Иероглиф са-ши

 
  «Весною – рассвет.
Все белее края гор, вот они слегка озарились светом. Тронутые пурпуром облака тонкими лентами стелются по небу» .
 
Старый Итиро   любил сидеть на пороге своего дома и наслаждаться тишиной. Каждый вечер он проводил здесь, вспоминая о своей родной деревне на острове Сукуне во внутреннем море, в Михаре.  Это было место его рождения и части его жизни.  Старый Итиро вспоминал свои детские годы, тяжелую и скучную жизнь. Камэ, бабушка, была главной в семье. Дети пели ей песенку « Моси,   моси, камэ йо, каме сан йо!»   («Здравствуйте, здравствуйте, госпожа Черепаха». КАМЭ – черепаха) . Он особенно ярко помнил ощущение голода, которое сопровождало его постоянно. В его семье всегда было много ссор и ругани, так как все хотели прокормиться. На этом сплошь каменном острове, неизвестно каким чудом оказалась площадка земли, с которой кормилась вся деревня.  Не было только воды для полива. За водой плавали на лодке на соседний остров, поднимали ее в гору в сосудах, подвешенных на бо (коромысло) , на плечах. Четыре невестки, включая его мать, постоянно соперничали между собой. Все они старались получить больше еды, и часто ели молча, смотря в общую миску. Когда готовили похлебку, все боролись за желтые соевые бобы, которые добавляли в нее. Это была семья, которая страдала от нищеты и других проблем. В такой семье люди становились жестокими и эгоистичными. Но Итиро не был таким. Он часто отправлялся в горы за хворостом . Каждый раз, когда он открывал для себя новое место в горах, он чувствовал страх и восхищение. Он не мог описать, насколько красивыми и богатыми казались ему эти уголки в горах. Он просто пел. Пел слова, а иногда и без слов…Иногда, когда он видел одинокий цветок на краю обрыва, он не мог оторвать от него взгляд и мог долго петь этому цветку. Он любил подниматься на высоту и наблюдать за далекими белыми облаками, которые стремительно двигались у вершины горы, где были разбросаны маленькие горные деревушки. В такие моменты Итиро ощущал, как бьется его сердце: что это за облака, откуда они пришли и куда направляются? Иногда он смотрел на большого ястреба, медленно кружившего в небе. Интересно, есть ли у этой птицы пара? – размышлял он. Когда он подрос и тоже стал плавать за водой, на соседний остров, Итиро восхищался там голубыми стрекозами, тихо сидящими на листьях лотоса в пруду. Его переполняло чувство любви к этим прекрасным созданиям, ему нравилась их завораживающая тишина. Но как только он пытался поймать одну из них рукой, она, сверкая своими бирюзовыми крыльями, начинала яростно биться в его ладони. И он сразу же отпускал ее, испытывая внезапное смятение и опустошение, словно у него вынимали сердце. Шли годы. Все меньше становилось жителей деревни, умирали от голода, надрывались от непосильной работы. Умерших хоронили в горах, в скалах, заваливали покойников камнями. Тот клочок земли, от которого питались люди,  уже с трудом выращивал на своей поверхности что-то съедобное. Умерла бабушка Камэ, умерла мать Итиро и его сестры. Он остался один, Были живы еще сестры матери Итиро и их дети, но у них была своя жизнь и свои заботы, им было не до племянника. И однажды Итиро понял, что и его скоро отнесут в горы. Разум восставал против этого, но неизбежность была явной.
Однажды к острову, для небольшого ремонта, причалила рыбацкая кавасаки. Итиро упал в ноги синдо и, захлебываясь рыданиями, попросил его перевести на какой-либо другой остров, где можно было бы выжить . Синдо согласился взять этого тощего мальчишку к себе, слугой за все, перевести его туда, где он сам захочет остаться. И для начала  накормил его рыбой, которая для Итиро была лакомством. И было Итиро тогда  четырнадцать лет. Четыре года проплавал с рыбаками Итиро, стал уже не слугой, а членом команды. Он окреп и возмужал. Синдо Изаму понравился этот трудолюбивый мальчишка. У синдо была совсем   маленькая, только начавшая ходить дочь, и он, неожиданно для себя, мечтавший о сыне, привязался к парнишке, учил его грамоте и счету, рыболовному искусству и плаванию в море. Так для Итиро начался новый период жизни. И он снова пел свои песни.

Летом – ночь. Слов нет, она прекрасна в лунную пору, но и безлунный мрак радует глаза, когда друг мимо друга носятся бесчисленные светлячки. Если один-два светляка тускло мерцают в темноте, все равно это восхитительно. Даже во время дождя – необыкновенно красиво.

