Дорога в пустоту

Последний корабль всегда отплывает на рассвете. Но ночь перед ним длится вечность.

Глава 1. Побег из прошлой жизни

Фургон скрипел, как старик с артритом, медленно плетясь по потрескавшемуся асфальту. Покрышки шуршали по пыли, которая лениво поднималась за ними рыжими клубами. Кэролайн обмякла у пассажирской двери, прижавшись лицом к стеклу, и смотрела, как горизонт расплывается в золотых и ржавых полосах. Генри вцепился в руль так, что его костяшки побелели, как луны на фоне темной кожи. Ни слова. Слова стали слишком тяжелыми в последнее время — хрупкими, бесполезными.

Снаружи бесконечно тянулась пустыня — море песка и чахлых кустов под небом, таким огромным, что казалось, будто сам Господь может выглянуть оттуда в любой момент. Но Бога здесь больше не было. Только тишина. Тишина и воспоминания.

Кэролайн закрыла глаза, позволяя солнцу греть щеку через стекло. Ей чудились звуки прошлого: гул машин на Пятой авеню, болтовня коллег за кофе, далекий вой сирен, вплетавшийся в городскую симфонию. Их жизнь на Востоке была предсказуемой, гладкой, идеальной. По крайней мере, они так думали. Как же быстро рушится этот идеал, когда понимаешь, что пол под ногами — из яичной скорлупы.

Сначала были слухи. Кашель там, лихорадка здесь. Потом заголовки, кричащие черным по белому: «ПАНДЕМИЯ ОХВАТЫВАЕТ КОНТИНЕНТ». Друзья перестали приходить на ужины. Соседи прятались за задернутыми шторами. Город превратился в кошмар — лабиринт страха, где в каждой тени таилась смерть. А потом пришли мародеры. По ночам расцветали пожары, как ядовитые цветы, их оранжевые языки лизали звезды. На улицах гнили тела, брошенные под равнодушным взглядом осенних листьев.

«Мы невосприимчивы к вирусу», — как-то вечером сказал Генри, уставившись на результаты тестов на кухонном столе. Его голос звучал плоско, пусто, будто он и сам в это не верил.

«И что?» — резко ответила Кэролайн, мечась по квартире, как зверь в клетке. «Что нам с этого? Мы не можем остаться здесь. Не с... этим». Она дико махнула рукой в сторону заколоченных окон, пустых полок, запаха дыма, пробиравшегося с улицы.

Он не спорил. Может, уже не мог.

И они уехали. Затолкали в старый потрепанный фургон то немногое, что смогли унести, купив его за бесценок у какого-то отчаявшегося типа, который бормотал что-то про семью и еду. Они не задавали вопросов. Вопросы вели к ответам, а ответы — к боли. Лучше просто двигаться, без остановки, пока мир не перестанет вращаться или пока они не найдут место, где можно будет выдохнуть. Где будет безопасно. Где будет нормально.

Например, в России.

Слух до них дошел несколько недель назад, передаваемый из уст в уста, как священное писание. Корабль «Арго», отплывающий из Сан-Франциско 15 октября. Беженцы приветствуются. Невосприимчивые — в приоритете. Надежда продается отдельно.

Надежда. Какая же жестокая шутка скрывалась за этим словом.

Кэролайн вздрогнула, оторвавшись от окна. В стекле на нее смотрело отражение — бледное, изможденное лицо в обрамлении спутанных волос цвета жженой меди. Она выглядела старше своих лет, измученной горем и усталостью. Рядом Генри резко выдохнул, разрывая тишину.

«Мы успеем», — сказал он, но в его тоне звучала неуверенность.

«До Сан-Франциско?» — голос Кэролайн дрогнул. «Или просто... подальше отсюда?»

Генри не ответил. Вместо этого он прибавил громкость радио, и салон наполнился шипением и обрывками забытых передач. Большинство было бессвязным бредом — голоса, умоляющие о помощи или кричащие предупреждения, которые никто уже не услышит. Но иногда сквозь шум пробивалась четкая фраза, острая, как бритва:

«Если кто-то это слышит... бегите, пока можете».

Кэролайн вздрогнула, несмотря на жару. Ей хотелось сказать Генри, чтобы он выключил это, заглушил голоса-призраки, царапающиеся в уголках сознания. Но она промолчала. Потому что где-то в глубине души знала: это не призраки. Это были их собственные отражения.

Фургон дребезжал, проглатывая мили, как куски черствого хлеба. Позади оставались руины всего, что они знали. Впереди — дорога, дрожащая в мареве жары. Где-то за горизонтом ждало спасение... или забвение. Все, что от них требовалось, — это продолжать ехать.

Глава 2. Призраки городов

Города мелькали за окном, как вырванные страницы из учебника истории — каждый более заброшенный, чем предыдущий. Кэролайн прижалась лбом к холодному стеклу фургона, её дыхание затуманило окно, пока она разглядывала скелеты цивилизации. Они проезжали ещё один город-призрак — название стёрто временем, история канула в Лету. Витрины зияли пустотой, словно беззубые рты, стёкла превратились в осколки-клыки. Машины ржавели на улицах, их салоны были завалены хламом из прошлой жизни: упаковки от еды быстрого приготовления, выцветшие чеки, детские игрушки, брошенные в спешке.

Генри притормозил на бывшей Главной улице.

— Давайте посмотрим, есть ли здесь что-нибудь полезное, — произнёс он тихо, но уверенно. Это был не совет, а настоятельная необходимость. В последнее время необходимость заменила им мысли. Выбор стал слишком рискованным, и только необходимость давала им хоть какой-то шанс на выживание.

Кэролайн нехотя кивнула и вылезла из фургона. Под ногами хрустели стёкла и сухие листья, рассыпающиеся в труху. В воздухе витало что-то между гарью и тленом — этот запах въелся в пейзаж, как дурное воспоминание. Она натянула шарф повыше, не от холода (его-то как раз не было), а чтобы хоть немного приглушить вонь, раздававшуюся отовсюду.

Они двигались осторожно, осматривая здания. Большинство были пустыми коробками, разграбленными мародёрами. Но в развалинах аптеки Генри нашёл запылившуюся коробку антибиотиков, завалившуюся под прилавок.

— Смотри, — пробормотал он, торжествующе поднимая находку.

Кэролайн выдавила улыбку, но без энтузиазма. Антибиотики не спасут, если не найти топливо или еду. А их оставалось опасно мало.

