожара, истошный мучительный крик распорол тишину ночи. Крик полный боли...
Я ушёл не оглядываясь.
Потом я помню, что летел на самолёте, на каком и куда, я не смогу сказать. Все прошедшие события спрессовались в одну гранитную плиту, которая невыносимой тяжестью надавила на плечи. Я не бодрствовал и не спал. Я как будто оказался в странном месте, в каком-то белёсом тумане, нет, нет - в дыму, где был только я один. Я мог бы разговаривать только с собой, но я не отвечал себе. Я хотел поговорить с Ленкой, но её рядом не было. Я потом подумал, что было бы даже неплохо, если бы мне вдруг представилась возможность поговорить ещё раз с тем смешным лопоухим дедком, но его тоже рядом не было. Под конец я даже согласился поговорить с Диной, но рядом не было и её. Никого не было рядом со мной, и мне от этого было очень плохо.
А я летел, не помню куда, измученный и обескровленный, и, когда я, наконец, заснул, приснился мне офис Лёньки Старченко, босса компании «Прилив», торгующей морепродуктами через сеть магазинов «Старик и море». Почему-то мне снова приснился тот же сон...
Я помню...
Офис компании «Прилив», которой принадлежала сеть магазинов «Старик и море», располагался недалеко от Кутузовского проспекта, в небольшом и уютном столичном тупичке старой постройки. В тот день у Лёньки Старченко был день рождения – двадцать три года. Нам всем в тот год исполнялось по двадцать три. Стояло лето, месяц июнь, в Москве было тепло, девушки поскидывали с себя длинные плащи и куртки и щеголяли в мини-юбках и обтягивающих джинсиках, словно бы специально дразня и показывая свои ножки. Слегка вызывающе и очень эротично. Наши глаза смотрели на них, наша фантазия рисовала картины смелых побед, а наша юная кровь кипела. Именно эта кипящая кровь и оглушающее ощущение молодого лета дало толчок маленькому приключению, произошедшему в офисе.
Никто сначала и предположить не мог, что эта фишка с морской едой, за которую ухватился Лёнька, окажется такой популярной. В тот день в компании «Прилив» шли собеседования на несколько вакантных мест: секретаря-помощника (или помощницы), каких-то там менеджеров по продажам, и ещё пары должностишек для бумажной работы. Старик (так мы называли Лёньку) с утра принимал собеседование. Точнее, это делали его старшие помощники, а он находился в соседней комнате и через зеркало наблюдал за процессом. Если кандидат женского пола его заинтересовывал, то он выходил и задавал свои вопросы, а если нет, то оставлял окончательное решение на приёмную комиссию. Именно это зеркало-окно и подало мне идею устроить маленькое развлечение «для своих». Нам шёл только двадцать четвёртый год, мы уже начинали проникаться вкусом денег, а на улице стояло тёплое лето, будоража кровь и сознание, мелькали милые девичьи ножки, и нас очень тянуло самоутверждаться.
Я и ещё пара приятелей, подъехали в Лёнькин офис ближе к обеду. Пользуясь тем, что молодой президент компании (не без помощи своего папы, конечно) наш друг, мы сразу завалили в комнату, где сидел Лёнька перед окном, выходящим в конференц-зал, в котором и проходило то самое собеседование. Зайдя к Старику в офис, мы вместе с ним с любопытством стали смотреть, как проходит собеседование. Вернее, больше мы смотрели на молоденьких конкурсанток. Некоторые из них были весьма даже ничего... Потом, прямо там, в комнате с окном, одним глазом наблюдая, как проходит опрос очередной соискательницы, мы выпили по паре рюмок текилы. Потом ещё немного, а потом... я не помню точно, кто из нас, возможно даже я, пошутил на тему, что собеседование с такими красивыми девушками надо проводить «по-другому». Слово за слово, шутка за шутку... и вот тут уже я предложил сыграть в игру. Мы оставляем несколько девиц из тех, что ещё ждут своей очереди, отпускаем приёмную комиссию и начинаем проводить собеседование сами, но по очереди. Нас только четверо, и девушек должно хватить на всех. Один корчит из себя начальника, трое остальных наблюдают через окно. И так далее по очереди, каждый из четырёх садится в зале и, представляясь президентом компании, «принимает собеседование» у следующей по очереди девушки. Фишка была в том, чтобы представившись самым главным начальником и наобещав ей золотые горы, заставить её отдаться прямо там, в зале. Так как остальные будут всё видеть через зеркало-окно, схалявить и обмануть не удастся. И так каждый по разу. Кто сумел, тот выиграл, кто не сумел – проиграл. Стояло весёлое лето, наши тела были полны адреналина, хотелось побед на всех фронтах... Разогретые выпивкой мои дружки идею приняли на ура.
