Разные люди. Глава 18

Глава 18.

Петр Быковский, оставив утром Настю у Добровых, торопился в больницу. С утра у него было какое-то нехорошее предчувствие. Он не знал, почему так, стараясь отогнать от себя дурные мысли, но состояние какой-то удрученности не покидало его. Он торопился увидеть жену. Зайдя в палату, он застал ее не спящей, рядом был доктор Ланге. Вид жены и доктора заставил Петра волноваться. Доктор выглядел растерянным, жена же была очень бледной, с ввалившимися глазами, очерченными темно-серыми кругами. Губы ее были пересохшими и дрожали. Петр посмотрел на доктора. Ланге отвел глаза в сторону. Он вышел из палаты, указав Быковскому кивком головы, чтобы тот следовал за ним. Петр не хотел оставлять жену, но послушался и вышел вслед за доктором.
 – Доктор, что случилось?
 – Голубчик, даже не знаю, как Вам сказать. Мне очень жаль.
 – Доктор … нет … о чем Вы говорите?
 – Друг мой. Я бы очень хотел ошибаться, но…
 – Но? Да говорите же, – Петр сильно сдавил плечи доктора. Впрочем, тут же опустил руки. – Простите.
 – Ничего, не извиняйтесь, друг мой. Мужайтесь и крепитесь. Я больше ничего не могу сделать, я бессилен. Мне очень жаль.
 – Она … умрет? – Петр не слышал своего вопроса. Он понял, что задал его, так как чувствовал шевеление своих губ.
 – Да. Очень сожалею.
 – Сколько ей осталось?
 – Не более суток. Еще вчера я давал положительный прогноз, но сегодня ночью ей стало резко хуже. Мои опасения насчет печени и крови оправдались. Мне жаль. Поверьте. Если бы я мог что-то сделать. Но увы. Простите.
 – Я могу побыть с ней?
 – Да, разумеется. Идите. Постарайтесь не беспокоить ее. Ей нужен покой, понимаете?
 – Да, конечно.
Ноги не слушались Петра. До двери в палату было не более трех шагов, но он не мог сделать их. Он стоял, оперевшись рукой, у противоположной стены. Слезы душили его. Он не мог дышать, говорить, состояние его было ужасным.
 – Голубчик, Вам надо успокоиться, Вам нельзя к ней в таком состоянии. Прошу, не тревожьте ее.
 – Да, доктор, я сейчас приду в себя. Я возьму себя в руки.
 – Сделайте одолжение. Пусть свои последние часы она проживет спокойно.
Быковский постоял еще несколько минут и вошел к жене. Елена лежала, повернув голову к двери.
 – Вот и ты, Петя, – прошептала она.
 – Здравствуй, дорогая. Как ты? Доктор говорит ,что тебе лучше.
 – Добрый доктор не может сказать ничего другого.
 – Но это правда.
 – Ни ты, ни он не умеет врать.
 – Елена…
 – Петя, не перебивай. Мне трудно говорить. Послушай меня. Я знаю, что умру, я чувствую это. Я боялась не дожить до утра, хотела попрощаться с тобой и Настей. Но.… Не надо сюда звать ее. Я не хочу, чтобы она видела меня такой. Пусть запомнит меня живой и здоровой. Петя, береги ее и себя береги. У нее кроме тебя больше никого нет. Прости меня, Петя, что вот так. Что оставляю вас двоих. Я старалась, но не смогла. Петя, дай мне свою руку.
Он взял руку жены и прижал к своим губам. Он сидел и плакал, слезы лились по лицу, попадая на пальцы Елены.
 – И ты меня прости, что не смог помочь тебе.
 – Насте скажи, что мама уехала, далеко уехала. Вернется не скоро. Придумай что-нибудь.
 – Елена, моя дорогая Елена. Как же мы без тебя?
 – Не трави мне душу, Петя. Думаешь, я боюсь смерти? Вовсе нет. Все мы умрем рано или поздно. Я вас не хочу оставлять, боюсь и переживаю за вас. Об этом только беспокоюсь. Остальное – не важно.
 – Может, еще обойдется? Не может так быть, не может. Это несправедливо.
 – Иногда так бывает, Петя, тебе на службу надо.
 – Какая служба, о чем ты говоришь?
