Фиалки в марте
Она приехала сюда пять лет назад — после того, как ее муж, тихий и незлобивый человек, исчез однажды ночью, оставив на столе записку: *«Прости, мне нельзя оставаться»*. Сначала она думала, что он вернется, потом — что хотя бы напишет, но прошли месяцы, а от него не было ни слова. Тогда она продала обручальное кольцо и уехала — не от горя, а от ожидания.
В Париже она давала уроки музыки. Русских эмигрантов было много, и все они хотели, чтобы их дети играли на рояле, «как в дворянских семьях». Анна Сергеевна учила маленьких французов и русских мальчиков в коротких штанишках, а по вечерам возвращалась в свою каморку под крышей и пила чай с лимоном, который казался ей единственной связью с прежней жизнью.
Однажды к ней пришла новая ученица — девочка лет десяти, дочь богатого фабриканта. Мать, полная дама в шелках, сказала:
— Вы будете заниматься с Жюли три раза в неделю. Только, ради Бога, без этих русских песен — Шопен, Моцарт, понимаете?
Анна Сергеевна кивнула. Девочка села за рояль и неумело ударила по клавишам.
— Нет, не так, — мягко сказала Анна Сергеевна. — Вот смотри…
И заиграла *«Очи черные»*.
— Что это? — нахмурилась Жюли.
— Это… весна, — соврала Анна Сергеевна.
Через месяц фабрикантша узнала, чему именно учит ее дочь «эта русская», и Анне Сергеевне вежливо отказали. В последний урок Жюли спросила:
— А в России правда всегда снег?
— Нет, — ответила Анна Сергеевна. — Там бывает весна. Только она другая.
В тот вечер она долго стояла у окна. На улице продавали фиалки — первые весенние цветы. Анна Сергеевна купила маленький букетик, поставила в стакан и вдруг заплакала. Ей вспомнился муж, его тихий голос, их сад в Подмосковье, где сирень цвела так буйно, что ветки ломились под тяжестью цветов.
Наутро фиалки завяли.
Свидетельство о публикации №225040601716