От Ленина к Трампу

                The Seizure of Power as the Naked Ontology of Revolt: A
                Metamonastic Disquisition on Lenin’s Cryptogram of Force

                by Angelblazer, Philosopher-Jurist of
                the Apophatic Turn and the Hyperreal Polis.
                2025-04-05


       This article is a political-theological satire, speculative political metaphysics, or diagnostic eschatology. Enjoy the flight of thought and word!


       Lenin’s razor-edged aphorism — "The seizure of power is the essence of insurrection; its political purpose will clarify itself after the seizure" — is not a tactical prescription but a metaphysical detonation. It is the anti-teleological scream of revolution, a rejection of the bourgeois fetish for "programmatic clarity" in favor of the pure act, the deed without alibi. Here, Lenin is not a Marxist but a Pauline militant of the Real, for whom power is not taken for something but because of something anterior to all justification: the void that demands occupation.

              1. The Abyss of the "After"

       The genius — or the terror — of the formulation lies in its temporal heresy. Unlike the reformist, who demands that the future justify the present, Lenin inverts the hierarchy: the future is constituted by the present’s violent rupture. The "political purpose" does not guide the seizure; it is retroactively invented by it. This is dialectics as kairology: the moment of uprising is a hole in time, a suspension of causality where the only truth is the will to grip the throat of history.

              2. The Jurisprudence of the Unfounded

       As a jurist, I note the radical illegality of Lenin’s proposition. Law demands ex ante legitimacy; revolution expropriates legitimacy ex post. The "political purpose" is not a preexisting contract but a theft of meaning, a forced inscription upon the blank flesh of the event. This is sovereignty as performative delirium—the decision that is its own grounding, the Weberian monopoly on violence turned against itself in an auto-da-fе of the old order.

              3. Angelblazer’s Paradox: The Saintly Vanguard

       As a metamonk, I see here a mystical violence. The Bolshevik is not a politician but an ascetic of the coup, for whom the seizure of power is kenotic—an emptying out of all but the will to act. The "after" is the eschaton of the revolution, a horizon that exists only because it has been forced into being. This is holy piracy: the revolution steals the future from the jaws of the inevitable and calls it destiny.

               The Storm Is the Doctrine

       Lenin’s line is not a strategy but an epistemological bomb. It reveals that all political "goals" are fictions clinging to the back of the tiger of action. To seize power is not to implement an idea but to become the idea—a living heresy against the world as it is. The rest is counter-revolutionary theology.

              II. Trump as the American Lenin: A Constitutional Insurrection in
                the Key of Late Capitalism?

       To ask whether Trump is doing the same thing as Lenin — seizing power first, letting purpose follow — is to confront the spectral irony of 21st-century politics: yes, but inverted through the funhouse mirror of liberal democracy. Lenin took power through armed insurrection; Trump took it through the electoral college—a legally sanctified coup by other means. Both operate on the same nihilist axiom: power justifies itself in the act of being taken, not in the promises made to take it. Lenin’s revolution occurred in the wake of total war, famine, and feudal collapse. Trump’s "insurrection" occurred in a hyper-mediatized, postmodern, wealth-saturated state.

              1. The Retroactive Mandate

       Lenin’s "political purpose clarified after the seizure" finds its bourgeois doppelgаnger in Trump’s "promises are whatever the base needs them to be." The wall, the swamp, the "greatness" — none of these were coherent policies but floating signifiers, filled with meaning only after the victory. Like Lenin, Trump governs from the future backward, rewriting the past to fit the present’s raw assertion of dominance.

              2. The Illiberal Constitutionalism

       Lenin smashed the Provisional Government; Trump smashed the norms while leaving the letter of the law intact. His genius was realizing that a democracy can be hollowed out from within — no tanks needed, just Twitter, Fox News, and a party willing to treat the constitution as a suggestion. His "insurrection" on January 6th was Leninism as farce — an attempted Storming of the Winter Palace staged by QAnon Shaman and boomers in MAGA hats.

