Илюхины истории или вот оно какое - наше детство

Содержание:
История первая. Жёлтые сапожки
История вторая. Вишнёвый сок
История третья. Мирка
История четвёртая. Про улыбку
История пятая. Малышок с горшок
История шестая. Двадцать тысяч слов и одно подтягивание
История седьмая. Такие уж мы — дети
История восьмая. Ник
История девятая. Путешествие к железной дороге
История десятая. Искатели приключений
История одиннадцатая. Мой лунный брат
История двенадцатая. Осиная история
История тринадцатая. Дедушкины сюрпризы
История четырнадцатая. Вера, Вася и оторванный хвост
История пятнадцатая. Борюсик
История шестнадцатая. Большие премудрости маленького злодея
История семнадцатая. Кто в доме хозяин
История восемнадцатая. Мур-мур-мур
История девятнадцатая. Т-80
История двадцатая. Самое интересное только начинается


История первая. Жёлтые сапожки

Как и все дети, я очень люблю изучать окружающий мир. Конечно, он ведь такой большой, сложный, и в нём так много загадок. А я больше всего на свете люблю разгадывать загадки. Правда, не всегда получается делать это самостоятельно. Иногда загадки попадаются такие мудрёные, что приходится останавливать своё исследование и обращаться за помощью ко взрослым. Потому что если этого не сделать, может возникнуть опасная ситуация и даже случиться беда. Я это знаю точно, ведь сам однажды попал именно в такую историю.
Мама рассказывала, что когда мне было четыре года, я часто просил её поставить кассету на видеомагнитофоне. Видеомагнитофон — это такой ящик с множеством проводков красного, синего и чёрного цвета и окошком для кассеты. Проводки  друг за другом подключались к телевизору, в окошко вставлялась кассета, и на экране появлялась видеозапись.
Помню, мне очень приглянулась одна старая кассета, на которой мама была совсем маленькой и ходила в садик. Вместе с ребятами она играла, танцевала и пела разные песенки. И была одна песенка, которая мне невозможно нравилась, и я мог слушать её без остановки. Каждый раз, словно прилипая к экрану телевизора, я смотрел, как ребята вставали в круг и пели: «Скачут по дорожке жёлтые сапожки, это не сапожки, Маши нашей ножки».
Были там ещё и Колины, и Сашины, и Серёжины, и Маринины ножки. И когда ребёнок слышал своё имя, он выбегал на середину круга и пускался в пляс. Этот момент мне особенно нравился, и я носился по комнате, представляя, что на мне тоже жёлтые сапожки. А мама с папой стояли рядом и обязательно хлопали.
Однажды после полдника я собирался попросить маму снова поставить мне кассету с жёлтыми сапожками. Я выучил новые движения и хотел отработать их под музыку, чтобы вечером устроить родителям настоящий спектакль. Я даже отыскал в шкафу свои старые дачные сапоги, которые мне были уже малы, но зато так удачно оказались жёлтого цвета. Когда я дошёл до комнаты родителей, мне внезапно и нестерпимо захотелось проверить, сможет ли работать видеомагнитофон без проводков. Как и, главное, зачем эта мысль пришла мне в голову, я сейчас не могу объяснить, но тогда, в четыре года, я смело взял ножницы, подошёл к телевизору и перерезал все разноцветные шнурочки, которые как ниточки тянулись к видеомагнитофону.
Ничего не случилось. Я пожал плечами, зашёл в комнату к маме, протянув ей обрезки проводов, и невозмутимо попросил её поставить мне видеокассету.
Когда мама увидела, что я натворил, она обхватила голову руками и совершенно потерянная опустилась на стул. Мне показалась, что так она просидела довольно долго. Потом она встала, молча взяла у меня из рук ножницы и убрала их на место.
— Ты поставишь мне жёлтые сапожки? – уже как-то неуверенно спросил я.
Мама покраснела и медленно произнесла:
— Видеомагнитофон больше не работает. Без тех шнурочков, которые ты сейчас держишь в руке, картинка на экране телевизора не появится. Зачем ты это сделал?
Я не знал, что ответить маме.
В эту минуту хлопнула входная дверь – это папа вернулся с работы. Он заглянул в комнату и весело спросил:
— А что это вы тут делаете?
В ответ мама показала ему обрезки проводов. Улыбка сразу исчезла с папиного лица, он нахмурился и ушёл в ванную мыть руки. Когда он вернулся, мама была такая бледная, что я даже испугался. Папа мне объяснил, что мама за меня ужасно испугалась. Ведь ничего не случилось только потому, что видеомагнитофон не был включён в розетку. И страшно представить, что могло бы произойти.
Кроме того, я взял ножницы, а брать острые предметы без спросу мне не разрешалось, и испортил дорогую технику. И потом, это ведь была и мамина любимая кассета, и теперь, без видеомагнитофона, мама тоже не могла её посмотреть.
Я глубоко вздохнул сначала один раз, потом второй.
Папа сказал:
— Ну, что вздыхаешь? Одними вздохами тут не обойдёшься. Нужно звать дедушку.
Хорошо, что наш дедушка на все руки мастер. Он много и долго учился и поэтому отлично разбирается в физике и знает, как нужно соединить между собой провода, чтобы прибор заработал. Дедушка сначала покачал головой, потом надел свои большие очки, пристально посмотрел на меня и спросил:
— Ну что, товарищ, напроверялся? Твой любопытный нос получил ответ на вопрос?
Надо сказать, дедушка никогда меня не ругает, а всегда спокойно, и даже с юмором, объясняет мне самые неприятные вещи. И я честно ему ответил:
— Да, деда, я теперь знаю, что видеомагнитофон не будет работать без проводков.
— И чтобы это понять, совершенно не обязательно было их подстригать, — рассмеялся дедушка. — Самостоятельно трогать провода, которые находятся под напряжением — это очень опасно, ведь тебя могло ударить током. Нужно было спросить у мамы. А если бы ты подошёл с этим вопросом ко мне, то я бы тебе предложил просто отключить их от телевизора. И ты бы сделал точно такой же вывод, что без проводов техника работать не сможет. А ты сразу схватился за ножницы, и теперь мне придётся тут поколдовать. 
И дедушка взлохматил волосы на моей голове, прищурился, как он делал всегда, когда хотел спросить о чём-то важном, и прошептал:
— Ты хочешь мне что-нибудь сказать?
— Я всё понял, деда. Электричество — это очень опасная вещь. И если в этом не разбираться и самостоятельно проводить эксперименты, то может случиться беда.
— Вот это ты правильно заметил! Запомни эту историю и больше никогда такого не повторяй. А теперь беги, танцуй свои жёлтые сапожки, только пока без музыки.
Видеомагнитофон дедушка починил. Я в очередной раз убедился, что руки у деда и вправду золотые.
Но от мамы мне в тот раз попало здо;рово.
А папа по этому поводу сказал, что мне ещё повезло, потому что любопытной Варваре на базаре вообще нос оторвали.


























История вторая. Вишнёвый сок

Такой со мной на даче случай произошёл, что и рассказать стыдно.
Было это в день нашего дачного отъезда. Лето заканчивалось, приближался учебный год, и надо было ехать в Москву и покупать к школе новые тетрадки, карандаши, ручки и прочие нужные мелочи.
В день отъезда собирались мы всегда одинаково: взрослые с самого утра бегали из дома на улицу и с улицы обратно в дом, убирали и прятали с дачного участка дорогие предметы, упаковывали вещи и доставали из холодильника оставшиеся несъеденные продукты.
Вот так на столе оказались три яблока, одна котлета, немного сметаны и открытый пакет вишнёвого сока.
Мы — дети — уже немного подустав от длительных каникул, доигрывали последние часы на свежем воздухе, предвкушали по-ездку домой и всячески старались лишний раз не попадаться бега-ющим взрослым на глаза.
В очередной раз, когда я попытался спросить у мамы, скоро ли мы поедем, мама сказала, чтобы я ушёл с глаз долой и занялся по-лезным делом. В мамином понимании полезным делом было всё, что угодно, но только не пустое и бесцельное хождение. Поэтому я решил заняться самым полезным делом и доесть все оставшиеся продукты. Яблоки я рассовал по карманам: одно для Пашки, второе для себя и третье для дедушки. Котлету я обвалял в сметане и нето-ропливо съел. Она была солёная, поэтому мне сразу захотелось пить. Я взял пакет с соком, аккуратно потряс его и по весу определил, что сока в нём осталось всего на пару глотков. Чтобы не пачкать посуду, я решил не доставать чашку, а допить сок прямо из пакета.
Ничего не подозревая, но уже предвкушая у себя во рту слад-кую вишнёвую жидкость, я поднёс пакет к губам, сделал глоток... и вдруг подскочил так, словно меня ужалила оса.
И это действительно была самая настоящая оса! Учуяв сладкое, она залезла внутрь через узкое отверстие в пакете, и, видимо, собиралась вдоволь полакомиться соком. Но тут я её потревожил, сначала встряхнул, а теперь ещё и лишил лакомства, за что она ужалила меня прямо в язык. Отбросив в сторону пакет с недопитым соком, с дикими криками «Аааааа», я выбежал на улицу и стал прыгать там с высунутым языком как сумасшедший. На мои крики сразу сбежались все взрослые. Прибежала наша соседка тётя Тамара, и даже проходящий мимо старенький дедушка и тот, опираясь на палочку, заглянул на участок посмотреть, что за шум. Все пытались меня успокоить, хватали за руки и спрашивали, что случилось. А я ничего не мог им ответить, потому что язык у меня распух и уже не умещался во рту, губы стали похожи на утиный клюв, а по щекам текли слёзы. Наверное, я в тот момент был похож на какого-то жуткого монстра из сказок, потому что потом, когда я подошёл к зеркалу, даже не сразу понял, кто это смотрит на меня в отражение.
Когда все, наконец, поняли, что произошло, стали меня жалеть и утешать. Конечно, всё это было не без смеха, уж очень я был жалкий и смешной одновременно.
Распухший язык перестал болеть только к вечеру, когда мы уже подъезжали к Москве. За ночь он уменьшился до своего обычного размера, и я смог нормально говорить.
После этой истории прошло уже несколько лет, но каждый раз, когда я о ней вспоминаю, у меня начинают гореть уши. Видимо, оса тоже меня вспоминает.