Тяжелый труд рыбака в море, хорошее  постоянное питание, превратили Итиро, из некогда тощего, вечно голодного мальчишки, в крепкого сильного парня. Уроки синдо не прошли даром. Итиро умел теперь читать и писать, хозяин не раз доверял ему самостоятельно вести в море кавасаки, находить по приметам на поверхности скопления рыбы, правильно и умело забрасывать сети. Рыбаки прониклись к Итиро уважением, с удовольствием выполняли его указания.
Шло время,  и однажды Итиро почувствовал влечение к женщине. Это была «хозяйка» жена его благодетеля. Итиро жил теперь рядом с ними. Во дворе, в сарае, где хранились рыбацкие принадлежности, ему отгородили угол и он стал там жить, когда  начинались шторма и лов рыбы прекращался.
Когда Итиро ее увидел, он остолбенел. Она была словно принцесса Кагуя из сказки, которую ему в детстве рассказала бабушка Моси. Он никогда не видел таких женщин. На острове, где он жил раньше, девочки быстро превращались в старух от голода и непосильного труда. Её имя было Юри. По правде сказать, была они ничем не примечательная, не красавица и не уродливая,  она была обыкновенная женщина,  но не для Итиро Когда он услышал ее имя Юри, что означает «лилия» он пришел в восторг, потому что цветок лилии символ совершенства женщины. И для Итиро стало наслаждением просто смотреть на Юри, как она хлопочет по дому, как она ходит, как она говорит, как улыбается. Изаму вскоре заметил неподдельный интерес к его жене от Итиро, но только улыбался, вспоминая, что и сам еще недавно был молодым. Они ,по прежнему, ходили в море, ловили рыбу, продавали, ее, чинили сети, отдыхали на берегу, когда море штормило. Но однажды  во время лова шторм налетел внезапно, и это был даже не шторм, а ураган. Хрупкую кавасаки волны бросали, словно скорлупку от ореха. Рыбаки держались, кто за что мог, и молились всем богам, чтобы их не смыло за борт. И случилась беда. Волна оторвала руки синдо от мачты, за которую он держался,  и всей силой бросила на борт. Он ударился спиной и от боли потерял сознание. Следующая волна смыла бы его за борт, но Итиро успел оттащить хозяина снова к мачте и даже обернуть его ноги канатом, чтобы не смыло в море.. Ураган стих так же быстро, как и начался. Синдо был без сознания. Он был без сознания все время, пока они не причалили  к берегу . Когда его стали переносить на берег он открыл глаза и попытался что-то говорить, но издавал только хрип. Его расширенные черные зрачки говорили, что он переносит жуткую боль. На берегу его перенесли в дом, уложили. Юри билась в рыданиях, все были в растерянности. Один Итиро еще сохранял способность к действиям. Он послал за знахарем. Приехавший знахарь осмотрел больного и вынес страшный приговор – у синдо был сломан позвоночник, и надежды на то, что он когда-либо встанет, нет.

Осенью – сумерки.Закатное солнце, бросая яркие лучи, близится к зубцам гор. Вороны, по три, по четыре, по две, спешат к своим гнездам, – какое грустное очарование! Но еще грустнее на душе, когда по небу вереницей тянутся дикие гуси, совсем маленькие с виду. Солнце зайдет, и все полно невыразимой печали: шум ветра, звон цикад…

 Шло время.  Изаму  так и не встал. Голос к нему вскоре вернулся, боли отпустили, но он вообще не чувствовал своего тела. Однажды он позвал свою жену Юри и Итиро и чувствуя свою полную беспомощность,  мучаясь от сознания того, что стал обузой для жены, вспомнил о древнем обычае, согласно которому женщина может позвать в дом другого мужа, чтобы поднять на ноги прежнего и уговорил жену взять себе второго мужа.  Она позвала. Так Итиро стал мужем Юри.
 Воспоминание подтолкнуло его, снова затянуть мелодию, как когда-то для Юри.  Эти незамысловатые, может быть, даже немного шероховатые в исполнении, но полные уникального, временами любования жизнью и даже некоторой поэтической грацией песни, так ценились Юри за то, что в них звучала свобода, ощущение внутренней раскрепощенности и гармонии с природой. В этих песнях она чувствовала необъятность и захватывающую, дух замирающую красоту мира, окружающего человека. В них слышалось величие и захватывающая дух красота.

Пруд с кувшинками окутан тишиной,
Маленькие рыбки плывут в своих снах,
Взор мальчика — в глубокий мир.