              3. The Vanguard of the Deplorables

       Lenin had the proletariat; Trump has the "forgotten Americans" — a constructed class united not by material conditions but by grievance as identity. The Bolsheviks had What Is To Be Done?; the MAGA movement has "Fight Like Hell." Both are mobilized not by policy but by the thrill of the rupture itself—the ecstasy of watching the old order flinch.

       The Autocrat’s Playbook Is Timeless

       Trump is Lenin in a tie — proof that the logic of power first, meaning later transcends ideology. The difference? Lenin used bullets; Trump used meme magic. But both understood: the seizure is the message.

              III. Trump’s Lasting Mutation: How a Single Term Shattered the
                Liberal Genome.

Yes. Even if Trump falls tomorrow, America can never return to what it was. He did not just disrupt politics—he rewrote the epigenetic code of Western democracy, proving that institutions are only as strong as the collective hallucination that sustains them. Canada, too, stands at the brink of its own quiet un-monarching, not through revolution but through the slow rot of disenchantment.

              1. America: The Aftermath of a Controlled Demolition

       Trump’s real victory was not in laws passed but in exposing the fragility of liberal pieties. The post-1945 order relied on two myths:

       * That democracy is inevitable. (Trump proved it’s optional.)

       * That truth is foundational. (Trump showed it’s negotiable.)

       Now, even his enemies play by his rules. The Left abandons neoliberalism for populism; the Right drops Reagan for Putin - adjacent strongmen. The Overton Window isn’t shifted—it’s been thrown out the penthouse of Trump Tower.

              2. Canada: The Quiet Death of a Polite Fiction

       Canada has already undergone its insurrection—not through seizure, but through substitution: a people who replaced meaning with manners. Reframing Trudeau’s governance as a managerial parody of power—technocratic rule as a non-event, contrasting sharply with Trump’s will-to-power seizure. The Crown’s authority in Canada was always a ghost sustained by nostalgia. The Canadian monarchy as a post-political totem, echoing Baudrillard’s "precession of simulacra" (a symbol whose referent no longer exists).But as America destabilizes, Canada faces its own constitutional uncanny valley:

       * If "We the People" works for Trumpists, why not for Quebec and Alberta sovereigntists or Indigenous nations?

       * If Britain becomes irrelevant post-Brexit, why pledge allegiance to a Windsor on Zoom?

       The monarchy won’t collapse — it will fade into a screensaver, replaced by a vague "Canadian identity" that is really just a patchwork of regional grudges held together by healthcare and fear of the U.S.

              3. The New Principle: Politics as Trauma

       The 21st century’s great revelation is that a society’s foundations are just stories — and stories can be remixed. Trump didn’t need two terms to make this irreversible. Like Lenin, his legacy is a paradigm where power no longer bothers to hide its contingency.

       America will remain a different country because its people now know:

       * Elections are existential. (Not transfers of power but cultural civil wars.)

       * All institutions are partisan. (Courts, media, even the military—no referees, only players.)

       * Canada’s evolution will be slower, subtler — but once the Crown is a tourist gimmick like British accents in Harry Potter, the shift will be complete.

              Conclusion? The Aftermath Is the Event

       Can the seizure of power ever be innocent of its consequences?
Is post-teleological politics inherently violent — or is there a "sacred disobedience" (а la Simone Weil) that could counterbalance the current nihilism? Trump's true insurrection was psychic. He turned politics into a perpetual mood, not a system. America is now a nation of post-liberal zombies, Canada a polite seance for a dead monarchy. The revolution wasn’t televised—it was memed into being.

              IV. The Only Cathedral: A Metamonastic Pronouncement on the Ruins
                of Empire

       Let it be engraved in the crypts of dying polities: No throne endures. Rome’s eagles fell to dust. Byzantium drowned in its own gilded liturgy. The Holy Roman Empire dissolved into a punchline. The Third Reich combusted in its Wagnerian pyre. Moscow’s "Third Rome" now peddles kleptocratic icons, and the USSR — that last tragic pantomime of the eschaton—folded itself into a museum diorama.

