Глава 11. Двое в одном сне

                (Создатель  рисунка  Вадим  Камков)

  Накормив и напоив чаем, баба Анна проводила нас в гостиную. Такая же небольшая
  комната три на четыре метра. Из обстановки невысокий старый шифоньер у стены,
  возле двери. У окна стол, покрытый тряпичной скатертью, на столе кувшин с
  цветами, ваза тоже с яблоками и какие-то газеты. Стул, задвинутый под стол, в
  углу маленький столик, на нем старый телевизор, видимо, нерабочий, экран
  накрыт развернутой косынкой. У  стены старый, но  добротный диван. Над диваном
  большой обвисший гобелен, картина Шишкина «Утро в сосновом бору».
  Рядом с диваном еще один стул.
    — Ну, вот, ребятки, на  этом диване и  переночуете, — улыбнулась баба Анна и
  со скрипом разложила диван. Затем достала из  шифоньера простыню, две подушки
  и  одеяло. Застелив диван, старушка посмотрела на нас. — Если уборная
  понадобится, она за домом. Входная дверь закрывается просто на засов, без
  ключа. Спокойной ночи. Или вы будите молиться, как Полина Ивановна всю ночь?!
  Хихикнула старушка и вышла из комнаты.
    — Баба Аня в  своем привычном репертуаре, — бросил взгляд на закрытую дверь
  Макс.
    — Ты слышал, что сказала баба Аня? — посмотрел я на Макса. — Что Полина
  Ивановна будет молиться всю ночь.
    — Да, — согласился Максим. — Эта бабушка настоящая православная подвижница.
    — Ведунья! — заметил я.
    — Несомненно. Только правильней сказать прозорливая, — поправил Макс.
  Он подошел к столу, выдвинул стул и сел на него. Я прошел и сел на диван. Макс
  протер одно яблоко о свою куртку и бросил мне. Второе яблоко взял себе.
    — Что ты обо всем этом думаешь? — схватил я брошенное яблоко. — Я имею в
  виду наш разговор? О нашем завтрашнем поиске? И об Иване Лядове?
    — Не знаю, — надкусывая свое яблоко, хрустнул Макс. — Одно могу сказать,
  точно того панического страха, который я испытывал до разговора с Полиной
  Ивановной, я уже не испытываю. Он словно куда-то испарился. Нет, конечно, —
  продолжал жевать яблоко Максим, — чувство опасности осталось, но оно уже не
  такое сильное, как раньше. И что самое главное, появилось ощущение защиты.
    — Ты думаешь эта защита будет от Илюши? — спросил я и тоже надкусил яблоко.
    — Не знаю, — ответил Максим, положив огрызок от яблока в карман своей
  куртки. — Одно знаю точно — у нас там будет защита! А какая и от кого — узнаем
  на месте.
    — Да, завтра все узнаем.
      Я тоже доел яблоко и убрал свой огрызок в карман куртки, куртку снял,
  положил на стул и лег на диван. Образовалась небольшая пауза, которую я вскоре
  нарушил.
    — Скажи, а что ты думаешь о последних словах Полины Ивановны? — посмотрел я
  на Макса.
    — Ты имеешь в виду ее слова о том, что мы разгневали дьявола, и он ополчился
  на нас?
    — Да, — подтвердил я.
