Небо отсутствия

Белый октябрь случается раз. А смерть – дважды. Смерть эдельвейса, опоздавшего с цветом. Смерть под моим окном. Выходя из дома босиком, ступаю порозовевшими от холода ступнями по снежному полотну. И вороны кричат вслед. Они ждут моих костей. Они хотят обглодать останки.

Белое небо над головой. И белый туман позади. И впереди. Он скрывает чёрную скалу. Чернее крыльев Самаэля. Чернее новолунной ночи. И твёрже сердца безбожника.

Иду. Ступаю онемевшими ногами по заметаемой прахом дороге. Прахом испепелённых жаждою жертвенности душ. Смерть эдельвейса случается дважды. Дважды за моим окном. Так сказал правидящий. Видящий правду. Сегодня умереть должен я. Иначе цветущего мая не будет. Печальный Демон испепелит каждую уцелевшую душу. Сожжёт ледяным огнём, обратя им каждую каплю воды. Сожжёт каждого изнутри, и пепла будет слишком много. Солнце никогда не пробьётся сквозь.

Я мог бы сбежать, как последний трус. Я мог бы умереть самостоятельно, как незрелое дитя. Продолжая жить или найдя, пусть и сомнительное, избавление от мук. Но давно потерял смысл. Пусть его найдёт хоть кто-то. Пусть и такой ценой. Пусть и заплачу её я. Мне нравится платить. Мне интересно. Каков Он? Это всё, чего хотелось бы – увидеть самое могущественное, то, чему в тайне всегда хотел подражать. Чьей властью хотел бы обладать каждый. Просто увидеть. Тогда толика смысла позволит не уйти в небытие. Я продолжу путь. Возможно, ставши ему подобным в ином мире. И смысла станет больше.

Я всегда искал смысл. И поныне ненавижу его отсутствие. Имея больше средств или влияния, мог бы, уверен, перевернуть всё с ног на голову. Стал бы это делать? Нет. Так как вижу смысл только в собственном существовании. Я всегда притворяюсь, делая жест сострадания. Возможно, червь двоеверия подточил моё сердце, и даже я сам впустил его, перечитывая трактаты,  и понимая, вероятно, лишь половину.

Иду. Ступаю покрасневшими от холода ступнями по снежному полотну. Иду. Ступаю побагровевшими ступнями по снежному полотну. Иду. Иду. Иду. Туман позади. Туман впереди. Растаяло пламя костров. Растаял дом. Эдельвейс под окном. И я тоже. Только для них. А они – для меня. Субъективное исчезновение при объективном продолжении существования. Так будет и в смерти.

Снег отступает. Песок под ногами. И буйство зелени устремляется к белому небу. Белее пустоты. Небо отсутствия. Жёлтые розы. Символ прощания. С прошлым. И символ встречи нового. Жёлтые розы окружают замок. Замок, что высечен в скале, чернее новолунной ночи и крыла Самаэля, твёрже сердца безбожника и непоколебимее воли безумца. Замок, чьи башни тонут в небе отсутствия. Замок Печального Демона, чья душа вознеслась и пала, отвергнута Отсутствием. Что-то было в ней.

Иду. Ступаю по чёрным ступеням. Лестница. Огромная лестница, словно змей, кольцами обвивает замок, то взмывая ввысь, то опрокидываясь каменным водопадом. Иду. И не чувствую собственной тяжести.

Жёлтые розы застыли в молчании. Ни единого дуновения. И ни единого размышления. Застыли в мгновении. А потому, недвижимы, мертвы.

Иду. И возношусь, словно Демон, и падаю вниз, словно Он. Подобие не пробуждает эмпатии, компрометированной превознесением чувств субъекта на пьедестал. Что-то древнее есть в этом. Низменное. И неизменное.

Молчание роз вторит молчанью следов. Не чувствуя ног, неслышно вхожу чрез врата в середине скалы. Так высоко от земли. И так низко в упрёк Абсолюту. Так далеко от людей, и так неблизко к Богу. Между. Нигде. Вне.

Лестничный коридор. Узкий. Длинный. Словно истощённый червь, сеятель плевел. Сотни узких ступеней. Тонущие во тьме потолки. Тьма – присутствие. Чего-то иного. Противник отсутствия.

Зала. Переполненная ванна. Кипящий отвар эдельвейса. И я. Тону. Одурманенный паром.

Демон Печали. Каков ты, скажи?

Витражный свод потолков. Я вижу сквозь моря прибой. И желтые розы. Прощаюсь. Берег песчаный. И небо присутствия. Ветер играет сплетеньем еловых ветвей. Вдали. И сердце всё стонет. Слова невпопад. Внутри ураган. Не помню, не слышу, не знаю. Но чувствую времени такт. И смысл приходит – смотреть. Но он опоздал.

И входит Она. Белее праха испепелённых жаждою жертвенности душ. Прозрачнее ветра и зримее сознательного. И полотно волос чернее крыльев Самаэля скрывает изгибы античного тела. Глаза, наполненные присутствием. Два луча золота, устремлённые ввысь. И молчаливая скорбь на губах.

Я Её ждал. Я Ею хотел бы быть. И я стану Её частью. Сейчас.

Ближе. С каждым бесшумным шагом. Ближе. С каждым шипящим вдохом. Ближе.

И темнота. Слепну, окутанный паром. И чувствую жгучую боль. Хрип. Это кровь наполнила горло. Отвар эдельвейса окрасился в красный. Но я не вижу. Слышу. Слышу отчаянный хруст костей, не справляющихся с навалившейся тяжестью. И умираю. Навсегда. Не будет после. И власти не будет. Я просто умер. И не подобен Ей.

Рассказ, не имеющий смысла – вот вся моя бренная жизнь. Творца ненавидел за это. Пока умирал. Но ненависть ушла вслед за моею душой. В пространства неба отсутствия. И перестала быть. Рад.