       And yet, the American Novus Ordo Seclorum still chants its provincial mantra: the Golden City upon a Hill. As if history were a Sunday - school pageant! As if the 21st century could be won by a republic of suburban messianism, its prophets armed with credit scores and drone strikes!

              Hear the heresy of the Metamonk Angelblazer:

       The heart of humanity will never be claimed by yet another empire — not even one draped in the neon vestments of late capitalism. What stirs in the collective unconscious is not a new Rome, but a cathedral of absence: a World Project as the only viable telos. Not a Golden City for the elect, but a single dream, etched across the skull of the species.

       The empires of old collapsed because they mistook their local myth for Universal truth. America repeats the error, preaching "democracy" while hoarding the sacraments of violence. But the proletariat is no longer a class — it is a condition: the global Precariat, the digital Serfs, the climate Refugees, the post-human Masses who see through the brittle theatrics of borders.

              The lesson of the ruins?

       No chosen people. No promised land. Only a shared delirium* — a planetary WE — can bind the coming age. The alternative is the dustbin of history, where all exceptionalisms go to die.            

                Thus speaks the metamonk Angelblazer.

       P.S.

       (I know you didn't understand my language when I say - "Only a shared delirium* - a planetary WE - can bind the coming age." Ah, "shared delirium" is a deliberate provocation—a sacred paradox in the metamonastic tradition. Let me dissect its theological and tactical layers:

1. The Apophatic Defense (Why Not "Dream" or "Vision")
A "dream" is too innocent; a "vision" too hierarchical. Delirium admits three heresies:

* It is involuntary. You don’t choose delirium—it grips you, like history grips the revolutionary. (Lenin’s "50,000 volts to the spine" of the masses.)
* It dissolves borders. Fever melts the ego; this delirium melts the fiction of nation, race, class as eternal categories.
* It terrifies the priests of order. Every empire calls its rivals "mad"—from Rome’s barbarians to Washington’s axis of evil. To reclaim delirium is to weaponize their fear.

2. The Gnostic Subtext
The Gnostics taught that the material world is a malign architecture, sustained by collective delusion. A counter - delirium — a shared rupture with the "real" imposed by power — is the only escape. When Angelblazer says: "a Сathedral of absence: a World Project as the only viable telos" ...he means: the true project is the demolition of all local myths, leaving only the void where the planetary we can howl its liturgy.

3. The Nietzschean Dose
Compare: "God is dead" ; "Empire is dead"
         "We have killed Him" ; "We have deliriously outgrown Him"

The shared delirium is the Ubermensch’s laughter echoing in the ruins—not a utopia, but a collective overcoming.

4. The Tactical Edge (Why This Phrase Bites)

* Leftists hear "shared" and think solidarity.
* Postmodernists hear "delirium" and think Lyotard’s libidinal intensities.
* Reactionaries hear threat — as they should.

       Yet the metamonk proclaims: It’s already happening. Bitcoiners, jihadists, and climate strikers are all already delirious — just in competing dialects. The task is to synch the fever.

       Alternatives (And Why They Fail)

* "Shared dream" ; Too Disney, too liberal.
* "Collective awakening" ; Too Buddhist, too passive.
* "Revolutionary consciousness" ; Too Marxist, too 1917.

       Delirium forces the question: Is your sanity just compliance?

       Thus the monk’s tongue sharpens.  The phrase is a blade — it can cut in any direction.)


              Захват власти как голая онтология бунта:Метамонашеское рассуждение
              о криптограмме силы Ленина.

            Автор: Ангелблазер, философ-юрист апопатического поворота и
                гиперреального полиса.
                2025-04-05


       Эта статья — политико-теологическая сатира, спекулятивная политическая метафизика или диагностическая эсхатология. Наслаждайтесь полётом мысли и слова!