Я вызвался быть первым. Двух мужиков-помощников и тётку-главного менеджера Лёнька сразу отпустил из конференц-зала через другой выход. Я сел в большое чёрное кожаное кресло, разложил резюме предыдущих соискательниц и нажал кнопку вызова. Дверь открылась, и в зал робко просочилась, другого слова не скажешь, именно что - «робко просочилась», худенькая девчушка с папкой в руках. Дружки в соседней комнате прильнули к окну. Я, сохраняя серьёзное выражение лица, сказал ей садиться, пошелестел её резюме, сделал вид, что уточняю кое-какие данные, что-то записал. Она сидела передо мной на стуле в чёрных брючках со стрелками, с хвостиком волос, собранных на затылке, в белой блузке, жилетке и очёчках на носу. Руки она держала сложенными на коленках и на все вопросы отвечала так старательно, что меня внутри пробрал дикий смех. Я, постепенно добавляя энтузиазма в голос, шаг за шагом принялся создавать у неё уверенность, что именно она, то, что нам нужно. Даже бегло пробежал глазами какой-то её проект по расширению продаж, который она принесла с собой. Сказал, что молодые специалисты со свежим взглядом на перспективы развития внутреннего российского рынка нам очень нужны. Похвалил её ВУЗ, который она только что окончила, где-то там... на периферии. Практически пообещав ей место моего личного секретаря, я добился того, что она поверила – дело в шляпе. Потом я отвесил ей несколько комплиментов, пошутил по поводу морепродуктов и предыдущих соискательниц, дождался, пока она начнёт весело улыбаться. И когда я понял, что девочка созрела, и что она почти ощутила себя сотрудником компании с хорошей зарплатой, я перешёл в атаку. Сказал, что есть условие: так как она будет в курсе многих коммерческих секретов нашей фирмы, я должен быть уверен в её преданности нашему общему делу и лично мне. Она, эта серая мышь, с энтузиазмом в глазах ответила, что да, она будет самой преданной помощницей и всё такое прочее. На что я сказал, что у неё есть шанс доказать это, а в противном случае никакой работы не будет. Она запнулась на полуслове, услышав это, заморгала глазами и вся как-то съёжилась. Чувствуя, что надо ковать железо пока горячо, я подошёл к ней, обнял за плечи, сказал, что уже с понедельника она может выходить на работу, что всё будет хорошо. Она, моргая глазами, что-то лептала про то, что, мол, не надо, про то, что никогда этого не делала, ну и подобную чепуху... А я не слушал этот обычный бабий лепет «Ах, я не такая, я жду трамвая», я говорил ей про служебные перспективы, про её проект, который мы обязательно воплотим в жизнь... Я шептал ей на ухо слова о том, что всё будет хорошо, я обнимал её, я обещал ей... И я её уломал. Она медленно, вся красная от стыда, стала раздеваться. А я весело подмигнул, глядя в зеркало. Между тем девушка сняла свои брючки и блузочку и осталась стоять в застиранном старом лифчике и каких-то детских белых трусиках в зелёный горошек. Так она и стояла, обхватив себя руками, с испугом глядя, как я расстёгиваю штаны.