    — Ну, тут нет ничего удивительного, мой друг, — посмотрел на меня серьезно
  Макс. — Дьявол не трогает только тех людей, которые не верят в Бога и в
  существование его самого, дьявола. Для таких людей он дьявол, черт, бес,
  обычный сказочный, фольклорный элемент. Зачем воевать с теми, кто и так
  тебе принадлежит! С теми, кто в безумстве своем, отмечает каждый год Хэллоуин,
  напяливая на себя и на своих детей бесовские рожки и ужасные маски. А потом
  удивляются, почему их дети болеют, умирают и пропадают! Эти люди всецело
  принадлежат ему! Этот человеческий планктон, зачастую состоящий, казалось бы,
  из умных людей, академиков, ученых, государственной элиты, широкой дорогой
  идет по  жизни прямо в  чрево ада. Так как океанский планктон, не 
  сопротивляясь течению, плывет киту в открытую пасть. Эти люди, рождаясь уже
  обречены, и не потому, что Господь их меньше любит, чем верующих в него, нет,
  Бог всех людей любит одинаково! Все потому, что этим людям не  нужен Бог! Эти
  люди, прилепились к этому миру так, как будто они на земле бессмертны и  будут
  здесь жить вечно! Строят тут дворцы, в которых жить не будут. Собирают
  богатства, которые не смогут потратить. Для многих таких людей нет никакой
  морали и никаких нравственных ценностей! Ничего святого! Они грабят, насилуют,
  убивают! Обирают бедных и неимущих! Особенно это касается всяких начальников,
  которые задерживают зарплаты своим рабочим, месяцами прокручивая их деньги в 
  банках, чиновников, мэров и  губернаторов, которые воруют государственные
  деньги и присваивают квартиры детдомовских детей! Эти несчастные людишки,
  считающие простых людей лохами и быдлом, — самые любимые дети у  дьявола! Он
  развращает таких еще больше, доводя их алчность до полного безумия. И тогда
  когда они зачастую неожиданно умирают, ввергает их в самые нижние
  круги ада, туда, где их души будут истязать до второго пришествия. Ибо нет
  ничего страшней перед Богом, чем обирать сирых и убогих! Некоторые из таких
  людишек иногда начинают чувствовать, что натворили страшные дела, и  где-то
  подспудно в душе своей веруют и понимают, что за это будут отвечать перед
  Богом. Тогда одни из них бегут в храмы и начинают заставлять все подсвечники
  свечами, другие — безмерно из  ворованных же денег жертвуют на  строительство
  и даже строят целые храмы, осыпая священников деньгами, тем самым развращая их
  и превращая в бездушных попов, похожих на себя! Эти безумцы, заполучив в свои
  друзья священника, считают себя спасенными и  поэтому, уже совсем
  ничего не боясь, с еще большей алчностью и остервенением продолжают свои
  грязные дела! Не понимая того, что этими построенными новыми храмами они не
  просто не угождают Богу, а приводят Его в ярость, обрекая свои души на вечные
  мучения.
    — Как так? — удивилась Светлана, прервав рассказ Сергея. — Что даже
  строительство целого храма может не только не помочь спастись человеку, но 
  даже прогневать Бога! Такое разве возможно?
    — Возможно, — ответил Сергей. Он хотел было объяснить, но Гвоздь прервал
  его и сам объяснил.
    — Ну, представь, — посмотрел на  свою девушку Владимир. — Какой-то мэр
  построил храм не  на  свои деньги, а на ворованные, из тех, на которые он
  должен купить квартиры для детдомовцев. Священник доволен, молится за него,
  люди вроде довольны — храм есть, где помолиться можно, ну и мэр тоже доволен,
  возвращается на свою работу и продолжает лишать квартир детдомовских детей!
  Как ты думаешь, простил его Бог?! И  нужен  ли Богу такой храм?!
  Когда детей сирот оставили на улицы!
    — Ах вот оно что! — поняла, наконец, Светлана.
    — Да! Все правильно, — подтвердил Сергей. — Владимир, как всегда, все
  понимает с полуслова.
    — Такая жертва не нужна Богу! Она оскорбляет Его! — продолжил Сергей. —
  Лучше бы такой мэр совсем ничего не делал, меньше был бы осужден Богом. — И
  вообще, — заключил Сергей, — Богу ни каменные, ни деревянные храмы не нужны.
    — Как так? — удивилась в этот раз Иришка.
    — Так! — ответил Сергей. — Каменные и  деревянные храмы нужны людям, чтобы
  собираться в них на молитву, и тогда Господь, видя усердие людей к молитве,
  присоединяется к ним, и Дух Его обитает в этом храме только потому,
  что там собираются люди. А сами пустые храмы без людей Богу даром не нужны.
    — Почему? — спросила Светлана.
    — Потому что Бог в нерукотворных храмах живет!
    — Нерукотворные храмы! Что это? — спросила Светлана.
    — Это люди, — посмотрел на свою подругу Владимир.
    — Правильно, — улыбнулся Сергей. — Ты, Владимир, снова на вершине своего
  интеллекта.