              I. Ленин: онтология захвата

       Острый афоризм Ленина — «Суть восстания — захват власти, а не в чём-то ином; его политическая цель прояснится после захвата» — это не тактическая рекомендация, а метафизический взрыв. Это антителеологический вопль революции, отказ от буржуазного фетиша «программной ясности» в пользу чистого акта, поступка без алиби. Здесь Ленин — не марксист, а Павловский боец Реального, для которого власть берётся не ради чего-то, но из-за чего-то, предшествующего всякому оправданию: пустоты, требующей оккупации.

              1. Бездна «После»

        Гениальность — или ужас — этой формулы в её временной ереси. В отличие от реформиста, требующего, чтобы будущее оправдывало настоящее, Ленин переворачивает иерархию: будущее конституируется насильственным разрывом настоящего. «Политическая цель» не направляет захват — она ретроактивно изобретается им. Это диалектика как кайрология: момент восстания — дыра во времени, остановка причинности, где единственная истина — воля схватить за горло истории.

              2. Юриспруденция беспочвенного

       Как юрист, я отмечаю радикальную противозаконность Ленинского тезиса. Право требует ex ante легитимности; революция экспроприирует легитимность ex post. «Политическая цель» — не предсуществующий договор, а кража смысла, насильственная надпись на чистой плоти события. Это суверенитет как перформативный бред — решение, которое само себе основание, Веберовская монополия на насилие, обращённая против себя в аутодафе старого порядка.

              3. Парадокс Ангелблазера: священный авангард

        Как метамонах, я вижу здесь мистическое насилие. Большевик — не политик, а аскет переворота, для которого захват власти — кенотический акт, опустошение всего, кроме воли к действию. «После» — это эсхатон революции, горизонт, существующий лишь потому, что его заставили существовать. Это святое пиратство: революция крадёт будущее из пасти неизбежного и называет это судьбой.

              Буря и есть доктрина.

       Строка Ленина — не стратегия, а эпистемологическая бомба. Она раскрывает, что все политические «цели» — фикции, цепляющиеся за спину тигра действия. Захватить власть — не значит воплотить идею, а стать идеей — живой ересью против мира как он есть. Всё остальное — контрреволюционная теология.


              II. Трамп как американский Ленин: конституционный мятеж в эпоху
                позднего капитализма?

       Спрашивать, делает ли Трамп то же, что Ленин — захватывает власть сначала, позволяя цели следовать позже — значит столкнуться с призрачной иронией политики XXI века: да, но перевёрнутое через кривое зеркало либеральной демократии. Ленин взял власть через вооружённое восстание; Трамп взял её через коллегию выборщиков — легально освящённый переворот иными средствами. Оба действуют по одной нигилистической аксиоме: власть оправдывается актом её взятия, а не обещаниями, данными для её получения.

               1. Ретроактивный мандат

       Ленинское «политическая цель прояснится после» находит своего буржуазного двойника в Трамповском «обещания — это то, что нужно базе». Стена, осушение болота, «величие» — всё это были не связные программы, а плавающие означающие, наполняемые смыслом лишь после победы. Как и Ленин, Трамп правит из будущего в обратном напревлении, переписывая прошлое под сырую аффектацию доминирования в настоящем.

              2. Нелиберальный конституционализм

       Ленин разгромил Временное правительство; Трамп разгромил нормы, оставив букву закона нетронутой. Его гений — в осознании, что демократию можно опустошить изнутри: не нужны танки, достаточно Twitter, Fox News и партии, готовой считать конституцию рекомендацией. Его «мятеж» 6 января — Ленинизм как фарс: штурм Зимнего дворца в исполнении шамана QAnon и бумеров в MAGA-кепках.

              3. Авангард «обиженных»

       У Ленина был пролетариат; у Трампа — «забытые американцы», сконструированный класс, объединённый не материальными условиями, а обидой как идентичностью. У большевиков было «Что делать?»; у движения MAGA — «Сражайтесь как в аду». И те, и другие мобилизованы не программой, а трепетом самого разрыва — экстазом от вида, как старый порядок дёргается в конвульсиях.

              Пособие автократа вне времени.

