Наводнение в музее

Везде одна вода. Во всем помещении.
Даже те чужие мне люди, кто были готовы к тому, чтобы убежать, сейчас стоят по колено
в воде, держась за руки.
Папа и мама, вы где?
Родители напоминают мне диких птиц, они кажутся на фоне этого наводнения такими
беспомощными, прикрывая лица ладонями, что я путаю настоящее с прошлым. Я, то и
дело, хватаюсь за край маминого платья. Оно - промокшее насквозь, как простая папина
рубаха, которую отец надевает, когда уходит вечером поужинать: только тогда его
украшал здоровый румянец на лице, а капельки пота на висках лишь немного пугали.
Сегодняшний день – как разделительная черта между вчерашним днем и днем
завтрашним. Я медленно иду вперед, с трудом делая шаги: вокруг меня поднимается
вода все выше и выше, подобно бесконечной лестнице или клавишам пианино.
Зыбь.
Вода зеленого цвета, похожая на маслины. Мне страшно, но я уже не держу маму за руку.
Назад пути нет. Сегодня ранним утром нам сообщили по новостям о
страшном шторме в городе. Только отныне это не загадочное явление, это не сон. А
реальная жизнь: осознавая это, я чувствую себя, как и потерянным, так и уверенным в
своих действиях одновременно.
Скоро наступит День Святого Николая, и музей мне этот неинтересен, но я обитаю в нем,
как одинокий цветок.
Я помню небольшой ресторанчик. С мамой мы приехали туда ранним утром в музее.
Город Зёйдерз. Он был затоплен, а мы нет.
Интуиция мне не врет: все, что было в музее, погублено, - картины пропитались грязью и
песком. Изображения, когда-то выглядевшие величественно, теперь смотрятся жалко,
кажется, картины плачут вместе с нами.
Мы все живы: мама, папа, я, идем вперед – я тащу их за собой.
– Помогите! – кричу я.
— Не надо, Мартин, — отвечает мама, она лишь достает зонтик, но я уже знаю, что он
нам не поможет, — не беспокойся, крошка, мы выкарабкаемся…
Мы идем вперед, а у меня все одни и те же воспоминания: как мне в музее, машет за
стеклом глубокий старик. А билеты с его рук так и падают.
Он лишь фотографирует меня и мою семью, и вручает мне черно-белый фотоснимок.
- Доброго дня. – говорит он, - Гуляйте. Экскурсия недорогая.
Я ему лишь отвечаю:
- Доброго дня.

***
Вся моя жизнь иногда кажется мне главой одного маленького произведения.
Я никогда не задумываюсь над тем, сколько мне лет. Просто цифры, которые мне когда-то называли родители. Сейчас Двенадцать. Но я по-прежнему вижу эти картины в музее.
Как древние могучие деревья, с раскрытыми ветками, находящиеся рядом со мной, они
плачут, как и я.
Я иду, потому что я сильный. Одинокие картины плачут, как и я, но отличие
между нами только одно: я не могу позволить себе сейчас громко рыдать.
- Ты еще здесь? – говорит одна из сварливых женщин, стоящих рядом со мной, одинокая женщина идет вслед за моим отцом, чью руку я крепко сжимаю.
Ее платье покрыто водой насквозь, я замечаю, как ей страшно, я слышу, как звучит ее голос: очень грубо, а взгляд, как темный бесконечный коридор.
Разговаривает она в течение лишь времени, стараясь запугать всех находящихся здесь.
Но обитателям музея: мужчинам, женщинам и детям теперь ясно,- они все равно ей помогут.
Старуха внушает тоску и страх, казалось, утопит она всех в этом наводнении…
Но мы спасем и ее.
Время 15:45. Полдень. А мы все двигаемся вперед, как по бесконечному катку, который растаял. Папа, мама и я. Только сейчас со мной нет ни коньков, ни сил, за счет которых можно прокатиться по прозрачной льдине.
- Боже, как холодно, - говорит папа. – Мартин, держи меня за руку.
Идут все, кто шел за нами. Сварливая старуха все ворчит и ворчит. Мне противно и
страшно, но мы возьмем и ее. И старых, и молодых, и детей.
Одна лишь вода, темная и холодная.
Я иду, держа маму и папу за руку, которые замерзли до костей, и тяну их за собой,
вперед и только вперед.
Я бодрствую, и мне снится странный сон. Как я иду вперед подобно одинокому страннику.
Сон, осознанный, как будто вещий.
Я как будто взаперти какого-то темного замка, а снятся мне подносы с остатками еды.
Мы с мамой в небольшом городе Зейдерз, в котором и произошло потом затопление.
Ужинаем в уютном ресторанчике, - впереди нас бесконечная красота, листья пропитались солнцем. Вот, он мой родной город. Он может быть именно таким! – думаю я сейчас, присыпая, но делая шаги вперед. Мне никогда еще не виделись осознанные сны.
Мне видится. Неподалеку церковь. ...Маленькие дети катаются на коньках, простота
небольшого городка смешалась с великолепием. А именно: все жители
Зейдерзс собираются вокруг церкви и, окутанные в теплые шарфы, мчатся вперед,
несмотря на усталость и унылость. Это не только желание. Это сила. Понял я.
Я иду вперед, маленький мальчик, придерживая родителей. Я вижу, как шевелятся
мамины уголки рта, и она хочет мне что-то сказать, но здесь и сейчас
командир - только я... Я пойду дальше. Несмотря ни на что. Без крепкого чая. Без еды. Без детских радостей.