Выйдя на улицу, Кэролайн вдруг осознала: тишина здесь была особенной. Не просто отсутствие людей — что-то глубже, давящее. Даже ветер, казалось, боялся нарушить это безмолвие. Её взгляд упал на полуразрушенное здание с выцветшей вывеской: «Радиостанция KTUV». Что-то в нём цепляло, будто обрывок забытого сна.

— Подожди, — она схватила Генри за руку. — Давай заглянем туда.

Он нахмурился, но последовал за ней. Дверь радиостанции скрипнула, пропуская их внутрь. Воздух был густым от пыли, пол усыпан пожелтевшими бумагами. Посреди комнаты — стол, заваленный старыми микрофонами, катушками с плёнкой и здоровенным кассетником. Кэролайн медленно подошла, сердце забилось чаще.

— И что мы здесь забыли? — голос Генри звучал резко, в нём сквозило нетерпение.

— Не знаю, — призналась она. — А вдруг...

Её пальцы скользнули по кассетнику, и она машинально нажала «play». Из динамиков раздался резкий шум, заставивший Генри поморщиться. Потом сквозь помехи пробился голос — спокойный, будто диктор не понимал, что говорит о конце света.

«Если кто-то это слышит... слушайте внимательно. Корабль «Арго» отплывает из Сан-Франциско 15 октября. Это ваш шанс. Не упустите его».

Запись оборвалась, оставив после себя только шипение. Кэролайн застыла, рука так и зависла над кассетником, будто он мог её укусить. Генри резко выдохнул, лицо побелело.

— Вот он, — прошептал он. — Наш билет.

— А откуда мы знаем, что это не обман? — Кэролайн лихорадочно соображала. — Может, этой записи уже месяцы...

— Неважно, — голос Генри стал твёрже. — Это первая надежда за долгое время. И сейчас даже её достаточно, чтобы рискнуть всем.

Кэролайн хотелось возразить, сказать, что глупо ставить свою жизнь на одну фразу из никому не ведомой записи. Но она промолчала. Потому что в глубине души знала: он прав. Надежда, конечно, призрачная, но без неё они пропадут, как щепки в шторме.

Они вышли из радиостанции молча, запись крутилась в голове, как навязчивый мотив. Забравшись в фургон, Кэролайн бросила взгляд на календарь, прилепленный к приборной панели. 10 октября. До отплытия — пять дней.

«Успеем», — сказала она себе. Успеем сбежать от призраков, что бродят по этим пустым улицам.

Но когда фургон тронулся с места, её не покидало чувство, что призраки — не сзади. Они едут с ними, пристроившись на переднем сиденье.

***

Дорога тянулась вперёд, бесконечная и безжалостная, разрезая пустыню, как шрам. Кэролайн наблюдала, как горизонт расплывается в красно-золотых мазках заката. Скоро придёт ночь, а с ней — холод, который будет пробирать до костей, сколько бы слоёв одежды на себя ни натянуть.

Она погрузилась в мысли. Что, если не успеют? Куда тогда? Будут ли они ехать вечно, пытаясь догнать горизонт, который не сулит ничего, кроме пустоты?

Рядом Генри крепко сжимал руль, челюсть напряжена. Он не говорил ни слова с тех пор, как они уехали от радиостанции. Кэролайн гадала, думает ли он о том же. Или о чём-то худшем.

За окном тени удлинялись, тянулись через дорогу, словно костлявые пальцы. Кэролайн вздрогнула и отвела взгляд, сосредоточившись на монотонном гуле мотора.

Прошлое мертво. Будущее — туманно. Всё, что у них есть — эта дорога. И они друг у друга.


Глава 3. Встреча с заражёнными

Ночь накрыла пустыню, как тяжёлый занавес, поглотив всё вокруг. Фары автомобиля выхватывали из темноты две узкие полосы света, но за ними простирались лишь бескрайние пески и чахлый кустарник. И вдруг — на горизонте мелькнул тусклый огонёк, будто светлячок, танцующий в пустоте.

— Огни, — прошептала Кэролайн, подавшись вперёд. Голос её дрожал, будто она боялась спугнуть то, что ожидало их впереди.

Генри прищурился, вглядываясь в мерцающую точку, и крепче сжал руль. — Может, это просто мираж, — пробормотал он, но сам в это не верил.

— А может, люди.

— Люди, которые остались, — мрачно парировал Генри. — Ты же понимаешь, что это значит.

Она понимала. Конечно, понимала. Но знать и принять — две большие разницы. Молча кивнув, она обхватила себя руками, будто пытаясь согреться, хотя по спине уже полз ледяной холод.

Чем ближе они подъезжали, тем яснее вырисовывалась картина. Это был не одинокий костёр — их были десятки, рассыпанные по пустыне, как звёзды, упавшие с неба. Между огнями сновали фигуры, их движения резкие, прерывистые, словно кто-то дёргал за невидимые ниточки. Одни сидели, сгорбившись, раскачиваясь туда-сюда, другие бродили бесцельно, походка неуверенная, будто тело их больше не слушалось.

— Они заражены, — голос Генри был ровным, но в нём чувствовалось напряжение. Он притормозил, раздумывая: развернуться или ехать дальше.

Кэролайн уставилась в окно, стекло запотело от дыхания. Хотелось отвернуться, не видеть эти изломанные тела и пустые взгляды. Но не получалось. В их безумии была какая-то гипнотическая сила — жуткая и в то же время по-человечески понятная.

— Надо ехать, — наконец сказал Генри, перенося ногу на газ.

Но не успел он нажать педаль, как свет фар выхватил из темноты фигуру. Тощий мужчина с впалыми глазами и кожей, натянутой на кости, как пергамент. Его губы беззвучно шевелились, будто он что-то говорил, но слов не было слышно.

А потом он бросился на фургон.

Кэролайн вскрикнула, инстинктивно отпрянув, когда мужчина шлёпнулся ладонями на лобовое стекло. Его лицо исказилось — то ли от боли, то ли от ярости, она не могла понять. За ним из тени вышли другие, привлечённые шумом или каким-то звериным чутьём, ещё живущим в их воспалённых мозгах.

— Давай, жми! — крикнула Кэролайн, голос её сорвался от паники.

Генри не заставил повторять. Автомобиль рванул вперёд, поднимая клубы пыли, и вскоре лагерь остался позади. В зеркале заднего вида огни костров превратились в крошечные точки, а потом и вовсе исчезли.

Но образ того мужчины — его дикий, отчаянный взгляд — преследовал её ещё долго после того, как они скрылись из виду. Его последние слова эхом звучали в голове, хотя она и не поняла их тогда.

«Они уже здесь... они внутри нас...»

— Что он имел в виду? — прошептала она, голос дрожал.