История третья. Мирка

Свою кошку Мирку мы взяли из приюта для животных. Совершенно случайно мы с Пашкой увидели в рекламе объявление о том, что два послушных серых котёнка ищут дом. В объявлении также были фотографии этих котят и номер телефона хозяйки приюта. Нам сразу понравился тот, что был серый с белой грудкой и белыми лапками. Мы показали объявление маме и почему-то ни секунды не сомневались в том, что она разрешит нам взять котёнка домой. И верно, маме он тоже очень понравился. Кроме того, приближался день папиного рождения, и мы все дружно решили сделать ему мурлыкающий подарок.
Мама созвонилась с хозяйкой и та сказала, что мы можем приехать и забрать котёнка завтра утром.
От радости, что у нас скоро появится пушистый друг, мы начали носиться по комнате. Мама предложила нам составить список всех необходимых вещей, которые понадобятся котёнку первое время, и мы занялись делом.
А вечером мама, Паша и я отправились в зоомагазин. Он был таким большим и светлым, что поначалу у нас разбегались глаза. Чего в нём только не было! Казалось, здесь можно было найти всё, что угодно и для любого животного. На полках лежали всевозможные корма и лакомства для кошек, собак, попугаев, грызунов и рыб.
В соседнем отделе продавалась одежда, пелёнки, подстилки, коврики и игрушки. Были даже целые спальные домики с приделанными когтеточками, похожие на многоэтажные здания.
Мы не знали, куда смотреть. Хотелось купить всё и сразу. Но мама быстренько напомнила нам, для чего мы сюда пришли. Она попросила нас сосредоточиться и выбрать всё самое необходимое для котёнка. По списку это были две миски, для воды и еды, одноразовые пелёнки, несколько игрушек, сухой и влажный корм, наполнитель для кошачьего туалета, лоток и совочек.
Но самым главным, что нам оставалось выбрать, был как раз такой домик с когтеточкой. Мы словно остолбенели, потому что домиков было так много, и все они были такие красивые, что мы никак не могли остановиться на каком-нибудь одном. Пришлось звать на помощь маму.
Вместе мы справились быстрее и направились к кассе.
Выйдя, наконец, из зоомагазина, совершенно обезумевшие от покупок мы подпрыгивали на ходу и никак не могли справиться с рвавшимися наружу эмоциями.
По пути домой мы зашли ещё в продуктовый магазин и купили большую коробку конфет хозяйке приюта.
Теперь предстояло самое сложное — дотерпеть до завтрашнего утра. Как это часто бывает, когда чего-то очень сильно ждёшь, время тянется невыносимо медленно. В такие моменты лучше всего заняться делом. Поэтому мы стали придумывать для котёнка имя. Пашка хотел, чтобы его непременно звали Пушок или Барсик, а я предлагал что-то посерьёзнее, например, Варфоломей или Феофан. Но мы так и не смогли остановиться на каком-то одном имени.
Уже лёжа в кроватях, мы никак не могли заснуть и всё представляли себе своего нового жильца: какой он — пушистый или гладкий, игривый или лежебока; какой у него характер — строптивый и своенравный или энергичный и дружелюбный; понравятся ли ему наши подарки. Мы и не заметили, как уснули.
А утром мама зашла в комнату и прошептала:
— Мальчишки, пора!
Мы буквально слетели со своих кроватей. Сначала подумалось, что вся это история с котёнком нам приснилась, но теперь, видя маму, уже одетую и такую довольную, которая ждала, пока мы заглатывали завтрак, — ни капельки не сомневались, что всё это происходит на самом деле.
Хозяйка приюта тётя Люба, увидев нас, очень обрадовалась!
— Это так хорошо, что вы приехали! Давайте знакомиться! — сказала она и протянула нам одеялко, в котором лежал котёнок.
— Ой, какой хорошенький! — воскликнули мы с Пашей в один голос!
— Знаете, сколько у нас тут таких хорошеньких, и всем домой хочется. Так что вы молодцы, что решили взять животное из приюта. Ваша малышка уже заждалась!
— Малышка? — изумились мы.
— Да, это девочка. Сложно поверить, но она всю ночь просидела перед дверью, как будто чувствовала, что утром за ней придут — сказала тётя Люба. — Их родилось двое, две девочки. И почему-то всем, кто приезжал, больше нравилась вторая малышка. Хотя окрас у неё самый простой, серый, и нет белых пятнышек. А ваша такая красавица! И с очень добрым сердцем. Вот вспомните мои слова, эта кошка будет очень благодарной!
Да, наш котёнок оказался девочкой, такой милой и необыкновенно ласковой, такой красивой и безгранично доброй, что мама сразу предложила назвать её Мирой.
— Правильно, чтобы в доме всегда был мир! — сказала тётя Люба.
Мы подарили ей конфеты, ещё раз поблагодарили, взяли Мирку и ушли.
Всё время, пока мы ехали домой, Мирка спала у меня на коленках, удобно свернувшись калачиком. И все мы были счастливы, потому что сделали большое и доброе дело, и потому что у нас теперь есть маленький друг, и потому что у папы завтра день рождения.












История четвёртая. Про улыбку

С детским садом меня связывают одни только интересные истории. Вообще, по саду я скучаю. Мама говорила, что время пролетит быстро, и я не успею оглянуться, как стану учеником. И не будет больше тихого часа, который всегда так долго тянется; не будет манной каши, в которой обязательно попадаются комочки; и уж точно не буду я скучать по саду, в который каждый день нужно просыпаться ни свет ни заря. Я, конечно, маму слушал, но никогда не верил, что так оно и будет. А оно настало. И время пролетело, и спать днём теперь хочется постоянно, и каша уже не кажется такой противной, может быть, потому, что в школе кашу вообще не дают?
Помню, как-то наша воспитатель Анна Вячеславовна сказала, чтобы мы принесли в группу несколько своих фотографий, и чтобы на этих фотографиях мы непременно улыбались. Воспитатели готовили нам какой-то сюрприз.
Я дома всё это передал маме, и мы стали листать альбом. Но чем дальше мы рассматривали фотографии, тем больше понимали, что подходящих найти не можем. На всех снимках я был каким-то уж очень серьёзным, а порой даже сердитым. И не было среди этих фотографий меня улыбающегося.
Я так расстроился, что и передать нельзя. Даже всплакнул.
Я сказал маме:
— Это что получается, все ребята завтра принесут свои довольные снимки, а мне и показать нечего? Не пойду тогда завтра в садик! Раз я такой угрюмый и сердитый человек, то нечего мне в саду делать. Буду сидеть дома и учиться улыбаться.
Мама засмеялась и сказала:
— А ведь ты почти угадал! Мы с тобой действительно учились улыбаться.
Я с удивлением на неё посмотрел. А мама продолжала:
— В твой первый альбом я вклеивала снимки, где ты ещё совсем маленький. Прошло время, место в альбоме закончилось и пришлось покупать новый. А ты к этому времени уже перестал быть малышом.
— Получается, есть ещё один альбом?
— Конечно. Сейчас мы его достанем и поищем фотографии, на которых ты улыбаешься.
Мама достала из шкафа второй альбом.
— Ну вот, это совсем другое дело! Столько улыбок, есть из чего выбрать. Мам, а почему ты сказала, что мы с тобой учились улыбаться?
— А вот сравни. Эти фотографии из первого альбома, а эти — из второго. Ничего не замечаешь?
— Да сразу понятно, что в первом альбоме я похож на какого-то маленького ворчуна: вон, губы сжаты, брови сдвинуты к носу, об улыбке тут и говорить нечего. То ли дело во втором альбоме, приятно посмотреть: в глазах радость, рот до ушей, аж зубы видны, не мальчик, а просто светильник!
— А знаешь, почему эти два альбома так отличаются? Ведь ты в детстве действительно был не очень улыбчивым ребёнком. Нет, конечно, ты и смеялся, и радовался, и дурачился. Но вот на фотографиях почему-то всегда получался каким-то очень строгим. И тогда бабушка предложила мне развесить по всей квартире смешные улыбающиеся рожицы сказочных героев, чтобы ты мог смотреть на них и тоже улыбаться. Я так и сделала. И, знаешь, подействовало! Уже через пару месяцев я вклеивала во второй альбом твои улыбающиеся фотографии. А потом мы их тоже развесили по квартире, и ты ходил и смотрел на себя, такого довольного и весёлого, и снова улыбался, вот как сейчас. И мама погладила меня по голове. А мне и вправду стало так хорошо и весело, что я даже заплясал на месте.
Потом мы с мамой выбрали три фотографии, которые нам понравились больше всего, и на следующий день отнесли их в сад.
А вечером, когда вся семья собралась за столом, меня долго не могли дозваться к ужину, потому что я был занят невероятно важным делом. Наконец, я зашёл на кухню и с сияющим видом протянул родителям альбом. Тот самый, первый, в котором я совсем не улыбаюсь. Мама с папой чуть не упали со своих стульев, потому что, открыв альбом, увидели, что на каждой фотографии на месте рта красным фломастером была нарисована широченная улыбка.
Я обнял маму и сказал:
— Вот теперь оба альбома в полном порядке!



























История пятая. Малышок с горшок

Говорят, что старший брат должен защищать младшего. Ну, конечно, он же старший! Он взрослее, умнее, сильнее. А у нас с Пашкой произошёл случай, после которого я понял, что, если кого-то обижают, то человек перестаёт быть старшим или младшим, а становится заступником.
Мы гуляли на закрытой футбольной площадке. Мы — это я, Пашка и ещё два паренька моего возраста. Я-то уже учился в школе, в 1-м классе, и считал себя очень взрослым, а вот Пашка ходил в детский сад, и нередко приходилось ему в свой адрес слышать от меня такие обидные словечки как «малявка», «мелочь пузатая» или, что хуже всего, «малышок с горшок». Но Пашка обижался редко, только всё время просил, чтобы я взял его в свою игру.
Так произошло и этот раз. Нас было трое восьмилетних и брать в команду мелочь пузатую совсем не хотелось. Но три человека для футбольной команды — это уж совсем мало, кроме того, Пашка, как всегда, стал проситься в игру, и мы решили взять его вратарём.
Так вот, играли мы, играли, пока не пришли на площадку мальчики постарше, класс 4-й. Их было 5 человек, и, по правде сказать, теперь мы, восьмилетние, для них казались малявками. Про Пашку я вообще молчу, его ребята просто не замечали.
Но всё-таки мы играли и носились по полю как заводные. Взрослые ребята сразу поставили на ворота своего человека, и Пашка всё время бегал рядом со мной.
И так получилось, то ли я заигрался, то ли не услышал, что крикнул один из взрослых мальчиков, но мяч оказался у моих ног, и я, не без удовольствия, со всей силы ударил по нему ногой.
И тут эти взрослые ребята подбежали ко мне и наперебой начали кричать:
— Ты что, оглох?
— Ты зачем мяч трогал?
— Кто тебе разрешил?
— Ты что, правил не знаешь? Это же пенальти! Его Серёга должен был выполнять!
Я уже понял свою ошибку и даже не пытался оправдываться, просто стоял, опустив голову вниз. А дальше произошло такое, от чего даже у взрослых ребят пропала на мгновенье речь.
У Пашки с самого его рождения голос был, как настоящая труба, хриповатый, но настолько сильный, что все постоянно удивлялись, как же он помещается в таком маленьком человечке.
И когда Пашка увидел, что меня ругают взрослые ребята, он сорвался с места, подлетел ко мне, оттолкнул меня назад, закрыл своей спиной и как заорал своим трубным голосом на всё футбольное поле:
— А что, моему брату уже и ударить по мячу нельзя? Он что, на футбол пришёл у стены постоять?
У всех было полное ощущение того, что по полю пронёсся духовой оркестр, потому что ребята даже не нашлись что сказать. Видимо, они растерялись ещё и от того, что какой-то малышок с горшок посмел им, таким взрослым, сделать замечание. Они стояли и не знали, как на всё это реагировать.
И только спустя минуты две один из мальчиков, уже совсем другим тоном, обращаясь к Пашке, пробормотал:
— Да мы и не против, чтобы он ударил по мячу, но правила же... Он же не по правилам ударил...
Взгляд у Пашки был такой, что больше никому не захотелось продолжать этот разговор. Мы разбрелись по полю и стали играть дальше. Но, надо сказать, что после этого происшествия взрослые ребята вели себя уже не так дерзко, как в начале игры, хотя и старались держаться теперь от Пашки подальше.
Когда мы ушли с площадки, я был под таким впечатлением, что не мог выдавить из себя ни слова и всю дорогу шёл молча.
Уже когда мы пришли домой, я крепко обнял Пашку и сказал ему, что у меня самый лучший на свете брат.
А он в ответ протрубил:
— А что я? Я ничего. Только малышок что-то захотел на горшок!
И мы оба покатились со смеху.































История шестая. Двадцать тысяч слов и одно подтягивание

Как-то раз в солнечное сентябрьское воскресенье мы пошли гулять в парк. Как и всегда в выходной день народу в парке было очень много. Все качели, горки и шведские стенки, разумеется, были заняты, и встать в очередь не представлялось возможным.
Но мы с Пашкой не сильно расстроились. Фантазировать мы любили, энергия из нас била ключом и скучали мы крайне редко. Поэтому Пашка сразу умчался играть в песочницу, а я нашёл свободный турник и стал разминаться.
И тут ко мне подошёл незнакомый рыжеволосый паренёк. Он был выше меня и старше года на четыре, не меньше. Всё лицо его было усыпано веснушками. Я раньше никогда не видел столько веснушек на одном лице, поэтому успел его хорошо рассмотреть и даже про себя дал пареньку кличку «Веснушка».
Паренёк спросил:
— Чем занимаешься?
— Так, подтягиваюсь понемногу, - ответил я.
— Ясно, а сколько раз можешь?
— Да пока немного, всего семь.
— Ууу! - рассмеялся Веснушка, — а чего так мало?
— Пока учусь, - смутился я. А ты сам-то сколько раз подтянешься?
— Я-то? Ну, уж точно не меньше двадцати, — ответил Веснушка и поднял вверх подбородок.
— Здорово! - с нескрываемым восхищением почти выкрикнул я. — Мне до тебя ещё расти и расти.
— Да, это тебе не семь раз, тут сила другая нужна. Гляди, какие мускулы! — и Веснушка поднял руки так, чтобы я не сомневался, что он гораздо сильнее и спортивнее меня. Я, правда, не успел ничего как следует рассмотреть, потому что услышал:
— Ну, давай, покажи, как ты подтягиваешься!
Я так разнервничался перед этим взрослым и крепким мальчиком, что мне стало как-то не по себе, и, казалось, что мои семь подтягиваний по сравнению с его «не меньше двадцати» будут выглядеть смешно.
Но и оказаться трусом или, чего доброго, слабаком перед Веснушкой мне тоже не хотелось, поэтому я добросовестно и качественно подтянулся семь полных раз.
Веснушка ничего не сказал, только ухмыльнулся как-то странно.
Я набрался храбрости и попросил:
— А теперь ты, пожалуйста, подтянись. Уж очень хочется поучиться у такого опытного и натренированного спортсмена, как ты.
И тут смутился Веснушка. Ухмылка сразу сошла у него с лица, и голос вдруг стал каким-то неуверенным, и подбородок опустился вниз, даже ниже, чем нужно.
— Ты понимаешь, — начал он, — тут такое непростое дело, тут сразу нельзя двадцать раз. Понимаешь? Постепенно надо, понимаешь?
— Я понимаю, — сказал я, — ну, тогда давай пока десять раз.
— Десять! Десять — это тоже немало, а тут без подготовки нельзя, понимаешь?
— Тогда подтянись, сколько сможешь, — предложил ему я.
— Ну, попробовать, конечно, можно. Но это ведь очень непростое дело.
Веснушка подошёл к турнику, зачем-то поплевал на руки (я такое видел только в одном фильме), схватился за перекладину и повис. Висел он долго, постоянно кряхтел и дёргался, и я начал сомневаться, а сможет ли он подтянуться вообще.
Невероятными усилиями ему, наконец, удалось поднять своё тело один раз.
Тяжело спрыгнув на землю, Веснушка стал вытирать пот со лба и обмахивать себя ладонями так, как будто он действительно подтянулся двадцать раз, а затем важно сказал:
— Ну, хватит, пожалуй! Тут, понимаешь, дело-то непростое. Тут без подготовки никак. Понимаешь?
И тут мне стало невозможно противно от этого рыжеволосого болтуна. Стеснение моё, как ветром сдуло, и я с нескрываемым отвращением сказал:
— Да всё я про тебя уже понял! Ты за десять минут сказал двадцать тысяч слов, а подтянуться смог всего один раз. Ты трус и слабак, и больше мне с тобой разговаривать не о чем.
Я развернулся и побежал к Пашке.

