***
Время полудня. Мы еще в пути. И идем к месту, где не было активного затопления и
можно было немного поспать.
Но неудача. Спали мы совсем недолго. Я засыпаю лишь ненадолго рядом с мамой, держа
ее за руку.
Мамочка всегда была очень красива. Вся. Ее силуэт, ее кожа, ее бархатное платье. Она
всегда сияет и пытается рассмешить меня в любой момент. Бывает, она трогает своими
нежными губами мой лоб, от одного лишь поцелуя я могу заснуть подобно младенцу.
Сейчас такая теплая и нежная, она произносит: - Пора двигаться, веди нас с папой. И
остальных.
Я оглушен при виде происходящего, и от того, как быстро все перестало от меня
зависеть: мы идем, словно навстречу огромной паутине.
Я знаю, что о нас напишут в любой голландской газете, покажут по новостям, но это не
приносит мне облегчения. Мне очень часто снятся сны. Они до того реальные, что мне
кажется, - мы ходим сейчас по заброшенным и затопленным магазинам европейского
городка.
Но это всего лишь музей - с испорченными и погубленными картинами, которые плачут
вместе с нами.
Я должен спасти маму и папу, нарушить все законы мира. Жить. Спастись, несмотря ни
на что.
Спастись и, наконец, оцепенеть от счастья и удивления, что рядом со мной теперь вся
моя семья: родители, которые не могут оставить меня, а я их, - и я стану лучшим
подарком их жизни.
- Пошли, мама, - говорю я сейчас, мы больше с ней не видим чистого голубого неба. И
ясного солнца. Остаются лишь клочки темных облаков. – Мы справимся. Надо идти
дальше. Очень много воды здесь.
- Вместе мы сможем все, - отвечает мама. – Мы справимся.

***
Я здесь чужой. А пожилой старик, которого я увидел еще впервые, не просто случайный
прохожий. Для меня он до сих пор, по-прежнему, за тем стеклом кассы. Машет рукой. А
билеты так и падают.
Билеты на выставки музея «Музей города Зейдерз».
Он герой, который вдохновляет меня жить и идти дальше: несмотря на воду, черную и
страшную, которая здесь повсюду.
Я с трудом передвигаю ноги, я почти ничего не ел, и не спал. Волны грязной воды,
пропитывают нашу обувь, раны, ногти.
Я придерживаю маму, и вдруг задумываюсь: Мои родители любят меня. А я их. Я должен
спасти их.
Меня, - подростка, двенадцати лет, запертого в четырех стенах, как будто бросают в
пустом, каменном замке, затопленном водой. Но мы по-прежнему идем к одной цели – как
будто навстречу определенной выставке или экспозиции. Такой у нас путь. Я медленно
веду за собой маму и папу, следом за нами еще четыре человека, уцелевшие чудом. Но
никто не сдается.
Я, маленький мальчик, веду группу людей за собой, подобно длинному поезду с
пассажирами, так, мы двигаемся навстречу Холодному Рождеству.
Очень скоро наступит 25 декабря.