    — Да, это люди. А  вернее сказать, сердца людей. Ведь сказал святой Антоний
  великий: «Храм Духа святого есть сердце человеческое»! Но оставим эти
  отвлеченные разговоры, об этом мы всегда успеем поговорить, пора все же
  вернуться к нашему разговору с Максом.
      Рассказ Максима был очень убедительным, слушая его, я  погрузился в 
  пучину мыслей, рассуждая в  своей голове, а ведь, действительно, насколько
  беспечны практически все люди. Они прожигают, проедают свою жизнь, даже не 
  задумываясь, для чего они рождены?! Почему болезненные?! Почему смертны?! Для
  чего дана им эта короткая жизнь?! Чтобы пить, есть, гулять и опорожняться?! А
  может, все же для чего-то большего и  даже великого?! Нет, и  тысяча раз
  нет! Я не имел в виду земные успехи людей, будь то удачная карьера на службе,
  докторская диссертация, полет в космос или победы в спорте и золотая
  олимпийская медаль. Здесь и  подавно, взрослые люди играют в  игры и 
  проигрывают вечную жизнь! Я вообще думаю не об этом, об этом лучше меня сказал
  святой Августин: «То, что ценно у  людей, есть мерзость пред Богом»! По-моему,
  лучше святого не скажешь. Я думал о другом величии людей — о доброте, любви не
  телесной, а духовной, верности и чести! О самопожертвовании ради ближнего.
  Ведь был девиз в царской армии: «Сам погибай, а товарища выручай». Куда все
  это делось в нашем народе?! В кого наш народ и все другие народы превратились,
  прилипнув к этой земле?
    — Ты что не  слушаешь меня?! — неожиданно прервал ход моих мыслей Макс.
    — Почему не слушаю?! Слушаю. Просто задумался, — ответил я и, помолчав
  минуту, спросил. – Ну, с основной массой людей, с тем, что они сами отдают
  себя в руки дьявола, все понятно. Тут все правильно, я согласен с тобой на все
  сто процентов. А что насчет верующих людей?
    — А вот здесь начинается самое интересное, — облокотился на спинку стула
  Макс. — Каждый верующий человек для дьявола и всех бесов настоящая язва. И чем
  тот сильнее духовно, тем страшней для них эта язва. С первой минуты и даже
  секунды, как только любой из людей становится на путь веры и покаяния, дьявол
  ополчается и начинает свою неустанную брань против него. Свою духовную и
  беспощадную войну. И здесь первое его оружие против новоначальных верующих —
  это помыслы и  сомнения. А может, я зря сюда в храм пришел? Какая может
  быть вера? Двадцать первый век на дворе! Такое развитие технологий, а поп мне
  тут рассказывает про Бога и черта, которых никто и  никогда якобы в  глаза не 
  видел! Здесь надо заметить, ни на что дьявол так не тратит свои силы,
  как на  то, чтобы внушить людям, что его нет. Многие не проходят этого первого
  испытания и отступают. Те же, кто устоял и  продолжил свой духовный путь,
  сталкиваются с  новыми кознями дьявола с  уже более сильными, которых очень
  много и  которые описаны монахами в  книге «Духовная брань». Те  же, кто и 
  это все пройдет, выходят на среднюю тропу войны. Здесь дьявол начинает
  настраивать против таких верующих, других людей, зачастую даже близких. Немало
  было случаев, когда эти люди избивали верующих людей и  даже очень жестоко.
  Но  если и  это человек пройдет, то  тогда уже сам дьявол нападает на такого
  человека. Но такие случаи очень редкие, и бывали только со святыми людьми.
    — Стоп! — остановил я Макса. — Ты говоришь такие случаи бывали только со
  святыми! А я здесь причем?! Я же не святой. Почему тогда меня дьявол душил,
  закутав в покрывало?!
    — Ну, во;первых, — ответил Макс, — как я всегда говорил, один только Бог
  знает, кто по-настоящему свят! Одним Бог дает свою благодать открыто, зная,
  что она им не повредит, так как гордость у них не очень большая. А другим дает
  скрытно, потому что гордость они свою еще не обуздали и она выше их
  самих не на одну голову. Такие никогда не заметят этой благодати, хотя она у
  них есть. Во-вторых, ты что же считаешь, что то, что мы раздали клад Николая
  Талматова, освободив его от адских мук и сотню убитых людей подняли в высший
  свет, что это все было напрасно? И не было приятно Богу?!
