094. Историк Лев Гумилев

Лев Николаевич Гумилёв  (1912- 1992 гг.) разработал оригинальную концепцию этногенеза, который связывал с биосферой Земли. Ключевым понятием концепции является пассионарность, то есть повышенная активность (в том числе и творческая), уровень которой и определяет фазы этногенеза и место этноса в мире. Внёс заметный вклад в изучение истории кочевников.
Призывал отказаться от европоцентризма и называл себя «последним евразийцем», считая, что Евразия является особым цивилизационным пространством. Через призму этих теорий рассматривал русскую историю. Отрицал, что подчинение русских земель монголо- татарам было игом, доказывая, что это защитило русский этнос от поглощения западной культурой.

Он родился в семье двух звездных поэтов Серебряного века, Анны Ахматовой и Николая Гумилёва. Ребенком родители не занимались. Практически с первых дней его передали на попечение бабушке Анне Ивановне Гумилёвой, проживавшей сначала в Царском селе, а затем в родовой усадьбе Слепнево Тверской губернии. Там его и застал переворот 1917 года, начались погромы и экспроприация экспроприаторов, и бабушке с внуком пришлось тяжело.

Они перебрались в городок Бежецк той же губернии, причем крестьяне не знавшие притеснений от А. И. Гумилёвой, милостиво разрешили забрать ей свои вещи и библиотеку из имения. Затем краткий период жизни Левы в Петрограде с отцом. В 1921 году арестовали и расстреляли отца, якобы за участие в контрреволюционном заговоре.

Вернулся к бабушке, а в 1929 году переехал в Ленинград к богемной матери, жившей уже с новым мужем. Жил он там на птичьих правах, ночуя на сундуке в коридоре. При всем том, всегда стремился учиться, заниматься историей, которую полюбил еще под влиянием отца. Однако во время учебы в университете он "числился" сыном врага народа. Это не способствовали обретению множества друзей, но очень часто учителя старались помочь талантливому юноше. Практически всю свою жизнь Лев Николаевич прожил в нищете и бедности, обретя относительное благополучие уже на закате лет, став официальным старшим научным сотрудником в НИИ географо-экономического института ЛГУ.

Дворянское прошлое и статус сына контрреволюционера, стали причиной трех его арестов и двух отсидок. Доносы, как было общепринято в то время, писали на него одногруппники и сослуживцы. Первый арест закончился освобождением через несколько дней без предъявления обвинений, но "карающая рука пролетариата" единожды ухватив, никогда уже надолго не отпускала и спустя всего год - второй арест. В тот раз спасло заступничество матери. Анна Ахматова поехала в Москву просить освобождения сына и мужа (его отчим тоже был арестован) у Сталина и на удивление всех, добилась желаемого. "Отец народов" лично распорядился отпустить сына с отчимом.

Однако через 4 года он снова был арестован, по тем же основаниям, что и предыдущий арест. Получив 10 лет лагерей и успев побывать на стройке Беломорканала, он попал под пересмотр дела и смягчение приговора до 5 лет. Прокуроры и в те времена "болели душой" о благополучии страны, залогом чего потребовали отмены смягчения и замены наказания на расстрел. Мать тогда снова пыталась вступиться за сына, но ее обращение завернули. А Льва Николаевича от смерти спас переворот в системе госбезопасности. Наркома Ежова сменил Берия и многих осужденных освободили. А самого Ежова расстреляли в 1940 году. Как и того самого негодовавшего прокурора.

Гумилёв, отсидев пятерку в Норильске, в 1944 году ушел добровольцем на фронт и участвовал в штурме Берлина. В квартире великого ученого Льва Гумилева, в основном, книги, а на почётном месте, у иконы Ангела Златые Власы — солдатский котелок. С ним Лев Гумилев дошёл до Берлина.
Он с гордостью вспоминал: «Я — русский солдат. Я всю жизнь, все время на войне. Мы ведь, Гумилевы, каста военных, были священники, но, в основном, военные, морские, сухопутные офицеры и разведчики. Что я могу сказать о вооруженной защите Отечества, когда я его сам защищал в годы Великой Отечественной войны на передовой, а мой отец имел два Георгия, да и деды, и прадеды были военными. Если верить фамильным преданиям, то мой далекий предок командовал одним из полков на Куликовом поле и там же и погиб. Так что я, скорее, не из интеллигентов, а из семьи военных, чем весьма горжусь».