В семье Итиро все было спокойно. Он был благодарен Изаму за поддержку в выборе Юри.Их жизнь была обычной, скромной, но это их не беспокоило. Химико, дочь Изаму выросла и стала помогать матери. Сын Итиро Кейтсу тоже вырос. Так и шли годы. Их семья из пяти человек так и продолжала существовать. И Изумо в этой единой семье доставалось лучшее. Теперь Итиро выходил в море на лов рыбы. Рыбаки признали в нем синдо и хозяина. Их в семье осталось четверо,  когда однажды Изумо не проснулся утром. Он умер во сне.

                Зимою – раннее утро. Свежий снег, нечего и говорить, прекрасен,
 белый-белый иней тоже, но чудесно и морозное утро без снега.
 Торопливо зажигают огонь, вносят пылающие угли, – так и чувствуешь зиму!
 К полудню холод отпускает, и огонь в круглой жаровне гаснет под слоем пепла,
 вот что  плохо.

Но ничто не вечно. Юри умерла . Больше не для кого было петь песни Итиро.. Но он продолжал петь, оставшись один, видя перед собой свою  Юри, свою ЛИЛИЮ,  совершенство.. Ему нужно было просто закрыть глаза. Итиро закрыл глаза и увидел Юри, несущую воду на бамбуковом коромысле. Видение было настолько живым, что он открыл глаза. И запел.

Капли воды сверкая, танцуют.
Воды зачерпнув, женщина
На коромысле несет
Как роса на землю падают.
Тихая песня весны.

Пришло время и Итиро. Он больше не мог выходить в море, Да и его рыбаки уже умерли один за другим. Итиро с трудом продал старую кавасаки, купил здесь на горе  участок со старой хижиной, откуда была видна долина, и поселился здесь. Иногда он спускался ниже по горе, покупал еду и снова возвращался в своё пристанище. Дети не захотели жить так как жили их родители, уехали искать счастья . И видимо в поисках счастья забыли про старого Итиро. Что-то сегодня его беспокоило, словно он что-то должен был сделать ,но еще не сделал. И это его тревожило.
Мелодия, возникшая, словно продолжение его внутреннего мира, была создана им сначала в мыслях, а потом в виде иероглифа.  Он  берет свое начало там, где обрывается ход его размышлений, помогает  выразить самые сокровенные чувства. Поэты рисуют иероглифы водой на раскаленных камнях в знойный день. Однако эти произведения мимолетны. На вопрос о сожалении по поводу их недолговечности, поэты отвечают: "Всё в этом мире временно. Какая разница, миг это или вечность?".  Итиро  тяжело вздохнув, поднялся и вошел в свой дом. Он медленно пил воду, устремив взгляд на висящую на стене высохшую змею. Найдя ее в лесу, Итиро был очарован причудливым изгибом ее тела и повесил ее на белую стену. Она напоминала ему чарующую фигуру  его  давно умершей возлюбленной. Каждый день он наслаждался красотой змеи, погружаясь в мир фантазий. Он вышел на улицу, любуясь ясным небом и вспоминая Юри, его лилию, знак совершенства женщины, подарившую ему любовь и долголетие. Его сердце наполнялось блаженством, как будто он был коронованным принцем на золотом троне. Он писал ей послания на песке, на земле, где только мог, чтобы она везде видела их. Он писал иероглиф  СА-ШИ    , символизирующий  счастье.. В давние  годы у Итиро появилась привычка петь, и теперь, когда песня рождалась в его груди, он начинал петь.

Как будто аромат душистой сливы
Мне сохранили эти рукава,
Лишь аромат...
Но не вернется та,
Кого люблю, о ком тоскую.

Он поднялся и направился внутрь жилища. Отыскав чистый лист, тушь и кисть, он почувствовал, как никогда прежде, острое желание сделать все идеально. Непривычные к письму пальцы с трудом удерживали инструмент.


Подросток, с широко раскрытыми глазами, застыл, очарованный. Его взгляд был прикован к пруду, зеркально отражающему дневное небо. В тихом, почти священном спокойствии воды распускались лотосы, их нежные лепестки, словно фарфор, играли в солнечном свете. Между листьев и стеблей, словно маленькие серебряные стрелы, скользили серебристые рыбки. Мальчик, казалось, забыл обо всем на свете, его внимание полностью поглотил этот хрупкий и прекрасный мир. Его дыхание было ровным, словно он сам стал частью этого идиллического пейзажа

Итиро протянул руку к этому вихрастому черноглазому мальчишке,потому что он узнал в нем себя, но рука его бессильно упала….

Через несколько дней Итиро обнаружили бездыханным. Он покоился на своем ложе, и на его застывших устах играла счастливая улыбка. На груди его лежал листок бумаги, где почти безупречным почерком был выведен один иероглиф – СЧАСТЬЕ