    — Да нет, конечно. Я  думаю, что это было приятно Богу, — ответил я.
    — Ну тогда почему ты удивляешься тому, что дьявол напал на тебя! —
  воскликнул Макс. — Ведь то, что приятно Богу, есть огонь для дьявола! Да и к
  тому же, его нападение — это скорее устрашение! Чтобы напугать тебя и отбить у
  тебя желание также распорядиться кладом Ивана Лядова, как ты распорядился
  кладом Николая Талматова.
    — Возможно, ты и прав, — согласился я. — В любом случае, со временем все
  узнаем.
      В  тот вечер мы еще долго разговаривали с  Максимом, и не только на
  духовные темы. Вечер незаметно прошел, подступила ночь, на небе загорелась
  полная луна, пролив в комнату сквозь окно свой холодный серебряный свет.
    — Однако уже полночь! — посмотрел на время в своем телефоне Макс.
    — Да, пора спать, — согласился я.
      Мы с Максимом разделись, легли на диван и оба уставились в потолок. О чем
  думал Макс, я не знаю, я же старался не думать ни о чем. Этот день изрядно
  измотал меня, и мне хотелось просто лежать и  отдыхать. Не  знаю, сколько
  прошло времени, но вскоре я услышал, как засопел носом Макс. Не  обращая на 
  него внимания, я  лежал молча и  отдыхал. Но  вот мои веки стали тяжелеть и 
  слипаться, в  ушах слышался какой-то шум и явные обрывки каких-то фраз. Ноздри
  и рот стали хватать свежий прохладный воздух. Кто-то или что-то меня
  встряхнуло, но я еще спал. Новая встряска была сильнее прежней, и тут я
  услышал, знакомый голос.
    — Серега, твою мать! Хватит спать! Открывай глаза! — встряхнули меня в 
  третий раз, и  я  открыл глаза. Прямо передо мной стоял Макс и держал меня за
  грудки. Я огляделся вокруг, мы находились, на небольшой поляне в глухом,
  заросшем лесу. Рядом в двух метрах от нас стояла наша старенькая белая «Нива».
  Освещенный лунным светом лес шумел своими кронами, переливаясь на ветру,
  словно это не  листья, а  морские волны и  брызги. Отчего высокие деревья —
  дубы и березы, играя кронами и листвой на ветру, в полумраке лунного света
  больше походили на вздыбленные волны девятого вала, чем на кроны деревьев,
  измотанные неугомонным ветром.
    — Ну и как ты все это можешь объяснить? — отпустил меня Максим и  огляделся
  по  сторонам. — Скажи мне, как такое может быть?! — продолжил пытать меня
  вопросами Макс. — Мы с  тобой засыпаем в  доме Полины Ивановны,
  а просыпаемся, хрен знает где, в глухом лесу.
    — А я думаю, огляделся я по сторонам, что мы по-прежнему спим в доме Полины
  Ивановны. А здесь мы находимся в тонком сне!
    — В тонком сне, — удивился Макс. — Сколько раз читал и  слышал про этот
  тонкий сон, но  сам в  нем нахожусь впервые.
    — Это-то меня и удивляет, — заметил я, продолжая всматриваться в ночной лес.
    — Что именно тебя удивляет? — спросил Максим.
    — То, что мы вместе в этом тонком сне. Скажи, ты помнишь, как ты и я здесь
  появились?
    — Ну, конечно, помню! — дернул плечами Макс. — Сначала очнулся здесь я, я
  сидел в машине на водительском кресле. Выйдя из машины, огляделся по сторонам
  и понял, что нахожусь в ночном лесу. Осмотрев местность, я повернулся
  к машине, и вот передо мной стоишь ты и спишь.
    — Понятно. Дальше я помню, — вздохнул я. — Да, никогда не думал, что когда-
  нибудь мы с тобою вместе окажемся в одном и том же тонком сне.
    — Да, еще и в полном сознании! — заметил Макс.