История седьмая. Такие уж мы – дети

С детства Пашка любил много покушать. Нет, это не значит, что он ел всё подряд, вредные или недетские продукты. Нет. Просто он всегда просил добавку. Не важно, приготовит мама суп или кашу, запеканку или омлет — всегда, доедая последнюю ложку, Пашка спрашивал: «Можно мне ещё?» И мама, конечно, всегда ему подкладывала ещё. Ел он медленно, никогда не спешил, с чувством, с толком, с расстановкой и с превеликим наслаждением. Со стороны казалось, что он любуется каждой ложкой перед тем, как запустить её в рот.
Не то, что я, который вечно куда-то торопится и заглатывает продукты буквально на ходу. Ну, конечно, мне ведь всегда всё нужно сделать побыстрее.
В этом мы с Пашкой совсем разные. Он спокойный и рассудительный, а я мгновенный и суетливый.
Зато я всё схватываю налету, быстро думаю и легко могу сориентироваться в любой ситуации. И слышу я всё с первого раза. А вот Пашку уши часто подводят. Бывало, прослушает, что мама сказала, сделает по-своему, а потом получает шишек на свою голову. Ну всё ему нужно повторять по несколько раз.
Помню, однажды, когда мама сварила манную кашу, Пашка, как всегда, съел свою порцию и попросил добавки. Мама положила ему ещё каши, но предупредила, что она очень горячая, только что с огня. Этот кашеед, естественно, всё прослушал и обжог себе рот. Мне так жалко его было! Весь кривой, губы красные, из глаз слёзы текут. Но он ведь сам себя наказал, надо было слушать внимательно, что мама говорила. В результате и добавки лишился, и рот ещё потом долго болел. Зато получил урок и обещал впредь быть внимательнее.
Меня, правда, тоже как-то раз уши подвели. В тот день было очень душно, так обычно бывает перед дождём. И, действительно, как-то резко погода начала меняться: солнце скрылось за облаками, поднялся ветер, который нагнал серые тучи, и закапал дождь. Сначала мелкий, а потом всё сильнее, сильнее. Бахнул гром, молния растянулась по всему небу. Гроза нависла над дачей. Но она продолжалась недолго. Минут через двадцать дождь совсем закончился, и снова выглянуло солнце. Всё произошло так стремительно, что мы с Пашкой даже не успели помечтать. Обычно в грозу мы всегда мечтаем вслух, представляем, будто мы путешественники, и нам предстоит отправиться на необитаемый остров и прожить там целый год, самим добывать пищу, спать без кроватей и спасаться от подстерегающих опасностей.
И чем дольше шёл дождь, тем интереснее получалась наша выдумка. Но в этот раз в своих мечтаниях мы не успели даже сесть на корабль и отчалить от берега, потому что гроза уже закончилась. Я предложил пойти на улицу, но Пашка гулять отказался и засел дома с книжкой. А мне вот на месте не сиделось. Я поменял босоножки на резиновые сапоги и вышел из дома.
Мама предупредила меня, что после дождя земля мокрая и скользкая.
Я побродил по участку. Ветви яблонь под тяжестью дождевых капель наклонились к самой земле. Интересно было тронуть рукой ветку, быстро отбежать в сторону и постараться не попасть под холодный душ. Зато можно было потрясти дерево, ухватившись за ствол, и увидеть, как ветки поднимаются от земли и словно взлетают.
Одинокий футбольный мяч лежал в траве. Я слегка тронул его ногой. А потом подкинул. Ещё и ещё. Совершенно забыв, что на мне резиновые сапоги, я стал подбрасывать мяч одной ногой, как это делают футболисты.
Затем, размахнувшись, я хотел ударить по мячу, но поскользнулся, и мой левый сапог соскочил с ноги. А так как ударил я неслабо, то он подлетел метра на три и опустился точно мне на голову. Я потерял равновесие и сел прямо в лужу. Было и смешно, и мокро. А мама ведь предупреждала, что земля скользкая.
Но нам, детям, иногда бывает так трудно слушать взрослых, всё хочется испробовать на себе. Поэтому так часто бывает, что мы слушаем, но не слышим; видим, но не замечаем; делаем, но не задумываемся. Такие уж мы - дети.
































История восьмая. Ник

Эту грустную историю я узнал от дедушки. Случилось это очень давно, дедушка тогда был совсем молодым, собирался идти в армию. И жил у него пёс по кличке Ник, большой бело-рыжий колли, настоящий защитник и верный друг. Дедушка брал его с собой везде, и добрый пёс так к нему привязался, что никто уже и представить не мог эту парочку друг без друга.
Однажды летом, когда было очень жарко, дедушка взял с собой Ника, и они поехали купаться на озеро. Собаки вообще очень любят воду, особенно игры в воде: с превеликим удовольствием они ныряют и приносят игрушки, которые им кидает хозяин. Вот так играли и Ник с дедушкой.
Гоняясь за палочкой, пёс радостно плюхался в воду, а во все стороны летели брызги. Потом он вылезал на берег, громко отряхивался, клал пойманную «добычу» к ногам дедушки и ждал, пока тот снова закинет палочку. Так повторялось много раз подряд.
Но в какой-то момент раздался жалобный стон, и Ник, прихрамывая, вышел из воды на берег. Правую заднюю лапу он поджимал под себя, с неё стекали тонкие струйки крови. Очевидно, он наступил на стеклянную бутылку, которую какой-то не слишком умный отдыхающий выбросил в озеро, она разбилась, и теперь опасные и острые как бритва осколки лежали на дне.
Ник смотрел на дедушку такими глазами, словно просил: «Помоги, хозяин, мне так больно!» Казалось, что из глаз бедного животного сейчас покатятся слёзы.
Дедушка взял его на руки и нёс до самой ветеринарной клиники. Пока они шли, Ник своим широким языком облизывал дедушкины руки.
В клинике рану промыли, обработали и перевязали. Порез был очень сильным. Ветеринар выписал ранозаживляющую мазь, предупредил, что подушечки на лапе заживать будут долго и отпустил домой.
Прошло время, лапа у Ника зажила, но для пёсика наступила грустная пора — пора разлуки, ведь дедушка уходил в армию.
В ночь перед отъездом, Ник забрался к дедушке на кровать, положил свою большую голову ему на грудь, на самое сердце, и так проспал до самого утра. А в день расставания не отходил ни на шаг, всё прижимался к ногам.
Дедушка обнял лохматого друга на прощание, поцеловал в мокрый нос и сказал: «Не скучай, дружище, не успеешь оглянуться, как я вернусь!»
Первое время, после того, как дедушка уехал, Ник не находил себе места, ничего не ел, плохо спал, и всё время сидел у входной двери и тихонько скулил. Родители дедушки как могли успокаивали горюющее животное, разговаривали с ним, подолгу гладили.
Поползли дни...
С момента разлуки прошло два года. Дедушка вернулся домой. Открыть входную дверь получилось не сразу, от волнения перед предстоящей встречей руки дрожали, сердце бешено билось в груди. Когда он зашёл в квартиру, Ник сначала выбежал навстречу, потом на мгновение замер, поводил носом в воздухе и вдруг сорвался с места, стал прыгать и радостно визжать. Он повалил дедушку на пол и начал облизывать ему щёки, губы, нос. Казалось, пёс готов был взлететь от радости!
А потом вдруг резко остановился, отвернулся и отошёл в сторону. Как-то странно искоса посмотрел на дедушку, уже спокойно подошёл к нему ещё раз, облизнул руку и поднырнул под ладонь, прося взглядом «Погладь меня, хозяин!» Потом подошёл к своему коврику, тяжело вздохнул, лёг, положив умную морду на передние лапы, закрыл глаза и уснул навсегда. Умер Ник. Не выдержало доброе собачье сердце такой долгой разлуки, не смог надёжный и верный пёс пережить расставание с другом.
Когда дедушка рассказывал мне эту историю, по его щекам текли слёзы, а я плакал навзрыд.
С тех пор прошло очень много лет. Дедушка женился на бабушке, у них родилась моя мама, а потом у мамы появился я, и, казалось, что время должно было уже излечить сердце от мучительных переживаний, но дедушка после Ника так и не смог завести себе другую собаку, и сказал, что никогда этого не сделает.































