Александр Дюма, Роман о Виолетте - 2. Часть 46

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ


– Виолетта, я прочитал пролог до конца, – сказал я, когда Виви вышла из ванной.

– Будешь ругать? – спросила Виви, вытирая волосы полотенцем.

Она была обнажена, её упругая грудь так заманчиво подрагивала при каждом её движении, что я не решился высказать ей своё честное мнение.

– Пролог, конечно, хорош… – сказал я. – Подойди ко мне, дорогая!

– Ты хотел сказать: «Пролог хорош, но…» и за этим твоим «но» должно было последовать указание на множество недостатков, – догадалась Виолетта. – Что ж, продолжай! Не откажи себе в удовольствии раскритиковать меня в пух и прах.

– Дорогая, нужно ли сейчас это обсуждать? – сказал я нерешительно.

– Хочешь ругать – ругай, – сказала Виолетта, как мне показалось, совершенно спокойно. – С этим лучше покончить сразу.

Я пытался уйти от этого разговора, но, в конце концов, писатель во мне победил мужчину.

– Я уже сказал, что пролог превратился в полноценный акт, – сказал я. – Но это, действительно, не важно. Вопрос в другом. Почему ты выдумала так много всего?

– Дуду, название пьесы обязывает! – ответила Виолетта. – Если уж ты собираешься пересказывать свой роман «Три мушкетёра», тогда сделай пьесу по этому роману, сосредоточив в нём самые яркие сцены, но так, чтобы это стало единым действием со своими законами развития. Завязка, кульминация, развязка.

– Она меня учит! – воскликнул я и пожал плечами.

– Не обижайся, Дуду. Но если пьеса названа «Юность мушкетёров», тогда надо рассказывать то, что с ними происходило до того события, с которого начинается роман, – продолжала Виолетта. – Ты слегка привлёк зрителей тем, что в прологе рассказываешь с добавлением незначительных подробностей историю неудачной женитьбы Атоса. Зрители входят во вкус, полагая, что дальше они увидят ещё новые подробности о юности мушкетёров. Но их надеждам не суждено сбыться. Далее ты даёшь им увидеть те события, которые уже есть в книге. Переработать роман в сценарий может любой писатель средней руки. Для великого Дюма это слишком мелкая работа. Между тем, ты мог бы рассказать зрителям, которые все, безусловно, читали твой роман «Три мушкетёра», что-то новенькое, чего нет в романе. И название предполагает, что ты расскажешь о том, как Арамис и Портос стали мушкетёрами, а также как они все трое сдружились.

– Это твоя трактовка, с которой я не согласен, – возразил я.

– Да, разумеется, – согласилась Виолетта. – Тебе следует понять, хочешь ли ты, чтобы в твоей пьесе были сцены дуэли? Если да, тогда тебе надо позаботиться о том, чтобы актёров тренировали хорошие фехтовальщики. Но настоящие фехтовальщики не пойдут в актёры, а хорошие актёры не умеют фехтовать. Не каждый зритель будет с увлечением следить за такой сценой, но если такие сцены будут в пьесе, тогда они должны быть поставлены на самом высшем уровне.

– Кажется, у меня их нет, – напомнил я.

– В чём главная идея твоей пьесы? – спросила Виолетта. – Ты хотел показать преступную сущность Миледи? Тебе это не удалось, но я это поправила, теперь это несомненно. Ты хотел показать дружбу и преданность мушкетёров? Тогда надо поставить их в положение, где их дружба подвергается испытанию, и они его с честью проходят. Ты хотел показать коварство Ришельё, или влюблённость Королевы Анны? Хитрость шпионов кардинала или отвагу и честь мушкетёров? Интриги герцогини де Шеврёз или высокомерие герцога Бекингема? Что именно ты хотел показать в этой пьесе?
 
– Всё перечисленное и многое другое, – сказал я. – По какому праву ты задаёшь мне эти вопросы?

– По своим обязанностям секретаря, чтобы знать, что фиксировать прежде всего, – ответила мне Виолетта. – Я просто хочу уточнить мои обязанности, чтобы выполнить их наилучшим образом.

– А мне показалось, что ты устраиваешь разборку по косточкам моей пьесе и мне заодно, – ответил я. – Меня словно бы в чистилище разбирают по косточкам и жарят на сковороде. Я назвал бы это прожаркой. Неприятно. Мне казалось, что ты любишь моё творчество, но, кажется, я ошибался.

– Когда кого-то или что-то любишь, тогда за это переживаешь всей душой, – возразила Виолетта. – Когда переживаешь, стараешься отвезти все беды и несчастья, хочешь улучшить то, что можно, сгладить недостатки, подчеркнуть достоинства. Болеешь всей душой. Разве я виновата в том, что мне не безразличны твои произведения? Я, как секретарь, просто делаю свою работу. И я неравнодушна к её результату.

– Но мне кажется, что ты претендуешь на то, чтобы заменить меня, – возразил я. – Твоими стараниями я стал чувствовать себя твоим секретарём вместо того, чтобы поручать тебе работу секретаря.

– Я поняла, – сказала Виолетта. – Я плохо справляюсь с обязанностями твоего секретаря. Уволь меня.

Напоминаю, что всё это время Виолетта стояла передо мной обнажённая, только что из ванны.

Уволить её! Немыслимо! На этот раз мужчина во мне победил писателя окончательно.

– Я ни в малейшей степени не имел в виду, что твои начинания на писательском поприще неудачные, – сказал я как можно более миролюбивым тоном. – Напротив! Всё то, что я прочитал, мне очень понравилось. Иди же ко мне! Я тебя поблагодарю.

– Поблагодаришь? – уточнила Виолетта. – Ты намерен сделать мне подарок, выплатить жалование, или воспользоваться мной совсем не как секретарём?

– Честно говоря, я собирался сделать всё это, начав с последнего, – признался я.

– Твоя честность, Дуду, отвратительна, но меня она почему-то заводит, – сказала Виолетта. – Так мы пока не будем рвать всё то, что я написала? У тебя достаточно дров для камина, как ты уже говорил, и топить его исписанной мной бумагой не имеет никакого смысла?

– Именно так, – прошептал я, приближая своё лицо к её очаровательному ушку, чтобы она лучше расслышала слова, предназначенные одной только ей. 

Читатель, оставь нас до следующей главы, и не сетуй на то, что эта глава получилась такой короткой. Она коротка только для тебя, а для нас с Виолеттой она была ничуть не короче других глав этого романа!