А потом... в общем, потом вышел конфуз. Она... действительно оказалась девушкой, было много крови. Я, сжав зубы, доделал своё дело до конца, дал ей салфеток вытереть кровь и сказал, что позвоню ей в понедельник. Она быстро оделась и ушла, не сказав ни слова. Потом я, чувствуя себя сдавшим зачёт, с видом победителя открыл дверь и увидел, что мои дружбаны стоят и прячут глаза... Короче, продолжать они не захотели. Я, усмехнувшись, обозвал их слабаками, и мы поехали отмечать Лёнькину днюху в престижный ресторан на Новом Арбате, хорошенько выпили, потом отправились в ночной клуб, познакомились там с клёвыми девчонками, а затем вместе рванули на дачу и совершенно забыли об этой серой мышке из провинции. Уже на следующий день, расслабляясь на даче в обществе друзей, нежных шашлыков из ягнёнка и осетрины, и случайных вчерашних подруг, я только раз или два мельком вспоминал вчерашнее маленькое приключение. А спустя месяц, напомни мне кто-нибудь об этом, я бы, наверное, уже с трудом смог восстановить в памяти эту картину – худенькая провинциалочка стоит, обхватив себя руками, в трогательных белых трусиках в зелёный горошек. С тех пор прошло уже лет пять, не меньше. Почему я вдруг вспомнил об этом? Странно...
Не знаю, когда...
Очнулся я от звонка в дверь. Длинного, требовательного и пронзительного, как зубная боль. Что-то выкинуло меня из белого тумана. Я снова был собой. Я был у себя дома. Вокруг были знакомые стены. Я не спал, я, оказывается, сидел на кухне и что-то пил. Водку. Много водки. Я с удивлением смотрел вокруг, не понимая, когда я успел очутиться здесь. Это была моя квартира, но откуда на столе столько пустых бутылок? Неужели... Звонок снова пилой полоснул по моему недужному недоумению. Я встал и, с усилием передвигая странно расслабленные ноги, пошёл открывать дверь. Поворачивая ручку замка, я заметил, что моя правая рука перевязана грязной бурой тряпкой. Да, я что-то такое припоминал... вроде бы кто-то пробил её гвоздём. Я открыл дверь и чуть не закричал. На пороге стояла Ленка. Весёлая, загорелая, она стояла и улыбалась... пока не увидела меня. Она что-то спросила, и я что-то ей ответил. Впрочем, не помню... Я почему-то, думал, что она умерла. С чего я это взял? Странно, я не знаю, но я отчего-то был точно в этом уверен. Потом, кажется, она зашла... Да, точно, она зашла, прошла в спальню и вытащила свой большой чемодан из-под кровати. Потом что-то ещё спрашивала у меня. Я не помню, что я ей отвечал. Помню только то, что она сказала, что ждала меня на острове, и что кто-то поджёг домик по соседству, в котором жила пожилая супружеская пара из Франции. А потом я закричал... я закричал.
Когда я снова очнулся, Ленки рядом не было. Была всё та же кухня, и я снова кричал. Потому что мне было очень страшно. И я кричал от страха. И так продолжалось долго. Я, то снова падал в едкий белый туман, то опять возвращался в квартиру и кричал...
Когда-то потом...
Потом... я не помню, как это произошло... но когда я открыл глаза, я не увидел своей квартиры. Вокруг были деревья, и было ветренно. Я сидел на какой-то скамейке возле большого деревянного дома, и рядом со мной в своей инвалидной коляске сидел Илюша Горин. Он что-то говорил мне, а я всё никак не мог уловить смысла. Он говорил снова и снова. Он повторял, он улыбался, он поил меня горячим сладким чаем и снова говорил. Потом, как будто сквозь глухую вату, до моего сознания долетело одно единственное слово – надежда. Я замер, мне показалось, я знаю смысл этого слова. И глубоко во мне что-то шевельнулось. Надежда... Вы только почувствуйте, какое это упоительное слово. Нет в мире слова прекрасней, и нет в жизни чувства дороже. Илюша что-то говорил про надежду. И я его слушал. Я понимал только одно это слово, но я готов был слушать его всю жизнь. Ах, какое удивительное это слово... Как оно ласкает слух и отогревает что-то едва-едва живое там, внутри...
Надежда...
Я всё отдам за надежду...
Ан Ма Тэ.
Сеул. Декабрь. 2007.
Холодное Блюдо
© Copyright: Ан Матэ, 2025
Свидетельство о публикации №225040500386
Свидетельство о публикации №225040500386
Рецензии