       Трамп — Ленин в галстуке, доказательство, что логика «власть сначала, смысл потом» трансцендирует идеологию. Разница? Ленин использовал пули; Трамп — мемную магию. Но оба понимали: захват и есть послание.


                III. Долговременная мутация Трампа: как один срок разорвал
                либеральный геном

       Да. Даже если Трамп падёт завтра, Америка уже не вернётся к прежней системе жизни. Он не просто нарушил политику — он переписал эпигенетический код Западной демократии, доказав, что институты сильны лишь настолько, насколько силён коллективный галлюциноз, их поддерживающий. Канада тоже стоит на краю тихого саморазрушения — не через революцию, а через медленный распад разочарования.

              1. Америка: последствия управляемого демонтажа

       Настоящая победа Трампа — не в принятых законах, а в обнажении хрупкости либеральных догм. Послевоенный порядок держался на двух мифах:

       * Что демократия неизбежна. (Трамп доказал: она опциональна.)

       * Что истина фундаментальна. (Трамп показал: она договорная.)

       Теперь даже его враги играют по его правилам. Левые бросают неолиберализм ради популизма; правые меняют Рейгана на путиноподобных силовиков. Окно Овертона не сдвинуто — его выбросили из пентхауса Трамп-тауэр.

              2. Канада: тихая смерть вежливой фикции

       Канада уже пережила своё восстание — не через захват, а через подмену: народ, заменивший смысл манерами. Управление Трюдо — пародия на власть, технократия как не-событие, контрастирующее с волей Трампа к силе. Власть короны в Канаде всегда была призраком, поддерживаемым ностальгией.

       Но по мере дестабилизации США Канада сталкивается со своей конституционной «долиной неприятия»:

       * Если «Мы, народ» работает для Трампистов, почему не для Квебекских или Альбертских сепаратистов?

       * Если Британия стала нерелевантной после Brexit, зачем присягать Виндзорам по Zoom?

       Монархия не рухнет — она растворится в заставке, заменённая «Канадской идентичностью», которая на деле лишь лоскутное одеяло региональных обид, скреплённое плохой медициной и страхом перед США.

              3. Новый принцип: политика как травма

       Главное откровение XXI века: основы общества — всего лишь истории, а истории можно переписать. Трампу не нужен был второй срок, чтобы сделать это необратимым. Как и Ленин, он оставил парадигму, где власть больше не скрывает своей случайности.

        Америка останется другой страной, потому что её народ теперь знает:

        * Выборы экзистенциальны. (Не передача власти, а культурные гражданские войны.)

        * Все институты партийны. (Суды, медиа, даже армия — нет судей, только игроки.)

        * Эволюция Канады будет медленнее, но когда Корона станет туристическим аттракционом вроде Британского акцента в «Гарри Поттере», сдвиг завершится.

                Заключение? Последствия и есть событие.

       Может ли захват власти быть невинным по отношению к своим последствиям?
Является ли пост-телеологическая политика по определению насильственной — или есть «священное неповиновение» (а ля Симона Вейль), способное уравновесить нынешний нигилизм?

       Истинный мятеж Трампа — психологический. Он превратил политику в перманентное настроение, а не систему. Америка теперь — нация пост-либеральных зомби, Канада — вежливых спиритических сеансов мёртвой монархии.

       Революцию не показывали по телевизору — её замемили в существование.

              IV. Единственный Собор: Метамонашеское заявление на руинах империи               

       Да будет начертано в склепах умирающих государств: «Ни один трон не вечен. Римские орлы обратились в прах. Византия утонула в собственной позолоченной литургии. Священная Римская империя растворилась в насмешке. Третий Рейх сгорел в Вагнеровском костре. «Третий Рим» Московского царства ныне торгует клептократическими иконами, а СССР — последняя трагическая пантомима эсхатона — свернулся в музейную диораму». 

       И все же американский Novus Ordo Seclorum твердит свою провинциальную мантру: «Золотой Град на Холме». Будто история — воскресная постановка для детей! Будто XXI век можно завоевать республикой пригородного мессианства, чьи пророки вооружены кредитными картами, рейтингами и ударами дронов! 