 – О том, что это твой доход и доход для Насти. Иди, я подожду тебя. Тебе нужно сходить на службу. Я полежу, я дождусь тебя.
Петр понимал, что должен отпроситься со службы, иначе будет прогул. Это чревато потерей места. Ему было все равно, но Настя. И он, и жена думали о ней, о ее будущем. К сожалению, в этом мире без денег никак. Вырастить детей без материальных благ невозможно. Ему очень не хотелось оставлять жену. Но, скрепя сердце, он решил все же оставить Елену ненадолго и уладить вопрос на службе.
До службы Петр добрался очень быстро. Начальник молча выслушал его и сказал: «Идите, не беспокойтесь. Идите. Сочувствую». Быковский отправился назад в больницу. Он очень торопился, боялся опоздать, боялся потерять лишнюю минуту, хотел побыть с женой как можно дольше. Елену он застал в сознании, она лежала с закрытыми глазами и что-то шептала. Он наклонился к ней и спросил:
 – Елена, я здесь, я вернулся. Что ты говоришь?
 – Петя, ты вернулся. А я тебя жду, обещала дождаться тебя. Я так, молитву читаю.
 – Как ты себя чувствуешь? – задал странный вопрос Петр, но что еще он мог спросить у жены в данный момент?
 – Я нормально, только слабость ужасная, даже рукой пошевелить сложно. Тяжело, Петя.
 – Я отпросился и буду с тобой весь день. Буду столько, сколько понадобится.
 – Славный мой муж. Ты к Насте не забегал?
 – Нет, я только до службы и назад. Елена, я хочу спросить тебя.
 – Да, спрашивай.
 – Может, все же привезти Настю?
 – Не надо, Петя. Очень хочу ее увидеть, но не надо. Поцелуй ее за меня и скажи, как я тебя учила.
 – Ты думаешь, она не догадается?
 – Догадается, конечно, рано или поздно. Она уже большая, моя девочка, – Елена начала плакать. Слезы лились из ее глаз, стекая по щекам на подушку. Петр не мог спокойно смотреть на это. Он старался крепиться и не плакать при жене, пытался приободрить ее, но не нашел нужных слов. Он молча сидел и плакал вместе с ней. Без всяких слов, держа ее за руку и гладя ее пальцы.
К обеду состояние Елены стало ухудшаться. Она то приходила в себя, то опять впадала в беспамятство. Доктор Ланге несколько раз заходил, давал указания медперсоналу. Те давали какие-то капли, порошки. Петр не видел и не замечал всего этого. Он сидел рядом с женой, держа ее за руку. Доктор и его подчиненные старались делать все, не мешая Петру быть рядом с женой. А он все сидел и смотрел на нее. После обеда Елена уже не приходила в сознание. Она бредила, кого-то звала, крепко сжимала руку мужа, а тот лишь гладил ее пальцы, ощущая их тепло. К вечеру пальцы Елены стали холодными. В тот момент от невероятного напряжения, которому он подвергался весь день, Петр впал в беспамятство. Доктор Ланге распорядился уложить его в своем кабинете и дать успокоительного. Быковский лежал на диване, что-то бормотал и пытался кого-то или что-то поймать руками, словно кто-то или что-то убегало или ускользало от него. Очнулся он только поздней ночью. Все это время доктор Ланге был в больнице, не оставляя Петра и следя, чтобы позаботились о его жене.
Сергей Николаевич и Екатерина Павловна удивились тому, что вечером Быковский не пришел за дочерью. Добров вечером ходил домой к Петру, но дверь ему никто не открыл. Решив, что у Петра что-то случилось, они решили оставить Настю на ночь, а утром Сергей сходит пораньше в больницу, узнает, что случилось. Забегая вперед, скажу, что утром Петр сам зашел и все рассказал. Настя бросилась к отцу, обняла его и начала расспрашивать:
 – Папочка, где ты был? Почему ты меня вчера не забрал? А как там мамочка? Когда она вернется? Почему ты такой грустный, что у тебя случилось?
 – Я не смог зайти, я был у мамы. Маме пришлось уехать, далеко и надолго. Она не могла с тобой попрощаться, не получилось, – Петр еле сдерживал слезы. – Иди, поиграй с Лизой, нам нужно поговорить с Сергеем Николаевичем.