Генри бросил на неё быстрый взгляд, прежде чем снова уставился на дорогу. — Кто его знает, за кого он нас принял? А может... — он замолчал, сжав челюсти, подбирая слова. — Может, он говорил о болезни. Что она не только снаружи. Она уже внутри нас.

По спине Кэролайн пробежал холодок. — Но мы невосприимчивы, — слабо возразила она. — Тесты отрицательные. С нами всё в порядке.

— Ты уверена? — тихо спросил Генри, не отрывая глаз от дороги. — Или мы просто ждём, когда всё начнётся?

Ответа у неё не было. Вместо этого она уставилась в темноту за стеклом, где пустыня раскинулась под звёздным небом. Слова того мужчины грызли её, забираясь всё глубже в мысли с каждым пройденным километром.

А вдруг он прав? А если инфекция — не просто вирус, а что-то другое? Что-то, что живёт в самых тёмных уголках человеческой природы?

Кэролайн содрогнулась и подтянула колени к груди, пытаясь стряхнуть с себя ощущение этого безумного взгляда. Какой бы правда ни была, сейчас не время выяснять её. Не тогда, когда у них есть корабль, который нужно успеть.

Но пока фургон мчался вперёд, пожирая километры, она не могла отогнать вопрос: если болезнь действительно внутри них, как далеко придётся бежать, чтобы от неё спастись?

***

Через некоторое время адреналин ушёл, оставив после себя пустоту, которая осела внутри. Кэролайн прислонилась головой к холодному стеклу, глядя в чёрную бездну за окном. Сон тянул её за собой, но был тревожным и обрывистым, полным обрывков снов, которые она не могла сложить воедино.

Рядом Генри молча, вёл машину, его лицо освещал лишь тусклый свет приборной панели. Он выглядел измотанным: плечи опущены, глаза красные. Но останавливаться он не собирался. Они оба знали — времени на отдых нет. Каждая секунда на счету.

Когда на горизонте занялась заря, окрасив небо в розовые и золотые тона, Кэролайн вдруг подумала о тех, кого они оставили в пустыне. Что заставило их остаться среди смерти и отчаяния? Безнадёжность? Упрямство? Или что-то похуже — нежелание отпускать старый мир, даже когда он рушился у них на глазах?

Она взглянула на Генри, его профиль в утреннем свете казался резким, угловатым. А они сами? Было ли в них что-то от того упрямства? Может, они тоже цеплялись за иллюзии, гонясь за кораблём, которого нет, за будущим, которое никогда не наступит?

От этой мысли стало страшно, но она отогнала её прочь. Иллюзии или нет — останавливаться нельзя. Потому что остановка — это сдаться. А сдаться — значит умереть.

Дорога тянулась вперёд, дрожа в мареве жары. Где-то там был Сан-Франциско, а за ним — может, спасение.

А может, и ничего.

Кэролайн закрыла глаза и позволила ритму колёс убаюкать себя.

Глава 4. Мародёры

Солнце висело низко над горизонтом, словно раскалённая монета, готовясь нырнуть в темноту, когда на дороге показались первые признаки неприятностей. Всё началось с блика металла — внезапной вспышки света, отразившегося от чего-то впереди. Сначала Кэролайн подумала, что это просто ещё одна брошенная машина с хромированным бампером, ловящим последние лучи. Но по мере приближения силуэт стал обретать форму чего-то более зловещего.

Грузовик. Перегородивший дорогу поперёк, как баррикада.

Генри сквозь зубы выругался и остановил фургон метрах в пятидесяти. Двигатель тихо урчал на холостом ходу, сливаясь с шелестом сухой травы на ветру. Никто из них не проронил ни слова. В этом не было нужды.

— Ну вот, — наконец нарушил молчание Генри, стараясь звучать непринуждённо, но напряжение в голосе выдавало его с головой. — Это что-то новенькое.

Кэролайн вцепилась в сиденье, её пальцы побелели от напряжения. — Что будем делать?

— Ждать, — ответил он спокойно, но так, будто каждый мускул в его теле был натянут, как тетива лука. — Посмотрим, чего они хотят.

Они появились из тени грузовика неспешно. Четверо, может, пятеро — лица скрыты банданами и очками. Оружие висело на плечах, торчало из-за поясов — винтовки, пистолеты. Двигались они с такой уверенностью, будто знали: никто им не помешает.

Один из них вышел вперёд, подняв руку в жесте, который мог бы сойти за дружелюбный, если бы не винтовка, болтающаяся в другой. На нём была кожаная куртка, сшитая из лоскутов, а ботинки поднимали облачка пыли при каждом шаге.

— Доброго утречка, народ, — прокричал он, и его жизнерадостный тон заставил Кэролайн похолодеть. — Не против остановиться? Нам надо поговорить.

Генри не шевелился. Руки лежали на руле ровно, но она видела, как дрожит мышца на его скуле. — Мы просто проезжаем, — сказал он вежливо, но твёрдо. — Без задних мыслей.

Мужчина остановился в паре шагов от автомобиля, наклонил голову, будто обдумывая ответ. Потом улыбнулся — широко, неестественно, так, что глаза остались холодными. — Мило, — протянул он. — Но вот в чём загвоздка: у нас тут платная дорога. Без взноса не проехать.

У Кэролайн ёкнуло в животе. Она взглянула на Генри, но его лицо было каменным.

— Какой взнос? — спросил он ровно.

Мужчина махнул рукой в сторону фургона. — Еда, вода, бензин — что есть, то и берём. А если нет... — Он оставил фразу повиснуть в воздухе, будто последствия и так очевидны.

Генри резко выдохнул через нос. — У нас нет ничего лишнего, — сказал он. — Только чтобы добраться.

Улыбка мародёра дрогнула, сменившись раздражением. — Слушай, дружище, я пытаюсь по-хорошему. Но ты не оставляешь выбора. — Он кивнул одному из своих, и тот поднял винтовку.

Время словно замедлилось. Сердце Кэролайн колотилось так, что вот-вот выпрыгнет из груди. Она видела, как ствол наводится на лобовое стекло. Рядом Генри что-то пробормотал — то ли ругательство, то ли молитву — и вдавил педаль газа в пол.

Фургон дёрнулся вперёд с протестующим скрежетом. Колёса пробуксовывали, цепляясь за асфальт. Мародёр выстрелил навскидку, и грохот выстрела разорвал тишину. Кэролайн вскрикнула — пуля прожгла рукав, оставив на коже полосу огня.

— Держись! — Генри крутанул руль, уворачиваясь от грузовика. Сзади раздались ещё выстрелы. Пули цокали по металлу, будто гвозди забивают в жесть.