История девятая. Путешествие к железной дороге

Самое настоящее счастье для нас было, когда на дачу приезжал папа, и мы на велосипедах ездили к железной дороге. Это превращалось в целое путешествие!
Подготовка к поездке начиналась с раннего утра. Мы просыпались, завтракали, проверяли и подкачивали велосипедные колёса, скатывали и упаковывали пледы и собирали с собой спреи от комаров. Дорога к поездам проходила через лес, поэтому нужна была плотная и закрытая одежда, головные уборы и непременно средства от насекомых. Мама делала нам с собой бутерброды с сыром и травяной чай, обязательно сладкий.
После того, как всё было собрано, мы одевались и выезжали на дорогу. И путешествие начиналось. Поездка в одну сторону занимала примерно сорок пять минут. Половину пути нужно было ехать по полю. Точнее, раньше это было поле, а потом на нём стали появляться редкие домишки, количество которых всё росло, росло и выросло до такой степени, что скоро от поля осталась только широкая каменистая дорога, ведущая к лесу.
В самом конце этой дороги, прямо перед поворотом в лес, стоял маленький заброшенный домик, очень мрачный, с заколоченными ставнями и прогнившими в некоторых местах досками. Мы называли его домиком Бабы-Яги. От него веяло чем-то таинственным или даже мистическим, и это дразнило нашу детскую фантазию и заставляло непроизвольно вздрагивать.
Перед тропинкой в лес мы спрыгивали с велосипедов, надевали головные уборы и с ног до головы обрызгивали себя спреями от комаров.
В лесу казалось, что попадаешь в другой мир — мир шелестения, шуршания, жужжания и стрекотания. Лес жил своей лесной жизнью. Пропуская нас вперёд, он словно предупреждал, чтобы мы вели себя тихо и вежливо, как в гостях.
Плиты, которыми была выложена лесная тропинка, то поднимались вверх, то опускались. Неровности, ямы, кочки появлялись внезапно, поэтому приходилось ехать медленно и очень аккуратно. Лесные комары, крупнее и активнее привычных нам дачных, налетали со всех сторон, противно пищали, но защитные средства, которыми мы были «надушены», работали хорошо, и комары не садились на одежду.
Хотя ехать по лесной тропинке нужно было не больше двадцати минут, складывалось впечатление, будто проводишь в лесу гораздо больше времени.
Наконец, лес начинал редеть, просвет становился всё больше, и мы потихоньку въезжали на деревянный мостик, через который попадали к заветной поляне. Оттащив велосипеды в сторону, мы доставали пледы, расстилали их на траве и разливали чай из термоса в пластиковые кружки.
Чтобы добраться до рельсов, нужно было от поляны взобраться на небольшую горку. И тогда вид открывался бесподобный. Вся железная дорога была видна, как на ладони. Куда ни посмотришь — только шпалы, рельсы и провода, провода...
Мы сидели на пледах, жевали бутерброды, запивая их горячим ароматным чаем, и ждали. Природа в этот момент как-то неестественно затихала и тоже ждала.
И вот вдали показывалась чёрная точка, она приближалась и медленно росла. В этот момент папа вместе с нами поднимался к рельсам, и разрешал нам приложить к ним ухо. И мы слушали негромкое «ту-тух-ту-тух, ту-тух-ту-тух», а потом быстро возвращались на свои места и оттуда уже на слух пытались определить, что именно едет — электричка или товарный состав. Стук колёс становился всё чаще и громче. Проходило ещё несколько минут, и мимо с грохотом проносилась электричка. Мы изо всех сил махали пассажирам, и они тоже махали нам в ответ.
Когда всё стихало, папа снова разрешал нам подняться к рельсам, они были горячими. Мы прикладывали ухо, но звук был уже совсем другим. По дрожанию и гудению рельсов мы понимали, что приближалось что-то огромное и очень тяжёлое. Становилось страшно, и мы бегом спускались с горы, на свою поляну, и отходили как можно дальше. Гул нарастал, мурашки бегали по нашим телам, и внутри всё сжималось — шёл товарный состав. Ехал он медленно, потому что был чудовищно тяжёлым, и казалось, будто он не едет, а ползёт. И мы уже могли видеть показавшийся вдалеке локомотив. А чтобы никто не сомневался в его мощи и силе, поезд издавал два оповещающих гудка: первый — короткий визжащий, а второй — низкий, долгий и оглушительный. От этого звука становилось совсем нехорошо, потому что он был в сто раз сильнее и в двести раз страшнее, чем рёв дикого зверя.
И вот неподъёмная громадина вырастала перед нами, как будто железная голова гигантской гусеницы, а за ней тащились такие же тяжеленные вагоны. Их мы обязательно считали. Иногда вагонов было очень много, больше пятидесяти! Состав отползал всё дальше и дальше, опять превращался в уменьшающуюся точку и вовсе исчезал.
И всё постепенно затихало. Снова природа погружалась в какое-то оцепенение. Мы провожали ещё несколько поездов и тоже собирались домой. На обратном пути всегда все ехали молча, каждый был погружён в свои мысли. И только возле домика Бабы-Яги мы опять невольно вздрагивали и старались проехать это место побыстрее. А потом дорога до дома казалась совсем короткой.
Путешествие заканчивалось, но впечатления, полученные от поездки, долго ещё жили в памяти и грели душу живыми воспоминаниями.





История десятая. Искатели приключений

Случалось ли вам когда-нибудь попадать в глупое положение? Я не знаю как другие, но мы с Пашкой один раз умудрились попасть сразу в два глупых положения.  Почему в два? Да потому, что попали мы туда друг за другом, сначала Пашка, а за ним я. Но мы не специально, во всём виноват дождь.
Он шёл уже несколько дней подряд. Воды на участке накопилось столько, что можно было смело садиться в лодку и плыть от дома до калитки. Мы так устали от невозможности выйти на улицу и нормально погулять, что, казалось, потихоньку начинали сходить с ума. Мы пересобирали все пазлы, перерисовали все альбомы, переслушали все сказки на дисках и переиграли во все игры.
И вот, наконец, выглянуло долгожданное солнышко, дождь прекратился, и небо расчистилось от непроглядной серости. Мы надели резиновые сапоги и вышли на улицу.
Солнце грело, но лужи высыхали медленно, на участке было очень мокро, и о подвижных уличных играх на какое-то время пришлось забыть. Но мы всё равно радовались, что вырвались из дома и занимались тем, что измеряли в лужах глубину и ловили лягушат. Мы срывали небольшие листья лопухов, придавали им форму лодочек, втыкали в середину тонкие палочки с нанизанными скрученными листиками, так, чтобы они походили на парус, затем сажали в наши самодельные кораблики лягушат и пускали их в плавание.
На нашем участке была небольшая, огороженная пластмассовым забором горка, на которой бабушка с мамой устроили цветник. В нём росли цветы и душистая трава для заваривания чая. А рядом с горкой была вырыта глубокая яма, в которую дедушка купил чёрный декоративный прудик. Он был совсем маленьким в ширину, не больше двух шагов, но довольно глубоким.
Когда мы с папой на рыбалке поймали несколько ротанов, папа предложил запустить их в наш прудик. Так мы и сделали. Но нам не разрешалось заходить на горку и тем более подходить к прудику, а нас, как это всегда бывает, когда что-то запрещалось, так и тянуло в ту сторону. Каждый раз, проходя мимо, мы смотрели на цветник, вздыхали и никак не могли понять, что же такого может случиться плохого, если мы просто посидим на краю прудика или попускаем в нём кораблики.
И вот теперь, после такого дождя, который лил, не переставая, несколько дней, вода в прудике поднялась настолько, что переливалась за края, поэтому рядом всё тоже плавало.
А мы просто засмотрелись на это разлившееся «озеро» и так нам вдруг захотелось отправить в кругосветное путешествие нескольких лягушат, что мы решились на хитрость. Как выяснилось потом, это оказалась не хитрость, а самая настоящая глупость, но мы с Пашкой отправились на разведку, и выяснили, что взрослые занимаются своими взрослыми делами в доме и совершенно не интересуются тем, что происходит на улице. И тогда Пашка перелез через забор и пробрался к прудику. С собой он прихватил два кораблика и ведро с лягушатами.
Я стоял рядом и следил, чтобы никто из взрослых не вышел из дома.
Когда последние лягушата были посажены на корабль, и Пашке оставалось только сделать последнее отталкивающее движение, случилось то, чего так опасались взрослые.  Пашка поскользнулся на мокром краю и, едва успев крикнуть лягушатам «полундра», что на морском языке означает «берегись сверху», плюхнулся в прудик.
Хорошо ещё, что он рукой успел схватиться за бортик и не ушёл под воду с головой. Я подбежал к Пашке и начал его вытаскивать, но не рассчитал силы и тоже соскользнул вниз. Мне повезло меньше, потому что я нырнул и головой достал до самого дна. Мы начали кричать изо всех сил. На крик прибежала мама, а за ней  папа, дедушка и бабушка. Увидев нас в воде вместе с лягушками и рыбами, папа с дедушкой не могли удержаться от смеха. Они вытащили нас из воды, но смеяться так и не перестали.
А мама принесла полотенца, и они бабушкой принялись нас раздевать и вытирать. Потом мама отвела нас в душ, как следует вымыла, просушила волосы и отправила в дом пить горячий чай с мёдом.
Взрослым даже не пришлось нас ругать, мы и так поняли свои ошибки.
Мы пили чай, смотрели в окно, а в прудике долго ещё не могли найти себе места испуганные ротаны, которых так внезапно и невежливо побеспокоили два отважных искателя приключений.





















История одиннадцатая. Мой лунный брат

С моим братом Пашкой ночью не соскучишься. Спит он очень крепко, может, поэтому часто разговаривает с кем-то во сне. И всегда эти разговоры заканчиваются слезами и приходом мамы.
Мы спим на деревянной двухъярусной кровати. Я на верхнем этаже, а Пашка на нижнем.
Вот однажды мы легли спать, мама выключила свет, поцеловала нас уже по пять раз каждого, пожелала спокойной ночи и ушла. Я сразу заснул.
Вдруг крик среди ночи: «Мама, помоги!»
Я сначала подумал, что на улице кричат, хотел уже перевернуться на другой бок, но тут снова крик: «Мама, рука!»
Я сразу скатился со второго этажа, подсел к Пашке и спрашиваю:
— Ты чего? Чего кричишь?
— У меня рука застряла! — сквозь слёзы выдавил Пашка.
— Где застряла? — спросил я.
— Где, где! Между деревяшками, где ещё!
— А зачем ты туда руку засовывал?
— Игрушка мелкая под кровать свалилась, вот и хотел достать.
— Ночью? Ну, даёшь! — говорю я, — Ладно, сейчас маму позову.
Я тихонько подошёл к маме и погладил её по плечу. Мама открыла глаза и спросила, что случилось. Я шепнул ей, что Паша в кровати застрял.
Мама быстрее меня побежала в нашу комнату. Пашка продолжал реветь. Когда он увидел маму, то стал говорить на каком-то непонятном слёзно-сопле-слюнном языке, не было понятно ни слова. Мама посмотрела на его руку, а она и правда оказалась просунутой между деревянными дощечками кровати. Пашка как-то умудрился подлезть под матрац и застрять. Мама аккуратно, без резких движений стала вытаскивать ему руку.
— Игрушка у него свалилась! — я ходил по комнате взад и вперёд и бубнил, как старый дед. — Нечего руки засовывать, куда не просят!
Я был уверен, что игрушка тут ни при чём. Просто Пашка любитель поспать на животе. А поскольку спит он всегда очень крепко, так, что из пушки не разбудишь, то наверняка во сне начал руками лезть под подушку, под простыню, под матрац, вот и застрял. Я принёс крем и помазал брату раскрасневшуюся руку.
Потом мама ушла спать, я залез к себе на второй этаж и слышал, как Пашка долго ещё лежал и всхлипывал. Мне стало его так жалко, что я не выдержал: снова спустился, забрался к нему под одеяло, обнял этого бедолагу и стал поглаживать его по голове. Так мы и заснули вместе. Уже рано утром, когда я чуть не слетел с Пашкиной кровати — всё-таки вдвоём спать на одной кровати тесновато — я наощуп вскарабкался наверх и досыпал уже у себя.
А один раз он очень меня напугал.
В ту ночь я долго не мог заснуть, всё крутился в кровати. Несмотря на открытое окно, в комнате было душно, на улице изредка слышались разговоры каких-то гуляющих любителей ночных приключений, и, к тому же, ярко светила луна. Поворочавшись некоторое время, я всё-таки начал засыпать. Глаза стали слипаться, голова приятно отяжелела, и я медленно проваливался в сон.
Проснулся я от Пашкиного бормотания. Не слезая со своего этажа, я прошептал:
— Паш, ты не спишь что ли? С кем ты там разговариваешь?
Но Пашка не реагировал. Он продолжал что-то говорить и словно не слышал меня.
Я спустился со второго этажа и подсел к нему. Он сидел на кровати с закрытыми глазами. Я так и не смог понять, что он бормотал — что-то про странные цифры и какие-то зелёные фонарики. Меня всего даже перекосило. Я не знал, что делать и, честно говоря, немного испугался.
А Пашка вдруг встал, немного постоял и зачем-то начал надевать мои тапочки. Он, видимо, перепутал их со своими.
Потом медленно развернулся и вышел из комнаты, громко шаркая не по размеру большими тапочками. Наконец, из его непонятного бормотания стало ясно, что он хочет в туалет. Я вышел за Пашей следом, понимая, что сам он может не дойти до нужного места. Так и получилось. Вместо туалета он завернул в ванную.
Я осторожно потянул его за майку, но с упорством овце-быка Пашка продолжал идти вперёд.
— Да открой же ты глаза! Туалет в другой стороне! — ругался я вслух.
С трудом мне удалось направить его в правильное помещение.
Сделав свои дела, но не открывая глаз, Пашка вышел из туалета и остановился в прихожей. Сначала он просто стоял на месте, затем начал качаться из стороны в сторону. Наблюдая за ним, я почувствовал, как по моему телу побежали мурашки. Темноты я не боюсь, но странное поведение сонного брата вызывало у меня неприятное чувство страха. На всякий случай, я сделал пару шагов назад.
Внезапно Пашка перестал качаться, замер на несколько секунд, опустился на четвереньки и пополз вперёд по коридору, опять что-то бормоча про яркий свет от фонариков. Остановился он перед дверью в родительскую комнату и начал монотонно повторять: «Мааам...мааам...мааам...»
Потом поднялся на ноги и вдруг сразу упал. Просто рухнул на пол.
Тут я не выдержал, вбежал к родителям и закричал:
— Мам, вставай скорее, Паша тут лежит под дверью!
Мама с папой сразу проснулись, включили свет и подбежали к Пашке. Папа аккуратно взял его на руки. Паша открыл глаза и как ни в чём не бывало спросил:
— А где моё одеяло?
Мы с мамой сначала посмотрели друг на друга, потом на папу, снова перевели взгляд на Пашу, и как начали смеяться все вместе! Один Пашка не смеялся. Он лежал у папы на руках, жмурился от света и ничего не понимал.
— Чего вам не спится-то? Сами не спите, дайте другим отдохнуть — заплетающимся языком ворчал он.
Его даже не удивило, что на дворе ночь, а он лежит на папиных руках в коридоре да ещё в моих тапочках. Видимо, это всё влияние луны...
Папа отнёс моего лунного брата в кровать, а мама дала ему успокоительную таблетку. Родители по очереди поцеловали и его, и меня и ушли спать.
На следующее утро Пашка, конечно же, ничего не помнил. Когда я ему в подробностях рассказал про его ночные хождения, он уставился на меня такими глазами, словно в квартиру зашёл настоящий овце-бык.
А потом ещё покрутил пальцем у виска и сказал, что я «ку-ку».
Это я-то «ку-ку»? Просто неслыханно! Он бродит по ночам, ворчит что-то нечленораздельное себе под нос, падает на ровном месте, пугает всех, потом не помнит ничего, а я же ещё и «ку-ку»!
Поначалу я даже хотел на него обидеться, но передумал. Всё-таки Пашка не виноват в том, что он лунатик. Вообще, говорят, что из лунатика-ребёнка может вырасти гениальный человек. А вдруг наш Пашка станет гениальным? Нет, лучше я не буду на него обижаться, подожду, пока он вырастет.