    — Да, — согласился я. — Это вообще удивительно. Мне кажется это не случайно.
    — Несомненно, — воскликнул Максим. — Я думаю, что Господь не просто так
  тесно объединил нас в этом деле. Здесь явно просматривается какой-то промысел
  Божий.
    — Согласен с тобой, — согласился я. — И здесь в лесу мы сейчас неспроста!
    — Конечно, неспроста. Только знать  бы еще, для чего мы здесь и где мы? —
  Огляделся вновь по сторонам Макс.
    — Для чего, не знаю, — посмотрел на Максима я. — А где мы, догадываюсь.
    — Ну и где? — спросил Макс.
    — Думаю что на Илюшкином озере.
    — На Илюшкином озере?! — вновь осмотрелся по сторонам Макс. — Что-то я
  никакого озера здесь не наблюдаю.
    — Ты что, Максим! — обратился я к другу. — Забыл, что Полина Ивановна
  говорила. Это озеро уже в пятидесятых годах было полусухим болотом. Теперь на 
  месте этого озера наверняка густой лес. Вот видишь впереди перед нами, метрах
  в двадцати, густой лесной участок, деревья там растут как бы в яме, и яма эта
  в центре совсем глубокая.
    — Да есть что-то, — согласился Макс и посмотрел в сторону того места, про
  которое говорил я.
      В этот момент в глубине этого места, о котором мы говорили, послышался
  хруст сломанной ветки.
    — Ты слышал? — насторожился Макс.
    — Что? — спросил я, так как не услышал этого хруста.
    — Ветка хрустнула там, куда мы смотрели, — кивнул в сторону лесного массива
  Максим.
      В это время оттуда донеся новый хруст, его я уже услышал, потом третий
  более сильный, где-то в глубине леса завалились ветки.
    — Может кабаны? — предположил я.
    — Какие кабаны? — усомнился Макс.
      Но сказать больше ничего не успел, из леса донесся отчетливый удар топора.
  За первым ударом, послышался второй удар, за ним третий, лес зашевелился и
  ожил. Какой-то человек явно прорубался из глубины леса и двигался в нашу
  сторону. Слушая глухой стук неизвестного топора, мы, словно заворожённые,
  приковали свои взоры к  ожившему лесу, безучастно наблюдая, как в центре этого
  массива во все стороны проваливаются в темноту кроны срубленных молодых
  деревьев. Однако наше завороженное состояние было недолгим, и Макс вскоре
  первым пришел в себя. Он неожиданно напрягся, сжал кулаки и вскрикнул.
    — Быстрей в машину! Это Иван-лесоруб!
      Мы кинулись к машине, едва не столкнувшись лбами, Макс
  оказался на пассажирском сидении, я — на водительском.
    — Заводи! — крикнул Макс
      Прыгнув на  водительское сидение, я,  как поступают практически все
  водители в ночное время, прежде чем вставить ключ в замок зажигания,
  машинально включил фары. Яркий дальний свет осветил лесной массив, и наше
  зрение вновь оказалось прикованным к  лесу. Там, словно дикий медведь, валяя
  во  все стороны молодые деревца и  кусты, прорубая себе просеку топором,
  двигался в  нашу сторону призрак Ивана Лядова. Еще одно мгновение, последний
  удар топором, и из лесного массива по покатому берегу на нашу маленькую опушку
  вышел эфирный призрак высокого молодого мужчины с топором в руке. Одет он был
  так, как был одет в день своей гибели — длинная старорусская рубашка,
  подпоясанная кушаком, широкие брюки и  яловые сапоги на ногах.
      Окладистая борода его, усы и  волосы на  голове были взъерошенные, что
  явно свидетельствовало о том, что в момент своей гибели он храбро сражался,
  пока не был убит. Несмотря на то, что свет фар проходил сквозь него, как
  сквозь стеклянную фигуру, даже агрессивное выражение его лица было заметно
  издалека и приводило в ужас.
    — Ну что ты копаешься, заводи! — неожиданно вскрикнул Макс, придя в себя.
  Я вздрогнул от его резкого крика и уронил ключ на пол.Макс даже не заметил
  этого, он продолжал, словно завороженный, смотреть на  призрака Ивана Лядова.