***
Вечер. Мы идем как по прямой бесконечной дороге. Я, мама, и папа. Вода повсюду. Как
безбрежный океан, пришедший из неоткуда. Все залы музея затапливает словно
водопадом. Мы с трудом поднимаем ноги.
Шум текущей воды для меня как звон в ушах, мы идем тяжело, с трудом волоча ноги,
задача лишь одна – выжить. Поток воды бесконечен, порой мне кажется, будто бы мы
проваливаемся в сугробы снега. Но пройдя совсем немного, я понимаю, как неподалеку
движется что-то.
Я судорожно останавливаюсь. Подойдя ближе к другому концу зала, в самом углу, я вижу
только силуэт. Передо мной - одутловатое лицо старика. Его кожа пропитана грязью, все
тело покрывается небольшой мозаикой царапин, мужчина выглядит очень жалко. Причем
лицо его такое безобразное, что я не только пугаюсь, но и уже делаю шаг назад, чтобы
уйти подальше от этой ужаса.
Я не могу. Лишь сердце подсказывает, как поступить дальше. Как боюсь я, что вода,
пришедшая сюда, заберет не только тела, но и жизни.
Она будет забирать все: даже мое сердце. Только не украсть его никому.
Я склоняюсь над беспомощным стариком. Опускаюсь рядом на колени.
- Боже…- говорю я, - Помогите…
И замираю. Мама, папа, вы где?
Они и еще четыре человека – брошенные обитатели музея, остаются стоять в стороне.
Их бледные и изнеможенные лица выражают не только испуг, но и безнадегу. Музей
разрушен. В городе происходит настоящее стихийное бедствие.
Старик хватает меня за руку. Он сильно кашляет.
- Помоги… - произносит он.
Я вспоминаю. Это был тот самый пожилой мужчина, который продавал нам билеты на
выставку, тот самый, который появлялся в моих воспоминаниях.
Такой веселый и жизнерадостный, он продавал нам билеты, - Но – такой безжизненный и
полузабытый, он вручает мне лишь один фотоснимок.
К счастью, Фотоснимок не такой, как эти картины в музее.
Он впечатляет, делает меня увереннее в своих действиях. Именно он, пропитанный
водами и грязью затопленного музея. На нем вся моя семья: мама, папа и я.
Теперь вижу лишь одно, старик не позволяет себе пролить даже слезу.
Это последний момент, когда я пытаюсь сдерживать слезы.
- Простите меня… - говорю я.
Что-то связывает меня и пожилого старика. Что-то очень личное. Я иду вперед -
навстречу детству и празднику, старик лишь умирает, принимая одиночество и старость.
Я не хочу, чтобы меня жалели! Я рыдаю впервые, не в силах, сдерживать себя, а старик
держит меня за руку. Я даю волю слезам. От боли и от страха плачу я. Огромное усилие
позволяет выжить всем нам.

***
Мне двенадцать лет, но я нахожусь в затопленном музее, словно пятилетний ребенок,
запертый в шкафу. Вода повсюду, музей затоплен, но мы с мамой и папой выжили. Мы
стали героями.
Спасатели прибыли еще по месту стихии в 22:30 того самого вечера.
На улице ни одной снежинки: холодно. Я держу мамочку за руку, папа идет следом за
нами, и еще четыре выживших человека. Сварливая старуха, которая ворчала всю
дорогу, теперь мило мне улыбается. Обнимает меня и посылает воздушные поцелуи.
Все благодарны, а мне очень горько на душе после смерти старика. Вспомнит ли о нем
кто?
Я лишь наклоняюсь и заглядываю под кровать.
Мы находимся в приюте для беженцев уже очень далеко от города Зейдерз. Впереди
только жизнь, Рождество и счастливое детство, но мы уже другие. Не такие как раньше.
Ранки, которые до сих пор остаются в моей душе, рассеялись повсюду, подобно мозаике.
Никто из нашей семьи уже не будет прежним.
Старый мужчина умер спустя несколько минут после нашего разговора, о нем даже никто
не вспомнил. Пожилой человек, продававший билеты, вручил мне лишь один
фотоснимок. Он придал мне новые силы. Все это время нужно было идти только вперед,
спасти моих родителей от ужасного шторма.
Сейчас фотоснимок висит на стене возле моей кровати.
Я аккуратно снимаю его и прячу себе под куртку. Пора идти дальше.
Мама уже у двери, идет навстречу теплым разговорам и свежим интервью.
- Мама, держи меня за руку, - говорю я.
- Мартин…
Мы идем с мамочкой вперед: справа от нас звук сирены. Где-то вдалеке, проносятся
полицейские машины.
Очень скоро наступит 25 декабря. А я все иду вперед, подобно холодному поезду, и везу
пассажиров в дальний путь. Навстречу Счастливому Рождеству.
- Ты сейчас дашь интервью, мой маленький герой? – спрашивает мамочка.
Она всегда очень красива. Я лишь ее обнимаю. Ее кожа такая нежная, как бархатное
одеяло.
- Да, мама.
- Счастливого Рождества, - говорит она, я вижу, как блестят ее слезы, и крепче сжимаю
ее руку. Они напоминают капли мелкого дождя.
- Счастливого Рождества, - лишь отвечаю я