История двенадцатая. Осиная история
Когда я только начинал заниматься спортивной гимнастикой, нам на лето тренер всегда давал задание. Оно заключалось в том, чтобы не забыть пройденные упражнения и не дать мышцам сильно расслабиться. Это означало, что мы должны были каждый день заниматься самостоятельно. Делать этого нам, конечно же, не хотелось. Лето ведь! Летом вообще хочется делать только то, что хочется — то есть ничего не делать. К тому же, я на всё лето уезжал на дачу, а уж там точно было не до занятий. Нет, сам спорт я очень люблю, но одно дело заниматься в зале с тренером, а другое — делать всё самому. И тем более летом.
Ведь на даче столько всего интересного: можно гонять на велосипедах, купаться в пруду, объедаться ягодами и мороженым, ходить на рыбалку, а вечером допоздна сидеть у костра и пить чай из самовара.
Самовар — это такой пузатый чайник с двумя ручками и трубой. Приготовлением чая у нас всегда занимался дедушка, а мы ему помогали. Это был целый обряд, и начинался он всегда с собирания шишек, щепок и сухих веточек. Шишки и ветки мы собирали вёдрами, потому что у нас на участке росли две сосны и одна ёлка, а щепки подбирали от колотых дров.
Затем деда доверху заливал самовар водой и закрывал крышку так, что снаружи оставалась только труба. И вот тут начиналось самое интересное. Под чутким наблюдением дедушки мы закидывали в трубу щепки, веточки и шишки. Воздух в трубе нагревался, и самовар начинал гудеть «ууу-ууу». Потом вода закипала, и можно было заваривать чай. Мы срывали с куста смородины листья и добавляли их в заварку, и чай получался необыкновенно ароматным. И мы никогда не могли им напиться, такой он был вкусный.
Время у костра пролетало незаметно, мы пели песни, рассказывали друг другу невероятные истории, смотрели на звёзды, и, казалось, что нет на свете ничего прекраснее этих летних дачных вечеров.
Уже полусонных родители нас отправляли спать. Мы засыпали в своих кроватях, и долго ещё преследовал нас приятный запах костра.
А потом наступало утро. Мы просыпались рано. На улице после ночи ещё было прохладно. Но природа уже пробуждалась: птицы вовсю распевали свои утренние песни, трудолюбивые насекомые разминали лапки и крылышки, готовясь к предстоящей работе, а день обещал быть длинным и жарким.
Встав с постели, мы обязательно делали зарядку, отжимались и выпивали стакан воды, чтобы организм окончательно понимал, что пора просыпаться.
И вот в одно такое чудесное утро я решил сделать пробежку вокруг дома. Бегать я люблю и умею, поэтому я надел кофту и побежал.
Сначала всё было в порядке. Но потом я даже не сразу понял, что произошло. Завершив очередной круг, я почувствовал, как что-то больно кольнуло меня в шею, ещё раз и ещё, а затем чьи-то цепкие лапки вцепились в мою щёку. С одной стороны, потом с другой. Я попытался отмахнуться, но не тут-то было. Это что-то сначала отлетело и вдруг снова ещё яростнее вцепилось на этот раз в мою кофту. Что было сил я замахал руками, задрыгал ногами. Но неизвестные крылатые пришельцы, которых становилось всё больше, не собирались отставать от меня. Как репейник, они приклеивались к моей спине, животу, волосам, и когда я буквально срывал их с себя, отлетали на миг и тут же приклеивались снова.
Я ничего не понимал. С вытаращенными глазами я вбежал на террасу и закричал:
— Мама, что это такое! Сними их с меня скорее!
Мама сначала тоже не поняла, почему я так кричу и весь трясусь. А потом она быстро стала стягивать с меня кофту, штаны и даже трусы. Я забежал в дом, нырнул в кровать и с головой накрылся одеялом.
Боль усиливалась, меня всего бил озноб, казалось, что сотни иголок кололи сейчас моё тело.
Мама зашла в комнату и осмотрела меня. По всему телу проступили красные пятна. Они были везде: на руках и спине, на щеках и шее, на ногах и даже на попе.
Я снова залез в кровать. Мне было так гадко, страшно и больно одновременно, что я твёрдо решил не выходить больше на улицу до конца лета.
Вскоре мы поняли, в чём было дело. Оказывается, бегая вокруг дома, я не заметил и случайно наступил на осиное гнездо. О, это были не простые осы. Это были осы земляные, они гораздо агрессивнее и сильнее обычных ос. Это опасные насекомые-хищники, которые начинают защищаться при малейших признаках угрозы. Почувствовав опасность, они кидаются на жертву, словно приклеиваясь к ней, и кусают, кусают, кусают.
Свои гнёзда они устраивают в земле, а снаружи остаётся лишь небольшое отверстие, похожее на мышиную норку. Поэтому заметить их дом сложно. Зато легко заметить укусы, болезненные и такие сильные, что даже моя кофта не помешала этим вампирам добраться до кожи.
Мы насчитали двенадцать осиных укусов. Мама напоила меня какими-то горькими каплями, дала несколько таблеток и помазала места укусов специальной мазью. От перенесённого нервного стресса я сразу заснул и проспал несколько часов подряд. Надо сказать, что мне повезло. Организм у меня оказался сильным, и после выпитых лекарств мне довольно быстро полегчало. Правда, места укусов ещё немного побаливали, но и они скоро прошли.
В энциклопедии мы с дедушкой прочитали, что если эти насекомые поселились, как у нас, в дальнем углу участка, то лучше всего оставить их в покое, потому что на следующий год они забросят свой дом и будут устраивать гнездо уже в другом месте.
Мы так и сделали. После того, как я потревожил ос, они на протяжении нескольких часов летали по участку и как будто искали своих обидчиков.
И только когда все окончательно успокоились, мама с дедушкой аккуратно подошли к гнезду и отгородили его досками, чтобы больше никто не наделал ошибок.
И хотя всё закончилось благополучно, я до конца лета обходил это ужасное место стороной.




















История тринадцатая. Дедушкины сюрпризы

К нам на выходные должен был приехать дедушка. Ещё с вечера мы с Пашкой специально завели будильник, чтобы проснуться пораньше. Наш дедушка — бывший военный — никогда не опаздывал и всегда приезжал так точно, что по нему можно было сверять часы. Когда мы вышли на улицу, оказалось, что дедушка уже приехал. Вместе с мамой и бабушкой они сидели на террасе и пили кофе с пончиками.
По дороге на дачу работало небольшое кафе, которое так и называлось «Пончик», и дедушка иногда в него заезжал и покупал нам пончики. Свежие, мягкие, воздушные, политые шоколадной глазурью, посыпанные пудрой, они таяли во рту и, казалось, съесть их можно было целый мешок.
С радостными криками мы налетели на дедушку, а он протянул нам пакетик с ароматными пышками и сказал: «К приёму вкусняшек приступить!»
Дедушка любил обращаться к нам как к маленьким солдатам, и часто употреблял уставные словечки и военные команды. А ещё он очень любил делать нам сюрпризы. Удивительно это у него получалось: самую обыкновенную ситуацию деда умел превратить в увлекательную игру, а самые обычные вещи старался преподнести так, чтобы нам с Пашкой было интересно.
Помню однажды он зашёл к нам в комнату и тихонько позвал: «Бойцы-молодцы, пойдёмте, я что-то вам покажу!» Пока мы одевались, деда рассказал, что на нашем участке выросло что-то большое и странное, зелёное и всё в полоску, что оно выросло прямо под кустом смородины, и деда никак не может его поднять. В полном недоумении, но с уже включённой фантазией мы бежали на улицу и сгорали от любопытства.
Добежав до куста смородины, мы увидели под ним большущий арбуз. Громко «ухтыхнув», мы с Пашкой взялись за него и вдвоём еле-еле смогли немного откатить в сторону. Я-то, конечно, сразу понял, что дедушка всё это специально придумал, купил арбуз и подложил его в кусты, а вот Пашка и в самом деле поверил, что арбуз вырос под смородиной. Мы потом ему объяснили, что в наших краях эта ягода вырасти не сможет, ей нужен жаркий климат и другая земля.
Дедушка стоял рядом и улыбался. Я спросил: «Когда можно будет поесть арбуз?» А деда сказал: «Да хоть сейчас!» — и скомандовал: «Шагом марш резать зелёного!»
А ещё один раз мы пошли с дедушкой на рыбалку. Своих удочек у нас пока не было, но деда разрешал нам по очереди пользоваться его спиннингом. Вещь была дорогая, поэтому мы рыбачили аккуратно и только под дедушкиным чутким присмотром. Хотя, конечно, как любым мальчишкам, нам безумно хотелось иметь свои удочки.
Накопав за сараем червяков и рассовав по карманам куски белого хлеба, мы оделись, взяли вёдра и вышли за калитку. Деда был уже готов, но вёл себя как-то подозрительно. Когда мы подошли к пруду, он велел нам говорить шёпотом и идти очень тихо.
На пруду у нас было своё излюбленное местечко, и местные рыбаки, зная дедушку, его не занимали. Мы осторожно шли за дедом, но он почему-то не остановился, как обычно, на нашем месте, а прошёл дальше, в самый конец берега, к зарослям камыша. В предвкушении очередного сюрприза, мы с Пашкой сразу включились в игру, и стали представлять, будто мы разведчики, которые пробираются по болоту, выполняя опасное задание.
Мы остановились. Присев на корточки, дедушка осторожно примял высокую траву, и мы увидели в нескольких метрах от себя большую серую цаплю. Она стояла в воде, поджав под себя одну ногу. Раньше мы никогда не видели живых цапель, поэтому затаили дыхание и почти легли на землю, боясь пошевелиться.
Но долго полюбоваться этой длинноногой птицей нам не удалось, потому что я вдруг чихнул. Цапля, почувствовав опасность, сделала несколько подскоков, тяжело взлетела, издав какой-то неприятный, то ли квакающий, то ли скрипучий звук, и удобно приземлилась на растущем неподалёку дереве.
А дедушка приподнялся, зачем-то наклонился к соседним кустам и достал оттуда две новые небольшие удочки. Протянув их нам, он сказал: «Слушай мою команду: приказываю всем бойцам получить оружие и поймать самую большую рыбу!»
От радости мы готовы были закричать, но вовремя вспомнили, что находимся на рыбалке, поэтому с восторженным шептанием «урррааааа» побежали на наше место.
Поймать самую большую рыбу в тот раз у нас не получилось. На рыбалке ведь главное спокойствие и терпение, а мы всё время суетились, потому что никак не могли насмотреться на свои новые удочки.
Мы даже уговорили маму не убирать их на ночь в сарай, а положили рядом со своими кроватями.
Перед сном к нам зашёл дедушка. Пожелав «всем бойцам» спокойной ночи, он добавил: «И пусть кому-то сегодня приснится серая цапля».

















