Обстоятельства

1.    


     «Обстоятельства сложились так, что пришлось срочно уехать. В подобных случаях прибавляют «по семейным обстоятельствам». Может.. Не думала. Просто покидала вещички в чемодан, заказала билет и рванула. Чего ради, куда - пёс его знает..

Местечко оказалось «забытое Богом». В прямом смысле. Ни церкви, ни погоста. Хоронить возили в соседний район. Про связь - и говорить нечего!
Небольшая деревенька - три избы, два хозяина. Лесопилка брошенная, речка поблизости, лес вокруг. Пойдёшь за грибами - найдут археологи, лет через сто. Я и не ходила. Так, шастала по окраинам, собирала на опушках ягоды, боровички-лисички и прочие дары природы.
А природа здесь распространилась - берегов не видать. Собственно, одна природа и была.

Быт простой и естественный, хозяйство натуральное, отношения с миром прерваны. Я, чтоб позвонить и отметиться, брала у соседа тяговитый пикапчик. И ухая, охая на колдобинах - давно лишённая прав за «скоростной режим» - тащила судьбину свою, наколдованную в ближний посёлок. Там вышка, люди, цивилизация. По-строевому квакнув, что «всё нормально, живём!», затаривалась «потребительской корзиной» и ехала обратно. Те же матюжки, лужицы, размером с озеро Байкал. И рано наступающий вечер. И волки, что выходят на «тропу войны» в любой сезон. Потому что кушать хочется.
Отдавала машинку хозяину, благодарила поллитрой. Он обязательно говорил: «Не себе, дочка. Валюта у нас такая. Эх-ма, жизнь..» И шёл деловито в избу.
Я же, обвешенная сумками, неслась в дом свой. И интересовалась у сиделки не случилось ли чего в моё отсутствие. Она вяло инструктировала меня произошедшим и отправлялась на пост.

   Я не прибыла ухаживать, я прибыла присматривать за ухаживающими и уходом. Такова была моя миссия.
По иронии судьбы, моя фазенда оказалась обширной, богатой и завидной. Ещё выезжая из родных пенатов, я ознакомилась с местом будущей дислокации. В указанном местечке только усадьбу бабкину и показали. Во всей красе! Она - моя теперешняя протеже - и бабкой мне не являлась. Седьмая вода..
Только, когда ей помощь понадобилась, дееспособной не сказать «нет» выявилась я одна. Прочие, к кому обратились, написали отказы только узнав - где это и что от них требуется. Я, осознавая, что в списке уже последняя, согласилась не знаю почему.

Жила в гостевом домике, размером с элитную квартиру в столичном регионе. Когда-то всем этим царством заправлял дед. И, будучи человеком с размахом, всё делал на века. И сделал! Деда нет, никого нет. По деревне поздней осенью волчьи стаи прогуливаются. А господский дом с витражами и лестницами «а-ля Версаль», сад на три гектара, пруд для карпов и с лодочками. Подъездные пути, как на сход к балу. Гараж на три места - до сих пор стоят автомобили, сверкают новыми боками. Баня с бильярдом, поляна для городков, оранжерейка и прочие жизненные удовольствия функционируют, по мере сил.
Специальные люди, уже после кончины барина, приезжали по договору и поддерживали систему в рабочем состоянии. Мне кажется, дед и после смерти, с Небес хотел управлять империей.
Когда я только прибыла, мне показалось, что смерти нет!

Бабулю я видела не часто. Приходила по утрам, здоровалась. Спрашивала - не нужно ли чего? Осматривала бегло состояние дел и отчаливала. Весь день был мой и я творила что хотела!
Старый владелец не успел водрузить вышку собственную. И только отсутствие контакта с прочим человечеством нарушало моё спокойствие. Впрочем, я скоро привыкла.