Кэролайн зажала рану на руке, мир плыл перед глазами от адреналина. — Гони быстрее! — её голос сорвался на хрип.

— Да я выжимаю из этого ведра всё, что можно! — Генри стиснул руль до хруста в костяшках.

Они пронеслись мимо засады, оставив мародёров в облаке пыли. На мгновение остались только рёв мотора и свист ветра в окнах. Потом напряжение начало спадать, уступая место ноющей боли в руке Кэролайн и осознанию: они выбрались. Чудом.

Генри взглянул на неё, бледный под слоем грязи и щетины. — Ты в порядке?

Она кивнула, сжимая зубы. — Вроде. Просто... жжёт, будто раскалённым железом.

Он потянулся за тряпкой с торпеды, прижал к ране. — Держи. Надо бы перевязать, но потом, когда оторвёмся.

— И как далеко это «оторвёмся»? — она зло посмотрела в зеркало. Мародёры уже стали точками, но ощущение прицелов всё ещё висело в воздухе, как гарь.

— Столько, сколько потребуется, — мрачно ответил Генри.

Они ехали, молча, час или два — время слилось в один сплошной побег. Когда они, наконец, остановились у заброшенной заправки, автомобиль захрипел и заглох, как загнанная лошадь.

— Чёрт, — Генри вылез, чтобы проверить двигатель. Из-под капота валил пар.

Кэролайн выбралась следом, прижимая тряпку к руке. — Что там?

— Перегрелся, — он вытер пот со лба. — И бензин на исходе.

— Ты шутишь? — у неё подкосились ноги.

— Если бы.

Она опустилась на треснувшие ступеньки заправки, закрыв лицо руками. Рана пульсировала в такт сердцу, напоминая, как близко они были к краю.

— Это безумие, — её голос дрожал. — Каждый раз, когда кажется, что мы в безопасности, случается что-то ужасное. Какой смысл бежать, если нас всё равно настигнут?

Генри присел рядом, положил руку ей на плечо. — Потому что остановиться — значит сдаться. А я ещё не готов.

Она посмотрела на него, ища в его глазах хоть каплю сомнения. Но увидела только решимость — он не позволит этому миру их сломить.

— Я тоже, — неохотно признала она.

Вместе они обыскали заправку, собрав жалкие крохи: полупустую канистру бензина и запылившийся рулон скотча. Мало, но достаточно, чтобы двигаться дальше. Пока что.

Когда они снова залезли в фургон и тронулись в путь, Кэролайн уставилась на дорогу, уходящую в темнеющий горизонт. Солнце уже скрылось, окрасив небо в лиловые и оранжевые тона. Где-то там, за километрами пустошей, был Сан-Франциско.

Глава 5. Оазис в пустыне

Пустыня раскинулась до самого горизонта — бескрайнее море песка и жухлого кустарника, будто издевающихся над их тающими запасами. Фургон кряхтел, полз вперёд, и его двигатель хрипел, словно чахоточный старик. Кэролайн устало смотрела в окно, чувствуя, как ноет рана на руке. Каждая миля давалась тяжелее предыдущей, каждый вдох — словно через силу. Они держались на честном слове — в прямом и переносном смысле. И она всё чаще задумывалась: сколько ещё продержатся, прежде чем Вселенная решит, что с них хватит?

И вот, когда отчаяние уже начало окутывать их, как саван, они увидели его: ранчо, притулившееся у подножия невысокого хребта. Потрёпанный деревянный забор окружал несколько построек, которые казались невероятно живыми на фоне этого выжженного пейзажа. Из трубы главного дома лениво вился дымок, а ветряная мельница поскрипывала на ветру, её лопасти вращались с неторопливым ритмом чего-то древнего, но нерушимого.

— Я это действительно вижу? — прошептала Кэролайн, привставая, будто боялась, что мираж исчезнет, если она моргнёт.

— Если нет, — ответил Генри, и в его голосе смешались надежда и скепсис, — значит, у нас общая галлюцинация.

Он направил фургон к ранчо, и каждый камешек на дороге встряхивал их, возвращая к реальности. Когда они въехали во двор, из дома вышел мужчина — сухопарый старик с кожей, прожжённой солнцем, и в полинявшей ковбойской шляпе, которая, наверное, когда-то была белой. За ним семенила девочка лет двенадцати, с растрёпанной косой и глазами, полными любопытства.

— Заблудились? — спросил старик. Голос у него был хрипловатый, но без злобы — просто осторожность, привычка жить в глуши, где каждый гость может оказаться незваным.

— Не совсем, — ответил Генри, вылезая из фургона. — Но помощь не помешала бы.

Старик прищурился, окинул взглядом потрёпанный автомобиль, самодельную повязку на руке Кэролайн и их общий вид, кричащий о том, что они прошли через ад.

— Видать, вам досталось, — констатировал он сухо.

— Мягко сказано, — буркнула Кэролайн, морщась от боли, когда спускалась на землю.

Девочка дёрнула старика за рукав, что-то прошептала ему на ухо. Тот кивнул и повернулся к гостям:

— Заходите в дом. Разберёмся, чем помочь.

***

Внутри было просто, но уютно. Воздух пах дымом и свежим хлебом. Старик представился как Уолт, а девочку назвал Элли — его внучкой. За кружками горячего кофе (если это можно было назвать кофе в нынешние времена) они рассказали свою историю: мародёры, кончающееся топливо, пулевое ранение.

Уолт слушал, не перебивая, его острые голубые глаза ничего не упускали. Когда они закончили, он откинулся на спинку стула и тяжело вздохнул.

— Вы не первые, кто заглядывает сюда за помощью. И не последние. Но у вас, похоже, шансов больше, чем у остальных.

— Это почему? — настороженно спросил Генри.

— Потому что вы ещё на ногах, — просто ответил Уолт. — В наших краях это о чём-то да говорит.

Элли принесла аптечку, а Уолт покопался в кладовке и достал несколько банок с едой и канистру воды.

— Держи, — протянул он Кэролайн бутылку с антисептиком. — Обработай как следует. Выглядит нехорошо.

Она втянула воздух, когда жидкость жгучим холодком прошлась по ране, но боль была даже кстати — возвращала ощущение реальности после дней, проведённых в каком-то оцепенении. Элли наблюдала за ней внимательно, с нечитаемым выражением на лице.

— Вы невосприимчивы, да? — вдруг спросила девочка тихо, но прямо.

Кэролайн замерла. Такого вопроса она не ожидала — особенно от ребёнка.

— Да, — наконец ответила она. — По крайней мере, мы так думаем.