После общей демобилизации, в 1946 году, на 34-ом году жизни он закончил-таки университет и занялся тем, о чем мечтал с детства - научной работой. Но тут подоспела эпоха преследования вольнодумцев от поэзии, Ахматову исключают из Союза писателей, а Гумилёва из аспирантуры. Он еще успел защитить кандидатскую, как через 2 года был снова арестован и осужден на очередную десятку. После 7 лет заключения, сиделец дождался амнистии и в 1956 году, обрел наконец долгожданную свободу, после 4 арестов и более 10 лет лагерей.

Добравшись, наконец, до исторических исследований, он окунулся в них с головой. В 48 лет опубликовал свою первую монографию и началось. За 32 года активного творчества, Лев Николаевич написал более 200 статей, 12 монографий, 4 книги и огромное количество лекций, стихов, драм, рассказов и поэтических переводов. Несмотря на стойкое противостояние с безликим научным сообществом, ему удалось защитить докторскую степень по истории и географии, хотя она не была утверждена ВАК.

Даже его блестящий ораторский талант, привлекавший на его лекции множество слушателей, ставилось ему в вину завистливыми историками. Они начинали утверждать, что труды Гумилева имеют более художественную ценность, чем научную и историческую. Теории этногенеза и пассионарности критиковались, как неподтвержденные твердыми научными данными и потому безосновательные. Дошло до того, что с 1981 по 1986 год публикации Гумилева были запрещены к изданию. Лев Гумилёв считался тюркофилом, большую часть научных работ посвятившим изучению тюркского этноса, известно, что в конце карьеры он даже часто подписывался Арсланбек (Лев) Гумилев.

Он искренне считал, что особенностью российской исторической действительности, является симбиоз славянского и тюркского этносов. Именно этот тысячелетний союз, по его мнению и был причиной появления многих евразийских империй. Относя себя к евразийцам (одна из исторических концепций, наряду с западниками и славянофилами), он напрочь отрицал влияние политической и религиозной составляющей евразийского единства, настаивая на этногеографическом его происхождении. В наше время его концепция, получило подтверждение со стороны новых наук генетики и ДНК-генеалогии. В том числе и об отсутствии "монголо-татарского ига".

Самый яркий их представитель профессор А. А. Клесов, своими научными изысканиями фактически подтвердил выводы Л. Н. Гумилёва, чем естественно сразу же навлек на себя гнев расплодившихся представителей фундаментальной истории. Рассмотрение истории с позиции национального интереса евразийских народов населяющих Россию, стало для них не просто плохим тоном, но маркером для яростных нападок.

Вот что писали о трудах Л. Н. Гумилёва некоторые яркие представители такого исторического научного сообщества. Историк и археолог Лев Клейн: «Горы фактов, факты самые разнообразные, это изумляет и подавляет, но… не убеждает (или убеждает лишь легковерного). Нет, это не методика естествознания. Л. Н. Гумилёв не естествоиспытатель. Он мифотворец. Причём лукавый мифотворец — рядящийся в халат естествоиспытателя».

Или например, еще один видный российский историк и антрополог В. Шнирельман: «Хотя примеры „химерных образований“ рассыпаны по всему тексту… он выбрал лишь один сюжет, связанный с „хазарским эпизодом“. Однако в силу явной антисемитской направленности публикацию его пришлось отложить, и автор посвятил этому сюжету добрую половину своей выпущенной позднее специальной монографии по истории Древней Руси».