   Край северный и в магнитные бури полнеба освещало сияние. Выйдя на крыльцо, в накинутой наскоро пуховой шали, я пялилась в выси и слушала волчье тявканье и вой.
А по осени, когда природа одевалась в багрянец и охру. Глаз было не оторвать от красот! Бабы из недалёких поселений приезжали с оказией, продавали клюкву, морошку, бруснику. Я брала - себе, подопечной. И повариха варила кисели, делала протёртую ягоду и брусничный соус к мясу. Если б не суровый климат и наличие больного человека в моих буднях. Можно было бы представить,что я - в Монте-Карло. Все сыты, довольны, проигрывают жизнь. Только холодно..

Как и предполагалось, прочие родственники - и потенциальные наследники - удостоверившись, что старушка пристроена. Перестали интересоваться её участью, и моей. Сколько мне пребывать в сытом заточении - не знал никто!
На территории проживали парочка котов - толстых, гладких, с густой шёрсткой. И пара псов - породистых и охранных. Я быстро подружилась со всем зверьём. Кормила их, баловала и брала на прогулки.

   Мне повезло, пожалуй, в одном. Сиделка не подвела. Спокойная, доброжелательная и совсем не реагирующая на капризы барыни. Что важно! Северный характер. Деньги, которые ей перечислял какой-то дедов бывший служащий. С избытком покрывали все хлопоты, кои легли на сиделкины плечи. Я могла не волноваться, что на моих глазах съедают неплохого деревенского жителя. К слову, была она не местная, а из райцентра. С образованием и навыком. Меня - опять, к слову - тоже нашёл тот же служащий. Дедуля по-прежнему держал в руках все ниточки правления!


     Первый год пришлось не сладко. Я скучала, часто моталась «на разговор», иногда плакала по ночам. А потом угомонилась. И это место как-будто уже стало моим. Я рассказывала: «..у нас.. к нам.. наше..» И удивлялась, когда меня не понимали. Оставленные родные переспрашивали: «Где «у нас»?» Я смущалась и отнекивалась. Но, по правде сказать, мне нравилось всё больше моё житьё.

С некой регулярностью я посещала родительский город. Приезжала наскоком, когда было удобно. Носилась резвой ланью по кафешкам, паркам и приятелям. Делала нужные покупки, селфилась с друзьями. Обновляла посты в сетях. Не хотелось отстать от жизни. При том, что жизнью я нынче считала болезную старуху, нелюдимую медсестру, ораву котопсов и немеренные га моей северной стороны. По условиям, я не являлась наследницей. Я была и.о. управляющего имением. Но мне это нравилось, меня такое устраивало..

Что происходит, когда круто меняешь жизнь? А если меняют тебе?.. Вскрываются неожиданные, ненужные, лишние даже раньше функции, занятия, способности. Всё, что во мне открыл север, не поддавалось описанию. Близость, опасная даже близость к настоящей, не заболтанной природной среде отпустила боязнь и суету. Я, как геолог или траппер, выходила на охоту. За новыми ощущениями, возможностями и памятью. Память! Вот что обнаружилось - как резервуар с не разворованной мною!

   Через какое-то время мне начали завидовать. Те, кого я оставила в любимой когда-то средней полосе. Они замечали, как я посвежела и уравновесилась. Как легки и натренированы мои ноги. Как изящна и ловка походка. Как я набралась сил и терпения, знаний и умений. Я и внешне изменилась. Подтянулась фигурка, расправилась осанка, короткий волос приобрёл пепельный - не седой, а именно пепельный, как у истинных северянок - оттенок. Говорила я теперь медленно, нараспев. Так говорят в тех местах, где я осела. Им некуда спешить..
Всё это, вся эта картина благотворно влияла и на отношения. Странно, пока я крутилась рядом, меня не замечали. Стоило мне исчезнуть - всем понадобилась. Парадокс!

