Часть 2. Белый парик на Гороховой

Первый раз меня вывели на панель. Помню, как мамаша Катя – толстая, с сизым носом – наряжала меня в кричащее платье с рюшами, а потом с досадой сказала: 

– Ну и рожа у тебя, Светка... Надо белить. 

Она налепила на меня столько пудры, что я стала похожа на куклу из страшных снов. Губы вывели ярко-красным, как рана. Последним штрихом стал белый парик – жуткая копна синтетических кудрей, пахнущая дешевым пластиком. 

– Теперь сойдешь, – удовлетворенно хлопнула мамаша Катя своими влажными ладонями. 

Меня вытолкнули на Гороховую в самый разгар белых ночей. Питер тогда замер в странном полумраке – не день и не ночь, а какое-то болезненное промежуточное состояние. Как и я. 

Первый клиент оказался стариком в потертом костюме. Он долго щупал меня через платье, причмокивая, как будто выбирал арбуз на рынке. 

– Молодая совсем... – пробормотал он, и в его глазах вспыхнуло что-то гадкое, голодное. 

Когда все закончилось, я сидела в подъезде на холодных ступеньках и смотрела, как дрожащими руками пачкаю кровью дешевые кружевные трусики. Белый парик съехал набок. Где-то за стеной смеялись пьяные голоса, а по каналу плыла баржа с яркими огнями – будто праздник, до которого мне никогда не будет дела. 

Мамаша Катя забрала почти все деньги, оставив мне только на бутылку. Я пила прямо из горла, чтобы скорее забыть этот запах – смесь стариковского одеколона, пота и чего-то еще, чего я тогда еще не знала, но уже ненавидела. 

А белый парик так и остался моей меткой. Позже их будет много – красные чулки, кожаный корсет, мнимая школьная форма... Но первый – всегда самый страшный. Как первый клиент. Как первая предательская мысль: "А ведь можно и привыкнуть". 

Но не привыкаешь. Никогда.