Случай в карауле

В СССР служба в рядах Советской армии была не только обязательной, но считалась почётной и воспитательной, в плане становления характера. Те, кто на гражданке были маменькиными сынками и мямлями, в условиях суровой воинской дисциплины становились более мужественными и сильными. Хотя были и исключения. Ведь ни для кого сейчас не секрет, что в тогдашней армейской среде, процветали кумовство и «дедовщина». Как мне кажется, что первое, не изжито и по сей день. А такое явление, как «дедовщина» исчезла, как ни странно, с приходом бравых украинских хлопцев. Сейчас я попробую объяснить всё на одном примере. Эту историю мне поведал мой одноклассник Антон Лукашов, с которым мы частенько вместе ходили на пейнтбол. Он служил с 1988-го, по 1990-й в особом батальоне связи, расквартированном в Дрездене (Южная Саксония), в качестве механика РЛС. До падения Берлинской стены это была территория ГДР. И все события, о которых я хочу вам рассказать, произошли ещё в той, другой социалистической стране, типа нашего Советского союза. Где так же, как и у нас, были популярны такие ценности, как дружба, равенство, и братство. И это, не пустые слова. В батальоне связи несколько десятков лет подряд, служили плечом к плечу, и делили тяготы солдатской службы представители всех советских республик, от говорящих с акцентом Прибалтов, до Азербайджанских горцев, знающих по-русски только несколько матерных слов. На их фоне, даже выходцы с западной Украины выглядели не такими уж придурками. Но после одного случая в карауле, Антон поменял своё мнение на 180 градусов. И так, вот что он мне поведал. Это был обычный суточный наряд караульной службы. Попасть в него, вместо наряда по роте, считалось за счастливку. Тем, кто дежурил по периметру части, выдавали боевые патроны. Кроме того, им был положен столовский доп-паёк, типа сала, или тушёнки. И как в любом суточном наряде, часовому было положено четыре часа сна. Это было прописано в уставе караульной службы. На улице стояла майская теплынь, а мне, как назло, достался пост №1. Сейчас поясню почему я так расстроился. Пост №1 – это ни что иное, как охрана знамени части в штабном крыле. Так мало того, что ты стоишь в парадке по стойке смирно с автоматом через плечо, так надо ещё при входе офицеров, грамотно отдать честь, приставив приклад к ботинку. Единственный плюс не надо расписываться за патроны, потому что они холостые. И всё бы ничего, но тебя и знамя под стеклянной пирамидой, снимает видеокамера. И как только ты начинаешь медленно моргать, или нечаянно твоя левая нога подгибается, норовя соскользнуть с невысокой, сантиметров в десять «тумбочки», откуда-то из-под потолка начинает звучать чей-то мерзкий голос: - Не спи, замёрзнешь! И следом, такой же мерзкий смешок. Как я потом уже выяснил, все мониторы и радиорубка находились в кабинете дежурного по части. А дежурными по части частенько назначали молодых, только что вышедших из училища связи, летёх, у которых ещё детство в одном месте играло. Поэтому краем глаза я косился на «бельмо» ещё кайзеровских, штабных часов, в ожидании сменщика. За два часа бездействия, всё тело ужасно затекает, и деревенеет. Когда в очередной раз хлопнула дверь, и я хотел было уже сбросить автомат с плеча, чтобы принять «на караул», до моего слуха донеслась поступь звонкого, строевого шага. Меня наконец-то шли менять. Это был, если память мне не изменяет, рядовой Арсений Огурцов. Рыжий, высокий парень, со смешно торчащими из-под фуражки, ушами Обменявшись дежурными фразами: - Рядовой такой-то пост сдал! – Рядовой такой-то пост принял! – Я покинул здание штаба. За дверью меня ждал разводящий сержант Фёдор Крынкин, с ещё пятью сменившимися часовыми с уличных постов. И построившись в колонну по двое, мы проследовали в сторону караульного помещения. Караулка, как все мы её называли представляло из себя не большое одноэтажное кирпичное здание, недалеко от ДОСа (дома офицерского состава), состоящее из всего из четырёх комнат. Спального кубрика, комнаты приёма пищи, общей комнаты, и комнаты начальника караула. Начальником караула у нас в тот день был прапорщик с большими белорусскими усами, Глеб Тернюк. Он то и дело, входил и выходил из караулки, потому что часто курил. А место для курения было только на улице.  Время было вечернее, и все свободные от караула солдаты в общей комнате подшивали себе на воротники гимнастёрок защитного цвета, белые подворотнички. Из нас семерых, трое, включая меня были «слоны» (1-год службы), трое – «черпаки» (1,5 года службы), и один «дед» (2-ой год службы). Последний, кстати и был нашим разводящим, «дядя Фёдор», как мы в шутку его называли. По негласному закону неуставных отношений, старослужащие не подшивались сами, а заставляли делать это за них «духов», или «слонов». Ко мне тоже несколько раз среди ночи подкатывали «деды» с просьбой подшить им воротничок, но я и на гражданке-то иглы отродясь в руках не держал. Поэтому неоднократно был бит за кривые швы и неровно сложенную подшиву. И где-то через неделю старослужащие от моих швейных услуг отказались. Фёдор Крынкин пристальным взглядом удава смотрел как ловко орудует иглой Стефан Бердянский. «Налюбовавшись», где-то уже перед самым отбоем, «Дядя Фёдор» с ехидной, сержантской улыбочкой подкатил к чернокудрому украинскому хлопцу:
- Слушай, Стёпа, а где ты так ловко шить научился?