Элли кивнула.

— Мы тоже. Поэтому и остались.

Уолт бросил на неё предостерегающий взгляд, но девочка проигнорировала его.

— Большинство уехали или умерли, — продолжила она. — Но дедушка говорит, что остаться — храбрее, чем сбежать. Так, дедушка?

Уолт фыркнул.

— Храбрость тут ни при чём, малышка. Просто упрямство.

Кэролайн невольно улыбнулась. В их перепалке было что-то тёплое, напоминание о нормальной жизни в мире, который сошёл с ума.

Перевязав рану, они вышли, чтобы осмотреть фургон. Уолт принёс канистру бензина и помог Генри заправиться.

— Этого хватит, чтобы добраться куда надо, — сказал он. — Но слушайте... На западе дела идут хуже. Те, кто не уехал, теперь сбиваются в банды, мнят себя хозяевами жизни. Будьте осторожны. Люди теперь опаснее, чем сама болезнь.

Генри мрачно кивнул.

— Уже заметили.

Собираясь уезжать, Кэролайн задержалась, оглядывая ранчо.

— Спасибо, — сказала она, и голос её дрогнул. — За всё.

Уолт слегка приподнял шляпу.

— Просто делаю, что должен. А теперь — ловите свой корабль.

Элли помахала им робко, когда они забирались в фургон. Кэролайн помахала в ответ, чувствуя странную грусть, которой не могла найти объяснения.

***

Дорога снова тянулась вперёд, бесконечная и безжалостная. Но впервые за долгие дни в их движениях появилась уверенность. Бак был полон, рана обработана, а слова Уолта звучали в голове, как напутствие: «Люди опаснее, чем болезнь».

С наступлением ночи пустыня погрузилась во тьму, и в небе одна за другой загорались звёзды. Кэролайн смотрела на горизонт.

— А вдруг... мы не успеем? — тихо спросила она, нарушая тишину.

Генри взглянул на неё, его лицо на мгновение осветилось тусклым светом приборной панели.

— У нас нет выбора, — просто сказал он.

— Но если...

— Никаких «если», — перебил он твёрдо. — Мы зашли слишком далеко, чтобы сомневаться сейчас. Либо верим, что доберёмся, либо не верим вовсе.

Кэролайн задумалась, чувствуя, как внутри разгорается слабый огонёк решимости. Он был прав — вера, даже самая хрупкая, была единственным, что двигало их вперёд.

Фургон урчал, проглатывая милю за милей. Где-то впереди был Сан-Франциско, а там — может быть, спасение. А может, и нет.

Глава 6. Последний рывок

Пустыня постепенно сменилась холмистой местностью с пересохшими речными руслами, словно пейзаж менялся в беспокойном сне. С каждым километром они приближались к Сан-Франциско, но время утекало сквозь пальцы, будто песок в часах. 14 октября висело над ними, как грозовая туча, которая вот-вот разразится ливнем.

Генри вёл фургон с железной решимостью, уставившись в дорогу так, будто силой взгляда мог заставить её сократиться. Кэролайн сидела рядом, держа повреждённую руку на коленях, а её взгляд метался между горизонтом и картой, разложенной перед ней. Время от времени она водила пальцем по маршруту, бормоча расчёты себе под нос.

— Четыреста километров, — наконец сказала она, нарушая тишину, повисшую в фургоне. — Если не сбавим темп, завтра к ночи будем на месте.

— Если, конечно, ничего не помешает, — отрезал Генри, сухо, но без злости.

Кэролайн покосилась на него. — Ну, ты прямо излучаешь позитив.

Он усмехнулся, но в глазах не было ни капли веселья. — Просто реалист.

Реалист. Это слово стало их девизом, щитом против хаоса, который точил их жизнь по краям. Но реализм — штука коварная: рано или поздно он начинает походить на капитуляцию.

Фургон застонал, взбираясь на крутой подъём, двигатель надрывался из последних сил. Кэролайн вцепилась в сиденье, задержав дыхание, пока они не преодолели вершину и не начали спускаться.

И тут случилось.

Резкий хлопок раздался в кабине, следом — едкий запах горелой резины. Из-под капота повалил густой чёрный дым, застилая лобовое стекло.

— Нет, нет, чёрт возьми! — Генри выругался, резко выкручивая руль и прижимая фургон к обочине. Машина содрогнулась и замерла, двигатель издал последний хрип и умолк.

На секунду в салоне повисла тишина. Только шипение пара из-под капота и стрекотание кузнечиков в высокой траве нарушали молчание.

— Ну что ж, — наконец сказала Кэролайн, её голос звучал натянуто-бодро, — хоть дальше, чем я думала, доехали.

Генри бросил на неё убийственный взгляд. — Очень смешно.

Она развела руками, изображая невинность. — Просто пытаюсь разрядить обстановку.

Он тяжело вздохнул и вылез из фургона, хлопнув дверью так, что машина качнулась. Кэролайн последовала за ним, морщась от боли при каждом шаге.

Солнце садилось, заливая небо алыми и оранжевыми полосами. Она смотрела на горизонт, ощущая, как тяжесть их положения оседает на плечах, будто свинцовое одеяло. Четыреста километров. Пешком это расстояние казалось бесконечным.

Генри открыл капот, выпустив новую порцию дыма. Заглянув внутрь, он скривился. — Похоже, прокладку пробило. А может, и хуже.

Кэролайн скрестила руки, пытаясь согреться в наступающем вечернем холоде. — Починишь?

Он замялся, проводя испачканной в масле рукой по волосам. — Попробую. Но даже если получится, без запчастей и нормальных инструментов надолго этого не хватит.

Она медленно кивнула, сглотнув комок в горле. — И что тогда делать?

— Будем надеяться, что я лучше разбираюсь с двигателями, чем с бронированием столиков в ресторанах.

Неожиданно для себя она рассмеялась — резко, горько, и даже сама удивилась этому звуку.

Пока Генри копался под капотом, чередуя ругательства с ударами гаечного ключа, Кэролайн побрела к развалинам заправки неподалёку. Окна были разбиты, полки пусты, если не считать пары забытых вещей под слоями пыли. Она бесцельно копошилась в хламе скорее по привычке, чем из надежды что-то найти.

И тут увидела его.

На опрокинутой полке, наполовину скрытый паутиной, лежал маленький пластиковый робот. Его корпус был потёрт и выцветший, но когда она подняла его, он издал тонкий, дребезжащий голос: «Мама?»