На третьем, или четвёртом годе я уже хотела, чтоб бабушка жила вечно. Мне капала зарплата, я её мало тратила - а куда? И сумма собралась уже приличная. Быт мой устоялся так, что казалось изредка - я жила здесь всегда. Что и говорить, опасности местные выработали правильные рефлексы. Да и только! Выбираясь в лес - а на пятом году я изучила многие закоулки рельефа - звала с собой Тирана и вешала за спину ружьишко. Не охоты ради - отпугнуть хищника, если придётся. Тиран - здоровый алабай - трусил рядом. Повякивал, когда уставал. Мы присаживались на упавшие деревья и устраивали перекус. Ему доставались сыр, пирожки с капустой и вода в пластиковую миску. Мне - колбаса докторская, сухарики, кофе из термоса и яблоко. Всё по-честному!

   Если не ко времени почивший дед и устроил подставу, то не мне. Бывало, я думала - как ошиблись слезливые члены семейства. Что отказали себе в таком шансе - свернуть с прохоженного и устоявшегося. И попробовать чего-то нового..
Я живу.. Параллелю две жизни, а может и больше.. И успеваю прорасти - прирасти - ко всему, что мне даёт судьба. И жизнь оказалась такой многогранной, что и представить себе нельзя..

Сейчас доедим. Я кликну овчарку, поправлю ремень ружейный на костлявом предплечье. И тихонько потопаем в сторону старинной заимки. Я давно её приметила, да всё недосуг было. Но сегодня хочу дойти и исследовать..
Жизнь продолжается и тогда, когда ты этого не замечаешь..



2.
    

     К концу первого года моего пребывания в «опале», случился казус. Из посёлка, что напротив нашей деревушки, но через реку. Повадился приезжать в гости мужичок. Мужичок — так себе, ни рыба, ни устрица. Но настырный. Приезжал, вроде, по делу. К соседу моему, потрендеть за жизнь. Не без «горючего»! Сидели они «на вахте» — на скамье, как раз напротив крыльца гостевого дома. Закусывали, громко смеялись и таращились в сторону моей жизни.

Мне было не комфортно, но я придумала обводной манёвр. Пока пили, сидела дома и не высовывалась. Держала связь спутниковой рацией, с домом большим. Дороговизну списывала в карму трудящихся. Когда уходили, продолжала своё жизнедействие.
Сосед — старая сводня — намекал старательно. Мол, прибывает из не ближних мест Коля исключительно мной полюбоваться. На третий намёк добавил: «И сидим мы не в избе, токмо, чтоб тебя, значит, видно было..» Я выразила своё удивление, но внимательность Коли не оценила. Добавив к пожиманию плечами, ухмылку городской барышни. «Видали мы ваших Коль!..»

Дабы отбить у напористого местного позывы страсти, выходила теперь криво повязанной. То в ватнике, что мне «по наследству» от деда остался. То в косынке-«большевичке». Алой, что рябина перед морозами. Ходила по двору вразвалку, материлась местами. Но тихо — бабушке не мешать Вагнера слушать. Уж больно она «валькириями» интересовалась. И спала с них замечательно. Это уж подметила — и лайфхакнула — сиделка. 
Коля, держа в руке букетик из тутошник колючек и бледноцветов, пялился на меня и такую. Может даже и страстнее.. Типа, своя.
Об этом приключении я — с дуру — поведала супругу. При очередном разговоре. Он помолчал, потом сказал: «Приеду. Посмотрю!»

   Забыла упомянуть, по условиям контракта приезд родственников моих не приветствовался. Вроде как, не маленькая я, нечего больную беспокоить. На самом деле, полагаю, боялись, что семейство моё присмотрит что-нить на дедовых га. Зря беспокоились! Мои — за родные крепкие, рослые берёзки!. А — не за это нечто, колючее, кривое и сильно ценное. Короче, когда муж высказался за приезд, он знал что делает.

О визите супружеском потом, в другой раз. Было весело! А вот ухажёр мой через два года утонул на рыбалке. Поднялся сильный ветер на озере и снёс лодчонку в центр водоёма. А там — волна и безнадёга. Это тебе — не пруд, с карпами. И нашли-то его, считай, через месяц.  Море никак не отдавало. Море, потому что система озёр переходит в морские уж просторы. Вот так!
Что ещё добавлю, здешние края вообще не благоволят к легкомыслию. И долгим философствованиям. Бог дал — Бог отнял! И это мудрое служение, эта суровость мне тоже по сердцу..