История четырнадцатая. Вера, Вася и оторванный хвост

В самом конце нашего участка стоял колодец, а рядом рос большой куст малины. Когда малина созревала, мы бегали к колодцу, срывали ягоды и сразу их съедали, за что нам постоянно попадало от мамы — ягоды ведь были немытыми.
На крышку колодца часто выползали коричневые ящерицы, чем-то напоминающие маленьких крокодильчиков. Эти холоднокровные существа были не прочь погреться на тёплом солнышке, поэтому с удовольствием устраивались на старых прогретых досках и замирали. В такие моменты мы тоже замирали, наблюдая за ними.
Один раз я попытался поймать ящерицу, выследил её, подкрался и схватил за хвост. Но хвост оторвался от туловища и остался у меня в руках.
Я тогда очень испугался и побежал к дедушке.
А дедушка нам объяснил, что поймать ящерицу совсем непростое дело. Ящерица — быстрое и очень проворное животное. Когда она чувствует, что ей грозит опасность, то мгновенно срывается с места и удирает. При этом, если схватить её за хвост, как и получилось у меня, она его сбрасывает и убегает без хвоста. Так в дикой природе ящерка спасается от хищников. Но переживать не нужно, потому что на месте старого хвоста через некоторое время вырастает новый.
Мы с Пашкой сразу попросили маму найти нам энциклопедию про рептилий, конкретно про ящериц. Нас интересовало всё: чем они питаются, где спят, как охотятся. Несколько дней мы читали про их жизнь, наблюдали за прибегающими к колодцу ящерками и изучали их поведение.
А в начале июля у меня вдруг родилась идея — соорудить террариум. Это такой аквариум, в котором могут жить змеи, черепахи и ящерицы.
Мы взяли большой таз с высокими скользкими бортиками, дно засыпали песком, чтобы было теплее, набросали листьев и веточек. В угол поставили небольшое блюдечко с водой. Дедушка нам подсказал, что в террариум обязательно нужно положить прогнившую деревяшку или какую-нибудь тёмную трубку, например, от шланга, чтобы ящерица могла там прятаться.
Наконец, дом был готов, оставалось только запустить в него жильцов.
Как и предупреждал дедушка, это оказалось делом нелёгким, но мы же несколько дней следили за ящерицами, видели, куда они убегают, сколько времени им требуется, чтобы добежать до травы. И эти наблюдения не прошли даром — наконец, нам удалось поймать небольшую ящерку, и она даже не сбросила хвост, потому что мы аккуратно взяли её под передние лапки.
Ящерица Вера, так мы её назвали, похоже, была довольно новым домом. Она сразу спряталась в гнилую деревяшку и долго оттуда не вылезала. А потом начала исследовать свои владения. Скользкие бортики таза не давали ящерице забраться выше положенного, поэтому мы могли не переживать, что верх у домика открыт — сбежать из него было невозможно.
Прочитав в энциклопедии, что эти рептилии — хищники, и что питаются они мелкими насекомыми, мы придумали, как нам кормить Веру: мы хлопали садящихся на нас комаров и складывали их на лист малины. И это работало! Вера подползала к добыче, сначала замирала, а потом в несколько секунд хватала комара и забиралась в укрытие.
Спустя время, нам повезло, мы поймали ещё одну ящерицу, и у нашей Веры появилась подружка, которую мы назвали Тасей. Вдвоём им, конечно, было веселее. Теперь Вера и Тася всё делали вместе: бегали, прятались, ели и спали.
Так прошёл месяц.
В какой-то момент мы заметили, что у маленькой Веры стал расти живот. С каждым днём он становился больше и больше. А однажды утром, когда Пашка побежал менять воду в террариуме, он обнаружил вместо двух ящериц целых шесть. У Веры родились ящерята. Коричневые ящерицы, которые водятся в наших краях, живородящие, то есть не откладывают яйца, а рождают живых детёнышей. Получается, что Тася оказалась мальчиком. Мы тут же переименовали её в Васю. Была Тася, а стал Вася. Теперь в нашем террариуме обитало настоящее семейство: мама, папа и четыре детёныша.
Чтобы родителям было, чем кормить малышей, мы стали сачком ловить для них мух и мелких летающих насекомых.
Мы держали их за крылышки и подносили к Вере или Васе. Долго их уговаривать не приходилось, потому что это кормление превращалось в настоящую охоту: насекомое двигалось, ящерица его хватала и заглатывала, а потом медленно переваривала.
Для малышей мы ловили мошек. Это не создавало особого труда, потому что на даче было множество мест, где они водились. Достаточно было оставить на столе недоеденный продукт, и уже через час на нём собиралась ненасытная мошкара. Кроме того, каждый день мы клали в террариум половинку варёного перепелиного яйца, и ящерята росли очень быстро.
Август подходил к концу, и нам нужно было собираться в Москву. Накануне вечером мы наловили комаров и мошек больше обычного, твёрдо решив, что завтра отпустим всех ящериц на свободу. Утром, проснувшись, мы попрощались с нашими временными жильцами, и по очереди выпустили одного за другим в траву рядом с колодцем.
Отпуская Васю, я, видимо, не очень аккуратно взял его, и тот сбросил свой хвост. Словно сказал на прощание: «Это вам на память от жителей террариума».








История пятнадцатая. Борюсик

Мы с моим братом Пашкой большие любители театров. Мама старается нам брать билеты на спектакли не меньше двух раз в месяц, чтобы мы культурно развивались.
Совсем недавно мы ходили на концерт классической музыки. Мы оба учимся в музыкальной школе, и послушать настоящий оркестр для нас особенно интересно.
Мы пришли в зал, нашли свой ряд и заняли места. Два места рядом с нами пустовали, и мы положили на них свои рюкзаки и ещё порадовались, что сегодня не будет соседей. Прозвенел третий звонок, который предупреждал о том, что всё сейчас начнётся, и мы приготовились слушать.
Обычно после третьего звонка уже никого не пускают, чтобы не мешать артистам, но вдруг, уже в затихающем зале, все услышали громкий возглас ребёнка. Мы обернулись и увидели, как в зал буквально ворвалась женщина, а за ней, с криками «Мам, подожди!» вбежал мальчик лет шести, очевидно её сын. Отыскав нужный ряд, женщина стала пробираться через сидящих людей. При этом она не забывала оборачиваться и так же громко подгонять своего сына: «Быстрее, Борюсик, быстрее!»
Пока они шли, некоторые люди делали им замечания и просили говорить тише. В ответ женщина огрызалась «За собой следите!» и продолжала выкрикивать сыну: «Идём, Борюсик, идём быстрее!»
— Повезёт кому-то с соседями! — хохотнув, тихо сказал я Пашке, — Весь спектакль только и будет слышно «бубубу-бубубу!»
— Рано радуешься, — ответил Пашка — Мне кажется, мы и будем их соседями. Убирай рюкзаки, это их места.
Я просто глазам своим не поверил, когда увидел, что эти двое уселись рядом с нами.
— Здрасте, мальчики! — пытаясь отдышаться, выдохнула женщина.
— Здравствуйте! — ответили мы.
— Видишь, сынок, как тебе повезло, мальчики рядом сидят. Вместе вам не будет скучно!
Мы с Пашкой только ухмыльнулись, потому что пока даже не представляли, что ждёт нас впереди.
А дальше посыпались вопросы: Где мы учимся? А давно ли мы ходим на такие спектакли? А на чём играем? А вот она хочет, чтобы её Борюсик играл на аккордеоне...
За одну минуту она завалила нас вопросами, сама на них ответила, а нам не дала даже рта раскрыть.
Мы с Пашей посмотрели друг на друга страдающим взглядом, но потом облегчённо вздохнули, потому что свет, наконец, погас, занавес открылся, и на сцене началось действие. Как же хорошо, как тихо! Можно на целый час погрузиться в прекрасный мир классической музыки.
Но обрадовались мы рано.
Нашей соседке, видимо, не интересно было сидеть в полной тишине, и она начала комментировать своему Борюсику всё, что видела на сцене: кто ждёт, кто играет, на каком инструменте, что делает дирижёр; и даже сама пыталась дирижировать.
А Борюсику, казалось, было всё равно. Если он и говорил что-то, то даже не считал нужным делать это тихо. И постоянно вертелся на кресле. Чего ему не сиделось, мы понять не могли. В какой-то момент он вообще встал и стоял минут пять. Потом ему это надоело, и он начал шагать на одном месте, поворачиваясь то вправо, то влево. Одна тётенька вежливо попросила его сесть на место, напомнив, что он находится не на прогулке.
Борюсику ничего не оставалось, как надуться и пройти на своё место. Тогда он стал приставать к маме и сначала потребовал пить. Мама протянула ему бутылку с каким-то соком. Потом он захотел есть.
— Борюсик, смотри, сейчас скрипач начнёт играть — попыталась мама переключить его внимание.
На какое-то время это подействовало, но совсем ненадолго. В голос зевнув, Борюсик почти прокричал:
— Ты что, не понимаешь, что я есть хочу!
Тут уже не только мы стали оборачиваться на него. Какой-то дяденька сзади прошептал:
— Мальчик, можно потише, ты же в театре!
Мама протянула ему блестящий свёрток, и вдвоём они стали его открывать. По всему нашему ряду понеслось отвратительное шуршание. А потом Борюсик начал есть, и шуршание превратилось в не менее отвратительное чавканье. Это было уже верхом неприличия. Лично я видел разных некультурных людей, но чтобы на концерте классической музыки ели — это впервые.
Пашка придвинулся как можно ближе ко мне, и я обнял его за плечи. Сгорая от стыда за своих соседей, мы молили небо о том, чтобы никто не решил, будто мы пришли вместе с ними.
Изо всех сил мы пытались сосредоточиться на музыке и не обращать внимание на невоспитанного ребёнка. Но не так-то просто это было сделать. Потому что Борюсик, в очередной раз протянув, что ему скучно, начал трясти маму за плечи и повторять: «Отведи меня домой, ну отведи меня домой!»
Мама вытащила из сумки блокнот и ручку.
— На, порисуй пока! — сказала она сыну.
Но и это занятие ему быстро наскучило.
Тогда мама достала мобильный телефон.
— Хочешь, я тебе поставлю мультик, сынок? Скоро концерт закончится, ты уж потерпи, пожалуйста, посиди тихонько.
— И вот для этого нужно было приходить в театр? Мультик ведь можно и дома посмотреть! — прошептал мне на ухо Пашка.
Я только фыркнул, потому что боялся, что меня разорвёт от раздражения.
Я до сих пор не понимаю, с какой целью такие люди приходят в театр. Если скучно, то зачем мешать другим, которым действительно интересно. Не понимаю.
До антракта Борюсик смотрел мультик на телефоне. Мы с Пашкой хоть на время смогли сконцентрировать своё внимание на музыкантах.
Когда занавес закрылся, и объявили антракт, я сказал Пашке:
— Быстро отыскивай свободные места. Я готов уйти в самый конец зрительного зала, я даже могу постоять, но только, чтобы рядом больше не было этого Борюсика.
Мы нашли в партере два свободных местечка и решили, что, если после антракта наши соседи не передумают смотреть концерт, то пересядем от них.
Нам повезло. Очевидно, побывав в буфете и в сувенирной лавке, Борюсик не захотел возвращаться на прежние места и досматривать скучный, по его мнению, концерт, поэтому второе действие мы с Пашкой смотрели как короли — в тишине и в спокойствии. Я уверен, что не мы одни радовались отсутствию наших соседей.
Всё-таки в театр люди приходят культурно обогащаться, а не напрасно раздражаться.