- Моя мать модельер на Львовской швейной фабрике. Иногда приходилось помогать ей помогать с заказами.
- А мне можешь, так же красиво подшить подворотничок?
- Ага, разбежался! Сам подошьёшь! Не маленький!
- Но! но! Как ты со старшим по званию разговариваешь?! Это приказ!
- Да пошёл, ты! У меня отбой! Ищи лохов в другом месте! – и с этими словами, он встал со стула и преспокойненько направился к спальному кубрику. Сержант вскипел, как чайник, от подобной наглости и схватив негодяя за руку, развернул того к себе лицом.
- А, ну, подшивай, курва! Кому говорят?! 
- Не буду, москаль грёбаный!
«Дядя Фёдор» взревев, как раненный лев, отвесил Стефану громкую оплеуху. У рядового Бердянского налились кровью глаза. Он выхватил первый попавшийся АК-74 из «пирамиды», и направил ствол на обидчика.
 - Не подходи! Убью сука! – И резко передёрнул затворную раму автомата.
Фёдор Крынкин из красного, стал белым. Всё могло дойти до смертоубийства, если бы не вернувшийся с перекура начальник караула. «Страшный прапор», как в шутку называли Глеба Тернюка, услышав звук затвора, в два прыжка оказался между враждующими сторонами. Стефан зло зыркнув глазами, меланхолично согнул указательный палец на спусковом крючке. Тишину разрезал звук автоматной очереди. Но начкар молниеносным ударом правой руки, снизу – вверх, как хуком, перенаправил смертоносное жерло автомата к пенопластовому потолку. Затем вырвал из рук ошалевшего стрелка, автомат, и вернул его в «пирамиду», предварительно поставив на егопредохранитель. Немного отдышавшись, произнёс:
- Пацаны! Отставить войну! Россия и Украина – это одно целое! Слава, Богу что никого не зацепило! Конечно, я попытаюсь этот инцидент замять, возьму всю вину на себя. Но как заделать дырки на трёхметровом потолке и списать десяток боевых патронов?
Но никто из солдат не проронил ни слова. Виновники переполоха стояли друг напротив друга, как пришибленные.   
- Вас двоих нельзя оставлять в карауле. – Продолжал начкар. Немного подумав, добавил: Рядового Стефана Бердянского я сейчас препровожу в здрав-пункт, а сержанта Фёдора Крынкина поменяю на любого сержанта из дежурных по роте. Главное, чтобы замполит не узнал раньше времени.
До военного трибунала дело не дошло, всё спустили на тормозах. «Дядя Фёдор» схлопотал месяц гауптвахты, а горячего украинского хлопчика, перевели в другую часть. Что касаемо «страшного прапора», то Глеб Тернюк ушёл в отставку, и вернулся в свою любимую, Беларусь. С «дедовщиною» в части стало потише. Но спустя месяц, всё вернулось на круги своя. А через полгода рухнула Берлинская стена, да и многие союзные республики начали потихоньку выходить из «великого и могучего…». Я уже сам был «дедом» и был шокирован контингентом последнего призыва. Это были весёлые, гарные хлопцы из Киева, Полтавы и Днепропетровска. Буквально за месяц, из-за массового стукачества «духов», такое нелицеприятное явление как «дедовщина», перестало существовать. А примерно через год, перестал существовать, и так мной любимый Союз Советских Социалистических Республик. Вот такую историю рассказал мне мой одноклассник Антон Лукашов, во время перекура в пейнт-клубе. Хочется верить в искренность его слов.