     Марь Севна — моя подопечная — случилась старухой образованной. Я, никогда раньше про неё не слышавшая, изумлялась — насколько широк круг любопытства у дамы таких лет. Да — в остатках и мимолётом, но в каких! Нынешние и малой толики не знают, не умеют, не хотят.
Когда она бывала в настроении — а происходило сие не часто — ей включали музыку или читали вслух. Сестра милосердия актёрскими данными не обладала и частенько мне приходилось брать в руки книгу. И если Арину Севна знала давно и отличала от других. Заезжего электрика, к примеру. То меня воспринимала «как в первый раз» всегда и согласно диагнозу. Моменты просветления отводились только на Вагнера с Чайковским и на Тургенева. Которых она — вечная затворница диких территорий — почитала и любила. Выражение лица — сморщенного, маленького, но чистого и красивого прежде - приобретало черты умиления и покорности. Спала она — как сказано мной выше — апосля «Отцов и детей», как младенец.

Я читала ей — а скорее себе.. и не узнать, а вспомнить.. — разное. Джек Лондон и Мольер, Булгаков и Моэм, Дюма, Паустовский, Сетон-Томпсон и пр. Под запретом был Чехов — слишком уныло для этих мест. И советские писатели — их я не люблю в принципе. Читала и стихи — мадам воспринимала с нежностью Пастернака..
Избегая слишком тесного общения, вскорости я воспитала нужные интонации в Арише. И она — три года уж спустя — взапой, вслух, поправляя одеялко или трубочку питательной капельницы, учитывалась всем, что нашла в барской библиотеке. А там пылилось много раритетов.. Бабушка могла быть довольна — она несла культуру в массы!
   
   Ещё был любопытный персонаж. Истопник, он же — садовник и дворник. Пока не старый, но не ухоженный — Иван Тихонович олицетворял сугубо краевое население. Говорил с акцентом, вставлял диалектные слова. И вообще знал обильно про здешнюю северную жизнь. Рецепты простых блюд роились у него в голове, пословицы со странными терминами и жаргонами сыпались из уст. Будь я Шурик из «Кавказской пленницы» - дисер был бы мой! Я многому научилась у Эйно — так на самом деле звали садовника. И он возник в моих буднях очень кстати. Чуть позже, когда я повадилась посещать лес, он освежил мои стрелковые навыки. Что пригодилось..


3.


     Обстоятельства никогда меня особо не беспокоили. Я всегда понимала, что они — то, что тебе Бог нарисовал. И это может быть неприятным и даже мучительным. Но частенько потому, что ты Божьего рисунка не видишь. А видишь свой - кривой и бессмысленный.

Так, однажды, на мой утренний дежурный вопрос: «Как дела, Мария Алексеевна?» Она вдруг подняла бровь и мелодично ответила: «Спасибо. Неплохо, деточка..» В этом происшествии неожиданным — а значит, против обстоятельств — было всё. И то, что она ответила. И то, что ответила благожелательно. И то, что назвала меня «деточка».

И хотя я надеялась, что к завтрашнему утру она меня забудет, я широко улыбнулась и покивала: «И хорошо. И хорошо..» И отчалила.
Арише наказала следить за бабулей пуще глаза. А то она - «странная какая-то..» Но, к моему великому сожалению, на будущую поверку Севна снова узнала меня. И лукаво опередила: «И сегодня — не плохо. А принесите-ка мне чаю, барышня. И да — повторите прошлый заказ. Было очень вкусное пирожное..» И даже причмокнула.
И всё встало на места. Она спутала меня с официанткой из любимого ресторана. А свою спальню с ним же. Я уже слыхала от Арины сказки про то, как «мадам очень любила сладкое!.» И общепитовское заведение упоминалось сиделкой не единожды, и про миндальные — топ советского периода — пироженки я знала.
Обстоятельства не изменились, только сбились немножко. И именно у меня в мозгу. И бабушка была не виновата.