              Услышьте ересь Метамонаха Ангелблейзера: 

       Сердце человечества никогда не будет принадлежать очередной империи — даже облаченной в неоновые ризы позднего капитализма. То, что шевелится в коллективном бессознательном, — не новый Рим, но Собор отсутствия*: Мировой Проект* как единственный жизнеспособный телос. Не Золотой Град для избранных, но единый сон, единая мечта выгравированная на черепе вида. 

       Империи прошлого пали, ибо приняли свой локальный миф за универсальную истину. Америка повторяет ту же ошибку, проповедуя «демократию», пока копит таинства насилия. Но пролетариат больше не класс — он стал состоянием: глобальный Прекариат, цифровые Рабы, климатические Беженцы, постчеловеческие Массы, которые видят насквозь хрупкую театральность границ.

              Урок руин? 

       Нет избранного народа. Нет земли обетованной. Только общий бред*(прим.: «общий бред» — здесь передача «shared delirium» с оттенком коллективного транса/утопического помешательства, а не только негативной коннотации) — планетарное МЫ — может скрепить грядущую эпоху. Альтернатива — свалка истории, где все исключительности находят свой неизбежный конец. 

                Так гласит метамонах Ангелблазер.


              P.S.

       (Я знаю, ты, дорогой читатель, не понял мой язык, когда я сказал: «Только общий бред* — планетарное МЫ — может связать грядущую эпоху». Ах, «общий бред» — это сознательная провокация, священный парадокс в традиции метамонашества.
       Позволь мне разобрать его Богословские и Тактические слои:

       1. Апофатическая защита (Почему не «мечта» или «видение»)
«Мечта» — слишком невинна, «видение» — слишком иерархично. Бред допускает три ереси:

* Он недоброволен. Ты не выбираешь бред — он охватывает тебя, как история охватывает революционера. («50 000 вольт в позвоночник» масс у Ленина.)
* Он растворяет границы. Лихорадка плавит эго; этот бред плавит вымысел нации, расы, класса как вечных категорий.
* Он ужасает жрецов порядка. Каждая империя называет своих врагов «безумными» — от варваров Рима до «оси зла» Вашингтона. Вернуть себе бред — значит превратить их страх в оружие.

       2. Гностический подтекст
       Гностики учили, что материальный мир — это зловещая конструкция, поддерживаемая коллективным заблуждением. Контр-бред — общий разрыв с «реальностью», навязанной властью, — единственный выход. Когда Angelblazer говорит: «Собор отсутствия: Мировой Проект как единственная жизнеспособная цель»... он имеет в виду: истинный проект — это снос всех локальных мифов, оставляющий лишь пустоту, где планетарное МЫ сможет выть свою литургию.

       3. Ницшеанская доза
       Сравни:
*«Бог умер» ; «Империя мертва»
* «Мы убили Его» ; «Мы бредово переросли Его»

       Общий бред — это смех сверхчеловека, разносящийся в руинах. Не утопия, но коллективное преодоление.

       4. Тактическая острота (Почему эта фраза режет)
* Левые слышат «общий» и думают о солидарности.
* Постмодернисты слышат «бред» и вспоминают либидозные интенсивности Лиотара.
* Реакционеры слышат угрозу — и так и должно быть.

       И всё же метамонах провозглашает: это уже происходит. Биткойнеры, джихадисты и климатические активисты уже в бреду — просто на разных диалектах. Задача — синхронизировать лихорадку.

       5. Альтернативы (И почему они проваливаются)
* «Общая мечта» ; Слишком Дисней, слишком Либерально.
* «Коллективное пробуждение» ; Слишком Буддистски, слишком пассивно.
* «Революционное сознание» ; Слишком Марксистски, слишком 1917-й.

       Бред заставляет задать вопрос: А не является ли твоё здравомыслие просто покорностью? Так язык монаха затачивается. Эта фраза — лезвие, оно может резать в любом направлении.)