Но есть и другие факты. В 1996 году один из ведущих ВУЗов Казахстана стал назваться Евразийский Национальный университет имени Л. Н. Гумилёва. В Казани и в Бежецке ему были открыты памятники. Книга "От Руси до России" получила премию "Вехи" и важную рекомендацию факультативного учебника для 8-11 классов. А книга "Древняя Русь и Великая степь" в 1996 году была признана Книжной палатой книгой года.

Только в 55 лет Гумилев встретив женщину, которая посвятила ему всю свою жизнь, женился, обрел дом и благополучие. Однако, научная его карьера не давала ему поводов для спокойствия, смелые идеи критиковались, великолепные книги, статьи и монографии, стабильно издававшиеся многотысячными тиражами и имевшие бешеный успех на черном рынке СССР, в итоге запретили к публикации в научных изданиях. И снова, как во всей его жизни, лишь после наступления перестроечного времени, ослабившего хватку системы, трудам Гумилева дали ход. На закате своего пути, он становится ульрапопулярен среди народа, в основном благодаря своему творческому дару интересно преподносить трудную для общего восприятия информацию. И ровно за то же самое, Лев Николаевич был горячо и искренне нелюбим научным сообществом.

Имя и дело его, до сих пор служат объединению народов России и есть надежда, что изменение политики государства станет продолжением идей евразийского единства так же, как им стал Евразийский Экономический Союз. А критики, что критики, кто их помнит, кроме широкого круга узких специалистов? А труды и идем Льва Гумилева продолжают жить..

***
Лев Николаевич окончил исторический факультет ЛГУ (1946).
Кандидатская диссертация: «Политическая история первого тюркского каганата (546-569 гг.)» (ЛГУ, 1948).
Докторская: «Древние тюрки: История Средней Азии на грани древности и средневековья (VI-VII вв.)» (ЛГУ, 1961).
Докторская диссертация: «Этногенез и биосфера Земли» (1974, доктор географических наук).
Научный сотрудник Эрмитажа (1956-62).
Научный сотрудник НИИ географо- экономический институт ЛГУ (с 1962).

ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ  ДОВОЕННЫХ ЛЕТ

Они живут, не возвратясь обратно(1935)

Они живут, не возвратясь обратно
Туда, где смерть нашла их и взяла,
Хоть в книгах полустёрты и невнятны
Их гневные, их страшные дела.
Они живут, туманя древней кровью,
Пролитой и истлевшею давно,
Доверчивых потомков изголовья.
Нас всех прядег судьбы веретено
В один узор, но разговор столетий
Звучит, как сердце в сердце у меня,
Так я двусердый, я не встречу смерти,
Живя в чужих словах чужого дня.

* * *
Из цикла "История"

В чужих словах скрывается пространство:
Чужих грехов и подвигов чреда,
Измены и глухое постоянство
Упрямых предков, нами никогда
Невиданное. Маятник столетий
Как сердце бьется в сердце у меня.
Чужие жизни и чужие смерти
Живут в чужих словах чужого дня.
Они живут, не возвратясь обратно
Туда, где смерть нашла их и взяла,
Хоть в книгах полустерты и невнятны
Их гневные, их страшные дела.
Они живут, туманя древней кровью
Пролитой и истлевшею давно
Доверчивых потомков изголовья.
Но всех прядет судьбы веретено
В один узор; и разговор столетий
Звучит как сердце, в сердце у меня.
Так я двусердый, я не встречу смерти
Живя в чужих словах, чужого дня.
1936

Вот как описал освобождение польской столицы, находясь уже на немецкой земле перед битвой за Берлин, рядовой 1386 полка 31- дивизии Лев Гумилев:

Мы шли дорогой русской славы,
Мы шли грозой чужой земле,
И лик истерзанной Варшавы,
Мелькнув, исчез в январской мгле.
А впереди цвели пожары,
Дрожала чуждая земля,
Узнали тяжесть русской кары
Её леса, её поля.
Но мы навеки будем правы
Пред вами, прежние века.
Опять дорогой русской славы
Прошли славянские войска.
Франкфурт- на- Одере

11 апреля 1945 г.