Шпильки, суп и мокрый песок

ШПИЛЬКИ, СУП И МОКРЫЙ ПЕСОК или ВСЕЛЕННАЯ В АВОСЬКЕ

Может быть, он придёт. В тот самый момент, когда она, сбросив шпильки — эти изящные оковы цивилизации, — стоит босиком на прохладном кафеле, разогревая вчерашний суп. Её дочь, трёхлетний ураган в пижаме с динозаврами, уже сдалась, уснув на диване с фломастером в руке, оставив на раскраске следы битвы с драконами. Может быть, звонок разорвёт тишину как раз тогда, когда она, стиснув челюсть, борется с банкой огурцов — крышка издевательски скользит, нож гнётся, а слёзы — эти предатели — подступают не от боли, а от яростного, почти детского: «Ну почему ничего не получается?!»

Но его нет. Или он есть — где-то там, за стеной, спиной к её бессоннице. Или его голос в трубке звучит как замок, щёлкнувший в темноте: «Не сейчас, ладно?»* 

А она — здесь. С авоськами, где молоко, хлеб, яблоки «по акции» и пачка подгузников — на всякий случай, как молитва. С коляской, чьё колесо предательски застревает в трещинах асфальта, будто сама Вселенная проверяет: «Сломаешься?» С телефоном, где в заметках — целый мир: педиатры, сантехники, долги, напоминания. Она — здесь, где жизнь не спрашивает разрешения, а просто швыряет свои грузы, как мешки с мокрым песком. И она ловит их на согнутую спину, потому что падать — нельзя. Потому что за её спиной — целая вселенная, которая верит, что мама всегда справится. 

Мы — мастера жить в режиме «надо».

Но иногда, между «оплатить штраф» и «купить хлеб», между ночными кошмарами ребёнка и утренним отчётом  - она вдруг замирает. В ванной, где зеркало запотело, и на секунду в нём видна не уставшая женщина, а "она сама" — та, что смеётся, когда в лицо бьёт ветер. В метро, где незнакомец уступает место, и её сердце сжимается от благодарности, как от внезапного солнечного лучика. В поликлинике, где другая мать с таким же тёмным кругом под глазами вдруг протягивает её капризной Алиске печеньку: «На, солнышко» — и мир на секунду становится теплее. 

Ей не нужен спаситель. Не нужен рыцарь. 

Просто — человек. Который видит. Который замечает, как её пальцы вцепляются в ручку сумки, будто это якорь. Который гладит её волосы, когда она засыпает в одежде, не дойдя до кровати. Который берёт ребёнка на руки не с театральным «Я помогу», а с молчаливым «Я здесь». Который несёт груз не за неё, а с ней — потому что дорога одна. 

Но если его нет — она всё равно несёт. 

И в этом её сила, которую никто не назовёт подвигом. Потому что женщины не падают — они просто иногда опускаются на пол в прихожей, прижимают лоб к дверце шкафа и дышат. Глубоко. Медленно. «Я — есть». И в этой тишине слышит эхо: «А ведь кто-то должен был быть здесь. Кто-то, чьё дыхание знает ритм моего сердца. Чьи руки помнят, как я смеюсь сквозь сон».

А потом — расправляет плечи. Потому что она не сдаётся — она просто на секунды отпускает руль, чтобы перевести дух, ожидая зелёный свет.

И если он придёт — хорошо. 

А если нет — она всё равно донесёт сумки. 

Но как же иногда хочется услышать: «Дай я» — и почувствовать, как чьи-то пальцы бережно разжимают её кулак, забирая тяжесть. 

Потому что она — женщина. Та, что несёт мир. И если даже никто не скажет «спасибо» — она знает: её сила — в каждом шаге, который она делает, даже когда ноги горят от усталости. В каждой слезе, которую она прячет. В каждой улыбке, которую дарит, даже когда внутри — буря.

Она — это ты. И ты — невероятна.