У неё перехватило дыхание. На мгновение она застыла, глядя на игрушку в руках. Это была ерунда — дешёвая безделушка, штампованная на каком-то заводе, — но в ней был вес всего того, что они потеряли. Всего, что оставили позади.

Глаза наполнились слезами, горячими и неожиданными. Она прижала робота к груди, давая волю рыданиям. Это были не слёзы печали — по крайней мере, не только. Это были слёзы злости, досады, бессилия. Слёзы за украденный у них мир и за будущее, в которое они уже не верили.

Когда она вернулась к фургону, Генри поднял голову от мотора, и его взгляд смягчился при виде её покрасневших глаз. — Ты как?

Она покачала головой, крепче сжимая робота. — Не очень. Но будет лучше.

Он не стал допытываться. Вместо этого вернулся к возне с двигателем, его движения были точными и выверенными. Спустя время, которое показалось вечностью, он выпрямился, вытирая руки тряпкой.

— Далеко не идеально, — признал он, — но должно хватить, чтобы дотянуть до следующего городка. Если он вообще есть.

— Этого и достаточно, — твёрдо сказала Кэролайн. — Главное — двигаться дальше.

Они забрались обратно в фургон, где теперь витал запах масла и пота. Когда Генри повернул ключ зажигания, двигатель ожил, кашлянув и захрипев, но все же заработал.

Кэролайн взглянула на часы. Полночь. Время на исходе.

Но когда фургон рванул вперёд, пожирая километры под колёсами, она прижала робота к груди и прошептала так тихо, что Генри едва расслышал:

— Только бы добраться...

***

Дорога тянулась вперёд, мерцая в лунном свете, словно серебряная лента, разматывающаяся в бесконечность. Где-то там был Сан-Франциско — а за ним, возможно, спасение. Или просто пустота.

Глава 7. Сан-Франциско — последняя надежда

Город выплывал из тумана, как призрак, его силуэт — острые, скелетообразные очертания на фоне серого утреннего неба. Кэролайн прижалась лбом к окну фургона, её дыхание затуманило стекло, пока она разглядывала рушащиеся небоскрёбы и ржавые мосты. Сан-Франциско больше не был тем ярким мегаполисом, каким они его помнили по фотографиям и историям. Теперь это было кладбище из стали и бетона, где по пустым улицам носился лишь ветер, вывший, как похоронный плач.

Генри сбавил скорость, когда они приблизились к порту. Его пальцы впились в руль так сильно, что хрустнули суставы. — Вот и всё, — прошептал он, голос напряжённый, сдавленный. — Теперь пути назад нет.

Кэролайн кивнула, хотя внутри всё сжималось от тревоги. Они гнали этот раздолбанный фургон всю ночь без остановки, испытывая судьбу на каждом километре. И теперь, стоя на краю своей последней надежды, она не могла отделаться от ощущения, что идут прямиком в ловушку.

Порт выглядел ещё хуже, чем остальной город. Краны кренились над водой, словно пьяные, их тросы болтались, как оборванные паутины. Контейнеры были навалены кое-как, образуя баррикады, за которыми не разглядеть причалы. А посреди этого упадка — корабль. «Арго». Его борт тускло поблёскивал в слабом свете, как маяк посреди разрухи.

Но чем ближе они подъезжали, тем больше разрушалась эта иллюзия.

У пирса собралась толпа — отчаянные, измождённые люди, цепляющиеся за последний шанс. Мужчины, женщины, дети — все мечтали об одном. По периметру сновали вооружённые охранники, с винтовками за спиной, оравшие на народ и отталкивающие тех, кто лез без очереди.

— Документы! — орал один из них, размахивая планшетом. — Без подтверждения иммунитета или оплаты — идите лесом!

У Кэролайн ёкнуло сердце. Подтверждение? Оплата? Что за спасение такое, где нужны чеки и банковские счета?

— Без денег никого не пустят, — сквозь зубы процедил Генри, сжимая челюсти. — Это не спасение. Это бизнес.

Она посмотрела на него, паника подкатывала к горлу. — И что нам делать?

Он не ответил сразу, его глаза бегали по толпе, оценивая обстановку. Наконец, он резко выдохнул. — Есть другой вариант.

Она не успела спросить, что он имеет в виду, как впереди началась потасовка. Кто-то закричал, охранник выстрелил в воздух — толпа взорвалась, люди разбегались, как тараканы от света.

— Сиди тут, — бросил Генри и вылез из фургона, не дав ей возразить.

Она наблюдала, как он пробирается сквозь хаос, подходит к группе грубоватых мужиков, что-то им говорит. Их лица не сулили ничего хорошего.

Через пару минут он вернулся, лицо каменное. — Выход есть. Но рискованный.

— Насколько рискованный? — голос у неё дрогнул.

— Нам придётся... занять чьё-то место.

У неё похолодело внутри. — То есть украсть.

— Это вопрос выживания, — резко отрезал он. — Есть идеи получше?

Она смотрела на него в ужасе. — И мы станем такими же, как они? Как мародёры? Как бандиты?

— У нас есть выбор, Кэролайн? — его голос зазвенел от злости. — Мы прошли полстраны, чтобы сдаться из-за моральных терзаний?

— Моральных терзаний? — она чуть не задохнулась. — Генри, речь не о них! Речь о том, кто мы есть! Если начнём воровать и лгать, то зачем вообще выживать?

Он уже открыл рот, чтобы парировать, но новый выстрел — громкий, чёткий — разорвал воздух. Толпа рванула вперёд, крики, давка...

— Не время для философии, — прошипел Генри. — Решай.

Кэролайн замерла, разрываясь между принципами и страхом. Но третий выстрел грянул прежде, чем она успела что-то сказать.

И начался ад.

***

Выстрелы гремели, как гром, пули цокали по металлу контейнеров. Кэролайн пригнулась, сердце колотилось, будто пыталось вырваться. В дыму мелькали фигуры — кто-то стрелял, кто-то бежал, прятался...

— Ложись! — Генри рванул её вниз, как раз когда стёкла фургона разлетелись вдребезги.

Мир снаружи превратился в кашу из дыма, криков и автоматных очередей. Кэролайн прижала к груди маленького робота, его пластик впивался в ладонь — единственное, что казалось реальным.

— Уезжаем отсюда! — Генри дёрнул её к сиденью.

— Но корабль...

— Забудь про корабль! Сейчас мы тут просто мишени!

Она хотела возразить, но его взгляд сказал всё. Спорить было бесполезно.

Они влетели в фургон, двигатель взвыл, когда Генри вдавил педаль в пол. Шины взвизгнули, и они рванули прочь от порта, оставив позади стрельбу, крики и последний осколок надежды.