История шестнадцатая. Большие премудрости маленького злодея
Я вообще-то не трус. Но когда речь заходит о зубном враче, то мои коленки сами собой начинают дрожать, руки холодеют, а в горле что-то неприятно покалывает. Как и любой ребёнок, я люблю сладкое. Конечно, мама разрешает нам его есть в меру, но ведь всегда хочется чуть больше, чем можно.
А ещё я очень люблю горбушку от белого хлеба, достаточно твёрдую, но очень хрустящую. У нас бабушкой есть традиция: когда мы идём в пекарню, то отрываем от батона с двух сторон горбушки и съедаем их по дороге домой. Горбушка в только что испечённом хлебе — это самое вкусное.
Ещё за несколько шагов до пекарни ветер доносит до наших носов аромат свежего горячего хлеба, от которого весь рот сразу наполняется слюнями, и ноги сами собой двигаются быстрее.
В пекарне мне всегда становится плохо. В смысле так хорошо, что даже плохо. Дело в том, что я пока ещё не очень большого роста, и мои глаза как раз останавливаются на уровне полок, с которых на меня смотрят кексы, пирожки, слоёные булочки, лепёшки, круассаны и другая выпечка. В этот момент глаза лучше закрывать, но меня словно парализует, и я уже просто не могу оторвать взгляд от всего этого мучного царства. А потом ещё большая добрая тётя наклоняется и спрашивает: «Выбрал что-то, дорогой?» В пекарнях почему-то всегда работают очень большие тёти, видимо, у них тоже не получается закрывать глаза на такую красоту.
В тот день мы с бабушкой снова зашли в пекарню, купили хлеб и возвращались домой, дожёвывая горбушки и разговаривая. Я уже проглотил несколько кусков, как вдруг у меня сильно заныло в зубе. Сначала я подумал, что поцарапал острой горбушкой десну. Бабушке я ничего не сказал. Придя домой, я попросил маму осмотреть ноющее место. Мама помазала мне десну какой-то охлаждающей мазью и записала к стоматологу. Потому что, как ей показалось, дело было не в десне и не в горбушке.
Привезла меня мама ко врачу. Осмотрев мой рот, он сказал, что сидит у меня в зубе один злодей, которого срочно нужно вылечить, иначе он не станет хорошим, а позовёт своих друзей, и во рту поселятся уже несколько злодеев, и с ними будет не так легко справиться.
Я всё внимательно слушал, даже кивал, но когда врач собрался сделать мне укол, чтобы не было больно лечить злодея, в меня самого словно злодей вселился. Я крутил головой, сжимал зубы, закрывал рот, махал руками, ногами, и совершенно расстроил доктора. Единственное, что он смог сделать, это выписать мне временное лекарство. С незалеченным зубом мы приехали домой.
Через неделю мама снова повела меня уже к другому врачу, который сказал всё то же самое, что и предыдущий. Но и в этот раз я не справился со страхом и вёл себя ещё хуже. И опять мы вернулись домой ни с чем.
Так мы с мамой в течение месяца побывали у семи стоматологов. Я прекрасно понимал, что больной зуб нужно лечить, что без лечения может начаться воспаление, но как только садился в кресло, ничего не мог с собой поделать.
Все врачи в один голос говорили, что этот зуб надо или лечить, или удалять. А я не давал делать ни то, ни другое. Не найдя другого способа, я уговорил маму оставить всё, как есть. Мама предупредила, что оставлять зуб в таком состоянии очень опасно, но я упрямо стоял на своём. Так прошло два месяца.
И вот один раз под вечер мы с Пашкой попросили маму включить нам интересный фильм. Сначала всё было хорошо, но потом я вдруг почувствовал слабую боль в щеке. Боль усиливалась так стремительно, что даже самые смешные моменты из фильма не могли отвлечь меня от неё. Покачав головой, мама подвела меня к зеркалу. То, что я в нём увидел, очень меня напугало: щека раздулась, и рот с трудом закрывался. Я не выдержал и заплакал. Мама вытерла слёзы на моих глазах, прижала к себе и тихо сказала: «Илюш, ну тебя же предупреждали!» Я всхлипнул и промычал: «Отвези меня, пожалуйста, ко врачу, я всё-всё вытерплю».
Ближе к ночи мы попали к дежурному врачу городской больницы. Врач сказал, что злодей во рту сделал своё гадкое дело, и теперь его вылечить нельзя, а можно только выгнать. И вырвал мне больной зуб.
До сих пор я задаю себе вопрос: чего я так боялся его лечить? Это ведь совсем не больно. Немного неприятно, но зато болеть перестанет и щеку не раздует. А так вовремя не вылечил, потерял время, и пришлось удалять. Хорошо ещё, что это был молочный зуб, и на его месте скоро вырастет новый, коренной. Но всё-таки вылечить было бы гораздо правильнее.
Зуб мне врач отдал на память. Я сразу его выбросил, потому что он был такой отвратительный, такой страшный и больной, видимо, и правда в нём поселилось уже несколько злодеев.
Пока мы ехали домой, уже ночью, я всё думал, что зубы, конечно, нужно чистить хорошо, тщательно, сладким тоже увлекаться не стоит, но ещё очень важно вовремя их лечить. Иначе вообще можно остаться без зубов.
А ещё я подумал, что если бы не выбросил больной зуб, а отдал его зубной фее, то она, скорее всего, умерла бы от страха, а про то, что нужно оставить подарок, вообще бы не вспомнила. Ведь зубная фея забирает только хорошие зубки, здоровые и чистые. Уж не знаю, зачем они ей нужны, может, она строит себе огромный дворец, и зубы использует вместо кирпичей или выкладывает ими дорожки в своём зубном королевстве? Тогда мой зуб точно бы ей не подошёл. А вообще я уже несколько раз под подушкой находил подарочки от зубной феи: то новую зубную щётку, то фруктовую пасту, то фигурное мыло. Это всё, конечно, хорошо, но если бы я был зубной феей, то всем детям оставлял под подушкой книгу про то, как надо беречь зубы. А беречь их надо, теперь я это знаю точно.


История семнадцатая. Кто в доме хозяин
На даче у нас есть пруд. Утром и вечером там сидят рыбаки. Есть местные, а есть и те, которые специально приезжают порыбачить, а заодно и просто погулять. Уж очень у нас места красивые. Можно ловить рыбу и любоваться природой.
Воздух на даче такой чистый, что, приезжая на лето из города, первое время даже голова кружится. Кстати говоря, и вода на даче тоже другая. Вкусная. В городе такой воды нет. И спится на даче крепко и спокойно. Напьёшься вечером свежего чаю, нагуляешься, надышишься чистым воздухом, и спишь потом как медведь в берлоге — тепло и сладко.
Рядом с прудом стоит небольшой, довольно старый домик. Это домик местного жителя дяди Толи. Он часто к нам приходит, приносит всякие вкусности с огорода: огурцы, кабачки, капусту. А у дяди Толи есть гуси. У него вообще много, кто есть, и утки, и куры, и петухи. Но именно гуси всё время плавают в пруду и гогочут на всю округу. Есть у них гусак — это главный гусь, вожак, он крупнее всех и всегда плывёт впереди, а за ним тянутся остальные, в основном гусыни, они не такие крупные, но тоже красивые. Иногда мы их подкармливаем белым хлебом, с разрешения дяди Толи, конечно. Только этот гусак такой вредный, он к хлебу близко никого не подпускает. Хватает самые большие куски, а остальные гуси в стороне плавают и ждут, пока главный наугощается.
Однажды я специально бросил горбушку одной гусыне. Она смотрела на хлеб такими голодными газами, что мне сразу захотелось её подкормить. Я размахнулся и кинул так метко, что хлеб упал прямо к ней под нос. Но как только гусыня наклонилась, чтобы его схватить, к ней, хлопая крыльями, подскочил гусак и со всей силы ударил её клювом. И ещё при этом так противно гагакнул! Сомнений не было, что он на своём гусином языке сказал: «Куда лезешь впереди главного!»
Я даже топнул от злости. Вот ведь какой наглый! Сам ест, а других даже не подпускает! Тогда я решил проучить этого наглеца. Затопал ногами, замахал руками и зашипел на него, пытаясь отогнать от хлеба.
Но вместо того, чтобы испугаться, как ожидал я, он весь раздулся, сделался в два, а то и в три раза больше себя обычного, вылез из воды и, хлопая крыльями, побежал на меня. Я даже не успел опомниться, как гусак оказался рядом. Я стал отступать назад и теперь уже махал руками не для того, чтобы напугать его, а чтобы защитить себя.
Наверное, этому забияке тоже было страшно, потому что, хоть он и напирал на меня, и хлопал крыльями, и кричал истошно, но всё же совсем близко ко мне не подходил, больше напускал пышности и важности.
И в какой-то момент, когда я вытянул руку, чтобы отмахнуться от него, тот не упустил случая и больно меня ущипнул меня за указательный палец.
Я развернулся и со всех ног побежал домой. Остановившись только перед своим участком, я посмотрел, не бежит ли гусь за мной, потом отдышался и уставился на свой палец — он кровил и болел и даже немного распух.
Я присел на корточки и стал думать. Показываться домашним пока не хотелось, ведь тогда пришлось бы показывать и палец, а заодно и рассказывать, что меня ущипнул гусь. А мне, по правде сказать, было очень стыдно.
Но когда я отдохнул и успокоился, разум всё-таки взял верх над эмоциями, и напомнил мне, что природа живёт по своим законам. И те правила, которые нам, людям, кажутся странными и порой жестокими, оказываются совершенно естественными для дикой природы.
Что-то похожее я недавно читал в энциклопедии про львов. В прайде — львином семействе — первым есть подходит папа лев, и он тоже ни с кем делиться не будет. Потом едят львицы, которые даже не уступают место своим голодным детёнышам и свирепо отгоняют малышей, пока не насытятся сами.
И такие порядки существуют очень у многих животных.
Поэтому гусак хоть и наглый, но на моём примере он отлично показал, что не надо совать свой человеческий нос в его гусиную семью, потому что главный в ней — он, который прекрасно знает своё дело и, если нужно, всем вокруг покажет, кто в доме хозяин.





























История восемнадцатая. Мур – мур – мур

Есть у дяди Толи на даче кот Мурман, здоровенный такой, сам серый, а хвост в чёрную полоску. Всю зиму он проводит на печке, словно впадает в спячку, а летом оживает, наслаждается сытой жизнью и вообще ни в чём себе не отказывает. Я помню его ещё котёнком, когда он был совсем маленьким, сереньким и таким пушистым, что кличка Пушок была бы для него самой подходящей. Только Пушком его всё-таки не назвали. А назвали Мурманом, потому что он всё время урчал и мур-мур-мурлыкал. Стащит у какого-нибудь рыбака из ведра рыбку, отбежит в сторонку и ест. Ест и мур-мур-мурлыкает.
Помню, что рос он как на дрожжах, то есть очень быстро. Раздувался, пышнел и становился похожим на шерстяной воздушный шарик. Ещё бы! Ведь с самого рождения он питался коровьим молоком. Так любил его, что не пропускал ни одной дойки. Бывало, сядет коровница тётя Дуся доить Бурёнку, а Мурман тут как тут. Ходит между коровьими ногами, мешает, мур-мур-мурлыкает.
Тётя Дуся нальёт ему в миску парного молока, тёпленького, ещё непроцеженного, так на весь коровник только и слышится мур-мур да ням-ням. В непроцеженном молоке иной раз пеночка попадётся, а это для кота самое вкусное. Обычно-то после дойки молоко цедили через сложенную в несколько слоёв марлю, а уже потом только пили. Но Мурман предпочитал всё самое натуральное, поэтому и вырос таким здоровым, сильным и умным. У него даже крыс получалось ловить одну за другой сразу двумя лапами. Там, где есть домашний скот, всегда много крыс. Они носятся везде и только котов дразнят своим запахом и своей наглостью. И до того они бывают бесстрашными, что могут спокойно пробежать мимо лежачего кота, если видят, что он не сидит в засаде.
Вот Мурман и развлекался: поймает одну крыску, возьмёт её в рот и держит зубами, а вторая уже под мощной кошачьей лапой бьётся, с белым светом прощается.
Зимой, конечно, от крыс все очень страдали. Больших морозильных камер раньше не было, туши — огромные куски мяса — развешивали прямо в сарае, накрывали только простынёй или марлей. И крысам — умным, хитрым, спокойно лазающим по отвесным стенам животным, — ничего не стоило забраться на висевшее мясо. В таком случае, поселить в сарае кота — было самым надёжным способом, чтобы защититься от голодных грызунов.
Тётя Дуся мне рассказывала, как она заманивала Мурмана в сарай, переносила туда его миску с едой, чтобы он не ночевал в другом месте.
Ему, безусловно, не хотелось менять тёплую печку на холодный, неотапливаемый, со всех сторон продуваемый сарай.
И тётя Дуся специально для Мурмана устраивала «гнездо»: на деревянные доски она сваливала большую охапку сена, а сверху стелила шерстяную шаль или старый свитер, чтобы в морозные ночи коту было тепло лежать.
И вот на некоторое время Мурман становился мясным охранником. Безусловно, у него был свободный проход к тому месту, где хранилось мясо. В особенно холодные ночи, чтобы лучше спалось, он устраивал себе праздничный ужин: вылезал из своего «гнезда», разбегался и зависал на гигантской замороженной свиной ляжке. Так и качался на этих мясных качелях из стороны в сторону. Качался и грыз. Грыз и мур-мур-мурлыкал.
Каждое лето я приезжаю на дачу и вижу, как Мурман меняется, становится всё красивее, пушистее и сильнее. Часто наблюдаю, как он гоняет трусливых псов, которые забегают на его территорию. Как-то к дяде Толе в гости приехала старая знакомая из города, а с ней собачка, английский спаниель. Звали собачку Велма. И хоть сама она была небольшая, свой вредный характер показала уже с порога. Первым делом она направилась к миске Мурмана и съела весь корм. Потом она устроилась на его любимой подстилке и провалялась там до самого обеда, оставив после себя изрядное количество шерсти. Мурман всё это терпел. Но терпел только до тех пор, пока эта нахалка не позарилась на пойманную Мурманом крысу, которую кот со всей своей кошачьей любовью и заботой положил в садовые резиновые ботинки дяди Толи.
Как только она протянула лапу к чужой добыче, Мурман в два прыжка оказался рядом и вцепился когтями ей в ухо. Велма завизжала. На визг прибежала хозяйка. Увидев свою любимицу, которая, продолжая выть, крутилась вокруг себя и пыталась достать собственное ухо, она застыла на месте и никак не могла объяснить странное поведение своей собаки.
А Мурмана уже и след простыл. Проучив бесцеремонную гостью, умный кот сразу спрятался за сарай и сидел там до тех пор, пока расстроенная хозяйка вместе с притихшей Велмой, так и не поняв, что произошло, не уехала обратно в город.
А меня Мурман любит. Когда я приезжаю на каникулы, первым делом иду в гости к дяде Толе, и Мурман меня встречает, трётся своими пушистыми боками о мои ноги, а потом залезает на руки и довольно мур-мур-мурлыкает.
















