Глаза мертвой кошки

Инициация на пустыре

Ты не видел того, что видит мертвая кошка?
Так посмотри ее глазами, иначе ты ничего не увидишь и не узнаешь.
— Поучение старого шамана

Слова Карлоса Кастанеды – «Обозри свою жизнь, припомни не только людей, но и животных, перед которыми ты в неоплатном долгу» – упали в душу, как камень в колодец, подняв со дна ил давно забытых воспоминаний. И среди прочих образов, смутных и ярких, всплыл один, особенно болезненный, отмеченный печатью стыда и… странного, запоздалого прозрения.

Бабушкин дом. Старый, скрипучий, пропахший геранью и пылью. И кошки. Их было несколько, они бродили по двору, лениво щурясь на солнце, независимые, как все кошки мира. Но одна… одна была не такой, как все. Жалкая, несчастная тварь. Ее спина была почти голой, покрытой струпьями и язвами – страшный, запущенный лишай съел почти две трети ее шерсти. Она выглядела безобразно, вызывая смесь жалости и брезгливости. Такой жуткой картины он не встречал больше никогда.

Болезнь, скорее всего, была заразной. Но бабушка с дедом, сами уже дряхлые, погруженные в свои стариковские немощи, не обращали на кошку внимания. Не лечили, не изолировали. А она свободно бродила по двору, терлась о ноги, запрыгивала на скамейки. И юношу, тогда еще совсем молодого, охватил страх. Страх не за себя – за других. За детей, играющих во дворе, за здоровых кошек, за самих стариков. А кошке… ей, казалось, все равно недолго осталось. Она была уже немолода, какую-то жизнь прожила. А теперь – одни мучения. Да и вид ее был невыносим.

И тогда пришло решение. Холодное, рациональное, как ему казалось, продиктованное заботой и… брезгливостью? Или юношеской жестокостью, прикрытой маской сострадания? Он решил убить эту кошку. Избавить ее от мучений, а мир – от ее безобразия и заразы.

Как? Не камнем, не палкой. Он решил… задушить ее своими руками. Почувствовать угасание жизни под своими пальцами.

Дождавшись подходящего дня, когда бабушка отвлеклась на свои дела, он приехал к ней. Незаметно выследил несчастную кошку, сжал ее – легкую, почти невесомую – в руках, быстро обернул какими-то тряпками, чтобы не царапалась и не было видно ее уродства, и выскользнул со двора. Путь лежал к небольшому пустырю неподалеку, заросшему бурьяном и заваленному строительным мусором.

Кошка в тряпках жалобно, приглушенно мяукала. Она не понимала, что происходит, но чувствовала – неладное. Предчувствовала свою смерть.

На пустыре, найдя укромное место, он положил ее на землю. Сердце колотилось где-то в горле. Он на мгновение зажмурился, потом решительно обхватил ладонью ее тонкую, хрупкую шею и сжал пальцы.

Кошка отчаянно задергалась. Ее маленькое, изъеденное болезнью тело судорожно выгибалось, лапы скребли по земле, пытаясь найти опору, вырваться. Он сжимал сильнее, чувствуя под пальцами биение угасающей жизни, отчаянное сопротивление смерти. Это длилось несколько мгновений, показавшихся вечностью. Потом тело обмякло. Затихло.

Он разжал пальцы. Отбросил тряпки. И заглянул ей в глаза.

Они были открыты. Широко открыты, как у живой. Стекловидные, неподвижные, но… не пустые. В них не было страха, не было боли. В них была… иная глубина. Иной мир. Его собственный взгляд застыл на пороге этих глаз, преткнулся о невидимую преграду. Он смотрел в них, и ему казалось, что он видит не просто остекленевшие зрачки мертвой кошки, а нечто большее – отражение того неведомого мира, куда она только что ушла. Мира по ту сторону жизни и смерти.

Тогда он не понял, что произошло. Он был просто юношей, совершившим жестокий поступок, пусть и из благих, как ему казалось, побуждений. Он закопал кошку и ушел, стараясь не думать о случившемся.

Но сейчас, годы спустя, после слов Кастанеды, после долгих блужданий по лабиринтам духа, он понял. Та сцена на пустыре… это была инициация. Жестокая, кровавая, незапланированная – но инициация. Взгляд в глаза мертвой кошки стал его первым, неосознанным шагом за грань обыденного восприятия. Он заглянул в смерть – и смерть заглянула в него.

А вся последующая жизнь… все поиски, все учения, все практики… возможно, это была лишь медленная, трудная имплантация этих глаз. Попытка научиться видеть мир ее глазами – глазами существа, перешедшего грань, видящего реальность без иллюзий жизни и страха смерти.

— Ты поблагодарил эту кошку? – спросил Кастанеда, выслушав его сбивчивый рассказ. – Попросил у нее прощения?

— Да, — ответил он тихо. — И не раз. И часто поминаю ее в своих молитвах. Не как жертву, а как… не знаю… как невольного проводника.

— Ну что ж, – кивнул Кастанеда. – Тогда я поздравляю тебя с успешной имплантацией. Не переставай поминать эту кошку в своих молитвах. Не из чувства вины – а чтобы сохранить эту связь, чтобы продолжать учиться видеть то, что видишь ты теперь. То, что видит мертвая кошка. Ибо только так можно увидеть хоть что-то по-настоящему.


Рецензии