 – Почему мама уехала, когда? Почему мне ничего не сказала? Я хочу к маме, поедем к маме? – Настя начала плакать. Она рвалась к маме, и Екатерине Павловне пришлось ее удерживать.
Петр и Сергей вышли в коридор.
 – Петр, что случилось?
 – Елена, она…
 – Что?
 – Умерла, – Петр заплакал. Петр, который был выше и крупнее Сергея, плакал как ребенок, уткнувшись в плечо друга. Сергей не нашелся, что сказать другу. Он только обнял его крепко и стоял молча. Наконец, он проговорил:
 – Петр, что мы скажем Насте?
 – Ты уже слышал, Сергей, что я ей сказал. Больше мне добавить нечего.
Из комнаты доносился плач Насти, она никак не могла успокоиться.
 – Думаешь, не стоит ей говорить? – спросил Добров.
 – Елена не хотела, но как быть, я не знаю. Нельзя же вечно говорить, что мама где-то далеко?
 – То-то и оно. А сказать – нанесешь глубокую рану детской душе. Не сказать – тоже.
 – Да, друг, ты прав. Давай подождем, пока пройдут похороны, – Петр снова начал плакать.
 – Петя, Петя, как мне тебя жалко.
Они стояли в коридоре, обнявшись.
Плач Насти стал стихать, Петр тоже немного успокоился. Он попросил Сергея:
 – Сергей, можно дочка останется сегодня у тебя. Мне нужно заниматься похоронами.
 – Да, конечно, какой вопрос. Пусть остается столько, сколько нужно. Пусть ночует, если нужно. Не переживай, Катя все сделает.
 – Спасибо. Насчет ночи не знаю. Может, и оставлю. Я боюсь этой ночи, не знаю, как переживу ее.
 – Что мне тебе сказать, Петр? Надо пережить, ради Насти, ради дочери.
 – Я не буду с ней прощаться, скажи ей что-нибудь, что мне срочно надо было уйти.
 – Да, конечно. Я скажу, не переживай.
Петр ушел, а Сергей, вернувшись в комнату, шепотом все рассказал жене, благо Настя успокоилась, и девочки сели играть в куклы. Насте же он сказал, что папа ушел, он торопился на службу, но вечером обещал зайти к ней. Больше ничего он придумать не мог. Настя еще немного поплакала, но потом успокоилась и стала играть. Но что-то в ней изменилось, ее глаза стали не такими лучистыми, не такими ясными. В них появилась какая-то холодность, отчужденность. Она практически не смеялась, просто играла механически, без энтузиазма. Даже пришедший потом капитан Тушинский не смог ее развеселить, как ни старался. В обед девочка ела без аппетита и очень мало, чем расстроила Екатерину Павловну. Настя стала отдаляться ото всех. В ее душе появилась обида на взрослых, на маму, что уехала без нее и не попрощалась, на отца, что не забрал ее вечером и ушел утром также не попрощавшись. Ей было больно и обидно от того, что взрослые, по ее мнению, бросили ее.
Сергей Николаевич ушел на службу, а Екатерина Павловна села за шитье. Девочки играли. Подработка от Устоева, шитье Кати и выплаченное жалование поправили финансовое положение семьи Добровых. Сергей даже смог купить себе новые сапоги, точнее это были ношеные, но добротные сапоги, купленные на рынке. С финансами стало легче, а вот в моральном плане испытаний прибавилось. Добровы очень переживали за семью Быковских.
Георгий Александрович, узнав о трагедии от Екатерины Павловны, вызвался помочь с похоронами. В последнее время он очень привязался к девочкам. Он хотел как можно чаще к ним приходить и проводить больше времени с ними. Но его стеснительность и чувство такта не позволяли ему приходить часто и быть подолгу рядом с ними. С каждым своим приходом он обязательно приносил что-то вкусное для них. Добровы даже немного ругали его за это, говоря, что он их разбалует. Но тот, виновато улыбаясь, оправдывался, говорил, что ему больше не о ком заботиться, что, бросив пить, он по-новому взглянул на жизнь, найдя для себя смысл жизни в детях. Детей у Тушинского не было, и всю свою нерастраченную любовь (подумать только, сколько ее было у старого, прожженного вояки) он стал тратить на девочек, чужих по сути для него детей. Катя и Сергей ничего не могли с этим поделать, да и сами девочки полюбили этого забавного, как выяснилось, добряка.