  Пытаясь исправить положение, я нагнулся к полу за ключом.
    — О нет! Нет! — вскричал Макс, — Серега давай быстрей он идет прямо на нас!
  Опустив руку, я стал безрезультатно ерзать ей по напольному коврику, наконец,
  прямо под сидением нащупал ключ и, взяв его в правую руку, начал подниматься.
  В этот момент я вновь услышал возглас Макса.
    — О Боже! Нет! Все, мы погибли!
      Поднимаясь вверх и  огибая головой рулевую колонку, я взглянул на лобовое
  стекло и вздрогнул, едва вновь не уронив ключ. Прямо у лобового стекла, со
  стороны Макса, стоял призрак Ивана Лядова. Его полупрозрачное лицо было полно
  гнева, а над головой, в замахе, застыла рука с топором. Я  даже не  успел до 
  конца расправиться в  сидении, как на меня, отстраняясь от лобового стекла и
  своей двери, с криком — Господи помилуй нас! — навалился Максим, прижав
  меня лицом к рулю.

      В этот момент я вздрогнул и открыл глаза! Мое мокрое от  холодного пота
  лицо было вжато в  подушку. Сверху, на спине, я чувствовал, как что-то было
  навалено на меня, что-то мокрое и  теплое. Я  отдернулся от  подушки, и  это
  что-то тоже отстранилось от меня в сторону. Я поднял голову и повернулся. За
  моей спиной, прижавшись к гобелену «Утро в сосновом бору», взъерошенный, в
  мокрой футболке сидел Макс.
    — Что это было? — выпучил он на меня свои удивленные глаза.
    — Очередной тонкий сон, — ответил я.
    — Какой тонкий сон?! — поморщился Макс. — На правую руку свою посмотри!
  Я опустил свой взгляд на правую руку и увидел, что в ней зажат ключ от замка
  зажигания нашей машины «Нива».
    — Как такое возможно? Мы с тобой что ночью покидали этот дом?
    — Нет, конечно? — вначале уверенно сказал я. — А если честно, я уже сам мало
  что понимаю! — вздохнул я.
      В этот момент в дверь постучали, мы быстро встали, оделись и привели себя
  в порядок.
    — Да, войдите — ответил Макс.
      Дверь слегка скрипнула и  широко раскрылась, волнуя потоками воздуха
  дверные занавески.
    — Ребята, вы уже встали? — выглянуло из-за занавесок весёлое лицо бабы Анны.
    — Да, — ответили мы хором.
    — Ну, тогда пойдем позавтракаем, и я вас отведу к Полине Ивановне, она хочет
  попрощаться с вами, — улыбнулась баба Анна.
      Небольшая уютная кухня была, словно веранда с  большими окнами, в  частую
  клетку. Отчего яркий утренний свет обильно освещал все ее шкафы, полки, посуду
  и длинный красивый самодельный стол, который стоял впритык к одному из окон.
  По обеим сторонам стола — такие же красивые резные скамейки. На  столе,
  накрытом скатертью с  бахромой, было большое блюдо с оладьями, чашки со
  сметаной, медом и вареньем из  клюквы. В  центре стола, венчая всю композицию
  этого утреннего натюрморта, стоял пузатый трехлитровый чайник, пуская из
  своего носика клубы горячего прозрачного пара.
      Вчера мы очень устали, и поэтому, конечно, не обратили никакого внимания
  ни на красивый резной стол, ни на не менее красивые резные лавочки. Сейчас же
  мы присмотрелись к ним, и это заметила баба Аня.
    — Что нравится? — спросила баба Анна.
    — Да, очень хорошая работа, — похвалил Макс.
    — Это наш Паша у себя на мебельном заводе сделал! Он у нас там токарем
  работает, — похвасталась бабушка.
      Она достала из шкафа чашки и разлила по ним горячий чай. Завтракали мы не
  долго, и уже через десять минут сидели на  знакомых стульях, в  знакомой,
  накуренной афонским ладаном комнате. Полина Ивановна так же, как вчера, в
  полусидячем положение лежала на  кровати, и,  перебирая четки, шепотом
  молилась.
    — Ну, рассказывайте, как провели ночь, — посмотрела на нас своим серьезным
  взглядом Полина Ивановна.