***

Они неслись по пустым улицам, Кэролайн смотрела в окно, слёзы текли по щекам. Плакать от того, что выжили? Или от того, что проиграли?

— Что теперь? — её шёпот едва пробивался сквозь рёв мотора.

Генри молчал. Руки на руле — белые от напряжения. Когда он, наконец, заговорил, в голосе была только усталость.

— Едем дальше.

— Куда?

— Пока не знаю. Но куда-нибудь.

Она кивнула, крепче сжимая робота. Куда-нибудь. Лишь бы не останавливаться.

Глава 8. Выбор

Фургон мчался прочь от Сан-Франциско, покрышки гудели по разбитому шоссе, а зазубренный силуэт города таял в зеркале заднего вида. Кэролайн сидела, сгорбившись, уставившись в пустоту, где солнце, красное, как пролитая кровь, медленно тонуло в океане. Груз их провала давил на грудь, не давая вздохнуть. Она чувствовала себя опустошённой, будто последние крохи надежды выскребли из неё ножом и бросили в хаосе порта.

Генри молча, вёл машину, лицо его было каменным. Руки лежали на руле крепко, но глаза метались между дорогой и зеркалами, выискивая угрозы в подступающих сумерках. Никто не говорил ни слова — слова казались слишком тяжёлыми, слишком хрупкими, чтобы перекинуть мост через пропасть, которая зияла между ними.

Наконец, Кэролайн нарушила тишину. — Что теперь? — Голос её звучал тихо, почти по-детски, будто она боялась, что ответ разобьёт последние осколки её решимости.

Генри резко выдохнул через нос, звук вышел резкий, с горечью. — Едем дальше.

— Это не ответ, — огрызнулась она, и злость неожиданно вспыхнула в ней. — Это просто... опять бегство.

Он на секунду бросил на неё взгляд, челюсть его напряглась. — А что ты предлагаешь? Вернуться в порт? Попытаться прорваться на корабль, на который у нас нет денег? Или просто сидеть и ждать, пока нас не пристрелят или не уморит голод?

— Не знаю! — крикнула она, ударив кулаком по торпеде. Боль пронзила руку, но она почти не почувствовала. — Просто... не могу поверить, что всё так закончится. Столько миль, столько риска — и ради чего? Провалиться из-за того, что не хватило денег?

— Дело не в деньгах, — прошипел Генри, и его голос резанул, как лезвие. — Дело в выборе. И иногда единственный выбор — это выжить.

Кэролайн уставилась на него, глаза её горели от обиды и злости. — Выжить как, Генри? Ценой чего? Если мы начнём воровать, врать и предавать, то каков тогда смысл вообще выживать?

Он уже открыл рот, чтобы парировать, но в этот момент радио вдруг ожило. Шипение заполнило салон, а сквозь шум пробился искажённый голос:

«Внимание... если кто-то слышит,... есть ещё один корабль. В Канаде. Ванкувер. Первое ноября...»

Передача оборвалась, оставив после себя только тишину. Кэролайн замерла, дыхание её спёрло. Генри сквозь зубы выругался, сжав руль так, что костяшки побелели.

— Ванкувер... — прошептала она, голос дрожал. — Это... это тысячи миль.

— Это невозможно, — пробормотал Генри, качая головой. — Даже если бы у нас было топливо — а его нет — это слишком далеко. Слишком опасно.

— Но это шанс, — настаивала она, подавшись вперёд. — Настоящий.

— Шанс, который нам не поймать, — огрызнулся он, но в голосе сквозила та же отчаянная надежда. — Ты только посмотри на нас, Кэролайн. Мы еле держимся. Как мы проедем полконтинента на парах и молитвах?

— Потому что остановиться — значит сдаться, — сказала она твёрдо, повторяя их старый девиз. — А я ещё не готова сдаваться.

Генри смотрел на неё, лицо его было непроницаемым. На мгновение в салоне стало тихо, слышен только гул колёс и шум ветра за окном. Потом он медленно кивнул.

— Ладно, — тихо сказал он. — Едем в Ванкувер.

***

Они свернули с трассы на закате, укрывшись на заброшенной парковке среди высоких сосен. В воздухе витал лёгкий запах смолы и сырой земли — приятный контраст после смрада дыма и тлена, который преследовал их все эти дни.

Кэролайн разложила карту на торпеде, дрожащим пальцем обводя маршрут. Ванкувер маячил в углу, так близко и в то же время недостижимо.

— Будет тяжело, — признала она, голос чуть выше шёпота. — Тяжелее, чем всё, что было до этого.

Генри присел рядом, положив руку ей на плечо. — Тяжело — не значит невозможно.

Она посмотрела на него, ища в его глазах сомнение или страх. Но увидела лишь непоколебимую решимость — желание не дать миру сломить их.

— Нам нужно больше бензина, — сказала она, наконец. — И еды. И, наверное, везения.

— И друг друга, — тихо добавил Генри.

Кэролайн кивнула, чувствуя, как внутри разгорается слабый огонёк надежды. Они были измотаны, изранены, их души висели на ниточке. Но они ещё не сломались.

Снаружи сгущалась ночь, длинные тени ложились на землю. Они прижались друг к другу в тесном фургоне. Где-то впереди был Ванкувер, а за ним — может быть, спасение. А может, и ничего.

Глава 9. Дорога без конца

Дорога уходила вдаль, туда, где солнце, красное, как пролитая кровь, медленно тонуло в океане. Кэролайн уставилась в окно, её отражение мерцало на фоне огненного заката, а в голове бушевал ураган мыслей и эмоций, которые никак не хотели утихать. Они уже оставили позади Сан-Франциско — его хаос, выстрелы, жестокие обещания спасения для тех, кто мог заплатить. Теперь они двигались на север, к Канаде, к Ванкуверу, к другому кораблю, который, возможно, даже не существовал.

Это было похоже на погоню за миражом — бесконечную гонку за надеждой на колёсах. Каждая миля приближала их к цели, но с каждой, же милей тяжелел груз потерь: друзья, семья, жизни, которые они когда-то знали. И всё же они ехали, дышали, цеплялись за хрупкую веру в то, что где-то там есть место, где мир ещё не рухнул.

Генри молча, сидел за рулём, его руки крепко сжимали руль, взгляд прикован к горизонту. Он выглядел уставшим — нет, измотанным — но в нём чувствовалась тихая сила, стойкость, которой Кэролайн невольно восхищалась, даже, когда ей хотелось накричать на него. Она бросила на него взгляд, заметив, как последние лучи солнца ложились на его морщины, прорезанные волнением и бессонными ночами.