История девятнадцатая. Т-80

Настоящая война шла в большой комнате, когда домой вернулся дедушка. Перешагнув через пластмассовые крышки от коробок с игрушками, которые служили укрытием от вражеских снарядов, он сразу же включился в нашу игру, взял со стола газету, свернул её в трубочку, приложил ко рту и пробасил:
— Заряжай! Прицел восемьсот! Огонь!
Мы с Пашкой обожаем оставаться на ночь у дедушки с бабушкой.
Во-первых, у них есть огромный диван, который раскладывается и превращается в настоящий корабль. На этом корабле могут поместиться ещё четыре меня и целых пять Пашек. Поэтому вдвоём нам очень хорошо на нём спится, просторно.
Во-вторых, у дедушки в морозилке для нас всегда припрятано мороженое. Разное-преразное. Мы устраиваемся на диване, закрываем глаза и ждём, пока деда принесёт нам его на выбор, а потом встаём и дружно идём на кухню, потому что бабушка говорит, что есть мороженое надо за столом и обязательно над тарелками.
Ну, и в-третьих, пожалуй, это самое главное, можно завернувшись в одеяла полвечера слушать дедушкины военные рассказы. Он столько всего знает, что мог бы уже давно написать целую книгу, если бы захотел. Дедушка танкист, он воевал в Афганистане, и часто нам рассказывает про своего железного друга — про танк Т-80.
Мне было всего пять лет, когда мы с дедушкой и бабушкой ездили в бронетанковый музей, который находится на территории парка в городе Кубинка. Пашка тогда был совсем маленьким и остался дома с мамой. А мы отправились смотреть военную технику.
Уже подъезжая к парку, мы поняли, что получим массу впечатлений. Территория была огромной и делилась на открытые площадки и закрытые павильоны.
Я танки видел только по телевизору, когда смотрел парад 9 мая, поэтому даже не представлял, что они такие большие и такие разные: и тёмно-зелёные, и светло-зелёные, и жёлтые, и серые, и чёрные, и с пятнами, и с полосками.
Я казался самому себе таким маленьким и беззащитным на фоне этих мощных машин, что хотелось ещё сильнее пригнуться к земле или вообще сделаться невидимым, чтобы не видеть направленные в нашу сторону громадные пушки. Точно так же мне хотелось сделать, когда я в зоопарке видел слонов. Когда им что-то не нравилось, они задирали вверх свои хоботы и громко трубили, а я садился на корточки и закрывал уши руками.
Танки чем-то похожи на слонов, такие же тяжёлые и неповоротливые, только с пушками вместо хоботов. Не зря солдаты ласково называют их «слониками».
Мы остановились возле танка, на котором было крупно написано Т-80. Я внимательно следил за дедушкой, а он подошёл к танку, провёл рукой по броне и так тепло спросил: «Как поживаешь, брат?» Казалось, что в этот момент дедушка забыл обо всём на свете. Мы с бабушкой, боясь прервать такой трогательный момент, стояли молча и терпеливо ждали, а дедушка всё гладил, гладил и иногда легонько постукивал своего «слоника».
Потом словно опомнился, посмотрел на меня и, улыбнувшись, спросил:
— А ты знаешь, что танк может ехать почти неслышно?
— Как? - не поверил я, — Он же такой тяжёлый! Я думал, что от него столько грохота!
— А вот так, всё благодаря этим прорезиненным гусеницам.
Дедушка подвёл меня близко к танку, наклонился, и мы вместе с ним дотронулись до твёрдых и холодных гусениц.
Я спросил:
— Деда, а сколько человек находится в танке?
— Ну, считай: механик-водитель — он управляет танком; наводчик — он ведёт огонь из танковой пушки; и командир — он руководит экипажем и обязательно должен сам уметь делать всё то, что делают механик и наводчик.
— Получается три человека?
— Получается так.
— Как интересно! А он быстро едет? Вернее, я хотел спросить, он такой же быстрый, как и машина?
— Илюш, танк — это не просто машина. Это друг. Верный и преданный. Он, конечно, может разогнаться, но у него совсем другие задачи. И потом, ты только представь, на сколько он тяжелее машины. Видишь, какой крепкий корпус! — дедушка постучал по броне. — Броня из такого металла делает его практически неуязвимым в бою.
— Значит, победить танк сложно?
— Непросто. Но у него тоже есть враги. Например, вертолёт. С воздуха танк становится очень удобной мишенью и его легко можно поразить.
Я задумался. Мне хотелось так много спросить у дедушки, но в павильон начали заходить люди, и нужно было идти дальше.
— А самое тёплое место у танка вот здесь, за башней, — дедушка двумя руками показал на башню, от которой начиналась пушка. — Помню в холодные ночи, мы расстилали брезент и втроём укладывались спать. Танк остывал долго. Знаешь, как тепло было!
И уже прощаясь, дедушка снова похлопал танк по броне и сказал:
— Ну, бывай, брат!
Мы пошли дальше.
Войдя в следующее помещение, мы увидели огромный чёрный танк. И хотя он стоял в самом конце зала, видно его было отовсюду. Мне он показался таким страшным, что я даже не смог подойти к нему и остановился в центре зала. Бабушка хотела сфотографировать меня на фоне этой здоровенной машины, но я спрятался за дедушку, а потом и вовсе залез к нему на руки. Экскурсовод, наблюдавшая за нами, подошла и объяснила, что это немецкий танк, бояться его не нужно, потому что, несмотря на угрожающий вид и размер, ничего особенного про него рассказать нельзя. Немцы мечтали создать уникальную и всемогущую боевую машину, чтобы все в мире её боялись. Они изготовили семь таких танков и каждому придумали имена. Но машины так часто ломались и опаздывали на войну, что стали ненужными. И теперь это «чудо-оружие» стоит в нашем музее.
Насмотревшись военной техники, мы пошли гулять по парку и прошлись по танковой аллее, посвящённой героям-танкистам. По обеим сторонам дороги висели плакаты, на которых можно было прочитать о героических подвигах солдат и их стальных машин.
Обойти весь парк, конечно, было невозможно, потому что он очень большой. Изрядно утомившись и проголодавшись, мы потихоньку направились к выходу.
На память о танковом музее бабушка купила мне настоящую пилотку со звездой и деревянный автомат. Мы возвращались домой и уже тогда, в пять лет, я твёрдо решил, что, когда вырасту, то обязательно стану танкистом, как дедушка.

















История двадцатая. Самое интересное только начинается

Свой выпускной в детском саду я не забуду никогда. И не потому, что праздник прошёл замечательно и очень весело, а потому что в этот день я отравился. На выходных родители были в гостях и принесли домой три больших куска торта. Когда я днём полез в холодильник за яблоком, то увидел кое-что повкуснее. Как тут было устоять! По разрезу торта я — великий сладкоежка, сразу определил, что он состоял из четырёх коржей с фруктово-кремовой прослойкой, а сверху посыпан тёртым шоколадом и украшен кремовыми розочками. На каждом куске было по три розочки.
Эх, лучше бы я всё-таки съел яблоко! Потому что розочки-то я, естественно, слизал. Все девять штук. Нет, сначала я попробовал одну, а потом уже просто не смог остановиться.
И поскольку все розочки были сделаны из крема, а крем, как известно, очень жирный, то мой живот не справился со всем этим цветочным украшением. Весь остаток дня я провёл в кровати. Как мне было плохо! Болел живот, поднялась температура, меня бил озноб и непрерывно тошнило. А сама мысль о том, что я мог пропустить выпускной, к которому мы столько готовились, заставляла мой организм дрожать ещё сильнее.
Я ругал себя за свою слабость, за своё неумение остановиться в нужный момент. И зачем я вообще ел эти розочки! Съел бы лучше один кусок торта. Сколько раз родители говорили, что всё должно быть в меру.
Папа отправился в аптеку за лекарствами, а мама осталась со мной и следила, чтобы мне не становилось хуже.
На выпускной я всё-таки пошёл. Благодаря маминой заботе и почасовому приёму лекарств, организм, видимо, не захотел долго болеть, и я, как все, пел песни, читал стихи, участвовал в конкурсах и танцевал. Конечно, праздничный стол пришлось пропустить, потому что кроме сладкого чая и подсушенного куска белого хлеба мне ничего нельзя было есть. Да мне, честно говоря, и не хотелось, живот ещё немного побаливал, а от одного взгляда на сладкое снова начинало тошнить.
Зато после этого случая я совершенно чётко понял, что происходило с мамой, когда в её животе появился малыш. Для меня тогда наступили очень важные времена, ведь я оказался главным маминым помощником, вторым после папы. Помню, мама часто лежала, почти ничего не ела и её всё время тошнило. Папа мне объяснил, что такое состояние у женщины называется токсикозом, что организм так реагирует на появление в нём малыша, и что это пройдет через несколько месяцев.
Бедная мама! Ей так долго пришлось терпеть! Мне-то было плохо всего два дня, а мама в таком состоянии провела целых четыре месяца. Потом, конечно, всё нормализовалось, тошнота у мамы постепенно прошла, появился аппетит, и начал расти живот, который мы с Пашкой часто гладили и даже вели беседы с малышом. А ещё через некоторое время живот вырос таким большим, что маме стало трудно ходить.
Она лежала на кровати, а мы прикладывали руки и уши к животу, и малыш легонько толкал маму, словно отвечал нам: «Ну, что, братишки, скоро встретимся!»
И как-то ранним утром маму на скорой помощи увезли в больницу. Папа поехал на работу, и нас к себе забрали бабушка с дедушкой.
Днём мы уговорили деда поехать на семейное представление. Там можно было переодеться в театральные костюмы и поучаствовать в детском спектакле. Нам с Пашкой достались костюмы животных: я стал медведем, а Пашка зайцем. Самые смешные костюмы оказались у бабушки с дедушкой. Их нарядили в русскую национальную одежду: деда в рубаху и сапоги, а бабушку в сарафан и кокошник. Перевоплотившись в сказочных героев, мы словно попали в сказку. Мы заходили в удивительные комнаты, выполняли разные задания, убегали и прятались, а ещё помогали добрым героям и мешали злым. И в конце даже получили небольшие сувениры — два золотых ключика, которые подтверждали, что мы разгадали все сказочные тайны и освободили добро от зла.
Было очень весело, и время пролетело незаметно. И, конечно, после такого насыщенного мероприятия ужасно захотелось есть. Дедушка предложил заехать в блинную и поесть горячих блинов с разными начинками. Уговаривать нас не пришлось.
Домой мы вернулись сытые, довольные, но очень уставшие. Ноги гудели, после двух порций блинов и клубничного компота живот благодарно урчал, мы чувствовали себя неповоротливыми пингвинами, и единственным желанием было плюхнуться на диван и почитать интересную книжку или посмотреть мультик. Бабушка ушла на кухню, а дедушка включил нам «Ну, погоди!» и устроился в кресле читать газету. На какое-то время в квартире воцарился непривычный покой. Мы лежали такие расслабленные, что не было сил даже пошевелиться, всё тело как будто отяжелело, и сами собой начали закрываться глаза. Пашка уронил голову мне на плечо. И даже дедушка тихонько захрапел, так и держа перед собой раскрытую газету.
В семь часов вечера, раздался телефонный звонок. Мы все сразу очнулись. Бабушка вошла в комнату. На глазах у неё были слёзы радости. Мы с Пашкой посмотрели сначала на дедушку, потом друг на друга, и вдруг подскочили на диване. Забыв про усталость и одолевающий сон, мы стали прыгать, смеяться и обниматься, потому что поняли всё без лишних слов — у нас родилась сестрёнка, и всё самое интересное только начиналось...


Рецензии