      Нам почему-то показалось, что она все знает, а спросила нас лишь для того,
  чтобы узнать все поподробней. Мы с  Максом переглянулись, и  я  начал свой
  рассказ. За все время моего рассказа старушка не проронила ни слова. Выслушав
  меня до конца, она посмотрела на нас и сказала: «Он уже ждет вас».
      От  этих ее сухих слов меня и,  как потом выяснилось,
  Макса обдало холодом. Заметив это Полина Ивановна поспешила нас успокоить. —
  Да не бойтесь вы так. — попыталась улыбнуться старушка.
    — Я  же вам сказала, у  вас там будет защита, и  я  за  вас буду молиться.
    — Скажите, а  что это с  нами было? — спросил вдруг Макс. — Мы что, правда,
  были сегодня ночью в лесу, да еще на машине?
    — Да, — подтвердила Полина Ивановна. — Вы были сегодня ночью в лесу, но дома
  этого вы не покидали.
    — Ну как такое может быть? — воскликнул Макс. — Это невозможно.
    — Да, — кивнула головой Полина Ивановна. — Многое невозможно людям, но все
  возможно Богу!
    — Этой ночью вас спасла ваша молитва, Максим. Если бы вы не воззвали к Богу,
  в ту опасную минуту, то Анна нашла бы утром ваши порубленные топором тела на 
  нашем диване. Но я все же думаю, что этого не произошло бы.
    — Почему? — спросил я.
    — Потому что Господь есть любовь, и он никогда не возлагает на  человека
  ношу, тяжелее той, которую тот сможет понести. К  тому  же Господь знает
  наперед жизнь каждого человека от  рождения до  самой его смерти. Поэтому,
  видя вашу веру Максим, и зная то, что вы воззовете к нему в своей молитве в
  опасную минуту, он и провел вас через это испытание, чтобы укрепить ваше
  мужество и приготовить вам награду на небесах. Полина Ивановна замолчала на
  минуту, поправила косынку, и посмотрела на нас.
    — Однако нам пора прощаться. У  вас много работы, да и мне пора готовиться,
  время мое пришло. Езжайте с Богом и  ничего не  бойтесь, — перекрестила она
  нас с  Максом. — Дорога, накатанная охотниками приведет вас в лес, а там по
  своим следам доедете до озера. — Старушка замолчала на минуту и внимательно
  посмотрела на меня. — Ты, Сергей, молись Богу, потому что дьявол теперь не
  отступит от тебя. Он может отступить на время, даже на многие годы!
  Но  знай! Чем дольше он не  беспокоит тебя, тем страшней для тебя готовит
  ловушку! Не бойся! Молись и уповай на Господа, и Он сохранит тебя от…
      Полина Ивановна одернула себя, явно не договорив одного слова. Мы с Максом
  это заметили, но не стали спрашивать о том, какое слово она не договорила.
    — Все! А теперь езжайте с Богом! — воскликнула старушка.
    — Спасибо вам за все! — поблагодарили мы Полину Ивановну. — Мы еще заедем к
  вам, — воскликнул Макс.
    — Заедете, — согласилась Полина Ивановна, — но  меня здесь уже не будет.
      Не предавая значение ее последним словам и не понимая тогда, что Полина
  Ивановна прощается с нами навсегда, мы распрощались с ней, с бабой Анной и
  вышли на улицу. Время было ранним, семь часов утра. Мы вышли за  калитку и 
  подошли к машине.
    — Смотри! — заметил я  и  указал пальцем на  передний бампер машины. Там,
  зацепившись за номер, свисала небольшая поломанная веточка папоротника. Макс
  подошел к капоту машины, открыл его и пощупал рукой двигатель машины.
  Его лицо стало хмурым и серьезным.
    — Что? — спросил я.
    — Двигатель еще горячий, — он захлопнул капот и посмотрел вдаль на
  освещенный солнцем лесной горизонт.
    — Что-то мне совсем не хочется туда ехать.
    — Поедем! — решительно сказал я и сел на пассажирское сидение. Макс сел
  следом за мной, завел машину, и мы, поднимая за собой клубы дорожной пыли,
  уехали в сторону опасного жуткого леса.