   Владелица хором болела давно и в хвори её присутствовали печальные истории. Как терялась одна в большом городе. Как впадала в хандру и на несколько месяцев запиралась в квартире — огромной, пустынной, в центре столицы. Как гоняла и плакала навзрыд от присутствия не тех помощниц. Как мучила мужа упрёками, подозрениями и расспросами. Подорванная, ослабленная где-то психика измотала её и всех окружающих. И выйдя досрочно на пенсию, уже разбогатевший дед решил сменить локацию. И всей жизнью переехал на север.
Их обстоятельства не изменились, но ослабла мёртвая хватка какой-то страшной, судорожной неизбежности. Следить — да и просто иметь отношения  с истеричной барыней - стало удобнее. Она повеселела, как говорили. Успокоилась и ещё лет десять они прожили в довольстве и мире.

Эйно упоминал, как рьяно занималась Мария Алексеевна садом и оранжереей. Какие лимоны там вызревали, сколько сортов орхидей радовали пышным цветением. Какие пионы, розы, маттиолы, флоксы благоухали весь тёплый период на клумбах. Какие изыски — рабатки с мелкими низкими первоцветами или оранжевыми искрами ноготков, календул и выстрелов пёстрых гербер. Или горки с хвойниками и незабудками, маками, ирисами она придумывала. И вместе с Эйно воплощала в жизнь. Он вздыхал тяжко, когда вспоминал об этом..
Дед отвоевал у судьбы несколько красивых лет и в благодарность ему Марья всё ещё жила. Хотя владелец усадьбы устал и умер.

   А вот на Рождество шестого года — я всё ещё была здесь, хозяйка выглядела бодрой и жизнерадостной, мои домашние тихо ненавидели заключённый контракт и всех причастных.. — мне внезапно подарили ювелирку. Скромные серёжки с зелёным кабошоном. Я ойкнула, открыв коробочку, и оглянулась — кого благодарить? Посыльный отмолчался, попросил расписаться и исчез. Я примерила и осталась довольна.
К чему ли был подарок или просто так? Кто ж его знает. Но я носила обновку и радовалась — всё не зря, кто-то замечает.

   Попросту, общение с гранд-дамой сводилось к двум форматам. «Как Вы?» - и технично уйти. И долгие беседы в одну сторону. Если она откликалась..
Был случай, Марья спросила — я уж собралась уходить: «Какими духами Вы нынче пользовались? От вас пахнет жарким днём, травой и несбыточным..» Я поперхнулась, закашлялась. И проблеяла: «Хорошими. Отличными даже..» На этом аудиенция закончилась.

Она бойко говорила на французском. Когда говорила.. Иногда сыпала целыми фразами или цитатами, не знаю..
И вся была пропитана французским провинциальным кружевно-домотканым шармом. В ней не было пошлости и дешевизны. Откуда я могла это знать, ибо бабушка пребывала в своих мирах? Из долгого наблюдения и периодического общения с ней. К тому же, есть вещи, которые речи не требуют. Обстановка в доме, вещи в гардеробе, духи на туалетном столике.
И не то, чтобы она меня чему-то натаскала. Но внушила правильную уверенность. Что и не будучи «в потоке» - как теперь модно лукавят — можно оставаться в личном времени. А значит, и стиле. И быть лучше всех!

   В целом, заканчивая теперешний экскурс в мою ту жизнь, могу сказать — старуха научила меня двум вещам. Первое, что никогда не кончается осознание себя. Она, оторванная и покалеченная внутренне, жила своей наполненной жизнью. Там, у неё что-то творилось и пребывало. Не сумасшедшее, не бредовое — своё. И второе, красивое можно делать изо всего — даже, из хвори..