— Ты когда-нибудь думаешь о том, что будет, если у нас не получится? — неожиданно спросила она, сама удивившись своему вопросу.

Он не ответил сразу. Сначала убавил радио, которое шипело помехами, перемешанными с обрывками старых передач. Когда он заговорил, голос его был тихим и размеренным.

— Постоянно. Но думать об этом — всё равно, что биться головой о стену. Мы либо едем дальше, либо останавливаемся. А остановиться... — Он замолчал, слегка покачав головой. — Остановиться значит сдаться.

Она медленно кивнула, давая его словам осесть в сознании. Он был прав, конечно. Остановиться — значит капитулировать, а капитуляция — это смерть. Не только физическая, но и духовная. Если они сдадутся сейчас, то потеряют последние крупицы человечности, которые им удалось сохранить среди руин цивилизации.

Но сомнения не уходили, грызя края её решимости. А если Ванкувер окажется таким же, как Сан-Франциско? Ещё один порт, набитый отчаявшимися людьми и вооружёнными охранниками, требующими платы, которой у них нет? А если корабля не существует, и это всего лишь слух, рождённый чьим-то больным воображением?

— А если его там нет? — прошептала она, наконец, озвучив страх, который таила в себе уже несколько часов.

Генри на секунду отвел взгляд от дороги, чтобы посмотреть на неё. — Тогда найдём что-то другое, — просто сказал он.

— Что-то другое? — она чуть не фыркнула. — Типа ещё один корабль? Ещё один город? Ещё один шанс?

— Если придётся, — ответил он спокойно, но твёрдо. — Мы зашли слишком далеко, чтобы начать сомневаться сейчас. Каждый шаг приближает нас к чему-то — даже если это не то, чего мы ждали.

Кэролайн вздохнула, откинувшись на сиденье. Ей хотелось спорить, тыкать его носом в то, насколько наивным и непрактичным казался его оптимизм после всего, что они пережили. Но она промолчала. Потому что в глубине души знала: он прав. Сомнения — это роскошь, которую они не могли себе позволить.

За окном пейзаж постепенно менялся: пустыня уступала место холмам, поросшим соснами и усеянным каменистыми выступами. Воздух становился прохладнее, пахнул дождём. Где-то вдали глухо прокатился гром, напоминая, что бури всё ещё бушуют над землёй, равнодушные к судьбам тех, кто остался внизу.

***

Когда стемнело, они остановились у полуразрушенной заправки, чтобы заправить фургон последними канистрами бензина. Здание было пустым, если не считать ржавых колонок и разбитого торгового автомата. Внутри они нашли жалкие остатки былого изобилия: пыльный пакет чипсов, бутылку воды, отдающую пластмассой, и карту, подтверждающую их маршрут до Ванкувера.

— Скоро нам понадобятся припасы, — сказал Генри, когда они вернулись в фургон. — Желательно до гор.

Кэролайн рассеянно кивнула, уставившись на карту, разложенную у неё на коленях. Горы на бумаге выглядели угрожающе: острые пики, отмеченные символами, предупреждающими об опасных дорогах и возможных блокадах. Пересечь их в потрёпанном фургоне было бы чистым безумием.

— Разберёмся, — сказал Генри, прочитав её мысли. — Мы всегда как-то выкручиваемся.

Она натянуто улыбнулась, хотя улыбка вышла хрупкой, как тонкий лёд. — Да. Как всегда.

***

Спустя несколько часов, пока фургон грохотал в темноте, Кэролайн разглядывала маленького робота, зажатого в её руках. Его корпус был исцарапан, а голосок, когда она нажимала кнопку, едва шептал: «Мама?» — снова и снова, как эхо из мира, которого больше не существовало.

Она гадала, кому он принадлежал — ребёнку, который играл с ним, пока его пальцы не оставили следы на пластике? Или это был подарок, тщательно выбранный и упакованный, но брошенный в хаосе эвакуации? Так или иначе, это был отголосок жизни, не тронутой потерей, символ невинности и радости, которые теперь казались недостижимыми.

Глаза её наполнились слезами, горячими и неожиданными. Она прижала робота к груди, тихо всхлипывая, чтобы Генри не услышал.

Когда слёзы закончились, она вытерла лицо и посмотрела на него. Его профиль слабо освещался светом приборной панели, выражение лица было спокойным, но усталым. На мгновение ей захотелось сказать ему, как она боится, как сильно сомневается, что они доберутся до Ванкувера — или куда бы то ни было ещё.

Но потом она вспомнила слова Уолта: «Большинство либо уехали, либо умерли. Но остаться — смелее, чем бежать».

И, возможно, он был прав. Может, смелость — это не отсутствие страха, а решение идти вперёд, несмотря на него.

— У нас получится, — тихо сказала она, скорее себе, чем ему.

Генри взглянул на неё, приподняв бровь. — Что?

— Добраться до Ванкувера, — уточнила она, теперь уже твёрже. — У нас получится.

Он усмехнулся, хотя в глазах не было ни капли веселья. — Вот это я понимаю.

***

Дорога уходила вдаль, туда, где солнце, красное, как пролитая кровь, медленно тонуло в океане. Они не знали, ждёт ли их впереди спасение. Но знали одно: остановиться — значит проиграть. Именно поэтому мотор ревел, колёса крутились, а длинная тень фургона бежала впереди, как призрак, зовущий сам себя.

Где-то вдали молния озарила горизонт, на мгновение раскрасив небо электрическими вспышками. Гром прокатился низким гулом, словно вторил ритму их сердец. Ветер нёс запах сосны и дождя, смешивая его с едким духом масла и пота, пропитавшим фургон.

Кэролайн прислонилась головой к холодному стеклу, её дыхание затуманило окно, пока она смотрела на бесконечную ленту дороги. Рядом Генри сжимал руль так, что его костяшки белели, как луны, на фоне тёмной кожи. Никто не говорил. Слова стали слишком тяжёлыми в эти дни — слишком хрупкими, слишком бесполезными.

Но в молчании было понимание.

Они были выжившими, да. Но ещё и мечтателями. Мечтателями, пытающимися догнать горизонт и шепчущими молитвы богам, которых, возможно, даже не существует. Мечтателями, не позволяющими миру диктовать свою судьбу, даже, когда мир рушится вокруг.

Фургон с грохотом мчался вперёд, пожирая мили, как куски чёрствого хлеба. Позади оставались призраки всего, что они знали. Впереди дорога расстилалась, дрожа в мареве, как мираж. Спасение — или гибель — ожидало где-то за горизонтом.

Но всё, что им нужно было делать, — это продолжать ехать.